Хвост дракона

Отдав последние распоряжения по поводу предстоящего отплытия в Вестерос и попрощавшись с Серым Червем, Даарио Нахарис отправился в королевские покои. Наконец-то можно отдохнуть и расслабиться. Луна, висящая над городом, угрюмо глядела ему вслед. Ее призрачные, холодные лучи напоминали серебряные косы Дейнерис Таргариен, будто она сама летела по небу верхом на драконе. Но Даарио не было до этого никакого дела. Зачем ему Луна? Зачем ему целый мир, когда у него есть сокровище, не имеющее цены? Сегодня последняя ночь в Миэрине, и он проведет ее в объятиях любимой женщины. Королевы, которая не только пустила Даарио в свою постель, ничуть не побрезговав его происхождением, но и открыла ему сердце, доверила тайны, вручила ему собственную жизнь. — Мой меч — ваш, — клятвенно пообещал он и сдержал обещание. Даарио не раз рисковал головой ради Дейенерис и рискнет снова, если понадобится, нисколько не сомневаясь. Он будет насмерть сражаться за нее там, за Узким морем, пока не приведет ее к заветной мечте. И плевать, что он — не одна из трех голов дракона, о которых королева грезит ночами. Не наследный принц, не знатный лорд Вестероса. Сын шлюхи и бывший раб, безжалостный убийца из бойцовых ям, потом и кровью дослужившийся до капитана Младших Сынов. — Хочешь, я буду хвостом дракона? Я не гордый, — сказал однажды в шутку Даарио, захмелев от миэринского фруктового вина, а Дейенерис лишь звонко рассмеялась в ответ. В ту ночь она была особенно нежна с ним, словно сожалела о том, что не может сделать его королем. "Для убийцы из бойцовых ям я слишком сентиментален", — прогоняя волнующие воспоминания, с усмешкой подумал Даарио. Он миновал безмолвных стражников, стерегущих королевские покои, и, толкнув тяжелую дверь, в предвкушении помедлил на пороге. Несмотря на усталость, возбуждение было сильным. Оно заставляло сердце биться чаще и пьянило не хуже крепкого вина. Всего несколько мгновений — и Даарио прикоснется к телу Дейенерис. Вдохнет ее соблазнительный, ни с чем не сравнимый запах, станет ласкать роскошные груди, нетерпеливо запустит руку между ног, ощутив теплую, липкую влагу, а потом приподнимет и посадит сверху, до упора, будет любить долго и нежно, наблюдая, как темнеют от страсти ее фиолетовые глаза, слушая ее жалобные стоны и горячий шепот... — Как душно сегодня! Не могу дождаться отплытия, — сказал Даарио, входя в опочивальню, и пожалел, что не принес цветов. Цветы в Заливе Работорговцев невзрачные, напоминающие выжженные солнцем колючки. Чтобы найти цветок, достойный его любимой, нужно обойти целый свет, и все равно ни один из них не сравнится с красотой Дейенерис Таргариен. — Налить тебе вина, милая? Но ему никто не ответил. Он бросил взгляд на широкую постель, окруженную горящими свечами, и его сердце пронзила легкая досада. Королева спала. Спала и не подозревала, что ее любовник здесь, изнывает от желания. Дейенерис лежала на спине, беспорядочно раскинув руки и ноги. Ее распущенные волосы разметались по подушке. Тонкая, полупрозрачная туника, надетая на обнаженное тело, сбилась, открыв взору Даарио сокровенные места: внутреннюю часть бедер, небольшую, но налитую грудь. Затаив дыхание, он смотрел на соски — нежные, розовые, мягкие, похожие на бутоны нераспустившихся цветов, вспоминал, как ласкал их, вбирая в рот по очереди и прикусывая, а потом сминал ладонями податливые холмики, что так сильно напоминали переспевшие плоды. Только дотронься — и польется сладкий сок, забрызгает все вокруг, вскружит голову, словно божественный нектар. Груди, вскормившие драконов. Поистине чарующее зрелище. А если поднять тунику, раздвинуть бедра, скользнуть пальцами меж серебристых завитков... А лучше коснуться языком, чтобы почувствовать вкус — летнего дождя, морской воды, терпкого вина... вкус ее разомлевшей плоти. Тогда и вовсе можно сойти с ума. Распаленный столь откровенными мыслями, Даарио приблизился к постели. Ему не терпелось разбудить королеву, чтобы как можно скорее насладиться ее телом, но что-то остановило его. Лицо Дейенерис было серьезным и сосредоточенным. Тревоги о будущем не покидали ее даже в глубоком сне. Казалось, она вот-вот распахнет глаза, нахмурит брови и холодным голосом начнет отдавать приказы. Или произнесет "дракарис", и тогда Дрогон, ее любимец, сожжет врагов живьем, а друзей заставит трепетать, преклонив колени, перед властью Матери Драконов. — Вестерос, — чуть слышно пробормотала Дейенерис и пошевелилась во сне. Все мечты и надежды королевы были далеко за морем — там, где Железный трон много лет ждал свою законную правительницу. Даарио осторожно сел на кровать, не спуская глаз со спящей Дейенерис. Он наполнил кубок вином и глоток за глотком осушил его, медленно приходя в себя. К чему этот безумный порыв? Им абсолютно некуда спешить. У них с королевой будут еще десятки, а может, и сотни жарких ночей, наполненных бесстыдными ласками и доверительными беседами. Ведь Дейенерис обязательно возьмет его с собой в Вестерос, в этом нет никаких сомнений. Кто, если не он, капитан Даарио Нахарис, при свете дня будет сопровождать ее на пути к победе, а по ночам ублажать на ложе любви? Разве есть кто-то другой, подходящий