Гарри Поттер и его тайные таланты

Сжимаю в руках статуэтку и задумчиво чешу затылок. Чего они все ржут над ней, как заведенные? Причем ровным счетом все! На что уж Снейпа ничем не проймешь, и тот едва сдержал хмельной смешок при виде награды в моих руках. Быть может, это действие спиртного? Может, вино для празднующих подали какое-то особое? Я не пью, мне еще речь толкать, а вот все остальные явно уже порядком набрались. По Большому Залу ползет сладковатый дух выпивки, разгоряченных тел и каких-то экзотических фруктов, даже названия их не знаю. Я еще раз осматриваю полученную награду — фигура старика с длинной бородой, попирающего ногами две полусферы — маггловский и магический миры.Старик стоит ровно, прижав руки к бокам и гордо глядя перед собой. Его узкая, похожая на шляпку гриба-сморчка шапка надвинута на глаза и сверху раздвоена как маггловская обычная шляпа. Ну статуэтка и статуэтка, что в ней такого? И почему каждый считает своим долгом сдержать ошеломленный смешок, а потом воздеть очи горе и вздохнуть: «Альбус…» Ну макет статуэтки был придуман Дамблдором, ну и что из того? В конец раздраженный и смущенный всеми этими смешками, я уже начинаю придирчиво разглядывать себя самого. Ширинка, что ли, расстегнута? Пуговицы застегнуты через одну? Или я вообще забыл надеть под мантию брюки? Нет, все на месте, и оттого еще непонятнее и обиднее. Плюнув на всех, я ныряю за драпировку, скрывающую небольшую каморку для всякой каминной утвари — хоть немного отдохнуть от надоедливого внимания и глупых смешков. За шторкой полутемно. Я едва не падаю, споткнувшись о лежащее на полу полено, и меня тут же ловят чьи-то горячие ловкие руки. — Надоело всеобщее внимание, мистер Поттер? — голос над головой, язвительный тон и откровенную насмешку в каждом слове не узнать невозможно. Едва восстанавливаю положение в пространстве, и тут же отталкиваю прочь горячие руки, как мне кажется, беззастенчиво ощупывающие меня, не видящего ничего в темноте и ставшего почти беспомощным на несколько секунд. — Какого черта? — рыкаю в ответ. Голос становится ледяным. — Гхм. Не понял. Я откашливаюсь, поправляю на себе мантию. Негоже так с учителем. Он хоть и явно выпивши, но все же. Фирменный змеиный яд в крови никакому вину не под силу разбавить. — Я говорю: а вам, похоже, его совсем не досталось, раз пьете здесь в одиночестве, — указываю рукой со статуэткой на бутылку вина в его руке. Узкое лицо тут же становится белым, как мел. Это даже в полутьме комнаты видно, так его накрыло. — Это не ваше дело, Поттер, где я пью и чего мне не досталось, — рявкает он. Фраза почему-то ранит меня, хотя вроде как это я пытался его задеть. Увиденное в Думосборе за несколько долгих минут до победы вновь всплывает в памяти. А ему ведь как-то ничего и правда не досталось. Ни любви, ни счастья, ни спокойствия, ни даже смерти. Я ему и тут помешал — успел позвать на помощь, пока он, сжимая разорванное горло, неотрывно смотрел мне в глаза. Видимо, он и за это был зол на меня. Не знаю. Сказать ему хоть пару слов о том, что тогда увидел в его воспоминаниях, я так и не смог до самого празднования победы — он меня старательно избегал, от других же наоборот приходилось отбиваться. Смешно, но сейчас я его впервые нормально увидел с того времени, как исполнил свою главную миссию в магическом мире. — То, что вы мне отдали тогда… — внезапно совсем ни к чему начинаю я. Видимо, это слишком долго во мне копилось, потому что ливануло потоком. Сразу же, стоило мне остаться с ним наедине. Я пытаюсь говорить, не обращая внимания на его настойчивое сначала «хватит», а потом и «заткнитесь, Поттер». А он терпеливый, стоит отметить. Только минут через пятнадцать моего сбивчивого безостановочного трепа все же не выдерживает и зажимает мне рот ладонью. Я во все глаза вылупляюсь на его перекошенное от бешенства лицо, не веря в то, что он сам, по своей воле коснулся меня снова. — Да закроете вы рот или нет, черт подери вас и вашу глупую врожденную болтливость?! Я замираю, глядя на него, не смея пошевелиться и стоя перед ним с закрытой его горячей ладонью нижней частью лица и раскинутыми в обе стороны руками, в одной из которых продолжаю держать злополучную статуэтку. Выждав, пока я успокоюсь и перестану пропускать по лицу все виды эмоций, он убирает руку и презрительно кривится, отходя в сторону. — Будьте так любезны, Поттер. Избавьте меня от своих сожалений, размышлений и извинений! Ни в чем этом я абсолютно не нуждаюсь! Руку-то он