***
— Я все-таки хочу обсудить это с тобой, — говорит Эггзи, когда они просыпаются на смятой постели месяц спустя. Месяц крышесносного, спермавыкачивающего, душу высасывающего секса спустя. Самого лучшего в его жизни, если быть честным. Ведь, несмотря на ядовитость, Чарли хороший партнер. У него внимательные руки, и он становится тактичным, перед тем как войти первый раз. Он любит гладить по спине, пробегаясь пальцами по старым шрамам, любит притрагиваться к большим родинкам на шее и ключицах. Когда думает, что Эггзи спит, прижимается к ним губами. Эггзи старается соответствовать. Запоминает, что Чарли млеет от массажных прикосновений к икрам и бедрам. Целует при встрече мокро и с языком, так, чтобы до гортанного стона. Протирает собой каждую поверхность, призывно разводит ноги, наблюдая, как у Чарли темнеют глаза и тяжелеет член. Нажимает с силой на позвоночник, когда берет сзади, помогая прогнуться в спине. И всегда, всегда держит, обхватив поперек груди, пока Чарли крупно дрожит от оргазма. Не отпускает. И если это ничего не значит, то... он ничего не понимает. — Нам правда стоит это обсудить, — повторяет Эггзи, цепляя пальцами запонки. Будто взрывное устройство может помочь. Поздно — все давно рвануло. В его голове. Чарли пристально рассматривает свою кружку. Идеально белую, без кофейных разводов. Чертов педант. — Ты опаздываешь на рейс, — спустя время отвечает он, тонко поджав губы. Эггзи старается убедить себя, что внутри ничего не дергает.***
Он не хочет умолять. Не будет. Но когда приходит к Чарли в медотсек, все равно звучит жалко. — Пожалуйста, — шепчет он и осторожно присаживается на край кровати. Не железный. Видеть замотанные в бинты руки — больно. Помнить, какими они были до сотни ран — еще больней. — Давай обсудим. Чарли схаркивает и улыбается. Багрово-красное на белом. Не в этот раз. Эггзи возвращается к Чарли снова и снова, после каждой смены и каждого вылета. И дело вовсе не в разговоре и не в охрененном сексе, который пока на паузе. Дело в том... ну, он же даже сам поесть не может, понимаете?***
Чарли на пороге промокший из-за дождя, все еще немного серый и заметно заматеревший. Бритая раньше голова покрылась легким пушком, глаза смотрят колко и прямо в душу. Его модулятор голоса слегка хрипит, когда он говорит: — Пустишь? — механическая рука цепляет дверной косяк. — Надо поговорить. Эггзи делает два шага назад. Потом наливает чертовски крепкий чай. Достает из заначки имбирное печенье — возможно, глупо, но за тот месяц с небольшим он многое успел выучить. Молоко, но не лимон. Имбирное, но не сахарное. Чарли сноб до мозга костей, но влюбиться в него крайне просто. Чарли пьет и молчит. Смотрит в запотевшее окно. Взвешивает. — Как себя чувствуешь? — не выдерживает Эггзи, когда от чая осталось только название, а тишина скоро взорвется тысячей мелких осколков. Зонт не спасет, он уверен. — Когда тебя выписали? Чарли поднимает взгляд. Острый — как и всегда. Чуть менее однозначный — впервые. Эггзи приходит в себя, только с чувством приложившись затылком о стену. Он чувствует на губах чужие губы, горячее дыхание обжигает скулы. Сильный захват на запястьях. Металлическое обжигает кожу, остается послевкусием на языке. Мягко, но с подколкой произносит: — Ты же хотел поговорить, — и смотрит глаза в глаза, не отрываясь. Чарли новый. Перепаянный. Со стягивающимися шрамами. Даже такого, его хочется запомнить. Целиком. — Об этом. Чарли кусается в поцелуе, длинно проводит языком до ушной раковины. Прижимается ближе — от бедра до плеча, напирает всем телом. Он пахнет так вкусно, что кружится голова. — Бесполезно, — голос тихий и зовущий; стоит зажмуриться, чтобы не поддаться. — Все уже случилось. Эггзи хочет спросить, что именно, но Чарли припадает к губам и щелкает пряжкой ремня. Жадный — как раньше. Отчаянный — только сегодня. Эггзи обнимает его со всей лаской, на которую только способен. Не хочется сделать все вот так, как обычно, как в предыдущие разы. Когда невзначай. Когда ничего не значит. Значит. Они знают это — теперь уже оба. — Ты не уходи, — и самого немного воротит. Будто в девчачьих фильмах, до которых наконец доросла сестра. Но так надо, так просит где-то внутри. — Никогда не уходи. Чарли дергается. Выдыхает рвано в шею. — Не уйду.***
Утром пьют кофе. Чарли даже не пытается сделать вид, что не смотрит на его родинку под кадыком. Залипает откровенно, смакует каждое движение шеи. Фотографирует глазами. Потом осторожно протягивает здоровую руку — и касается. Едва заметно, одними пальцами. Откровенно. Эггзи жмурится: Чарли точно так же гладил ее, целовал глубокой ночью, когда взял прямо там, у стены. Когда судорожно вколачивался в его тело. Дрожал, сцепив зубы и замерев в оргазме, но все равно касался. Губами, лбом, кончиками ресниц. Тогда он был по-настоящему беззащитен, и Эггзи запомнит тот момент навсегда. Приятный момент. Интимный. Только его. За окном светло, и скоро Мерлин дернет на новый вылет. Но пока Эггзи улыбается — осторожно, наполовину, все еще боясь спугнуть: — Хорошо обсудили. Чарли усмехается в ответ: — Вечером закрепим, — и его модулятор выдает хриплое дыхание. Эггзи не уточняет, будет ли Чарли ждать его. Прячет глаза за и нечаянно оставляет кофе недопитым. Наверняка в кружке будут пятна, а чтобы убрать их — потребуется время. Учитывая скрупулезность Чарли, он как раз успеет метнуться до Южной Кореи и обратно.