miríade de sentimentos

хината самой себе признаться не может в том, что теперь она игрок высшего дивизиона V лиги. она даже заметить этого не успела, погруженная в тренировки, тренировки и еще раз тренировки. после выпуска из старшей школы, ее жизнь была похожа на ураган «катрина», время летело незаметно, и вот она – хината шое – доигровщица команды «черные шакалы». как так получилось? да шое сама не поняла. просто бокуто-семпай замолвила словечко тут, атсуму-сан там, и получилась следующая система : хината шое, доигровщица, получившая опыт пляжного волейбола в жарком рио, в возрасте двадцати одного года, стала членом команды шакалов. решившая уйти в свою главную страсть жизни – волейбол – с головой, она часто вздорила с мамой на тему высшего образования. ну зачем оно ей, считать косинусы и синусы при подаче? такой ерундой на площадке не занимается, наверное, никто, кроме игроков, чьи цели в жизни ограничивались вызубрить гранит наук да мячик хоть раз за сетку перекинуть. а она – подающая надежды молодая волейболистка! ей нужно стараться больше, тренировать абсолютно все группы мышц, оттачивать технику игры, анализировать обстановку на площадке. какие тут учебные заведения, маменька? так уж повелось, что мама ее – человек старой закалки, для которых корочка об окончании универа является поводом для гордости за семейными застольями. ладно, есть младшая, пусть та оправдывает все ожидания маменьки. а шое продолжит развиваться в любимом деле, приближаясь к своей цели семимильными шагами. тем более, когда у тебя такая связующая. почему «такая»? да потому что мию атсуму иначе не опишешь, никакие красочные эпитеты не передадут даже сотую часть ее индивидуальности! она воплощение грации и силы одновременно, чуть ли не идол шое. но в последнем хината ой как сомневается. ловить себя каждую тренировку на мысли «какая же атсуму-сан непревзойденная!» кажется либо абсолютной нормой, либо зависимостью. мия для нее словно допинг, мотивирующий работать больше и играть лучше. и своим бесконечным развитием доигровщица однозначно обязана сеттеру. она же даже начала хоть как-то за собой ухаживать! открывая свои фотографии со школы, хинату чуть ли не приступ хватал : как можно было настолько не заботиться о своем внешнем виде? то-то понятно, почему на нее парни даже не смотрели лишний раз. глазам физически больно становилось при взгляде на нее : тощая, угловатая, растрепанная, словно только с кровати встала, а синяки под глазами свидетельствовали о том, что валялась она в ней, дай бог, часа два. не то что атсуму-сан : она каждый день выглядит так, будто сошла с обложки самого модного журнала, каждый локон аккуратно уложен, макияж кажется даже ненужным элементом. такую красоту подчеркивать ощущается как преступление. потому что у шое сердце бьется раза в два чаще, стоит атсуму появится в ее поле зрения. все, что она делает, кажется, стало личным фетишем хинаты. то, как она подает, как лукаво ухмыляется перед силовой, как глазами испепеляет соперников, как бесперебойно шутит над всеми вокруг, кроме шое. атсуму все делает идеально настолько, что доигровщица успевает лишь выругаться на португальском да глаза спрятать за рыжей челкой, прежде чем связующая заметит такую реакцию на саму себя. а последствия представлять даже страшно : та беззастенчиво подтрунивает над каждой оплошностью, припоминает допотопную информацию в удобных случаях, манипулирует ой как ловко и филигранно. и все ее поведение кажется большинству заносчивым и высокомерным, но шое видит в этом лишь фееричное искусство. быть мией атсуму – целая наука. она кажется даже сложнее португальского в первые месяцы пребывания в рио, сложнее интеллектуальных подколов тсукишимы, сложнее…droga, да всего! шое было даже легче пережить адаптацию к климату японии, нежели отводить каждый раз взгляд от мии. и сидя в баре, шое позволяет себе эту вольность. потому что