убирает, но я продолжаю молчаливо разглядывать его, словно пережидая паузу, после которой мне будет позволено начать сначала. — Если вы ищете свободные уши, которые вы могли бы занять своими умозаключениями, то вы обратились не по адресу, — он шагает по чуланчику, размахивая появившимся в руке бокалом. Видимо, он подхватил его откуда-то с полок, на которых расставлены всяческие пакеты с мелкими угольями и древесными щепками. — Если рассчитывали найти во мне собеседника на сегодняшний вечер, то тоже мимо. Я совершенно не настроен выслушивать вас в тот момент, когда я в кои-то веки нашел уединение в этом вечно перевернутом с ног на голову замке! У меня уже есть более чем сговорчивая спутница для празднования победы. Более ни в чьем обществе я не нуждаюсь! Видимо, у меня на лице отражается такое удивление, что он даже снисходит до объяснений: показывает свою «спутницу» — початую бутылку красного вина. Я все же беру себя в руки, прикрываю глаза, собираясь разразиться новой тирадой признаний, но он опережает: — Поттер, вы получили свой орден, свою эту… — он коротко хихикает в кулак, — статуэтку Мерлина. Что вам еще нужно для счастья? Я изумленно моргаю. Неужели ради наград я все это делал? — Вы не понимаете! Я не ради наград… — снова начинаю я, и снова он подавляет меня волной своего ехидства. — Да какая разница, ради чего вы делаете все ваши сумасшедшие дела? — восклицает он. — Искупайте свой орден в хогвартском вине и пойте песни до утра! Это вполне в духе гриффиндорцев! — Не буду я ничего ни в чем купать! — почти ору я, делая шаг вперед. — Я вообще не пил сегодня. В отличие от вас. — Я тычу пальцем в бутылку в его руке. — А вам завидно, что кто-то умеет расслабляться в отличие от вас, да? — он щурится, склоняя голову к плечу и глядя на меня с иронией. — Если это — расслабление, то мне остается только вам посочувствовать! — отвечаю я со всем сарказмом, на который способен. — Да вы и на это неспособны! — рычит он, наливая себе в бокал и салютуя мне и с противной ухмылкой. — Я способен на большее, чем просто напиться! — ору я. — Это ваш предел — надираться в каморке с поленьями вдали от всех! А то не дай Мерлин кто увидит нашего профессора Зельеварения пьяным! Это же какой позор на его голову! — я изображаю испуг, задним умом соображая, что он мне просто так этого не подарит, что я совсем забыл о границах приличия и элементарной субординации. Он сверкает глазами как вылетевший на охоту коршун, выпивает из бокала залпом и наполняет его снова, протягивая мне. Молча. Я смотрю на него, он на меня. Секунду, другую, третью, пятую. На шестой вырываю у него из руки бокал, так же залпом осушаю его содержимое и отправляю бокал в стену. Звон стекла заставляет вздрогнуть нас обоих. Он ухмыляется, пожимает плечами и делает глоток из горлышка бутылки. Я вытираю губы рукавом. — К вашему сведению, Поттер, я не только напиваться сюда забрался, — вдруг произносит он тихо, почти интимно, едва ли не шепотом. — У меня были и другие планы… Он вдруг опускает взгляд на статуэтку в моих руках и плотоядно облизывается. Я почему-то вспоминаю его пристальный взгляд на мои руки, принимающие награду там, в Большом Зале. Он так смотрел на то, как я сжимал в руках статуэтку, как гладил ее хрустальные полированные бока, что мне почему-то стало неловко. — И какие же, позвольте узнать, у вас были планы? — я дерзко вскидываю голову, глядя ему прямо в глаза. Черт, что это за вино? От него голова мгновенно идет кругом, перед глазами все плывет, а в груди поселяется такое упоительное ощущение под названием « я все могу, преград не существует», что мне становится даже смешно. — А вот это, — он тычет пальцем мне в грудь, — уже совершенно не ваше дело! И снова смотрит на награду в моих руках. — Она по праву принадлежит вам! — внезапно решаю я и протягиваю ему статуэтку. — Возьмите! Меня не интересуют награды! — Меня тем более! — бурчит он, тем не менее не сводя взгляда со статуэтки в моей руке. — А уж эта… — Он хихикает в кулак, а я начинаю раздражаться. — Что в ней такого, что все хихикают, едва взглянув? Неужели это так смешно — победа в битве над мировым злом? Что в ней смешного? Он смотрит на меня так, будто я всерьез вознамерился доказать ему, что Земля квадратная. Выхватывает из моих рук статуэтку, и перевернув ее полушариями — маггловским и магическим — к себе, приставляет мою награду к причинному месту чуть пониже ремня брюк. Я сначала не понимаю и кривлюсь от отвращения к глупой и пошлой