Предопределенность

Шэнь Юань ненавидел судьбу, предопределенность и сюжет. Сюжет, наверно, больше всего, после того как пришел в себя двадцать лет... целую жизнь тому назад, в собственных слезах, соплях и блевотине, неизвестно где и неизвестно когда. В очень черном небе распускались цветами фейерверки, горло болело, живот сводило спазмами, одежда была мокрая насквозь, Юаню по ощущениям было лет пять, а вокруг толпились дамы и девицы явно ограбившие костюмерную пафосного сериала про какое-нибудь Троецарствие, и самая шикарная из них сидела на земле и держала Юаня на коленях, обнимая так, будто задушить хочет, и смотрела на прочих, как красный командир на гоминьданскую сволочь. Но дышать полной грудью было хорошо. Особенно хорошо, потому что Юань помнил, как умирал от отека Квинке. Юань вздохнул, потом еще раз, потом закашлялся и понял, что в мир вернулись звуки и запахи. И вот без последнего можно было обойтись. Пахло блевотиной, грязью и тиной. И палочками из дешевого индийского магазинчика, от которых слезились глаза. Юань как-то внезапно осознал, что даже в этом новом, удивительном мире аллергия на ароматические палочки его не минула и сделал самое разумное, что мог сделать в создавшемся положении: всхлипнул и отчаянно зарыдал. Дама, на чьих коленях он сидел, обняла его еще крепче и забормотала про своего любимого А-Ю, самого лучшего и самого единственного, и о том, что мама за него непременно всем отомстит. Задушит, отошлет в дальнее имение и собственноручно забьет палками. Дамы чуть поодаль, одетые победнее, немедленно зачирикали что-то про толпу и несчастный случай. Несчастный случай, как же! Юань перечитал слишком много исторички, чтобы поверить в такую гнилую отмазку, о чем честно собирался новоявленной матушке сообщить, когда все чирикавшие расступились, чтобы пропустить солидную даму лет сорока, тащившую за шиворот мокрого оборванца лет десяти. Оборванец был совершенно точно жалкий, худой, грязный и совершенно точно ничего не понимал. Глазами лупал по-совиному, пытался улыбаться и не коситься на небо, где как раз вовсю переливался чешуей и шевелил усами огненный дракон. Да на него даже Юань смотрел, потому что такого под новый год запускали технари из Нанькайского университета и под это потребовалась уйма дронов и куча времени. И даже на видео это было офигеть, как эпично. В реале получилось еще круче. Дракон в небе раскрыл пасть и весь затрясся, будто зарычал. И с дронами-то такое вышло бы без проблем. Но тут даже электрических лампочек не было. И проводов. И к ним еще не мчалась скорая с парамедиками. Или хотя бы съемочная группа. И да. Юань читал много откровенно мусорного чтива про попаданцев. Слишком много, наверно. Надо было читать что-нибудь приличное. Классическое. Глядишь, поучаствовал бы в ключевых событиях, жил мало, зато умер весело и за Родину. Но если это и в правду был дешевая сянься, то, с Юаневым везением, его закинуло как раз в момент, когда несправедливый мир топчет надежды главного героя и он делает свой первый шаг в превращении из трепетного белого лотоса в образцовую тварь тьмы. Которая непременно всех запомнит и лет через двадцать не поленится всех найти и предать самой ужасной казни. Ужасно трешовый, жеваный-пережеванный сюжетный ход. Предположительный главный герой и предположительный пока-что-белый-лотос с трудом отвел взгляд от рассыпавшегося искрами дракона. Державшая его за шиворот почтенная дама встряхнула добычу, для пущей значимости, и завопила: — Это он! Это вот он столкнул молодого господина в воду! Мальчишка даже не поморщился, когда его ударили по спине, заставляя встать на колени. Ну типичный, натуральнейший белый лотос. Зачем такому топить чужого барчука? Да и если топить — достаточно же просто в воду толкнуть, не обязательно прыгать туда самому. А прыгать самому нужно, только если кто-то уже в воде. Живот до сих пор мутило, болело в груди и Юань как-то сомневался, что была нужда его притапливать. Это оставляло ровно один вариант. Значит, пора