Копии

Вид на ночной Париж. Город стелился чёрными мазками с вкраплениями светлых пятен ярких огней. Даже в такое время суток жизнь кипела вовсю. Этот город завораживал, очаровывал, приковывал внимание к себе. Энергетика этого места обладала каким-то таинственным шармом. Вековая разношёрстная история и утончённое спокойствие нового времени удачно переплетались именно здесь. По праву Париж является обителем любви. Ведь что может быть романтичней предложения руки и сердца на фоне Эйфелевой башни? Удобное кресло, рука тянется к бокалу сухого красного вина. Как же ненавистно ожидание. Почему бы его не утопить в алкоголе? Волнение накрывало, било по мозгам. Далер сидит здесь и ждёт, ждёт давно потерянную любовь. Ту, которая раздавила его, духовно и морально разложила. Подобие которой он искал в других до сих пор и не находил. Далер пытался развеяться в Париже, как мог. Временные промежутки заполнили походы в музей, на модный показ, но все мысли всё равно сходились к тому самому часу икс. — Привет. — звук колёс, ручка чемодана в руках и рюкзак на спине, в белой футболке и драных джинсах. Банальные слова приветствия, последнее, что хотелось услышать от него. — Лео… — голос непроизвольно сел. — С Днём Рождения. Сказано так до паршивости неловко. — Ты помнишь? «29 июня» выгравировано в голове, но Далер чистосердечно не признается, даже самому себе. — Да так… Шаги вперёд, волнение сменяется паникой. Между ними остаётся всего пару метров, нечем дышать. Ручная кладь отброшена в тёмный угол комнаты. — Прости меня. — Почему ты говоришь мне это пять лет спустя? — Лучше поздно, чем никогда. Верно? Воздух наэлектризовался, тяжело вдохнуть. — Люблю тебя. — Врёшь. Руки не слушались и не торопились отталкивать. Ноги не отступали. Можно ли сослаться на выпивку сейчас? Вопрос остаётся открытым. — Да, вру. — Почему? — По старинке… Красиво звучит, не так ли? — Мне больно. — А здесь уже врёшь ты. — Было больно. — А это уже ближе к правде. Взглядом безразличия Паредес окинул Далера, засунув руки в карманы. — И? — На этом по факту разговор должен быть окончен, но… — Но? — Мы чёртовы лицемеры. — Цирк уехал, клоуны остались. — Кузяев устало пальцами потёр виски. — В нашей встрече нет смысла. — Но ты меня сюда пригласил. — Я же говорю…лицемер. Зачем ты пришёл сюда, Далер? Не думаю, что ради моих извинений. — Ради секса. — А вот оно как. В твоей жизни секса недостаточно? — Нет, я хочу убедиться, что ничего особенного между нами не было. — Ты слез с иглы. Не боишься подсесть снова, Далер? Паредес выдержал паузу перед тем как выдать… — Я даю тебе шанс сбежать. — А если я не воспользуюсь им? — Твоё право. Приглушённый свет отельного номера навевал на определённые мысли. Шаг и ещё один. Они снова пали, бессовестно поддались друг другу. Далер снова упал, разбив колени в кровь. Глубокий поцелуй и чужие руки стремились снять с него брюки. — Далер, поехали ко мне. Мостовой лучезарно улыбался. Чайная ложка билась о стенки кофейной чашки, приглушая голос и музыку на фоне. Кузяев слишком погрузился в свои мысли, забыв о существовании собеседника. На автомате было сказано безразличное «угу». И вот они садятся на передние сиденья автомобиля. Андрей выруливает на трассу. — Что-то ты сам не свой. Мостовой продолжал держать дежурную улыбку. — Тебе просто кажется. — Слишком пассивный. — Хочешь поменяться ролями? — Нет, я хочу от тебя больше инициативы. — Тебе отсосать прямо здесь? — Ты не понял. — А что я должен понимать? Долгое неловкое молчание набатом било по голове. — Далер, ты всегда можешь мне обо всём рассказать… — Я ничего от тебя не скрываю. Открытое враньё. Далер решился взглянуть на профиль Андрея, напряжение натянутой струной проявилось в виде закусанной нижней губы. От этой беседы исходил явный дискомфортный флёр. Призрак прошлого заливисто смеётся над ухом, вынимая из памяти проклятые воспоминания. Гадкий и до тошноты сладкий женский парфюм вдарил нос. Преступник даже не пытался скрыть своего омерзительного поступка, накрывая Далера горячим телом, удивительно требующего ещё внимания и ласк. — Очередная шлюха? Хотя бы помылся бы перед… — Я тебя хочу. — Мало ли что ты хочешь, слезай. — Не собираюсь. Последнее слово всегда оставалось за Паредесом. Гордость Далера обычно отлетала за буйки. Такие правила. Так было раньше, так будет и сейчас. Кузяев отступал, ведь он был болен, любил и боялся потерять, а Лео лишь позволял себя любить, быть рядом. Сопротивляться первому большому чувству Далер не мог. И даже роль потенциальной пешки в шахматной партии Леандро Паредеса его тогда не отпугнула. — Пожалуйста… — Ты бы только видел буфера этой блондинки. — Блять, заткнись. — Тш-ш, солнышко моё. Сплошная грязь. В этом весь Паредес. Настоящий Паредес. Такой красивый… Красивый мерзавец. Мерзавец об этом прекрасно был осведомлён и умело пользовался своим положением. — Далер, с годами ты стал только лучше. Борода аргентинца щекотала шею. — В твою честь назвал бы долголетнюю винную линейку. — Не хахми, делай своё дело и уходи. — Фу, как грубо, дерзости в тебе всё-таки прибавилось. Все шмотки полетели в сторону. Пламя страсти разгоралось, но почему-то оно было не горячим, а холодным, ледяным. Пальцы, касавшиеся смуглой кожи будто бы покрывались слоем инея. Казалось, что если они дойдут до конца то замёрзнут насмерть. Это Лео, но не тот Лео. Это Далер, но другой Далер. Копии. Смазанные два пальца не церемонясь вошли в Далера. — Как же я тебя хотел… — Трахнуть? — Раньше. Пальцы быстро сменяются членом. Паредес терпеть не мог коленно-локтевую, но именно в ней они сейчас стоят и вот-вот собираются заняться сексом. — Как же я тебя… Типичные грубые начальные толчки и Далер наконец-то узнаёт того Паредеса, которого безумно любил. Лео даже трахался иначе, никак другие. — Сучка моя, Маски сброшены. И Далер захлёбывается в стонах. — Я бы так хотел взглянуть на твоё личико. Кузяев молчал, как обычно, как раньше. Молчал. Паредес сбрасывает скорость, пытаясь растянуть удовольствие. Тело Далера подстраивалось под него, позволяя играться как вздумается пока что хозяину. — Такой сладкий, каким помню. Губы выцеловывали загривок. Кожа потная и липкая, но чужие руки по-собственнически скользили по ней, присваивая к себе. Это не любовь. Точно не любовь. Это её остатки плескались в бокале. И когда Далер засыпал в знакомых и в то же время незнакомых объятиях, он это осознал. Кто раньше встанет утром и убежит, куда глаза глядят? Вот это вопрос.