шутке, но потом до меня доходит… Чертова награда, статуэтка Мерлина, попирающая два земных полушария, до смешного в точности повторяет… мужской орган… ну, тот самый… Я заливаюсь краской, наверное, и под носками, а он хохочет, недвусмысленно и энергично насаживая сомкнутый кулак на раздвоенную шляпу Величайшего Волшебника магического мира. Черт! Я готов провалиться сквозь землю! Еще бы они все не ржали над этим! Будь ты счастлив и покоен в своем вечном путешествии, Альбус Дамблдор! Сил смотреть на его ухмыляющуюся физиономию уже нет никаких, и я принимаю единственно правильное решение — забираю с полки оставленную им бутылку вина и делаю несколько приличных глотков. Хм. Бутылка ведь действительно не проста. От наших с ним нескольких прикладываний она ни на чуть не опустела. Напротив, как мне показалось, с каждым глотком вино становилось все крепче. — Профессор… — меня потянуло на сентиментальное нытье. — Я ведь и правда стольким вам обязан! Мне эти награды даром не нужны! Возьмите мой орден! Я пытаюсь отстегнуть с мантии металлическую бляшку, но противная вещица словно приросла к ткани. Опущенная голова быстро начинает кружиться, я теряю равновесие и падаю в старое, вытертое, покрытое древесной стружкой кресло. Скорее всего, тут греет свои кости Филч, занимаясь каминами Большого Зала. Но мне как-то по-барабану. Орден не отстегивается, но я с пьяным упрямством продолжаю попытки. — Да оставьте вы его в покое! — заходится он в беззвучном смехе. — И Мерлина вашего возьмите! Может, в хозяйстве пригодится. Я поднимаю голову и с трудом концентрирую взгляд на статуэтке в его руках. Еще мне этого позорища в хозяйстве не хватало! — Забирайте его себе! — рычу я в ответ. — Мне он точно не пригодится! Он все же наклоняется ко мне, развалившемуся в кресле, с ногой, заброшенной на подлокотник. Координация явно подводит, он едва не падает, но успевает вцепиться руками в подлокотники. Точнее, правой, со статуэткой, — в подлокотник, а левой, свободной, — в мою лодыжку. — А вы считаете, что у меня в моем хозяйстве с такими штуками проблемы? — изображает он хмельное негодование. — Не знаю, с чем там у вас проблемы, профессор, но мне в хозяйстве это точно не нужно! — недовольно отвечаю я, отталкивая его руку со статуэткой. Он снова протягивает ее мне, смеясь. — Ну почему же, Поттер? Смотрите — вот этими яй… гхм… полусферами можно колоть орехи… — Хрусталем? Орехи? Профессор… — я укоризненно качаю головой. — Ну может вы найдете награде и более интересное применение, — фыркает он, всеми силами стараясь удерживать лицо серьезным. — Да не буду я искать ему применение! — я отталкиваю его руки со статуэткой, начиная раздражаться. — Не нужно мне это все! Уберите это от меня, профессор! Он жарко дышит мне в щеку, пожирая взглядом мое лицо, горящие лихорадочным румянцем щеки, приоткрытые губы, а я сжимаюсь в кресле под его напором, чувствуя себя распятым, с закинутой на подлокотник ногой. — Да не нужен он мне! Забирайте эту штуку к соплохвостам! Он наклоняется еще ниже, и его дыхание с оттенком меда, которым пропитано вино, жжет мне кожу. Я отталкиваю его руками в грудь и сердито мычу. —Профессор, мантикора вас задери! Не хочу я этих наград! Заберите эту статуэтку! Разбейте, выкиньте в окно, да хоть засуньте себе в задницу! Мне все равно! Я не буду ее забирать! Он вдруг приподнимается на руках и смотрит на меня искоса, боком, как вспугнутая птица. Черт! Сейчас я точно отхвачу по первое число! Надо хоть немного следить за своим языком! Я уже очень давно дал лишку в своем стремлении отделаться от ненавистной награды! Смотрит на меня внимательно, словно что-то прикидывая, я смотрю на него и с замиранием сердца жду, когда его перекосит от бешенства. Но, к моему большому изумлению, он вдруг начинает бесстыдно ухмыляться. — Засунуть в задницу, говорите? Ну-ну! Быть может, в свою и нет, а вот в вашу — с превеликим удовольствием! Я удивленно поднимаю брови. Это у него сегодня такая манера язвить? Или как это еще понимать? Он все же сует мне злополучную статуэтку, причем пристраивает ее этими самыми полушариями к моему паху, заставляя Величайшего Волшебника всех времен взирать на мой живот из-под нахлобученной на глаза шапки. Я опускаю взгляд вниз, взираю на свой гордо стоящий… гхм… на статуэтку в своих руках и мои щеки снова покрываются румянцем. — Выглядит весьма привлекательно! — хищно ухмыляется надо мной мой почти что бывший профессор Зельеварения. И не успеваю я произнести хоть слово в