была собрать волю в кулак и попытаться изменить судьбу и сюжет. Хотя бы очень постараться. — Он меня спас. — В первый раз ничего внятного сказать не получилось. Так, невнятный писк. Зато хоть матушка отвлеклась. Встала, как будто Юань у нее на руках и не весил ничего, помогла высморкаться в надушенный платочек, материализовала откуда-то чашку с чаем. И тетушка, и все чирикающие, и смутные мужские силуэты при мечах, охрана, наверно, дисциплинированно замерли. Юань глотнул чая и попробовал сказать еще раз. — Он меня спас. — Получилось уже четче. Тетушка, правда, завыла о том, что видела своими глазами, и что все видели и что вот этот самый оборванец... — Всё она врет. — Очень честно и тихо вздохнул Юань в мамину шею. — Она сама толкнула. А теперь всё врет. Не то, чтобы Юань что-то помнил, но на воре и шапка горит, так ведь? — Эта Чжу смеет сомневаться в словах молодого господина Шэнь? — Прогремела матушка и на мгновение все затихло, а потом завертелось снова, но в какую-то совершенно непонятную сторону, а Юань почувствовал, что он очень-очень устал. И что мама всенепременно со всеми разберется и всех накажет. А ему пока можно немножко подремать. Но перед этим все же решить проблему с белым лотосом. Чтобы хоть под присмотром был. А там видно будет. Юань проснется и обязательно придумает, как сделать, чтобы его не запомнили врагом и не пришли потом отрубать руки-ноги и что там еще положено по сценарию самой жуткой мести. Поэтому Юань честно дотерпел до очередной паузы в сваре, переполненной непонятными именами и перечислением старых обид и старых же благодеяний, и так же тихо, в мамину шею, попросил: — Можно я мальчика себе оставлю? Ну, пожалуйста? Мама, кажется, кивнула. А потом вокруг снова закричали, уже про прибытие какого-то целителя Му, но Юань уже не слушал. У него вдруг очень-очень закружилась голова. Потом-то Юань очнулся, конечно. В новом доме, который тоже точь в точь слизали с декораций очередного сериала. На роскошной музейной кровати. В окружении прислуги в музейно-дорамных шмотках. Музейным тут было всё. Кровати, занавески, одежда. Отвратительная и очень целебная традиционная бурда, которую пришлось выпить. Фарфоровая чашечка, в которой эту бурду принесли. И, наконец, добрый доктор, который старательно проверял Юанев пульс, вместо того, чтобы послушать легкие и взять кровь на анализ. И вот по этому самому пульсу ему нагадали крайнее истощение ян, лихорадку на нервной почве и проблемы с сердечным дяньтанем. Ну, как и положено в типичной такой сяньсе, где автор даже не подумал, что после утопления перво-наперво бояться нужно пневмонии, а не проблем с сердцем. Идиотский роман. Идиотский автор. Доктора, кстати, звали Му Цинфаном. Мальчишку, которого Юань вчера подобрал — Юэ Ци. А самого Юаня официально называли Шэнь Юань, пятый молодой господин Шэнь. Это было странно, потому что среди всех прочитанных новелл имена более-менее подходили только под одну. Ну, имя целителя, персонажа хотя и важного, но насквозь второстепенного, навроде вечного рояля из кустов, совпадало полностью. Босяк Юэ Ци должен был, наверно, вырасти в князя Юэ Цинъюаня. И среди всех казненных им отпрысков семейства Шэнь никакого Шэнь Юаня не числилось. Стоило перемещаться невесть куда, чтобы и здесь умереть идиотской смертью? Помирать так рано Юань совершенно не собирался. Если он угадал правильно, то здесь должны быть благородные заклинатели, летающие мечи и удивительные монстры. Много самых разных удивительных монстров. Правда, если Юань таки угадал правильно, они все тут, за исключением доброго доктора Му, были даже не второстепенными героями, а так, жалким пушечным мясом под ногами настоящего главного героя. Чудесного мальчика с тяжелой судьбой, в будущем бессмертного заклинателя и императора с небывалым гаремом на две сотни жен и наложниц. К сожалению, кроме полетов на мечах и монстров Юань ничего особенно и не понял. Книга была полный трэш, сюжетные повороты шаблонны до скрежета, а описания страданий