атсуму-сан точно не заметит ее долгого пожирающего взгляда, будучи занятой танцами и искусным флиртом с окружающими. хината настолько залипла на свою связующую, что даже не заметила бокуто-сан. «все совсем плохо…» – думает девушка. не услышать самого громкого игрока их команды было апогеем абсурда. – хей-хей-хей, хината! чего сидишь такая кислая, неужели моя компания тебя не устраивает? – котаро улыбается так широко, что губы доигровщицы сами растягиваются в ответном жесте. не улыбнуться семпаю кажется самым страшным грехом. хината заправляет кудрявую пушистую прядь за ухо, смотря прямо в глаза нападающей, да ловит себя на мысли, что нет такого трепета при общении с бокуто-сан, как с мией-сан. хочется отчаянно выдохнуть и заказать чего-нибудь покрепче у бармена. – что вы, бокуто-сан, с вами сидеть одно удовольствие, – не кривит душой шое, одаривая котаро мягкой улыбкой. бокуто-сан – милейшая из ее семпаев, – просто устала после матча, но это приятная усталость, не подумайте! бокуто осматривает собеседницу своими совиными глазами так пристально, что у шое на душе становится теплее от такой опеки и мягкой заботы от котаро. – так пойдем повеселимся, танцпол ждет победительниц! – гогочет во весь голос нападающая, утаскивая за собой хинату. та успевает лишь похлопать недоуменно глазами да отпустить ситуацию : ее семпай всегда такая – энергичная и непредсказуемая. «бедный акааши-сан» – проносится в голове доигровщицы мимолетная мысль, но та сразу от нее отмахивается. они друг друга идеально дополняют, котаро кажется вечным двигателем, и черт знает, что было бы с кейджи, если бы не его гиперактивная любимая. музыка кажется совершенно безвкусной, хочется снова услышать незатейливые мотивы бразильской музыки, что звучала на каждом шагу в рио. но все мысли испаряются, стоит взгляду девушки наткнуться на мию : она очаровательно пританцовывает в ритм музыке, покачивая округлыми бедрами, ленивым взором осматривая толпу около нее. и стоит лисьему прищуру наткнуться на доигровщицу, как связующая сразу же улыбается так соблазнительно и красиво, что у хинаты в животе завязывается крепкий узел. – вот лиса-атсуму, да, хината? – кричит сквозь басы котаро, со стороны с улыбкой наблюдая за этими переглядками девушек. вроде неглупые, а сами разобраться не могут, – ставлю пятьсот йен на то, что она не оплатила ни единого коктейля, который влила в себя за сегодняшний вечер! умеет же вертеть парнями, как захочет, – беззлобно фыркает диагональная, поглядывая в сторону бара. – нет-нет-нет, бокуто-сан, акааши-сан будет не рад, узнав, сколько вы выпили сегодня! – она оттягивает сокомандницу от бара, затягивая в пучину танцующих тел. они пробираются сквозь толпу людей поближе к мии, которая наверняка находилась в самом эпицентре. она явно прародитель всего этого хаоса, вакханалии, царящих вокруг связующей! шое слушает вполуха бубнеж котаро, выглядывая сеттера. а натыкаясь на хитрые карие глаза, ощущает лишь пылающие щеки и учащенное сердцебиение. – эй, шое-кун, не хочешь присоединиться? – она отходит от какого-то пьяного парня, одаривая его ласковым прикосновением к щеке, – еще увидимся, сладкий, – и улыбается так непринужденно и фальшиво, что у хинаты на душе разгорается еще больший пожар. шое физически ощущает этот треск собственной вселенной, наблюдая за этим шоу. это все та же ее любимая связующая, флиртующая с каждым парнем здесь, который подойдет ей по каким-то субъективным стандартам. но вспоминая теплую и мягкую, искреннюю улыбку атсуму, доигровщица ощущает самый настоящий разрыв шаблона. сейчас перед ней не ее связующая. это ее привычный образ, продуманный до самых мелких деталей, устоявшийся в жизни мии. она уже настолько сроднилась с ним, что воспринимает как неотъемлемую часть себя, которую контролировать получается идеально в обществе. она снимает его, выходит из этого образа разве что с саму, и то, частично. не