ответ, как он кладет на награду мою правую руку, сгибает мне пальцы в кулак, и… Я пытаюсь убрать ее, но он укладывает свои пальцы поверх моих и водит по фигурке Мерлина моим полусжатым кулаком, заставляя его шапку то исчезать в нем, то вновь появляться на поверхности. Я в полубесчувственном состоянии наблюдаю за этим бесстыжим рукоблудием, краем сознания отмечая, что моя, исконно принадлежащая мне статуэтка приняла не менее горделивый вид под моим бельем. Вот о чем грезил это мерзкий развратник, с блеском в глазах взирая на награду в моих руках еще там, в Большом Зале. Вот на что был нацелен его похотливый взор! Жадно оглядывая статуэтку в моем кулаке, он продолжает направлять своей рукой мою, заставляя меня глубоко и взволнованно дышать. Но когда он вдруг отводит в сторону и другую мою ногу и опускается на колени перед креслом, на котором я так вольготно разлегся, я вообще теряю всякое понимание ситуации. Что он вообще задумал? Что он творит?! Глядя на меня исподлобья, из-за завесы темных гладких волос, он склоняется над статуэткой в моей руке, высовывает язык и касается его кончиком раздвоенной шапки Великого Волшебника. Я вздрагиваю всем телом, когда он обводит шапку языком, скользя по ложбинке на ее верхушке, а он только смеется в ответ, наслаждаясь моим ошеломлением. — Что вы… — начинаю я, от изумления перехватывая полушария магического и маггловского миров покрепче у самого своего паха. Да что там — на самом своем напряженно стоящем члене. Фигура Мерлина гордо возвышается над моим животом, и ощущения от касаний его языка так четко проецируются на мое собственное тело, что я раскрываю рот, да так и остаюсь наблюдать за своим профессором с выражением полного изумления на лице. Снейпа же мое ошеломление явно только подстегивает — глядя на меня с хищной ухмылкой, он наклоняется и обхватывает губами стеклянную шапку статуэтки в моей руке. Подрагивающая хрустальная хрень, вибрируя от его движений, передает моему ноющему члену каждое его касание. Я ерзаю задницей на кресле, прижимая статуэтку к себе, стараясь не упустить ни единой вибрации от прикосновений его губ, ни одного опаляющего мою руку его горячего влажного вздоха. А когда его ладонь ложится на мое колено и скользит по ноге к самому паху, лаская внутреннюю поверхность бедра и сводя меня с ума, я вообще готов влезть на это кресло верхом, лишь бы не дать ему пленить меня целиком и полностью. Я и так уже возбужден дальше некуда, и это — только его касания к хрусталю статуэтки… Прикосновений жадных горячих рук мне точно не вынести! Но он явно другого мнения на этот счет. Пальцы осторожно касаются моей ширинки, я влипаю в кресло и отчаянно качаю головой. — Не надо… Он поднимает на меня взгляд, и я замираю, как кролик перед удавом — на его лице столько едва сдерживаемой похоти, что я просто не в силах это осознать и принять применительно к этому человеку. Столько жизни и страсти в его лице мне еще не доводилось видеть никогда. Вечно бледные щеки алеют болезненным румянцем, глаза горят, губы приоткрыты. Я не смею отвести взгляда. Он словно заворожил меня. Не могу ни пошевелиться, ни сказать что-то в ответ. Он же только рад — я понимаю, что его ловкие пальцы сдвигают Великого Мерлина в сторону, ощупывая под тонкой тканью контуры моего члена, но не могу даже покачать головой или раскрыть рот. Он заворожил меня своим взглядом, точно заворожил! Я только шумно дышу, прислушиваясь к своим ощущениям, и когда кончики пальцев все же ныряют внутрь, между половинками расстегнутой молнии, со стоном подкатываю глаза и откидываюсь в кресле. Все тело выкручивает от желания отдаться его рукам и губам, горячему дыханию с привкусом вина и меда. Голова кружится, перед закрытыми глазами пляшут цветные вспышки, низ живота горит огнем и, кажется, зудит от нестерпимого возбуждения. Я не успеваю понять, как ему удается так быстро освободить меня от ремня и дернуть мои трусы вниз. Едва влажное горячее дыхание опаляет мою заждавшуюся плоть, ни о чем другом я уже не могу и думать. «Возьми его! Ну возьми! Я хочу! Ну пожалуйста! Плевать на все! На то, что мы оба достаточно пьяны, на то, что в каморку в любой момент могут войти, на то, что ты учитель и нам нельзя… ооо! Дааа!» Ловкий влажный кончик языка касается моей головки, и я тут же издаю громкий отчаянный стон, который он мгновенно глушит, зажимая мне рот ладонью. — Тсс! В двух шагах отсюда — пол-Хогвартса! Будьте благоразумны, Поттер! «Благоразумен? Это я еще недостаточно