главного героя так и тянуло проверить через антиплагиат. Проверять Юань тогда не стал. Запоминать в деталях — тоже. А сейчас бы пригодилось. Юань ненавидел судьбу, предопределенность и кривые сюжеты. Влиться в чужую жизнь оказалось проще простого. Прислуга у Шэней была вышколенная, а распорядок дня пятого молодого господина — детальнейше расписан. Пятый молодой господин хорошо спал, неторопливо завтракал, гулял, для пользы дела, в мамином саду, слушал приходящего учителя, хорошо обедал, сладко дремал после еды, гулял перед ужином во все том же мамином саду, вокруг трех клумб, хорошо ужинал и шел спать. В промежутках можно было смотреть картинки, слушать рассказы нянюшек и смотреть, как играют дети прислуги. Юань решил в устоявшийся распорядок не вмешиваться. Так, устроил пару раз скандал на тему «Хочу того, не знаю чего», с удовлетворением посмотрел на суетящуюся прислугу, убедился в том, что предшественник его был на редкость избалованным засранцем, и занялся действительно важными вещами. Шэнь Юань, пятый молодой господин Шэнь, единственный сын законной супруги, был несомненной маминой радостью. Только вот место папиной гордости было надежно занято его старшими, единокровными братьями. Братья преуспевали в науках, Шэнь Юань особых талантов не показывал. Сводные братья со всей почтительностью и не жалея себя помогали отцу, Шэнь Юаню целитель Му не обещал, что он доживет до гуаньли. Но у Шэнь Юаня была мама. Единственный ребенок старого главы Шэнь, вышедшая по большой любви за кузена, принятого в дом наследником, и вынужденная терпеть его наложниц с сыновьями, от всех иллюзий вылечилась уже давно. Мама была серьезным аргументом в любом споре. А еще был Юэ Ци. Юэ Ци обживался в поместье, очаровывал прислугу постарше невинным взглядом и носил Юаню все те сплетни, которые нянюшки считали неподобающими для господских ушей. Юэ Ци был самым лучшим старшим братом из всех, какие у Юаня когда-нибудь были. Что в этом мире, что в том. И даже согласился стать Юаню партнером по обучению. И ему теперь доставалось за все юаневы ошибки, потому что Юаня лупить было никак нельзя. И это было ужасно, ужасно несправедливо, потому что Юэ Ци был умный и способный. Он все запоминал с первого раза и мог повторить без запинки даже там, где Юань со всей своей памятью из прошлого мира едва справлялся. Юэ Ци и не думал сердиться. Юэ Ци смеялся, что у него, уличного оборванца, есть самые лучшие наставники, и что пара ударов за возможность учиться — сущие мелочи. Юаню-диди не стоит беспокоиться, а стоит пить присланный целителем Му настой и суп из кровавых ласточкиных гнезд. Так-то Юань все понимал. Прошлое, традиционная культура, разница в статусах, уличному босяку следует быть по гроб благодарным, что его взяли в приличный дом. Но сяньсю писал Юанев современник и кто его знает, что могло гнездиться у местных в головах. Но Юэ Ци, кажется, все устраивало. Из «эй, ты» он постепенно становился «молодой господин Юэ», и матушка самолично следила за его успехами. Обещала отправить в академию наставника Цао, из которой выходили все победители столичного экзамена. После этого экзамена, Юань помнил, на Юэ Ци, нищего, но очень талантливого, обратил внимание господин левый министр. Пропихнул в наследники бездетному князю Юэ, сделал очередной марионеткой двора. И это двору, не князю Юэ, мешало семейство Шэнь. Этого следовало избежать любой ценой, но до экзаменов оставалось два года и Юэ Ци собирался в эту свою столичную академию. Юань расслабился. Слишком рано, потому что выбравшийся на очередную прогулку по городу Ци-гэ вернулся хорошо за полночь, мокрый, грязный, воняющий гарью и вдобавок ко всему приволок окровавленного и грязного мальчишку. И начал на полном серьезе стучаться головой об пол, умоляя этого самого мальчишку спасти. А Юань... Юань, если честно, и проснуться-то толком не успел. А когда успел, то сразу порадовался, что приучил всю лишнюю прислугу шататься где-нибудь подальше от его павильона. Потому что иначе уже