***
Сырой осенний воздух пробрался сквозь открытое окно. Куинни потянула на себя одеяло, укрываясь до самого носа. Несколько секунд её сознание было ровно и тихо, словно пасмурное небо в безветренную погоду. Зелёная вспышка заслонила всё перед мысленным взором — Куинни резко зажмурилась, а затем распахнула глаза, глубоко и шумно дыша. С бешено стучащим сердцем она села на скрипучей кровати и опустила ноги на холодный пол. Ей понадобилось несколько минут, чтобы заставить себя встать и дойти до окна и закрыть его. Она развернулась и без сил присела на узкий подоконник. Пожалуй, лишь затем, чтобы не упасть в копошащийся ужас воспоминаний, Куинни впервые со вчерашнего вечера принялась сосредоточенно разглядывать дешёвый гостиничный номер: выцветшие обои, потолок с подтёками, старая панцирная кровать, шкаф с плохо держащейся дверцей, обшарпанный стол с кривым стулом и дверь в крошечную ванную. Куинни, отдышавшись, направилась прямиком туда, захватив по пути платье со спинки кровати. Выкрутив кран до упора, она плеснула в лицо ледяной водой, да так и осталась стоять, согнувшись и закрыв глаза ладонями. — Что за глупости в твоей голове. Она и правда была глупа. Куинни набрала в руки воды и снова плеснула, на этот раз захватывая её губами — пить хотелось смертельно. — Добрая девочка, — с удивленной усмешкой. Куинни выпрямилась и посмотрела на своё отражение в старом зеркале. В комнате оставалась волшебная палочка — можно было бы немного поколдовать над осунувшимся лицом и растрепанными волосами, но… Кажется, это никому уже не было нужно — даже самой Куинни. Умывшись, она быстро надела платье. Вот тут палочка потребовалась безусловно: превратить вечерний наряд в скромное, не привлекающее взглядов серое платье. За комнату в маггловском отеле в Виль-д’Авре Куинни заплатила на неделю вперед. Зацикленная на самой себе непритязательная публика и равнодушная обслуга позволяли кое-как незаметно существовать. Куинни вышла в узкий темный коридор. Вымотанная и взвинченная, она плохо отсеивала поток чужих мыслей. Она даже инстинктивно подняла руку, словно отмахиваясь от застрявшего в чьей-то голове простенького лейтмотива. — Ай! Куинни резко вскинулась. Ее руку удерживал незнакомый темноволосый мужчина: лет тридцати, с острой бородкой, в неаккуратно сидящем сером костюме. — Осторожней, мамзель, — усмехнулся он. Даже со своим несовершенным французским Куинни уловила необычный акцент. — Кажется, эти помехи только у вас в голове. Не стоит гонять их в реальности. «Какие помехи?.. — не поняла Куинни. — Ах да. Хах, я правда выгляжу как кокаинетка?..» — Из…вините, — Куинни улыбнулась. «Что за…» В чужой голове навязчиво витали странные картинки: огоньки, горящие по кругу, копоть на зеркальцах, светящаяся спица, становящаяся все уже и уже, а затем гаснущая и осыпающаяся выгоревшая надпись. И разочарование: «Снова не то». «Маг?!» — А, простите, а вы… — Куинни окликнула незнакомца, чтобы заглянуть в его глаза, словно подведенные углем. «Нет, не маг», — Нет-нет, извините, — она сбежала по скрипучей лестнице.***
— Постой. Она правда думала, что я отменю закон янки? Неприятный смех до сих пор едко звучал в ее ушах. Куинни шла по улице, просто чтобы хоть куда-то идти, чтобы чем-то заполонить голову. Легко, словно картинки на экране и брошенные на воздух ленты телеграмм, витали вокруг чужие мысли. Вчера, когда она двигалась по широкому бульвару, ей попалось несколько человек с кристально чёткими, однообразными мыслями — Куинни не стала разбираться, за ней ли шли маги с этими блоками от окклюменции, просто сбежала туда, где можно утонуть в шуме чужих, непритязательных маггловских сознаний, ослепнуть от вороха незнакомых ярких картинок. Но долго прятаться не получалось. — Всё, с этим магглом покончено. Мы продолжим. А тело Якоба так и осталось лежать на земле. Куинни отчаянно завертела головой, ища, за что зацепиться взглядом, чтобы