О пользе тишины и природных эксцессов

      Снаружи завывает метель, а в их тесной пещерке даже тепло. Она наподобие той, в которой они однажды пережидали ночь во время поисков Цири в Туссенте. Тогда метель в горах была такая же сильная, как сейчас на Скеллиге.              Каждый сидит на своём спальном мешке, поджав под себя ноги и плотно укутавшись в тёплую меховую накидку. Перед ними трепещет небольшой костерок, на котором они растопили снег, чтобы выпить чего-то тёплого, и даже умудрились поджарить на ужин мясо кролика, которого выследили ещё утром.              Регис сонно моргает, глядя на огонь, и зевает, прикрывая рот ладонью. Но спать почему-то не укладывается. Это как раз на руку Геральту, ведь сегодня весь вечер его тянет обсудить ту деликатную тему, которую Регис затронул несколько дней назад. Он сказал нечто важное и неожиданное так легко и словно бы забыл об этом уже на следующее утро. А Геральт не забыл, он ходил и думал целыми днями. Теперь, кажется, это улеглось в его голове, и пора бы прояснить всё до конца.              — Слушай, Регис, — начинает ведьмак, и Регис тут же обращает всё внимание к нему и дарит едва заметную улыбку, как будто показывая, что ему в радость послушать Геральта, — насчёт того, что ты сказал мне… ну… тогда…              Вампир выгибает бровь с интересом и чуть наклоняет голову вбок. Понимает, о каком «тогда» идёт речь.              Это случилось несколько дней назад на привале. Они точно так же сидели у костра в уютном молчании. Геральт смотрел на небо, усыпанное звёздами, и размышлял. Их поход шёл второй день, и они ещё были полны энергии, а потому он прикидывал, хватит ли им энтузиазма подняться в горы и побродить немного там. Неуловимо его мысли поплыли свободным потоком — о прошлом, настоящем и будущем. Ничего необычного.              Регис тихо сидел рядом с ним, и всё было так хорошо, так спокойно. Давно Геральт не ощущал подобного умиротворения. Если не сказать никогда.              И вдруг среди ночной тиши и потрескивания костра Регис позвал его.              — Геральт?              — Мм? — Отозвался он и перевёл взгляд на друга.              Выражение лица у него было такое мягкое, с едва уловимой тенью улыбки. Совершенно обезоруживающе.              — Я люблю тебя.              Это прозвучало точно так же совершенно обезоруживающе, абсолютно искренне. Без тени сомнения или страха. С такой теплотой, с какой Геральт ещё никогда не слышал подобные признания.              Он не сумел ничего выговорить сразу, только смотрел в глаза Регису, сам не зная, чего ждёт. Может, каких-то пояснений или каких-то действий.              Регис же смотрел на него так, что Геральт ощущал себя искупанным в сияющем свете и тёплой ласке.              А потом он, ничуть не смутившись, усмехнулся — видимо, из-за реакции Геральта, — и сказал, что им уже пора отходить ко сну. Регис поднялся и на несколько секунд сжал его плечо, прежде чем стал укладываться, а Геральт так и остался сидеть, как каменный, ничего не понимая.              — Да, Геральт? Что тебя тревожит? — Интересуется Регис, отвлекая его от воспоминания, которое до сих пор вызывает мурашки под кожей.              — Я просто хочу поговорить об этом. В тот день из-за неожиданности я не мог как следует воспринять твои слова, но сейчас готов к обсуждению.              Регис заметно оживляется, сонливость как рукой сняло.              — Если ты хочешь обсудить это, то я не против.              — А ты не хочешь это обсудить? — Удивляется Геральт              Вампир только пожимает плечами.              — С моей стороны нет необходимости что-то обсуждать. Но я могу ответить на вопросы, которые у тебя, должно быть, возникли.              Ведьмак вздыхает. Регис как всегда в своём стиле. А, к чёрту это всё. Ему просто нужно знать всю правду целиком.              — Я не спрашиваю, как так получилось. Понимаю, что логике это не поддаётся. Но мне интересно, что тебя сподвигло именно сейчас сказать мне о своих чувствах? Что-то случилось, что повлияло на тебя?              