набежали бы любопытные и все совершенно точно кончилось бы очень плохо. Очень-очень плохо, потому что Шэни, конечно, были кланом старым, уважаемым и очень богатым, но у Цю были связи в столице, а старый господин Цю в добавок, был вторым браком женат на младшей сестре князя Юэ. Самого Юаня подумывали сговорить с девой Цю, но Юань в очередной раз простыл, отцовские наложницы в очередной раз кинулись проветривать заготовленные траурные одежды и оба семейства решили с помолвкой погодить. Ну, теперь это не имело значения. Потому что у Цю, оказывается, в рабах держали некоего сяо Цзю, который был Юэ Ци названным братом, и которого этот самый Юэ Ци надеялся украсть и увезти в столицу. Потому что Цю были крайними мудаками и садистами, и Юэ Ци не хотел во все это впутывать семейство Шэнь, а теперь господин Цю Цянло мертв, и поместье Цю сгорело, и Юэ Ци так виноват, так виноват и не знает, что делать и просит только спасти его сяо Цзю, потому что... Дальше можно было не слушать. Сяо Цзю смотрел волчонком исподлобья и, кажется, уже прикидывал, куда удобнее будет втыкать заточку. У Юаня начинало мерзко колоть в виске верным признаком скорой мигрени. На самом деле побег в столицу был не таким уж плохим вариантом. Матушка влегкую подписала бы подорожную на двух человек, а в столице никому и дела не было до мелких провинциальных дрязг. Но домой вернуться после такого уже вряд ли бы получилось. Матушка бы, конечно, расстроилась. И Юань. Ци-гэ, получивший сначала свою ученую степень, а после ставший новым князем Юэ сильно повышал его шансы во внутрисемейной грызне. Юань был совершенно не готов сбросить настолько сильную карту. Надо было думать. Быстро. Пока никто не совершил какой-нибудь еще глупости. — Ци-гэ. — Юань очень старался говорить спокойно, уверенно и авторитетно. — Как зовут твоего брата? — Ублюдок. Шваль подзаборная. Крысеныш. — Сяо Цзю оскалился, сверкнул глазами. — Как господину удобнее. — Шэнь. Шэнь Цзю его зовут. — Юэ Ци отвлекся от своего покаянного монолога и сел на пятки. На лбу четко виднелось красное пятно. Шэнь Цзю. Теперь ныло уже в обоих висках, потому что Шэнь Цзю, человек без рода и племени, человек, которому князь Юэ Цинъюань беспричинно благоволил, получил от князя в подарок обескровленный и обезглавленный клан Шэнь. Развратник и убийца, ни в грош не ставивший своего благодетеля, и при этом вроде как вполне неплохой глава. Эффективный. Шэнь Цзю. Младший брат. Никакой столицы. Его совершенно точно нельзя было выпускать из вида. Юань потер виски. — Ци-гэ. Приведи брата в порядок, спрячь в моих комнатах. — Все равно кроме матушкиной доверенной прислуги здесь никто не ходил, а матушкина прислуга умела молчать. — Сам переоденься. Ты вечером вышел в город, перебрал вина, случайно разбудил меня, был наказан и всю ночь стоишь и каешься у дверей павильона, ясно? Не беспокойся. Я со всем разберусь. Ци-гэ, благослови его все будды и бодхиссатвы, не стал возражать и честно исчез, уволакивая с собой младшего братца. В историю про девятого сына троюродного дядюшки Шэнь Чжао матушка не то, чтобы безоговорочно поверила, но троюродный дядюшка любил заводить наложниц вне семьи и сам в их числе иногда путался. Шэнь Цзю давил скупую слезу, жалостно рассказывал про матушку, бывшую ивовую деву, высланную куда подальше, его собственные поиски родни и демонстрировал приличные манеры. Юэ Ци всем своим видом выказывал крайнее смирение и готовность искупить. Юань страдал мигренью, и просил матушку не гневаться и оставить ему новую игрушку. То есть троюродного кузена. Потому что Юэ Ци ведь скоро в столицу, и Юаню будет скучно и одиноко. Матушка сдалась в конце концов. Юэ Ци было уже шестнадцать, учителя пророчили ему большое будущее и всем этим будущим он был обязан клану Шэнь. Стоило ли слишком гневаться? Юэ Ци уехал в столицу. Город лихорадило. Искали поджигателей поместья Цю. Искали пропавшего раба, потом не искали, когда пересчитали извлеченные из-под остатков господского павильона трупы. Потом нашли