избавиться от назойливой картинки. Нет, она не хотела забывать — как небрежно взмахнула палочка и как вскользь было произнесено заклинание. Как она перестала быть полезной — и не было больше нужды соглашаться с её идефикс. И не стоило больше беречь булочника-маггла, так навязчиво следовавшего за своей волшебницей. Люди везде хотят хлеба и зрелищ; и того, и другого Якоб давал им с избытком. Пока Куинни играла то ли в революцию, то ли в мировой заговор, он перебрался следом за ней: в Париж, в Лондон, снова в Париж... Необычные булочки-зверята мистера Ковальски стали известны по обе стороны океана, на обоих берегах ЛаМанша. И даже теперь одна из его булочных еще работала. Ноги сами привели Куинни к застеклённой витрине, полной рядами душистых плюшек экзотических форм. «Есть не хочется совершенно», — подумала она с грустью и запрокинула голову, глядя на второй этаж здания — там ещё неделю назад по вечерам горело окно в спальне хозяина. Оно пока не запылилось, а Куинни почувствовала, что подняться туда она не сможет — не сейчас. А, может, и никогда. — Добры ден, — проговорил рядом девичий голос с чудовищным акцентом и зачастил вызубренную рекламу: — Дождь собирается, а в нашей булочной мы можем вам предложить… Куинни не стала расстраивать девочку и молча зашла внутрь. Она не почувствовала вкуса кофе — выпила, как стакан теплой воды. Сахарный пикирующий злыдень печально взлетал с тыквенного бисквита — его никто не собирался есть. Куинни бездельно и безучастно просидела в булочной с час. Какие же разные остались работники: кто-то нанялся только вчера и лишь тревожился, что лишится места с закрытием, кто-то — злился, что хозяин почил так невовремя, а кто-то — помнил, что вот эта блондинка заходила сюда выпить кофе каждый день. Зачастил дождь, и Куинни вышла на улицу. Она моргала, когда холодные капли падали на лицо. «Если бы я могла заплакать, то сейчас было бы лучше всего». Под водой окончательно слиплись и спутались волосы, потёки за шиворотом заставляли сводить лопатки и выпрямлять спину. Мимо носилось «Какой дождь!», «Чёрт, не добегу!», «Пропало мое пальтишечко…» — Куинни незаметно повела палочкой, на ходу просушивая чьё-то пальто: ну вдруг его владелец все-таки добежит… Неожиданно дождь будто прекратился. Куинни подняла голову: она стояла под старым, еще не облетевшим каштаном. Удивительно, как его густые ветки и засохшие листья сдерживали ненастье. А ещё — Куинни ахнула — среди них распустились белые свечки-соцветия. Куинни долго-долго смотрела на цветы. Она не заметила, как по щекам потекли слёзы. Опустив голову, ощутила, как стучат зубы — пришлось зажать рот рукой, чтобы унять дрожь. Сорвавшись с места, Куинни помчалась к булочной — чтобы остановиться на тротуаре напротив. Ливень лил ещё гуще, витрины засветились тусклым светом. Мимо проехал автомобиль, разгоняя стену дождя светом фар. «Я так ни разу и не зашла к тебе. А шторы мы тогда выбрали вместе. Кто же теперь их запахнет… Ах, их же незачем запахивать…. Некому ведь сидеть при свете, рисовать новые узоры для тортов, измышлять, как удержать стоя хлебного рунеспура, вспоминать, что так и не вырвал страничку из моей кулинарной книги…» Куинни оборвала мысль. «Какой теперь прок от этого серого окна. Надо будет заплатить кому-то из девочек — пусть хотя бы пыль зайдут смахнут…»***