Его собеседник возвращает взгляд к огню, как будто ему нужно время, чтобы подумать над этим вопросом. Геральт сидит достаточно близко, чтобы видеть чёрные ресницы Региса, выделяющиеся на фоне бледных щёк, пока он в затянувшемся молчании смотрит на пламя из-под полуприкрытых век.              — Нет, — качнув головой, наконец отзывается он, — ничего не случилось. Странным образом, это была тишина — тем, что побудило меня открыться перед тобой.              — Тишина? — Геральт переспрашивает, не улавливая.              — Именно, мой дорогой друг. Тишина. — Регис снова умолкает, а Геральт не торопит его. — Мы с тобой прошли долгий путь вместе, через невзгоды и испытания, пережили достаточно фантастических приключений, и вот сейчас, кажется, всё по-настоящему стихло. Не надо никуда бежать, за кем-то гнаться, выслеживать. Можно наконец-то остановиться и перевести дух. Подвести итоги. — После этих слов, сказанных многозначительным тоном, он поднимает свой спокойный взгляд на Геральта и встречается с ним глазами. — Наше небольшое путешествие на Скеллиге — это прекрасный момент умиротворения. И единения с самим собой. Всё во мне в тишине и порядке. Тишина внутри меня и вокруг меня. А чувства к тебе заполняют собой всё пространство моих мыслей. Я думаю, ты имеешь право знать, насколько для меня драгоценна твоя компания, и тот момент показался мне самым подходящим. Если и есть что-то, что имеет право прозвучать в благодатной тиши, так это те самые слова.              Повисает молчание, и ведьмак в задумчивости громко скребёт ногтями щетину на щеке. Затем подбрасывает в огонь две деревяшки. Пусть костерок погорит ещё немножко и обогреет их, пока они будут засыпать.              Кажется, что Региса вообще мало волнует этот разговор. Он снова являет собой пример блаженного спокойствия, сидя здесь с безмятежной улыбкой, направленной на этот раз в сторону выхода из пещеры, где завывает метелица.              — Ты так легко говоришь о своих чувствах, — замечает Геральт, качнув головой, — люди крайне редко могут решиться на такое.              — Одно из преимуществ вечной жизни — близкое знакомство с самим собой. — С готовностью отвечает вампир, обернувшись. — Я научился не обманывать себя и принимать своё бытие таким, каково оно есть. Люди, к тому же, — заложники своего стыда. — Добавляет он, нахмурившись. — Мне неясно, почему я должен стыдиться своих самых светлых чувств. В них нет причин для стыда, нет ничего дурного.              Геральт не сдерживает улыбки. Умилительные речи, ничего не скажешь.              — Всем бы твою непосредственность, — мягко произносит он, чувствуя прилив нежности к своему другу.              Регис на это только поджимает губы как будто в смущённой улыбке и снова опускает взгляд на огонь, завораживающий и усыпляющий.              — И всё же, — чуть погодя Геральт опять затевает разговор, потому что кое-что никак не даёт ему покоя, не укладывается в голове и щекочет природное любопытство ко всему неясному; Регис с готовностью встречается с ним глазами, ожидая продолжения. — Вот ты сказал, что… ну, что ты…              — Что я люблю тебя, Геральт, — с ласковой улыбкой подсказывает вампир, видя его неловкие трепыхания.              Он чувствует огромное желание покраснеть и спрятать взгляд. Как Регис так естественно произносит эти слова, ни капли не смущаясь, ещё и смотрит прямо в глаза? Немыслимо просто.              И всё-таки он разрывает зрительный контакт, взмахнув перед собой рукой.              — Да, именно. Вот ты сказал это — и что теперь? Что дальше?              — В каком смысле, мой дорогой?              — Обычно подобные вещи не говорят просто так, — пытается поделикатнее объяснить Геральт, — обычно же люди ждут, ну, взаимности и всё такое. — Против воли, эти слова вырываются у него раздражённым ворчанием. — Хотят услышать, что их тоже любят в ответ, хотят отношений. А ты как будто… вообще ничего не ждёшь. Если честно, я в недоумении.              