сдерживая себя в колких унизительных насмешках, она хотя бы может высказать сестре все, что накопилось внутри. не разрушать же ей собственноручно созданную модель поведения? и мия-старшая удивительно четко считывает, когда тсуму нужна поддержка. та мгновенно отодвигает саркастичные шутки и фальшивое раздражение. внимательно выслушивает сестру, не обращая внимание ни на что, кроме нее. мягко успокаивает, советует что-то, но только если та попросит. осаму привыкла не влезать, если ее не просят, а уж тем более не давать непрошенных советов. потому что сама терпеть подобное не могла на физическом уровне. но в единичных случаях мия-старшая реагирует на сестру по-другому. например, когда та пришла жаловаться на фотографии со школьных лет, на которых связующая была с ужасным цыплячьим блондом. или на гель-лак, что не нравился ей по настроению сегодня, но еще вчера казался лучшим оттенком во всей вселенной. или когда атсуму решила пожаловаться на шое. тут уже осаму не сдержала интереса : «атсуму» и «жаловаться на шое» в одном предложении? быть не может! или может. – саму-у, что я такого делаю, что она в упор не замечает моих искренних и самых светлых чувств, – жалобно тянула мия, буквально растекаясь на плече сестры, – я же такая хорошая кандидатка на роль ее любви всей жизни, может, она все-таки встречается с этим паинькой? я же даже пасы ей по-особенному делаю, может, она делает вид, что не замечает, чтобы не обижать? ну разумеется, она же ангел во плоти! – тсуму, еще хоть одно тупое слово вылетит из твоего рта, и я клянусь, убью тебя, – холодно отрезала осаму, аккуратно оттянув за волосы сестру, – как можно быть настолько глупой, при этом играя на позиции «мозга» команды? не разочаровывай меня вновь, тсуму. связующая же лишь бубнила что-то под нос, будучи чересчур обиженной на сестру за такие слова. она ей значит душу изливает, обнажает все ее ахиллесовы пяты, а она ее отчитывает как нерадивую дочь! – если ты не видишь дальше своего носа, то это исключительно твоя проблема, тупица. она же к тебе как к божеству относится, да только ты со всеми подряд без разбору заигрываешь, puta, – так что прекрати вести себя так распутно и поговори с шое-кун. и спустя секунды молчания добавляет : – а еще vai tomar no cu, моя причина вечной мигрени, – выдыхает и треплет блондинистую макушку. атсуму же с досадой смотрит на ту, но при этом не заметить искры решимости в опьяненном чувствами взгляде невозможно. а еще румянец на щеках после ругательств на португальском. а потому сейчас, услышав каким-то чудесным образом (все дело в человеке, который стоит напротив) тихое и потерянное «merda», мия на мгновение тушуется, сразу же улыбаясь так широко и неподдельно, что шое ощущает себя в слишком правильной и…естественной обстановке? – атсуму-сан, я не умею танцевать, – виновато кричит хината, пытаясь не выглядеть чересчур нелепо, – может, выпьем? – и сразу же кусает собственную губу, осознавая, что загоняет саму себя в ловушку. собственными руками ее же создав. мия задумывается на какое-то время, но после рассуждений безмолвно следует к бару, кивнув, чтобы доигровщица шла за ней. хината думает, что она слишком глупая для своего возраста. в двадцать два года голова на плечах-то быть должна! а сейчас она вынуждена смотреть куда угодно, но только не на сеттера. у той слишком красивый лонгслив с открытыми плечами, слишком красивые ключицы с кулоном в яремной впадинке, слишком красиво лежащие тяжелые густые волосы, слишком красивая вся мия. ниже ключиц смотреть шое себе не разрешает. не когда девушка сидит прямо перед ней и смотрит таким внимательным взглядом, подмечая, наверняка, все детали. она же гениальная связующая, внимательная и жадная до всех мелочей. – шое-кун, бокуто сказала, что ты меня боишься, – тяжелый вздох и глоток наверняка до жути сладкого коктейля, – это правда? а шое-кун сидит с таким удивлением на