еще тела под цветочными клумбами и дело начало приобретать странный оборот, потом князь Юэ приютил деву Цю, оставшуюся после смерти брата полной сиротой и решительно присоединил к княжеской вотчине все выморочные имения. Юань не особенно следил за всей этой мелодрамой. Главное было, что почтенные господа, из рук которых уплыли земли обширные и плодородные, совершенно позабыли и о пропавших рабах и о поджоге, и занялись сочинением кляуз на императорское имя. Из столицы отвечать не торопились. С севера прибыло очередное хусское посольство и его величество старательно опустошал казну, пытаясь произвести на варваров впечатление. Столица не собиралась ссориться с богатыми и далекими южными провинциями. Пока что не собиралась. Письмо для старого князя Юэ Юань сочинял вместе с матушкой. Про несчастный случай на банкете, несчастную девицу, добрую подругу, практически младшую названную сестру мадам Шэнь, и пригретого домом Шэнь сиротинушку. Который оказался наделен всяческими талантами и добродетелями, и теперь страдает лишь от невозможности выказать батюшке всю меру сыновьей почтительности. Уже примерно к середине Юаня начало мутить от тонких намеков и неприкрытой лести, но Юэ Ци больше не был нищим и талантливым молодым ученым. За ним теперь стояло семейство Шэнь, и родне сиятельной Сун-гуйфэй не было никакого резона его поддерживать. Значит, с князем надо было договариваться до того как пройдут экзамены. До того, как двор сможет выбрать своего кандидата. Шэнь Цзю сидел в юаневом павильоне. Заваривал чай, растирал тушь, сопровождал молодого господина в его прогулках по саду, вокруг все тех же трех клумб, и смиренно выслушивал всё то, что старшие молодые господа Шэнь могли сказать о напрашивающемся в родню шлюшьем сыне. Честно говоря, Юань его терпению очень завидовал. Он сам давно притопил бы кого-нибудь в ближайшем пруду. Шэнь Цзю держался. Им всем надо было держаться. Ждать письмо из княжеского дворца, ждать новостей из столицы. Упражняться в каллиграфии. Шэнь Цзю тоже был талантливый. Не хуже, чем Юэ Ци, на самом деле. Это было хорошо, потому что талантливого человека никто не оставил бы на произвол судьбы. Особенно матушка. Особенно сейчас, когда старшему брату батюшка нашел достойную невесту и ходили слухи, что прямо на свадьбе батюшка объявит, наконец, кто же станет следующим главой Шэнь. В качестве главного подарка новобрачным. И даже старейшины не будут слишком уж ворчать о сыне наложницы. Потому что Юань снова болел, целитель Му дневал и ночевал в поместьи, а почтенные тетушки уже почти не скрываясь проветривали траурные одежды. По ночам, когда кашель не давал уснуть, а слабость не позволяла бодрствовать, Юань в полудреме разглядывал ночные жемчужины, которые матушка специально для него достала из фамильной сокровищницы, и думал, что настоящий Шэнь Юань, наверное, так и умер: в собственном павильоне, очень тихо, не дожив пары лет до гуаньли. Матушке стоило усыновить Шэнь Цзю. Матушке нужна будет хорошая опора. Ци-гэ, конечно, не даст ее в обиду, когда вернется из столицы. Но он будет уже князем Юэ, которому не пристало лезть в дела чужой семьи. Юань даже заговорил об этом как-то раз, когда был вечер, и Шэнь Цзю притащил в комнату жаровню, вдобавок ко всем согревающим талисманам, и устроился под одной из ночных жемчужин читать зубодробительный трактат про добродетель и благоразумие. Это было так похоже на их совместные вечера с Ци-гэ, и заговорить оказалось очень легко. Про собственную смерть, про перспективы, про матушку и клан Шэнь, про столичные экзамены и будущего князя Юэ. Шэнь Цзю слушал, даже трактат в сторону отложил. — Ци-гэ всегда говорил, что ты блаженный идиот. Я, дурак, не верил, что такие бывают. Юань вздрогнул, услышав явную насмешку в чужом голосе. Он как раз закончил рассуждать о столице и перспективах роста по чиновной лестнице, и Ци-гэ никогда не перебивал, если Юаню вдруг хотелось поговорить! — Я помойная крыса и беглый раб, если господин забыл. — Шэнь Цзю кривился