Регис выслушивает его, угукает в ответ, кивнув головой, и опускает взгляд. Между его сведённых бровей пролегает складка, и Геральт воспринимает это как нехороший знак. Сразу же накатывает тоскливое сожаление — ещё пару минут назад Регис был такой умиротворённый и уверенный, а теперь Геральт вынуждает его подвергать собственные чувства и действия сомнению и критике.              — Хочешь сказать, — начинает неспешно и вдумчиво Регис, глядя, как обугливаются в огне поленья, — тебя смущает, что я ничего не ожидаю от тебя взамен? Не требую ответных чувств и признаний, не заглядываю тебе в рот и так далее? — Он встречается взглядом с Геральтом, и на этот раз в нём плещется только ласковое снисхождение.              Геральт ощущает себя дураком, но лучше так, чем видеть расстроенного и смятённого Региса.              Он пожимает плечом и поднимает с земли палку, чтобы поворошить костерок. Надо занять чем-то руки, отвлечься хоть каплю.              — Не то чтобы меня это смущает… Просто не знаю, что думать. Это неожиданно для меня. — Отложив палку и поплотнее укутавшись в свою накидку, он зарывается в мягкий мех опушки по самый нос. — Я никогда не думал, что могу… заинтересовать тебя. В таком плане.              — Отчего же? — Добродушный смех Региса приятными вибрациями разливается по тесной пещерке. — Ты недооцениваешь себя, мой друг.              — Я не знал, что тебя привлекают мужчины.              — Мужчины, женщины — какая разница? — Всё с такой же снисходительной улыбкой спрашивает вампир и сам же отвечает. — Пол не имеет ровным счётом никакого значения для меня.              Геральт хмыкает и кивает. Конечно, чего ещё можно ожидать от существа, который прожил более четырёхсот лет? Любые предрассудки становятся докучливой пылью перед вечностью существования.              Пока он размышляет о том, какое влияние оказывают предрассудки на него самого, и приходит к неутешительным выводам, Регис тоже плотнее кутается в накидку и тихо произносит:              — Касательно того, почему я ничего не ожидаю от тебя взамен… Более того, я даже рад, что ты не имеешь подобных чувств ко мне. Так всё значительно упрощается. — Эти слова изрядно удивляют Геральта, но вампир продолжает свою речь, не обращая на него внимания. — В каждом любовь пробуждает самые лучшие качества, верно? Если хранить внутри себя это доброе нежное чувство, то мир вокруг воспринимается иначе. Он тоже кажется добрее и лучше. Хочется совершать хорошие поступки, быть лучшей версией себя. Светлое чувство вроде любви не позволяет тьме внутри заполнить собой всё естество. Я всегда старался находить утешение в своей любви к людям и окружающему миру. Можно сказать, что она определила меня. Если бы не эта любовь, страшно подумать, чем бы я был.              Ведьмак, замерев, внимает каждому тихому слову, не в силах оторвать взгляда от Региса. Голос вампира обволакивает слух, очаровывает. Шума снаружи, где продолжает бушевать стихия, не слышно совершенно. Всё внимание приковано к удивительному существу, который сидит рядом, прижавшись плечом к плечу Геральта, чтобы обоим было теплее, и сам, как завороженный, наблюдает за игрой пламени, пока говорит.              Он не может сказать наверняка, что наводит его на эту мысль, но всё же, глядя сейчас на Региса, Геральт не видит в нём ни счастья, о котором тот говорит, ни радости утешения, ни даже тихого довольства от осознания благости своих дел в настоящем. Геральт видит болезную душу существа, напоённого печалями целого мира. Тяжесть неисправных ошибок давит ему на плечи, вынуждая сгорбить спину и поджать в невыносимом страдании тонкие губы. Едва заметное движение, не ускользнувшее от глаз Геральта.              Но вот его лицо разглаживается от мучительных морщинок, вдруг становясь моложе на вид. Он тихонько вздыхает и поворачивается к Геральту с привычной теплотой во взгляде и со слегка приподнятыми уголками губ.              — Геральт, мой дорогой друг, — произносит он мягко, не скрывая нежности в голосе, — я очень рад, что моё сердце избрало именно тебя. Эти чувства питают меня силой, и я верю, что становлюсь лучше, когда пребываю в твоей компании. Мне радостно испытывать их, потому что благодаря им я знаю наверняка, что даже сердце самого кровожадного монстра способно искренне и чисто любить. Этого знания мне более чем достаточно, и ничего другого мне не нужно.              