благоразумен? У него еще хватает совести говорить это мне? У него еще… оооо! Еще, да, еще!» Каждое касание языка заставляет меня подпрыгивать на кресле, и я успеваю только подумать о том, что в мою задницу наверняка вопьются щепки, которыми покрыто кресло, как он тут же вынуждает меня забыть о чем угодно, обводя мой член языком то в одну, то в другую сторону. Я мычу в его ладонь на своих губах, вскидываю бедра и потрясенно хлопаю ресницами. — Еще! О, Мерлин! Еще! Да! Еще! Даже с его ладонью на своем лице я не в силах сдерживать эти стоны. Он смеется куда-то в складки моей одежды, заставляя меня подпрыгивать, ерзать задницей в кресле и стонать. Плевать на Министра Магии в нескольких шагах, чей голос я вдруг четко различаю за ширмой, плевать на гул и шум в Большом Зале. — Вы не видели Поттера? — доносится у самой двери, и я замираю, глядя на Снейпа сверху вниз, прикидывая, хватит ли мне скорости, чтобы натянуть хотя бы трусы, если сюда войдут. Снейп тоже замирает с моим членом во рту, испуганно прислушиваясь к голосам, но уже через мгновение втягивает губами мое достоинство в себя. Черт его подери! Если сюда сейчас ввалятся Министр, МакГонагалл, половина Гриффиндора и весь Слизерин, я и пальцем не пошевелю, пока он будет продолжать так меня облизывать! Я уже представил себе, как призываю всю эту толпу к молчанию поднятым вверх указательным пальцем, выстанываю «Еще!» и бурно кончаю на глазах у всей школы. Зрелище как раз для первой полосы «Ежедневного Пророка». Да пошло оно все к черту! Мой член сейчас в его губах, и я теряю последнее представление о субординации, вцепляясь ему в волосы. Интересно, можно ли запихнуть его еще глубже ему в горло, или лучше натянуть его на себя, держа за голову? Ох, нет! Сомкнутые вокруг звенящей от напряжения плоти его губы, горячий упругий язык, который творит внутри нечто неимоверное, тонкие длинные пальцы на моей мошонке… Я сейчас кончу! Нет, вот прямо сейчас! Но он вдруг с громким чпоком выпускает его из своих губ и отстраняется. Наверное, весть о возвращении Волдеморта не вызвала во мне столь бурного негодования, как это внезапное предательство с его стороны. Я разочарованно мычу, а он хватает меня за руку и тянет к себе. Я слышу какое-то заклинание, которое он бормочет за моей спиной, и полуобнаженное тело пощипывает от пробежавшего по коже холодка очищающего. Что еще на мне не вылизал? Ох, разве так можно? Меня толкают головой в кресло, перекидывая через высокий подлокотник — Филч явно изображает из себя здесь короля на троне с куском мела вместо державы и обломком метлы вместо скипетра, — и я почти повисаю на нем, а брюки и трусы окончательно летят в сторону. На возмущения нет ни сил, ни трезвости разума, и я только устраиваюсь поудобнее щекой на старой обивке, вцепляясь пальцами в подлокотник. Перед мной на полке — ваза с теми самыми незнакомыми мне фруктами, которые я видел в зале. Фрукты явно не местные, скорее всего — магические. Интересно, каковы они на вкус? Я задумчиво рассматриваю их зеленые бока, пока Снейп за моей спиной явно решает наибольшую дилемму своей жизни — оставлять ли на мне носки? В итоге вопрос все же решается в пользу носков, и они остаются на мне. Снейп же всерьез принимается за меня, лаская мои бедра, сжимая ягодицы и проводя кончиками пальцев по позвоночнику. Я, переброшенный через кресло, с торчащими над подлокотником ногами, подвываю от блаженства, трусь болезненно стоящим членом об обивку, лениво раздумывая о том, вопьются ли в него щепки или мне все же удастся этого избежать. — Поттер, прекратите подвывать! — произносит он суровым менторским тоном, — если нас здесь найдут, весело будет обоим! Прекратить подвывать? Как он это себе представляет? Когда его язык касается моей кожи, когда тонкие длинные пальцы раздвигают мои ягодицы, и я ощущаю влажное горячее прикосновение его языка к самым моим глубинам? От этого касания из моего горла вырывается гортанный стон, а он хмыкает: — Мне применить к вам Silеncio, Поттер? Или вы сами в состоянии успокоить себя? Качаю головой, сам не зная, что хочу этим сказать — утихомирюсь я сам или мне это будет не под силу. Я не решу для себя даже, держать ли мне глаза открытыми, или все же лучше их закрыть. От его прикосновений мне жарко, по телу бегут мурашки, меня трясет, как от озноба. «Только не прекращай это, только не прекращай!» Я приоткрываю глаза и замечаю, что мимо меня медленно проплывает ваза с теми самыми фруктами. Странно, конечно, но когда его язык