лице, которое спародировать не сможет даже талантливейший актер во всей вселенной. она моментально переводить взгляд с коктейля мии на ее лицо, выискивая определенные черты лица, по которым можно было догадаться, что все, сказанное ею – шутка. хината же ее знает как облупленную. она может лишь открывать и закрывать рот, нелепо хлопая накрашенными ресницами. потерянно рассматривает атсуму, пытаясь не слишком долго задерживать взгляд на полных ярких губах. – нет, атсуму-сан, не было такого, – буркает шое, осуждающе прожигая макушку котаро. она явно имеет глаза на затылке, ну, или голова как у совы поворачивается на 360, иначе не объяснишь ее взаимный взгляд, вот только он полон сочувствия и… надежды? – я вас боялась в старшей школе, сейчас у меня даже резона нет вас опасаться, вы же моя связующая, а не команды соперников, – усмехается девушка, рассматривая мозоли на собственных пальцах, – а почему вас это так заботит, атсуму-сан? мия довольно смотрит на нее, как лисица, загнавшая жертву в угол, позволяет губам скривится в ухмылке, а потом пройтись по ним языком, стирая остатки помады. от этого действия отвести взгляд кажется невозможной миссией для доигровщицы. она сглатывает накопившуюся слюну да краснеет, становясь похожей по оттенку на лак на ногтях сеттера. карминового цвета. мия отмечает на лице своей доигровщицы такую трагедию, какую ни один шекспировский последователь написать не смог бы. она для всех вокруг открытая книга, читать которую атсуму хотела бы единолично, в одиночестве. – ты права, шое, ты права, – это «шое» без всяких суффиксов заставляет хинату очередной раз покрепче сжать бедра да выпить холодного коктейля, – я серьезный соперник, не так ли? разве моя сокрушительная сила и до идеала отточенная техника не прекрасны, не пугающи? – и удовлетворенно допивает напиток, поворачиваясь обратно к девушке. и у шое словно кадры фильма проносятся все воспоминания о связующей. еще со времен национальных и заканчивая сегодняшней игрой. она с каждым годом лишь лучше и лучше. кажется, скоро ее превосходство над остальными сеттерами достигнет абсолюта, и можно будет сравнивать ее карьерный и профессиональный рост с высотой эвереста. – да, вы супер крутая, атсуму-сан! я представить не могу современный волейбол без вас! – говорить о атсуму в ключе самой-обсуждаемой-и-крутой-в-мире-волейболистки ощущается намного легче и свободнее. она хотя бы может дышать. и все же если бы у хинаты шое спросили, что такое красота, то она без раздумий показала бы атсуму мию. она мало того, что выглядит лучше всяких афродит и горячих бразильских девушек, так еще и умная, добрая, уверенная, внимательная, смекалистая и так до бесконечности. мия не отвечает на это ничего, лишь проживает это ощущение и сглатывает вместе с напитком, заставляя осесть где-то внизу. но улыбку скрыть невозможно, а потому она действует на опережение : – шое, в кого ты влюблена? атсуму однозначно пьяна до неприличного состояния, когда можно так бесстыдно спрашивать интимные подробности. но хинате ее видеть такой уже не впервой, однако сейчас перед ней не просто нетрезвая связующая. сейчас перед ней хрупкая и нежная тсуму, что смотрит так убито и несчастно, горько усмехаясь себе под нос, замечая, как бармен понимающе подливает ей еще и еще. и если бы этот вопрос ей задали пять лет назад, три года назад, один год назад, то без каких-либо раздумий и сомнений она воскликнула «в волейбол, разумеется!». и слово «кого» ее не смущает, для нее волейбол не просто игра или спорт, не профессия или хобби. волейбол – ее смысл жить и дышать. безудержная страсть, что гонит кровь по венам с бешеной скоростью. ее религия. но сейчас, когда она не менее уязвимая сидит перед мией, ответ тает на кончике языке, не успевая даже вылететь потерянным выдохом. – а черт с этим, сама догадаешься, – хмыкает сеттер, поправляя рукав черного облегающего лонгслива, – довольна