Знания, что в нём всё же есть что-то по-настоящему человеческое. Что это человеческое не результат долгого и упорного привития самому себе чуждых понятий, а нечто врождённое, данное природой и принадлежащее по праву самого существования. Эмпатию к людям можно воспитать в себе, как и способность уважать мир, где живёшь, но чувственный порыв сердца не поддаётся воспитанию, дрессировке и выработке. Либо ты способен его испытывать, либо нет.              Теперь Геральт понимает чуточку лучше. Регис не ищет взаимности, потому что ему это попросту не нужно. Любовь мирская, человеческая, скорее физична, нежели духовно возвышенна. Ничего из понимания физической любви его, очевидно, не интересует. Поэтому он не боится говорить Геральту о своих чувствах — в самом деле, он сделал это не из-за потребности в ответных признаниях, а желая поделиться тем, что важно и радостно для него.              Бесспорно, ведьмак ценит каждое чувство Региса, но всё же его немного расстраивает, что любовь, о которой он думал все дни напролёт с того момента, как Регис огорошил его своим признанием, оказалась чисто платонической. И без того было ясно, что между ними за время знакомства возникла крепкая, можно даже сказать нерушимая, дружба, которая, конечно, подразумевает под собой человеческую любовь друг к другу и глубокое уважение. В целом, Геральт не узнал ничего нового.              — То есть, ты просто хотел своим признанием выразить, как сильно ты рад, что мы друзья? — Несмотря на старания, ему не удаётся полностью спрятать своего разочарования. А он уже надумал себе… Ну и идиот.              И Регис, естественно, замечает это. Он испытывающе склоняет голову вбок.              — Я расстроил тебя этим?              Геральт фыркает, пытаясь усмехнуться, как делает обычно в таких случаях. Вместо ответа машет головой. А вслух решает прояснить всё до конца, к чему он и стремился с самого начала.       — Регис, скажи, то есть, ты не хочешь, чтобы между нами… чтобы мы… Короче говоря, ты не хочешь быть в отношениях со мной, я правильно понял?              — Странный вопрос, — произносит вампир, слегка нахмурившись. — Я бы никогда не позволил себе подобных желаний в отношении тебя, Геральт, — говорит он со всей серьёзностью, глядя в глаза. — Не тревожься на этот счёт.              — А почему так? — Ведьмак продолжает допытываться. — Почему «никогда бы не позволил себе»?              — На то есть множество причин, — уклончиво отвечает Регис. — Будь спокоен, мой друг. Уважение, которое я испытываю к тебе, превышает все другие чувства. Да и наша дружба в самом деле слишком многое значит для меня, чтобы ею можно было рисковать и пренебрегать.              Геральт вздыхает, чувствуя, что не желает продолжать этот разговор, и тут же случайно зевает. На счастье, Регис мягко говорит:              — Тебе стоит поспать, Геральт. Завтра нам предстоит трудный путь.              — В следующий раз, — покряхтывая, ворчит он, забираясь в спальный мешок, — когда мы решим отправиться на Скеллиге, да ещё и поплестись в горы на своих двоих, напомни мне, что делать такое можно только в середине лета. Во избежание подобных эксцессов. — Он взмахом руки указывает наружу, на ужасную апрельскую метель, которая сегодня застала их врасплох. Ну как врасплох — местные их предупреждали, конечно, что в горы соваться не следует.              — Непременно, мой дорогой, — со смешком отзывается вампир. — Должен заметить, что в ближайшее время меня вряд ли потянет на подобные авантюры.              — Меня тоже, будь уверен. По горло хватило, — Геральт снова зевает, с комфортом разместившись в мешке. — Ты бы тоже укладывался. Нет смысла дежурить, вряд ли кто-то найдёт нас здесь.              Регис ничего не отвечает. В молчании ложится рядом, на почтительном расстоянии вытянутой руки.              Засыпая, Геральт не может отделаться от назойливой мысли, что лучше бы Регис не уважал его так сильно.