исследует мою задницу, мне уже как-то все равно, что там куда плывет. Он же, видимо, решает совместить приятное с полезным, потому что уже через мгновение сзади доносится звук смачного чавкания. Ну, перекусить решил в процессе, что здесь такого? Я укладываюсь щекой на подлокотник и закрываю глаза, но тут же резко распахиваю их снова — между ягодицами внезапно становится мокро и скользко. Пытаюсь, насколько могу, заглянуть себе за спину. Вон оно что! Во фруктах внутри какое-то странное желе, похожее на жидковатый крем или густой кисель розоватого цвета. Зачерпывая из фрукта пальцем, Снейп с видом художника, стоящего перед мольбертом, покрывает этим соком мою задницу. Аж язык от усердия высунул. Такое впечатление, что он там по меньшей мере копию Джоконды малюет! — И что там за рисунок? — пьяно хихикая, все же интересуюсь я. Он склоняет голову к одному плечу, к другому, потом все же смотрит на меня и выдает с абсолютно серьезным видом: — Я не помню. Это что-то из маггловского Эрмитажа… Угу. Эрмитажа нам только и не хватало! Я подпираю щеку кулаком, прикидывая, сколько времени у него уйдет на оформление в раму, но тут он вдруг меняет место изображения на своем полотне, и смазывает мне этим веществом начинающий опадать член. Мерлин великий! Даааа! — Дааа! Еще! Можно побыстрее? А посильнее? — ною я, стараясь как можно глубже вогнать свой член в его кулак. — А теперь помедленнее! — Поттер! — рявкает он. — Вы заткнетесь наконец? Я поднимаю вверх бедра, пытаясь отталкиваться коленями от подлокотника, но он придавливает меня вниз, к креслу, и снова смазывает мою задницу. Нет, это что вообще такое? Смазанный палец скользит внутрь. Я ору от возмущения и пытаюсь лягаться. — Эй, я такого не заказывал! Он продвигает палец дальше, старательно слизывая этот, вероятно, сладкий крем с моих ягодиц. Покусывает их, словно пытаясь отхватить себе порцию побольше, а потом снова вылизывает, как растаявшее мороженое. Палец тем временем устремляется все глубже в меня, а другая рука снова находит член. О, да! Делай там что хочешь с моей задницей! Только не прекращай нанизывать кулак на мой член! Черт! От изумления я даже распахиваю глаза. Совмещение его пальца в моей заднице и руки на члене становится каким-то уж больно волнительным! Я прислушиваюсь к ощущениям, и даже постепенно пытаюсь даже расслабляться там, сзади. Слушайте, а это классно! Пытаюсь донести до него свои размышления: — А это как-то… здорово! Когда одно там, другое тут… Он хмыкает за моей спиной и вводит второй палец. Я охаю. Но ощущения достаточно приятны, если немного абстрагироваться от того, что вообще какой-то инородный предмет сейчас занимает совсем не предназначенное для него место внутри меня. Я двигаю попой, шевелюсь на своем ложе, и старательно вбиваюсь ему в кулак. Чертов хитрец! Стоит ему только ощутить, что я близок к оргазму, он тут же сбивает ритм, убирает руку с члена, сжимает его у основания и пережидает волну. От нетерпения и жажды наслаждения я готов выть в голос, но он играет со мной весьма умело. — Где эта ваша награда, Поттер? — вдруг со смешком, не предвещающим ничего хорошего, интересуется он. Я пожимаю плечами. Какая мне разница, где этот стеклянный член с яйцами? И тут до меня начинает доходить… Я медленно оборачиваюсь назад и встречаюсь с ним взглядом. — Только не им… — угрожающе шиплю я, но он в ответ только смеется. — Почему нет? Вы же хотели его… в задницу… — Эй! — возмущаюсь я. — Это моя награда! Вместе с Орденом! Как вы смеете так неуважительно… Он жадно оглядывает хрустального Мерлина, упавшего ему в руку. Прикидывает его вес, подбрасывает в руке. Шепчет очищающее. Еще бы! Его разве что миссис Норрис за время церемонии не держала. Хотя он уже, кажется, его очищал. Ведь сам облизывал несколько минут назад. Это что, я такой пьяный, что не помню? Мерлин вели… Нет, лучше не надо про Мерлина! — Эй, эй, эй! Вы это что, серьезно? — я пытаюсь перевернуться, посмотреть на него, но он только прижимает меня рукой к креслу. Если учесть, что мои ноги висят в воздухе и опереться мне не на что, я практически беспомощен. Чем он и пользуется вовсю. — А что мне мешает? — плотоядно усмехается он, обмазывая статуэтку кремом из фрукта. — Форма подходящая, смазка в наличии, отверстие подготовлено… Я на миг теряю дар речи. Он с таким отстраненным видом все перечисляет, словно собирается препарировать лягушку в своей лаборатории… — Снейп, вы чего? Это же Мерлин! Это же награда! — я пытаюсь воззвать к его