игрой? но хината на эту попытку сменить тему лишь хмурит брови и сжимает пальцы на собственном запястье покрепче. это ощущается так неправильно, иррационально. убегать от таких разговор они могут бесконечно, но в итоге, каждый раз они достигают точки невозврата в мириадах доверчивых и личных слов, сказанных в абсолютной тишине и уединении. и шое на всю вселенную хочет закричать о том, что их вины в этом нет. есть вина лишь глупых предрассудков. а атсуму ощущает исключительно собственную вину в том, что не может собраться и достойно признаться во всем доигровщице. «как сложно любить людей» – думает в очередной раз атсуму, натыкаясь на закрытые врата. когда каждый вокруг замечает эту разницу между тем, как девушка относиться к хинате и как к другим, сама шое даже не допускает подобных мыслей, отпуская вслед за мечтами и фантазиями. – атсуму-сан, а как вы…– голос, кажется, даже не принадлежавший ей, звучит слишком жалко и надломлено, – как вы поняли, что я влюблена? мия нарочито медленно зарывается рукой в копну окрашенных волос на затылке, пытаясь выждать эту паузу как можно дольше, – у меня на такое глаз наметан, милая, – голос атсуму хриплый и в нем невозможно не услышать эту язвительную ноту, – а ты еще совсем зеленая в делах любовных. и кто же он? шое обрабатывает информацию, кажется, тысячу световых лет, пока не успевает опомниться и ответить хоть что-то. и мия ее совсем не узнает. ту заткнуть кажется миссией невыполнимой, бесконечная река мыслей девушки – лучший обезбол сеттера, а когда та сидит безмолвной фарфоровой куколкой перед ней, то все живое внутри чахнет. мия решает разрядить обстановку, возвращая привычный образ. он кажется лучшим вариантом действий, с ним хината хотя бы умеет общаться как обычно. – или она? или оно? черт знает, что там с нашей чиби-чан в бразилии сотворили, – хихикает с собственных слов атсуму, ожидая увидеть хоть какой-то огонек в глазах собеседницы. а та, кажется, совсем уменьшилась, сжав голову в плечи и покраснев от шеи до ушей. – атсуму-сан, я предпочла бы не разговаривать с вами о таких вещах, это очень личное, – и куда ушли годы жизни в бразилии, сделавшие шое раскрепощеннее, не понятно. она же совсем потеряла значение слова «стыд», в каком она виде только не расхаживала по пляжу, играя в волейбол в жарком рио. видимо, что происходило в рио, то и остается в рио. – не поймите неправильно, просто…разве вам интересно обсуждать чужую личную жизнь, а не заняться своей? – и смотрит прямо в душу мии, встречаясь с горящим взглядом. когда в ее глазах огни, она настолько прекрасна, словно вот-вот расцветет, подобно сакуре в апреле. и мия, услышав это «чужую», выдыхает теплый воздух с такой ненавистью к себе и миру, с таким разочарованием, осознав, насколько же они далеки друг от друга. но при этом настолько же родные, выучившие все привычки и реакции друг друга, образовавшие эту связь, тонкую красную нить. – забыла помочь саму с онигири, прости, шое-кун, поговорим в другой раз. и хината не понимает, что режет больнее : треклятое имя с суффиксом, ненавистное «в другой раз», которое никогда не наступает, или все в совокупности. и так всегда, цикл замыкается именно на этой точке. или наоборот, она точка отсчета. черт его знает, важно лишь одно – шое снова осталась в конце концов лишь с одиночеством. и обжигающим прикосновением мягких губ на щеке. – em você, – сказано в шумную толпу, басы и шлейф ее духов. и хината вспоминает, как сидя на кухне маменьки, слушала ее лепет за готовкой. — поступай в университет, шое! найдёшь там умного паренька, выскочишь замуж, будете вместе воспитывать детей и жить друг с другом до конца ваших дней! и шое не знает, как сказать маме о том, что она уже нашла себе кого-то. нет, не в универе. это не парень, но она не против жениться на ней, воспитывать детей, жить вместе с этой девушкой всю свою жизнь. просто потому что она — мия атсуму.