презрительно. — Господин так щедро предлагает мне место в клане. Ну да, ну да. А ведь был еще убитый господин Цю, и времени прошло всего ничего, и кто угодно мог узнать, додуматься, проболтаться. Отступать было поздно. И бессмысленно. — Этот Шэнь считает, что клан его не достоин? — Юаню стоило усилий удержать серьезное выражение лица. Шэнь Цзю очаровательно округлил глаза, фыркнул в ладонь и сразу же посерьезнел. — А мне ведь первый молодой господин Шэнь Цинтянь предложение сделал. Два ляна серебром пообещал, если я тебе в чай совсем немного макового настоя налью. И ты отмучаешься, наконец. — Два ляна? Это было как-то... Это было настолько оскорбительно мало, что Юань даже не знал, на что обижаться. Ладно, братец Цинтянь его терпеть не мог, и тетушка Фэн, и тетушка Лян тоже. Это можно было понять. Но два ляна? — Надо было просить не меньше тысячи. — Юань наконец, справился с дыханием. — Я старший сын от законной жены! — И куда я эту тысячу дену? — Шэнь Цзю цокнул языком. — Не, для шлюшьего отпрыска два ляна — самая та цена. Да и те платить не обязательно. Обвинить в убийстве благодетеля и вся недолга. Со старшего брата бы сталось. А потом в город бы вернулся Юэ Ци. И устроил бы на месте поместья Шэнь пепелище. Потому что Юэ Ци доверил Юаню своего сяо Цзю. А Юань его не уберег. — Поспать бы вам, молодой господин. — Шэнь Цзю вздохнул, наконец. Покачал головой в точности, как делал Ци-гэ, когда был чем-то огорчен. Совет был мудрый. Потому что под утро Юаня скрутил очередной приступ и он целую неделю лежал едва не при смерти. А когда, наконец, оправился достаточно, дом был по самую крышу укутан в белое. Первый молодой господин Шэнь изволил отправиться на прогулку с друзьями, конь взбрыкнул, молодой господин вылетел из седла и попал под копыта. Отец за пару дней постарел на добрый десяток лет. Юань хотел бы честно скорбеть, но получалось плохо. Братец Цинтянь был неплохим наездником. И в городе хорошо объезженному жеребцу пугаться было попросту нечего. Особенно в квартале ювелиров, где даже нищих не водилось и публика ходила самая тихая и благородная. Но ничего подозрительного так и не нашлось, хотя искали со всем тщанием и даже просили о помощи господина Гао, главу местной заклинательской школы. Господин бессмертный заклинатель походил, покрутил носом, помахал талисманами и ничего конкретного так и не сказал. Зато денег взял, как шептались матушкины служанки, немеряно. Юань не собирался обсуждать цены на заклинательские услуги. Матушка наконец-то согласилась повнимательнее присмотреться к Цзю-гэ и в дом с визитами зачастил троюродный дядюшка Шэнь Чжао, точно вспомнивший, какая из его случайных зазноб разродилась столь талантливым отпрыском, и готовый записать его в собственную домовую книгу двенадцатым молодым господином. Исключительно из своего чадолюбия, конечно. И потому, что матушка пообещала выделить его дочерям приданое. Ци-гэ из столицы слал письма восторженные и очень осторожные одновременно, щедро описывая великолепие дворцов и пагод и очень скупо — о благородных господах, эти дворцы и пагоды населяющих. Ци-гэ не нравилась столица, но успешные экзамены были вопросом престижа семьи Шэнь и его собственного будущего. Старый князь Юэ матушкиным предложением явно заинтересовался и даже выразил готовность провести ритуал определения родства в фамильном храме, как только молодой господин Юэ блестяще сдаст экзамены. Матушка была крайне довольна. Юань тоже. Наверно. Все выходило так, как и должно было быть. Юэ Ци доставался княжеский титул. А Юаню, если бы он очень попросил, позволили ли бы навестить семейный храм княжеского рода. И даже посмотреть алтарь. Под этим алтарем, если верить изрядно поблекшим юаневым воспоминаниям, обитала самая настоящая демоница, пра-правнучка Нюйвы, чудо и чудовище, некогда всемерно помогавшее клану Юэ, а потом заброшенное и забытое. Когда самый главный герой убил и Шэнь Цзю и Юэ Ци, он разрушил храм и спас прекрасную змеедеву, и эта змеедева с радостью отвергла