Мы

      — И Подольск начинает короче выебываться, — закатывая глаза и активно жестикулируя руками, говорит Данила.              Денис, подперев щеку рукой продолжает слушать эту гневную тираду, которая идет уже полчаса, иногда кивая и стараясь не терять сути. Московский завалился к нему домой вечером без предупреждения, выдав у входной двери «Привет, короче» и понеслась пизда по кочкам. Пизда по кочкам, кстати — это детальный пересказ очередной ссоры с братьями после собрания в Москве, который из соперничества в том, кто допустил меньше всего ошибок в отчете и у кого улучшения за этот месяц пизже, как обычно бывает, перетек в агрессивное обсуждение на тему «Кого из них отец больше любит?».              Денис, честно, заебался уже слушать про это каждый раз. Создавалось ощущение, что раз в месяц в таких монологах меняется только расположение слов, да расставление матов. У них в Ленобласти было как-то спокойнее. Просто приносишь отчет Софье, смотришь, как она тушуется, читая его и аккуратно просит подправить некоторые моменты, делаешь то, что велено лишь бы побыстрее съебаться и уходишь со спокойной душой.              — Все они говорят, что отец их больше любит, — снисходительно качает головой Данила, — Но я-то знаю, что отец больше всех любит меня, — откидывается на спинку дивана.              — Дань, — вздыхает Денис, встает с другого конца дивана и направляется к холодильнику, — Он никого из вас не любит.              — Че? — хмурится Московский, наблюдая за тем, как Романов достает из морозилки бутылку водки.              — Ваш отец не любит никого из вас, — повторяет Денис, открывая шкаф, чтобы вытащить две стопки, — Как и мой не любит меня, — пожимает плечами равнодушно и с характерным треском откручивает крышку бутылки, — Им на нас абсолютно похуй.              — Блять, Ден, ты че несешь? — выпрямляется Даня.              — Правду я несу, еблан, — Денис ставит одну полную стопку перед собой, а вторую перед Данилой, — Наши отцы любят только себя и друг друга, блять, на остальное и остальных они с высокой колокольни срали. Прими уже это, завали ебасос и бери рюмку.              Даня напрягается, еще сильнее хмурит брови и кусает губу. Сам знал. Сам понимал, просто признавать этого не хотел. Ни когда отец выгонял его всякий раз, когда Данила хотел провести с ним время, ни когда путал его с братьями, ни когда игнорировал звонки и не перезванивал или сообщения читал, но не отвечал. А вот Денис понял и принял еще в детстве, когда его пару раз лицом тыкнули в то, что Санкт-Петербургу он нахуй не сдался. И теперь видится с ним раз в полгода, если тот соизволит прийти на собрание и просто игнорирует его существование, как игнорировал бы какого-нибудь Владивостока, будучи незнакомым с ним.              Стопку Данила все же берет.              — За что пить хоть будем? — устремляет свой взгляд куда-то в стол.              — А тебе повод нужен? — усмехается Денис, — Ну давай за то, что наши отцы во всех смыслах пидорасы ебаные, — протягивает руку вперед и рюмки с громким звоном стукаются.