рассудку и совести. — Вы собирались ее разбить пару минут назад! И вообще — еще одно слово, Поттер, и я все же заставлю вас молчать до конца церемонии! Ох! Мне же еще по сценарию с речью выступать! Представляю себя стоящим на возвышении со статуэткой в руках и широко расставленными — я ж их точно не сведу, если он это правда сделает — ногами, толкающим речь на трибуне и периодически кривящимся от боли в … — Снейп, мне еще речь предстоит! Там, в Большом Зале! Перед Министром и всем Хогвартсом! — Ну и что? — отвечает он, а я смотрю на то, до какой отметки он покрывает статуэтку мякотью фрукта, и громко сглатываю. Он что, серьезно считает, что все это в меня поместится? Кажется, я уже начинаю трезветь! — Я же не смогу! — Сможете, Поттер! Еще как сможете! Ох ё! Он стискивает одной рукой мой ноющий член, другой вновь кружит у входа. — Вы же меня ею порвете! Я же орать буду! — Только попробуй! Прохладная, смазанная фруктом стеклянная шапка Мерлина прижимается к моей заднице. Я сжимаю зубы. Нет, у него духу не хватит! — Расслабьтесь, Поттер! Какое там расслабиться! Я сжал ягодицы, наверное, до скрежета. Он и правда собирается… ох! Хрустальный конус неумолимо напирает на мое несчастное отверстие. Он же не поместится туда! Он же не поместится! — Ааааа! Больно! — ору я полсекунды, в следующие полсекунды ору уже молча. Он мне рот невербальным запечатал, сукин сын! Статуэтка медленно протискивается внутрь. Наверное, он и верха шапки не ввел, а мне кажется уже, что в моей заднице весь Мерлин вместе с яй… с полушариями — маггловским и магическим. Свободная от экзекуций рука ныряет мне под живот, и он наконец стискивает мой член. Статуэтка замирает, а вот многострадальному органу наконец достается немного ласки. Оглаживая и сжимая, он доводит меня едва ли не до оргазма. Я молча стенаю под его пальцами, извиваюсь на своем подлокотнике, и только когда он в очередной раз не дает мне кончить, понимаю, что Мерлин как минимум уже разглядывает меня изнутри. То есть шапку он уже запихнул, как пить дать! Возмущению моему нет предела, но больно уж хороши ласки! Я перепрыгиваю с одного ощущения на второе — то расслабляюсь и наслаждаюсь умелой дрочкой, то напрягаюсь и пережидаю движение статуэтки в моей заднице. Видимо, он ввел достаточно, потому что хрустальная хрень наконец-то замерла, и он снова погрузил меня в пучину непередаваемого кайфа, то замедляя, то ускоряя темп на моем уже зудящем от напряжения члене. Губы наконец размыкаются, и я вздыхаю, попискиваю от боли в заднице, но едва статуэтка продолжает свой путь, тут же оглашаю комнату громким «АААААА!», и он снова затыкает мне рот заклинанием. Чертов грязный извращенец! Я ерзаю под ним на кресле, стараясь как можно сильнее потереться о его ладонь на моем члене, кончить наконец и вытащить из себя эту штуковину, но едва замечая эти мои попытки, он тут же ослабляет объятия своих пальцев, заставляя меня в бешенстве биться головой о подлокотник. — Дай мне кончить, чертов ублюдок! — рычу я, но меня, конечно же, никто не слышит. Статуэтка тем временем входит все глубже. Наверное, в моей несчастной заднице уже сам Мерлин, его яй… планеты, рука Снейпа по самый локоть и еще метла Филча. Больно же! Он на миг замирает, продолжая дрочить мне, и вдруг тянет эту хрень назад, вон из меня. Тянет так невообразимо медленно, очень медленно… Я хватаю ртом воздух, вцепляюсь зубами в обивку, и вдруг понимаю, что, черт его дери, это не менее приятно, чем движение его пальцев на члене. Странно так, непривычно, но не болезненно, и в сочетании с усилившимися движениями его ладони это, мантикора его дери, как-то волнующе… Ладонь все сильнее сжимает мой член, движения его становятся рваными, он и сам уже дышит тяжело и часто. Статуэтка медленно скользит прочь из моей задницы, потом снова ныряет вперед, снова медленно выходит… Я молча ору в свой кулак, терзаю зубами кресло и вскидываю бедра. Еще! Да, еще, пожалуйста! Еще вперед! И еще назад! Да! Вот так… медленно… Он двигает рукой, резко, сильно, дышит мне в затылок и сам мычит в такт моим стонам. Статуэтка почти полностью выныривает из меня, зацепляясь краями выступающей шапки за мою сжавшуюся дырочку. Еще, еще, быстрее! Я изливаюсь ему в руку, и одновременно с этим он выдергивает из меня хрусталь, заставляя резко раскрыться многострадальное колечко мышц. Я ору от наслаждения и изумления, вывертываюсь на кресле, весь выгибаюсь и дрожу от кайфа еще несколько долгих сладких секунд. Вааааууу!!! Чертов