Урок трепанации

Миллеадх спокойно и почти что нежно улыбалась, прижимая руку к груди и словно бы невзначай играя с подвеской. Предстоящий совместный пир с Маражаем отзывался в ней пузырьками предвкушения, вырывающимися наружу в виде довольных смешков. Как она изменит Песнь своих жертв сегодня? Вскроет и заставит наблюдать за гибелью родных и близких, предварительно повысив порог возбудимости ноцицепторов, чтобы боль физическая не заглушала боли душевной до момента финала? Медленно вывернет наизнанку, превратив пустотников из бледных ромашек в прекрасные алые розы? Продолжить эксперименты с изменением костно-мышечного аппарата? Она прикрыла глаза на пару секунд, обдумывая эту мысль. Почему бы и нет? Конечно, продвигаются они медленно и занимают достаточно большое количество времени пира, но сколько же нового они дают ей узнать! Больше, чем она смогла бы получить, если бы тренировалась на трупах или на пока что живых противниках в разгар битвы. Трупы были слишком неподатливыми и неловкими, годящимися лишь на то, чтобы на вскрытии увидеть менее очевидные детали действия её сил, а на поле сражения потеря бдительности могла грозить если не смертью, то травмой. Иными словами, в обоих случаях условия были неподходящими для её целей. Миллеадх провела кончиком языка по накрашенным губам, почти оскаливаясь. Да, ужас и агония удовлетворят не только её интерес, а уж как Маражай это оценит... Она кинула нечаянный взгляд на острый и изящный профиль друкари, задержавшись чуть дольше приличного на его тонких и мягких губах, сейчас изогнутых в хищной улыбке... И поймала насмешливый взгляд бирюзовых глаз, заставивших её сердце пропустить удар. — Что-то не так, моя зверушка? Она не ожидала, что Маражай решит остановиться и мягко провести кончиками когтей по её щеке и краю нижней челюсти, но не стала отказываться от нехитрой ласки, покорно замерев и слегка наклонив голову набок, почти прильнув к бронированной ладони. Он не терпел её «мон-кайские глупости». Пока что. — Всё отлично. Обдумывала, чем заняться во время нашего пиршества. В мозгу Миллеадх словно что-то щёлкнуло. Конечно, почему бы и нет? Вряд ли он будет против - ему всегда нравится, когда она проявляет повышенное внимание к его персоне. — А хотя... У меня из головы не выходит твоя работа над помощником Калькасара. То, как быстро и изящно ты вскрыл его черепную коробку... Она закусила губу, отводя взгляд на пару секунд. Не каждый мог найти красоту в подобном насилии над живым существом, но стоило Милли только вспомнить об изменение тональности Песни Фроше... — В общем, не мог бы ты помочь мне провести трепанацию? Конечно, я со своей биомантией могу добиться схожих результатов, но твоя работа с клинком, отточенность движений и лёгкость нахождения нужных центров - назвать этот танец агонии великолепным будет большим преуменьшением. И я хотела бы попробовать повторить. — Пожалуйста, — вежливо добавила она, не отводя взгляда от тёмных глаз, в глубине которой сверкали бирюзовые искры довольства и отблески тёмного пламени. Следующие слова друкари почти промурчал, наклонившись к псайкерше почти вплотную. — Конечно. И тут же неестественно плавно отстранился одним движением, продолжив идти дальше. — Идём же. Не будем откладывать наш пир. Миллеадх с чувством сосущего под ложечкой предвкушения зашла в отсек вслед за друкари, на автомате проверяя лёгкость вынимания кинжала из ножен на поясе и кидая на него оценивающий взгляд. Она не сомневалась в остроте дымчатого металла, но вот его длина и ширина... Придётся воспользоваться другими методами для того, чтобы облегчить своё обучение. Маражай же, не тратя времени, уже тащил к ней пустотника с подкашивающимися от страха ногами. «Достаточно молодой мужчина, которому даже тридцати нет. Слишком высокий для того, чтобы не поставить его на колени. Возможно, сумеет продержаться до конца пира», — Миллеадх наклонила голову набок, вслушиваясь. Звучание, искажённое