все старые обеты и согласилась стать его какой-то там по номеру женой. Об этом тоже предстояло позаботиться. Потом. Пока что стоило дождаться Ци-гэ. Оставался всего год, сущие мелочи. А потом четвертый брат сбежал в веселый квартал, безобразно там напился и затеял драку с молодцами из цзянху. Домой его принесли на носилках, и даже целитель Му только руками развел. О скандале в ивовом доме к утру знал весь город. Четвертый молодой господин дома Шэнь, драка из-за веселой девицы, траур по старшему брату. Матушка, бледная и строгая, в платье из некрашеного полотна, вычитывала тетушку Лян, батюшка молчал. На долгие поминальные службы Юаня не пустили. Юань скорбел у себя в павильоне, под надежной защитой мамушек, нянюшек и Шэнь Цзю. В матушкином саду цвели хризантемы, осень перевалила за середину, и вечера были долгими и тягучими. Как раз, чтобы закутаться в одеяло, пить чай и хорошенько подумать. Старший братец Цинлан никогда не был слишком задирист. С чего ему ввязываться в ссору из-за цветка из дыма, когда он мог бы купить себе весь ивовый дом? С чего ссориться с мимоезжими заклинателями из цзянху? Стоило ли Юаню опасаться, что он будет следующим? Возможно, князь Юэ счел, что поддержка дома Шэнь сделает его возможного наследника слишком независимым и несговорчивым? Батюшка был явно не жилец. Из наследников оставались вечно больной Юань, и самый младший братец Бао. Старейшины уже поговаривали, что стоило бы взять в дом достойного зятя для старшей дочери. Юэ Ци Чжэнчжу-цзэ не особенно не нравился, но это был неплохой вариант. В любых других условиях. Увы, письмо князю было написано и Юань, кажется, просчитался. Стоило ли предупредить Ци-гэ? Или сначала поговорить с матушкой? — Да причем тут старый хрыч? — Шэнь Цзю, которому Юань честно пересказал все свои сомнения, как обычно пересказывал их Ци-гэ, недовольно сморщился. — Я твоих братцев привалил. Мысль о неизбежности и предопределенности стукнула за грудиной и соленым, тягучим комком подкатила к горлу. Наследники клана Шэнь были мертвы... Не то, чтобы Юань не пытался их спасти. Будущему князю Юэ Цинъюаню не с чего было таить обиду на семью Шэнь. Шэнь Цзю, кажется, понял Юаневы терзания по-своему. Заерзал, оскалился. — Не будь идиотом! Они бы тебя жалеть не стали! Ну да. Невеликая потеря, честно-то говоря. — Целитель Му не обещает, что я переживу эту зиму. — Да шарлатан он! — Шэнь Цзю подвинулся ближе. — Слушай. Мне Ци-гэ писал. Он там в столице нашел кого-то. По-настоящему, а не как местные коновалы! Матушка тоже вечно искала кого-то. Знахарей, шаманов, бессмертных мастеров. К счастью, целитель Му был достаточно бдителен, чтобы выгонять всех этих проходимцев до того, как их лечение успевало нанести вред. Матушка каялась каждый раз и уже через пару месяцев приглашала в дом нового шарлатана с новым чудо лекарством. Юаню эта суета надоела еще в прошлой жизни. Но матушка! Юань только подозревал неладное. Матушка самолично приглашала мастера Гао. Была в этом неладном уверена? Собрала достаточно доказательств? Еще нет? — Вот к Ци-гэ ты и отправишься. Немедленно. — Матушка не потерпела бы угрозы семье. — Как только матушка узнает... — Она знает. — Цзю-гэ сморщился, будто жевал что-то слишком кислое. — Заклинательский хрыч мою ци спалил. Но он будет молчать. Юань закрыл лицо ладонями и немножко подышал через рот. Все все знали. Все все знали и молчали. — Диди. — Шэнь Цзю присел рядом, обнял за плечи. Недостойный, запрещенный прием. — Отравленные благовония тебе уже подсыпали. И чайные листья в маковом молочке вымачивали. И целителю Му обещали денег. И прохиндею последнему с киноварными пилюлями. Диди, не дури. Оставалось только вздохнуть, тоскливо и безнадежно. Юань действительно ненавидел предопределенность. И дурацкие романы. Но Цзю-гэ бормотал что-то про свои успехи и обещания мадам Шэнь. И был теплый. Такой теплый, что Юань прижался к нему поближе и закрыл глаза. Если не было возможности избежать судьбы, то можно было хотя бы наслаждаться жизнью.