Снейп! Чертов Мерлин! Моей спермой заляпано все кресло! Он убирает жемчужные потоки с обивки, очищает статуэтку, отправляет прочь корзину с фруктами. Рот мне открыли снова, но я могу сейчас только нечленораздельно мычать. — Вааааууу… — повторяю я уже вслух. Снейп сосредоточенно облизывает свои пальцы, покрытые то ли мякотью фрукта, то ли моей спермой, и внезапно переводит на меня удивленный взгляд, будто только что заметил меня в комнате. — Угу… Говорят, их аж из Австралии привезли… На вкус как дыня. Я киваю. Хоть как зубная паста вперемешку с вазелином. Я их точно сегодня есть не буду! — Выходим по одному, — хрипло командует он, — еще не хватало, чтобы нас застукали вместе! Моей репутации ничего не грозит, а вам еще жениться, Поттер! — Жениться? — едва не истерически хохочу я, — да я сегодня же вечером соберу вещи и перееду к те… к вам, профессор! Он в конце концов перестает облизывать свои пальцы и окидывает меня заинтересованным взглядом. Ожидаю нравоучения, язвительного замечания, изумления, но он произносит так спокойно, словно я только что заказал ему запас перечного на зиму: — Ко мне? Я в своем доме не живу. Там сыро. А мне сырость и здесь надоела. Я застегиваю джинсы и хлопаю ресницами. Чего-чего? Пытаюсь осторожно проверить почву: — То есть, возражений по поводу моего переезда у вас нет? Они только по поводу сырости? Он окидывает меня таким взглядом, будто только что попросил меня закрыть дверь, а я спрашиваю — в какую сторону. — Ну, я так полагаю, что мне вряд ли вас остановить, Поттер. Если вы вознамерились достать меня, у вас это выйдет. Так или иначе. Причины вот, правда, не пойму. Я оглушительно икаю. Все же вино, придавленное в моем желудке подлокотником кресла — не лучший аперитив для романтического ужина. — Профессор, это непонятно? Где я еще найду человека, который так профессионально делает минет? Квартиру снимем, не вопрос! «Что я несу? Мерлин великий, что я несу?! Нет, вот про Мерлина не надо!» — бормочу я себе под нос, пытаясь ладонью зажать себе рот и не произносить больше непристойностей, но, видимо, сегодня не лучший день для проявления вежливости. — К тому же, в нашем обиходе столько прекрасных… ик!.. вещей… — я заклинанием подзываю к себе статуэтку, справедливо полагая, что если я за ней нагнусь, то на полу и останусь. А мне еще речь толкать. — Статуэтки всякие, вазочки, ручки от мебели… ик! Он смотрит на меня так, словно я сейчас предложил ему самый дорогой фолиант из магической библиотеки за один поцелуй. Облизывается, хотя тут же берет себя в руки и принимает напыщенно — серьезный вид. Поправляет на себе мантию. — Вещи — это хорошо, Поттер! — он с глубокомысленным видом поднимает вверх указательный палец, — но вещей слишком много! Их нужно систетами… Тьфу! Систамети… Тьфу ты черт! — Систематизировать? — восклицаю я, гордый собой. Он тычет в меня пальцем, глядя на мое раскрасневшееся лицо с уважением: — О! Систематизировать! — Да не вопрос! Вам и карты в руки, профессор! У вас же талант все по полкам… ик!.. раскладывать! Заведете каталог! — я пьяно размахиваю руками, качаясь в узенькой кладовке, теряю равновесие и падаю ему на грудь. Он косится на статуэтку в моей руке, но меня не отталкивает. — А больно! — внезапно заявляю я, глядя ему в лицо и изображая на лице скорбную мину. — Где вам больно, Поттер? — участливо осведомляется он. — Там! — я закидываю руку со статуэткой за спину, как заправский гимнаст — гантели, и кривлю нос, — там! Он, зараза, — поднимаю вверх руку с хрустальной хренью, — он мне там, кажется, все того… — Что? — серьезно спрашивает он. — Разворотил! — нахожу я подходящее слово и выкрикиваю его ему прямо в лицо. Снейп морщится от запаха перегара и недовольно сводит брови. — Применим заживляющее и дело с концом! — заявляет он, доставая палочку. Я внимательно слежу за движениями деревянного проводника, заставляя Снейпа поймать мой взгляд и скривиться: — Нееее… Тонкая! Ерунда! Я согласно киваю. — Ерунда! Тонкая! Не пойдет! Он тоже кивает, хватает меня рукой за подбородок и впивается жалящим поцелуем в губы.

***

Пламенную речь Гарри Поттера на этом вечере не вспоминал потом только ленивый — говорили, что у парня явный драматический дар: он так кривился и охал, вспоминая часы сражений, так стонал, упоминая раненых, так яростно стучал наградой по трибуне в Большом зале, что овации не стихали потом еще добрых полчаса. Ну не зря ведь говорят, что талант, порой, бывает зарыт слишком глубоко. Видимо, правду говорят.