***

      На следующий день погода оказалась более милостива к ним — из-за туч показалось яркое весеннее солнце, и к полудню ведьмак потерял счёт тому, сколько раз за обратный путь к поселению Рогни он выругался матерными словами. Мало того, что тающий снег ужасно раздражает его одним своим наличием, так ещё и противно слепит глаза.              Регис, по большому счёту, молча шёл за ним след в след, стойко снося все неудобства, практически всё время до этого, но вот вдруг Геральт замечает, что снег позади него перестал глухим влажным хрустом отзываться на шаги вампира. Он оборачивается и застаёт того замершим со взглядом, устремлённым на север — туда, где только бескрайние синие воды и несколько островков вдалеке.              В лицо Регису дует ветер, вынуждая его щуриться. На губах лёгкая улыбка. Порывы воздуха играют с подолом длинного плаща, развевая и хлопая им за спиной вампира. Капюшон с головы уже сдуло. Геральт удивляется: Регис не мёрзнет, но при этом он укутался пуховым платком, а на голову нацепил ещё и шапку с мехом, не говоря уж о капюшоне. Даже Геральт так не разодевался, хотя он, как ни крути, зависит от температуры воздуха.              А всё же хорошо Регису с пуховым платком, который он сейчас придерживает под подбородком, чтобы тот не раздуло ветром. Две прядки волос выбились из-под ткани и резво вьются на ветру.              Дух захватывает, а губы растягиваются в улыбке. Ни души, кроме них, и только гул в ушах от ветра и шторма на воде. В остальном — тишина.              Он подходит к вампиру и ловит его мимолётный восторженный взгляд.              — Красиво здесь.              Действительно, красиво. Геральт тоже любит иногда остановиться и полюбоваться миром вокруг. Однако сейчас это мало его заботит. Он любуется своим другом, вампиром. Регисом. И, вроде бы, что-то наконец начинает понимать.       Всё же поездка на Скеллиге оказалась крайне приятна, несмотря на некоторые непредвиденности.              Радость затопляет его, когда он в светлом предвкушении зовёт:              — Регис.              — Да, мой дорогой?              Вампир смотрит на него, как всегда ласково, готовый слушать. И Геральт говорит.              — Я тоже тебя люблю.              Регис не отрывает от него взгляда, кажется, целую вечность, прежде чем издаёт скромный хохоток.              — Удивил, — признаётся он, чуть склонив голову, как будто в знак достойного поражения. — Почему не сказал сразу?              — Объяснял же: обалдел поначалу.              — А вчера?              — Ха! — Ведьмак взмахивает рукой в воздухе и кивает, как бы с иронией говоря: «Ну-ну, конечно». — Вчера… Вчера ты сказал, что рад тому, что я не имею к тебе таких же чувств.              Регис опускает взгляд в задумчивости, но вскоре вскидывает вновь.              — Почему сегодня?       — Потому что тишина внутри, — Геральт касается своей груди, — и снаружи, — он обводит рукой вокруг, — должна наполняться любовью. Или я что-то не так понял?              Сцепив перед собой руки, вампир прикрывает веки, едва заметно кивнув.              — Нет, думаю, что в этой науке ты преуспел.              Геральт угукает в ответ, довольный собой, и разворачивается, вышагивая по своим же следам среди глубокого снега дальше в сторону поселения.              Конечно, им теперь очень многое предстоит обсудить. Он тщательно обдумал всё сказанное Регисом вчера и понял, что веры ему быть не может. То есть, да, Геральт признаёт, что Регис действительно может жить со своими чувствами в ладу, наслаждаясь только их духовной составляющей. Но только вот он, ослеплённый своими личными идеями глупец, просчитался в самом важном — в том, что Геральт, может, тоже что-то чувствует? А к тому же, Геральт человек приземлённый, и плотская составляющая его интересует никак не меньше духовной. Об этом-то он и намеревается поговорить. Вернее, промыть Регису мозги. В том, что там тишина, он не сомневается, вот и чистоту навести следует, а то мусора там, видимо, тоже в достатке. Ничего большего ему не нужно, видишь ли. Не посмеет он допустить подобные желания, значит. Уважает он, понимаешь ли. Ну ничего, Геральт успеет ещё сбить с него спесь, только сначала надо оказаться в более благоприятных условиях.              Он успевает отойти всего на несколько шагов, как Регис окликает его.       — Геральт!              — А?              — И что же дальше?              Остановившись, он выдыхает через рот. Упирает руки в боки. Ну что ж, маленький воспитательный урок можно устроить и сейчас.       Ведьмак пожимает плечами.       — Не знаю. Наверное, будем жить, как два монаха. Нам же обоим достаточно той радости внутри, которая вызывается чувством влюблённости, — спокойно и серьёзно изрекает Геральт и, насладившись уникальным зрелищем того, как губы и глаза Региса распахиваются от изумления, отворачивается, чтобы продолжить путь.              Только спустя несколько долгих секунд Регис спохватывается и ускоренным шагом догоняет его.              — Геральт! Геральт, ты знаешь, я слышал, сейчас не все монахи так уж строго следуют своим обетам, представляешь?              — Да ну? Впервые о таком слышу, — отзывается Геральт.              — Воистину, друг мой! — заверяет его горячо Регис.              Геральт, хекнув, бросает взгляд назад, на вампира с порозовевшими щеками.              — Ладно, поведаешь, как доберёмся до тёплого и спокойного местечка, — решает смилостивиться он, — во всех подробностях поведаешь, где это у нас монахи обетам не следуют. Прелюбопытнейшее явление.              Регис с радостной улыбкой кивает. Скорее бы до деревни дойти — больно уж охота послушать, как он теперь выкручиваться собирается.