Спасительные звуки приближающегося лета

Что хорошего может быть в маленьком городе где-то в глуши? Вы верно можете предположить: красивая природа, тишина, отсутствие толп. Что ж, а если я отвечу, что красивая природа постепенно исчезла, когда в городе появилась пара крупных заводов, тишина постепенно больше стала напоминать скуку, а малолюдность лишь лишний раз напоминала о том, что помощи просить уже не у кого? Ведь все, живущие здесь люди, с рождения дышавшие этим серым холодным воздухом, навсегда закрепили в своей голове установку, что раз ничего другого они не видели, значит его и нет нигде, и даже искать без толку. Уже не такая вдохновляющая картина вырисовывается, да? Вот и Саша так думал. Но, конечно, не всегда. Когда-то в детстве, когда он еще даже в школу не ходил, ездил к бабушке в деревню на лето, играл там с мальчишками и воротил нос от киселя, он был по-настоящему счастлив. Неужели, тогда не было никаких проблем? Конечно были. У детей забот всегда выше крыши, и все они кажутся такими важными в моменте. Но когда любую обиду друг на друга можно решить простым «мирись-мирись» или на крайней случай, парой конфет, жить определенно проще. И радоваться тоже. Это окрыляющее, придающее невероятной легкости ощущение того, что в твоей жизни еще впереди, что, кажется, еще ничего не может по-настоящему тебя ограничить. Когда «завтра» не просто «завтра», а возможность создать новый мир и с головой погрузиться в его исследование. Все это было потрясающе. Но Саша вырос, а это осталось в прошлом. Радоваться и надеяться на что-то доброе постепенно становилось все сложнее, а в какой-то момент показалось вовсе невозможным. Семь лет ведь в масштабах вселенной ничто, верно? Почему тогда они сыграли такую большую роль? Когда Саши было пять и он косячел, а мама пробовала ругаться, бабушка всегда говорила «Оля, ну перестань, он же еще маленький». Теперь, когда ему двенадцать в школе на него может кричать целая куча разных женщин, и никто за него не вступится, а ведь они даже не мама, а ведь Саша все еще маленький, по сравнению с ними уж точно. А еще почему-то с друзьями становилось все сложнее. Сохранить хорошие отношения со старыми было сложно, общих интересов становилось все меньше, а новых завести никак не удавалось. Раньше формула знакомства была предельно простой: узнать имя и предложить дружить, и почти всегда можно было получить положительный ответ. Иногда Саша жалел, что теперь так просто не получается. А еще он немного жалел о том, что стал очень много понимать, но недостаточно для того, чтобы можно было как-то себя успокоить. Теперь все нагоняло тревогу: случайно подслушанный родительский разговор, прочитанные новости, контрольные. Сколько бы раз все вокруг не повторили «ты уже взрослый», к Саше это вряд ли имело отношение, для него вся эта новая палитра чувств казалась слишком большой и тяжелой. И иногда такой нагрузки он не выдерживал, слезы сами собой катились по щекам. Плевать, что «мальчики не плачут». Плачут, еще как, он сам видел. В таких местах, как этот городишко, рано взрослеть — норма. Поэтому, видеть Сашиных сверстников среди бесконечных сугробов с сигаретой, украденной из какого-то магазина, тоже обыденность. И никого уже нельзя было удивить этим. Все эти ребята говорили Саше о том, что хотят вырасти как можно быстрее. А он их не понимал. Вырасти в этом мире ему хотелось меньше всего на свете. Расти представлялось возможным только в том домике у бабушки, где пахло травами, книгами и большой любовью, которую сейчас он не ощущал. Дача сгорела. И Сашино детство, как он сам это тогда почувствовал, вместе с ней. Можно конечно использовать громкие заявления, на подобии «с тех пор он не улыбался» или чего-то вроде. Но это было бы неправдой. Саша ведь еще не стал тем скучным, и порой, пугающим своим безразличием взрослым. Поэтому он улыбался. Но с каждым разом эта улыбка была все меньше похожа на ту прежнюю. Окончательно осознал, что хорошо все не будет, и добро не победит, Саша тоже не сразу. Но понимать начал лет в 10. И тогда было очень грустно. Произошло это неожиданно. Саша лежал у себя в комнате, слушал как в очередной раз ругаются родители под звук телевизора, откуда вещали о чем-то невероятно «важном», смотрел на серый, падающий за окном снег. И вдруг это пугающее осознание закралось ему в душу. Тогда он, конечно, сразу попытался его выгнать. Но потом оно пришло еще раз и еще, и еще. Сейчас же окончательно там поселилось, развесив свои вещички на струнах Сашиной души, и, заживя такую же неинтересную и безнадежную жизнь. Но Саша был еще недостаточно большим, чтобы плохо ему было все время. Нет, совсем невыносимо становилось только зимой, когда приходили холода, и все и так малоподвижное окончательно замирало. Сашина мама говорила, что он выбрал «дурацкий путь», когда решил, живя в северном городе, не любить зиму. А он не выбрал, ему просто правда не нравилось, и логические доводы были не нужны. На эти три календарных, и пять-шесть фактических месяца все словно становились агрессивнее. Из-за этого Саше приходилось закрывать свою душу на замок и становиться немного черствее, чтобы случайно ни на кого не обидеться слишком надолго. А летом было проще и теплее. И каким бы коротким оно ни было, Саша всегда ждал его больше, чем свой День Рождения. А все потому, что все вокруг было как тогда как в детстве. Когда счастье казалось таким близким-близким, будто до него рукой можно было дотянуться и съесть как конфету. И именно поэтому, когда темной ночью в середине апреля до Сашиного слуха вдруг доносились мелодичные, еще несмелые беседы вернувшихся птиц, он будто бы уже готовился выдохнуть с облегчением, пускай и ненадолго. Дождался.