Куинни вернулась, вышла из-под ливня в узкий коридор, освещённый тусклой лампой. Короткая вспышка на конце палочки — и её одежда высохла. С улицы послышался топот ног, и в распахнувшуюся дверь влетел какой-то человек. Куинни невольно отшатнулась. — Да, мамзель, не лучшая погода для прогулок, — усмехнулся знакомый голос. — Я бы рекомендовал вам сейчас остаться дома. — Я только пришла, — ответила Куинни. — Нда? — утренний знакомый недоверчиво окинул ее взглядом. — Видимо, вы вышли постоять под козырьком, — «Или кто-то выгрузил тебя сюда из машины, крошка. Любопытно, что обратно в эту дыру, а не к себе в койку». В другое время Куинни бы смутилась или подобающе ответила на дерзость, но сейчас её заняло другое: за скабрезными мыслями, роящимися в голове этого человека, когда он разглядывал её, пряталось что-то еще. Куинни поймала его взгляд: все те же тёмные глаза, только теперь она видела, что круги — это не уголь, а усталость. Где-то в глубине у него скользили лучи — нет, не волшебные, но от этого — Куинни ощущала это всем нутром, — не менее мощные. Жёлтые, белые, яркие, быстро гаснущие и прожигающие насквозь трёхдюймовую доску. И еще — «Виктора нет и нет. И времени нет. Что же делать…» — тревога, нервозность, торопливость, жажда чего-то, чему Куинни не могла пока найти название. — Проводите меня наверх, — почти приказала она. — Проводить? Отчего б нет, — его мысли снова вернулись к ней, а Куинни хотелось бы побольше узнать об этих лучах. — Как вы здесь оказались? — Переживаю личную драму, — сухо ответила она. Ей жутко не нравилось, как в его мыслях стройно выстроились формулы и легло несколько слоёв чертежей — она ничегошеньки в этом не понимала. — А я думал, здесь драмы случаются. Переживать их лучше в более весёлых местах. — Угу. Знаете, что? — Куинни вдруг уловила то, что было ей нужно — Что? — Как вас зовут? — Меня? Можете звать меня Пьер Гарри, — хмыкнул он. Они стояли у двери в его комнату. «Гарин», — прочитала она в его глазах. Хотя какая, в сущности, разница. — Куинни. Я сделаю вам огонь без копоти. В любой форме. Любого размера. И он будет гореть так долго и ровно, как вам потребуется. — А откуда… — Алохомора, — Куинни первая вошла в комнату и огляделась. Почему-то она надеялась увидеть и что-то еще, кроме стандартной обстановки. — А где вы прячете своё устройство? — нахмурилась она и обернулась. — Кто ты? — на Куинни смотрело дуло чёрного пистолета. — Я — ведьма, — спокойно ответила она, — акцио. — И пистолет перелетел к ней в руки. — А еще я читаю мысли. Вам, не-магу, сопротивляться этому бесполезно. Так где мне сделать для вас маленький пожар без копоти и дыма?..***
— Hello, — деловито сказал Пьер Гарри, входя в незнакомый дом. Поймать момент было чертовски сложно, они ждали этого два месяца. Действовать надо быстро: пока никто ничего не понял, пока никто не влез в его голову, как эта сумасшедшая красотка, пока в него не полетел зелёный луч — он должен выпустить свой белесый луч быстрее. Пламя бушевало в кожухе — и продолжало бушевать столько, сколько ему было нужно. Кристально чистое, лёгкое — дюжина белых пирамидок — не оставляющее следов и не выделяющее дым — идеал, который наколдовала ведьма. Он быстро, привычно, намётанно повернул винт, выставляя кристалл шамонита, и тонкий, как спица, луч прорезал комнату. — Что… — маг — тот самый, могущественный, почти как пресловутый Мерлин, самоуверенный, презирающий всех не-магов и, кажется, всех магов вместе взятых, — не успел развернуться. Рука, держащая палочку, упала на пол, дымясь. Он двинулся навстречу — луч передвинулся на дюйм и пару градусов. Этого хватило, чтобы в следующую секунду тело волшебника рухнуло двумя обожженными кусками. Пьер Гарри выкрутил обратно шамонит — луч погас, хотя внутри все еще плясал огонь. Он подошёл к окну — не прячась, тёмным силуэтом стоял на светлом фоне. Напротив дома, на отсыревшей под постоянными дождями лавке сидела Куинни: в белом пальто, в красном берете, скрестив ноги в лёгких ботинках. Руки она спрятала в глубоких карманах, заметно сжав их в кулаки. — Интересно, оттуда ты тоже слышишь мои мысли? — пробормотал он. — Слышу, Пьер, слышу… — прошептала Куинни. — И ты и правда мог бы закончить всё прямо сейчас. И забыть о магии, как о страшном сне. — Она выпрямилась, подставляя грудь под прицел луча. Но Пьер Гарри убрал гиперболоид и медленно двинулся к лестнице. В его голове прочно застрял чертёж, и Куинни решила, что лезть глубже сейчас она не станет.