в области грудной клетки и брюшной полости, не пришлось ей по вкусу, из-за чего она наморщила лоб. «Или нет». Бросив пустотника к её ногам как некий мешок с костями, друкари бросил короткое «Начинай» и неспешно прошёл за её спину. Миллеадх прерывисто вздохнула, вынимая кинжал и неотрывно смотря на дрожащего у её ног пустотника. — Хей, парень, как твоё имя? Она наклонилась вперёд с лёгкой улыбкой, пряча кинжал за спиной. — Д-дж-джим, госпожа, — на неё посмотрели два холодных серых глаза, в которых начало угадываться что-то ещё. Надежда? — Джим, мне нужно, чтобы ты помог мне кое с чем. Для начала, встань на колени. Короткая пауза, лёгкая заминка, и вот перед ней стоят на коленях. — Хороший мальчик, Джим, — она покровительственно треплет пустотника по спутанным серым волосам, — на этом твоё осознанное участие окончено, малыш. Психичка лёгким движением переместила руку на лоб пустотника, касаясь его кончиками пальцев. Жесть излишний, но кто ей запретит немного покрасоваться? Явно не парализованный «Джим» или довольно хмыкнувший Маражай, чьё тело ощущалось словно бы чуть ближе. Насыщается страхом паренька? Скорее всего. Она огладила грязную щеку, одновременно с этим поворачивая его голову в сторону и приставляя кончик кинжала к скуловому отростку. Конечно, в идеале сюда бы ещё инструменты... На её ладонь легла когтистая перчатка, не перехватывающая, но направляющая руку дальше. Медленно и неторопливо, давая ей рассмотреть, как расходится кожа с клетчаткой, как рвутся тонкие соединительнотканные перемычки, как кровь окрашивает её пальцы в аристократичный алый; давая расслышать хруст и треск костяной пластинки и то, как изящно, как правильно они вписываются в мелодию агонию юного Джима. В горле перехватило дыхание от восторга: Песнь трансформировалась в нечто большее, вплетающее в новую мелодию не только боль и ужас беспомощности, но и её восторг и трепет Маражая, и даже ужас остальных смотрящих, чьи сердца сейчас бились как звери в клетках. Миллеадх сладко выдохнула, и выдох этот совпал с окончательным откалыванием пластины и обнажением мозгового вещества. Горячее дыхание друкари обожгло её ухо, и она слегка повернулась в сторону, не меняя положение рук на черепе ещё живого пустотника и не скидывая руку со своего плеча. Глаза Маражая лучились тёмным довольством и искрами гордости, а изящные губы были изогнуты в широкой улыбке - такой же, какая сейчас красовалась и на её собственном лице, поняла Миллеадх. — Неплохо для первого раза, — заметил друкари, не отрывая взгляда от проделанной ими работы, — хотя и далеко до идеала, — снисходительно добавил он, отчего псайкерша только хмыкнула. Было бы опрометчиво ждать чего-то большего от похвалы Маражая, особенно когда эта прекрасная бледная моль была права. — К счастью, у нас достаточно образцов для того, чтобы я могла проделать всё самостоятельно, не так ли? Она провела свободной рукой по подбородку Маражая, внимательно следя за тем, как его глаза самую малость сузились от сдерживаемого удовольствия. — Как и для того, чтобы мы оба выпустили пар, — указательный палец оставил след на бледных губах, окрашивая их в алый, а сама псайкерша приблизилась чуть ближе, словно хотела слизать его или, о кошмар, поцеловать друкари... но передумала в последний момент, со смешком отстраняясь от Маражая и выпутываясь из его ослабшей хватки. — Действительно, — негромко проговорил друкари, медленно облизывая губы и подчёркнуто не глядя в её сторону. «Он недоволен? Какая прелесть». — Время приступить к основному блюду. Почти незаметно вытянутые из ножен клинки, смазанное движение - и Маражай чёрной бурей чуть ли не врезается в ближайшую толпу, оставляя после себя ошмётки изуродованной плоти и запоздалые крики. Томная улыбка Миллеадх сменилась на более широкую и дикую, и она неторопливо направилась к другой группе пустотников. В конце концов, зачем торопиться той, у кого в запасе всё необходимое ей время?