для этой роли? Неужели евнух, командующий армией себе подобных? Или карлик, затеявший игру, правила которой известны лишь ему одному? А может, морская разбойница с Железных островов, что мечтает набить карманы королевским золотом? Даарио беззвучно рассмеялся. Подобное не представишь и в самом чудном сне. Как такая чушь могла прийти ему в голову? Они с Дейенерис еще не насладились друг другом, чтобы проститься так скоро. А его меч, острый, не знающий пощады, днем и ночью готовый к бою, еще не уничтожил всех ее врагов. С этими мыслями Даарио погасил свечи, догорающие в изголовье кровати, невесомо провел рукой по спутанным волосам королевы, с трудом удержавшись от более смелой ласки, и, глянув на нее напоследок, вышел из покоев. * * * Решение Дейенерис ошеломило Даарио. Она сидела перед ним, как прекрасное каменное изваяние, и говорила так сдержанно, будто они были едва знакомы, будто не проводили вместе ночи и никогда не любили друг друга. Даарио отпрянул, услышав ее холодный голос. К лицу прилила кровь, по спине побежали мурашки. Всё, буквально всё, что пришло ему на ум сегодня ночью, оказалось больной фантазией. Он словно получил неожиданный смертельный удар во время решающего боя. Даарио не поплывет с ней. Он останется здесь, в Миэрине — поддерживать мир и порядок, пока народ не выберет нового правителя. — Мой меч — ваш, моя жизнь — ваша, — напомнила королева его собственные слова, и он поморщился, тряхнув головой и сжав рукоять меча. В пекло клятвы и громкие обещания! Вслед за Миэрином и народом, о которых она так печется. Зачем Даарио нужен этот меч, если Дейенерис не позволит ему сражаться за нее? Если она так легко говорит о предстоящем замужестве, как будто отправляется за море исключительно ради свадьбы, а не ради войны. Стоит ей прибыть в Вестерос, как к ней тут же выстроится очередь — лорды станут просить ее руки и торговаться, словно на базаре. Мерзкое зрелище. — Ты королева, а не приманка, — с досадой в голосе сказал Даарио. Он неотрывно смотрел в ее глаза, но больше не видел в них прежнего тепла — лишь темный огонь, готовый испепелить всех, кто проявит дерзость. — Чего ты хочешь? — раздраженно спросила Дейенерис. Ее губы тронула легкая усмешка. — Быть моим фаворитом? — Я не гордый! — в очередной раз признался Даарио. — Мне плевать, что рядом с твоим троном сядет какой-то надушенный аристократ. Мне не нужна корона. Мне нужна ты. — Он сделал несколько шагов вперед и опустился перед королевой на колени. — Я люблю тебя и сделаю тебя счастливой, ты же знаешь. Возьми меня с собой. "Хвост дракона, помнишь? — хотел добавить он. — Разумеется, хвост — не голова, однако без хвоста дракону не удержать равновесия во время полета, без хвоста он рискует свалиться в пропасть. Дракон — не ящерица, способная отбросить старый хвост и вырастить новый". Но, услышав ее безжалостное "Я не могу", Даарио не решился. Вдруг она сочтет, что он вздумал потешаться над нею. Хватит с него и того, что не сдержался в адрес Тириона Ланнистера. — Это карлик тебя убедил? Смышленый малый, с его логикой не поспоришь. Там я тебе не нужен. — Мне никто не указывает, — недовольно произнесла Дейенерис, сверкнув глазами. Верилось с трудом. Его рук дело. Будь воля карлика, он бы вообще никого не подпускал к королеве и владел ею целиком — Даарио заметил это с первого дня. Одному небу известно, к чему приведут его игры. — Не сердись, — произнесла наконец Дейенерис, смягчившись. Ее взгляд немного потеплел, и Даарио усилием воли взял себя в руки. Разве воину к лицу биться в истерике, подобно нежной девице? — Я не сержусь, — выдохнул он и, качнув головой, улыбнулся. Чья вина, что он в плену у этой женщины? — Я жалею себя. Как мне смотреть на других? Кто сравнится с Дейенерис, Матерью Драконов? И правда, ему теперь или напиться вина до потери сознания, чтобы заглушить боль, которая наутро вернется вместе с похмельем, или прямиком в бойцовую яму — убивать и умереть самому, да только бойцовых ям в Миэрине больше нет. Остается одно — стиснув зубы, выполнить приказ королевы и сделать все возможное, чтобы дело Дейенерис Таргариен в Заливе Работорговцев, названном ею после победы Заливом Драконов, крепло и процветало. Дейенерис, смутившись от его признания, говорила что-то о других женщинах, но Даарио не расслышал, а может, просто не хотел слышать. Он подошел к столу, взял кубок с красным густым вином, похожим на свежую кровь, и, сделав большой глоток, произнес: — Я уверен, что ты получишь тот трон, которого так желаешь. Надеюсь, ты будешь счастлива. — Кубок жалобно звякнул о каменный стол. Даарио выпрямился и добавил с неподдельной гордостью: — Мне жаль лордов Вестероса. Они не представляют, что их ждет. — Прощай, Даарио Нахарис, — тепло и почти торжественно сказала королева. Даарио не ответил. Вместо этого он молча поклонился и, не обернувшись, вышел вон. В груди жгло и саднило, словно кто-то воткнул туда невидимый клинок. Конечно, и лорды Вестероса, и он сам заслуживали жалости. Но сильнее всего Даарио сейчас жалел о том, что не разбудил Дейнерис прошлой ночью и не овладел ею. Жадно, сильно, до хрипоты. Он имел на это полное право. Ведь еще вчера она принадлежала ему одному.