***
Я потратила на дорогу домой больше времени, чем планировала. Я все никак не могла выкинуть из головы встречу с немцем. Казалось бы, утренняя ссора с фин.директором должна была оставить больший отпечаток, но мне уже было абсолютно плевать, какого он обо мне мнения. Все мои мысли занимал лишь новый знакомый. Пока я поднималась на пятый этаж, на котором жила, на меня навалилась жуткая усталость. Единственное, чего мне хотелось — это лечь и забыться сном, но мысли жужжали настойчивым роем, и я поняла, что уснуть мне сегодня будет сложно. — Машка! — крикнула Света, моя соседка, как только я вошла в квартиру и дошла до своей двери. — Машка! — Что случилось? Чего ты кричишь? — я уже хотела было отчитать соседку, но она шокировала меня следующей фразой. — Ты жива! — девушка улыбнулась и оглядела меня. — На Садовом случилась страшная авария, два трамвая на полной скорости столкнулись. Выживших нет. Я просто испугалась, что ты была в том трамвае. Света тараторила и тараторила, но теперь ее слова превратились в шум, и распознать их я не могла. Меня словно окатили ледяной водой. Я стояла и прокручивала совет профессора, который он сказал мне напоследок перед тем, как уйти. Мог ли он что-то знать об этом? А если и знал, он что, всевидящий? Я молча зашла в комнату, закрывая дверь, и скатилась по ней вниз. Осознание, почему меня охватила паника днем, накрыло меня. Моя интуиция кричала мне не об опасности, исходящей от Воланда, а о возможной скорой смерти. Мама всегда мне говорила: «Если чувствуешь внутри что-то, что пугает тебя, этому всегда есть причина. Всегда слушай свое нутро. Оно никогда не обманет». Страх захватил меня, и первая слеза скатилась по моей щеке. Я могла бы сейчас лежать мертвая в трамвае, скорее всего вся перекошенная и в крови. Не знаю, сколько я просидела у двери, но когда на улице стало совсем темно, я встала и, сбросив с себя платье, легла в кровать и забылась беспокойным сном. Я все бежала и бежала, и не могла остановиться. Легкие горели от беспрерывного бега, а страх совершенно захватил меня. Я проснулась от собственного крика, но не могла встать с кровати. Паника сжала мое сердце и не хотела отпускать. Грудная клетка шумно вздымалась, и мне жутко хотелось пить, но сил встать так и не появилось. И вдруг кто-то коснулся моей головы и погладил по ней. Некто присел на край моей кровати, продолжая успокаивать меня. Когда я наконец-то смогла сфокусировать взгляд и повернуть голову, я обомлела. Мой взгляд встретился с глазами утреннего знакомого. — Спите, Мария Константиновна, — прошептал он и коснулся моей щеки ладонью в перчатке. — Кошмары вас больше не потревожат. Я хотела что-то ответить, но мои веки налились свинцом, и я провалилась в тягучий сон.***
Я открыла глаза от яркого солнца, которое светило мне прямо в лицо. Приятная тяжесть после долгого сна навалилась на меня, и я позволила себе полежать немного в кровати. Но вдруг в голове молнией пронеслась мысль: «В самом ли деле Воланд был в моей комнате, или же мне это приснилось?» — Конечно, приснилось, — прошептала я. — Ты уже помешалась на этом немецком профессоре! Я села на кровати, потягиваясь, как в комнату вбежала соседка Света. — Тебя срочно в театр вызывают! — громко объявила она, и я скривилась от такого шума. Нет ничего хуже после долгого и крепкого сна и спокойного пробуждения, чем какое-то неожиданное событие или резкий звук, который рушит всю сладость момента. Я кивнула и начала собираться. Прежде всего, нужно было сходить в душ. Радовало одно: все остальные уже на работе, а значит, ванная в моем распоряжении. Я простояла под душем дольше обычного, пытаясь привести мысли в порядок. Новый знакомый постоянно лез в голову. Я знала его не больше двадцати минут, а теперь думаю о нем и днем и ночью. Но, кажется, его совет вчера спас мне жизнь. Страшно подумать, что бы со мной было, не послушай я его вчера. Я тряхнула головой и вылезла из душа, насухо вытираясь полотенцем. В зеркало на меня смотрела все та светловолосая девушка с зелеными глазами, но что-то невидимое мне как будто изменилось. Я слегка усмехнулась и начала сушить волосы и укладывать их в незамысловатую прическу. Дальше шел макияж. Я нарисовала две маленькие и аккуратные стрелки на веках и накрасила ресницы тушью. Несмотря на то, что сегодня мне явно опять испортят настроение в театре, я решила надеть одно из любимых платьев. Белое, до середины голени, с кружевом, нашитым сверху на ткань. Хотелось какой-то легкости. Сегодня у меня стояла репетиция во второй половине дня. Мастер, мой хороший друг, ставил «Понтия Пилата». Потрясающая пьеса, которую мне выпала честь прочесть первой. А когда он предложил мне сыграть в постановке пьесы Деву Марию, я была вне себя от радости. Такая сложная и многогранная роль — подарок для любого актера. И хоть на меня возлагалась огромная ответственность — я была счастлива возможности. Я не была глубоко верующей, не ходила в церковь, не молилась, но была уверена, что есть кто-то над людьми. Мне было страшно от одной мысли, что люди предоставлены самим себе. Ведь мы — очень хрупкие существа. Еще вчера я могла умереть, да и неизвестно, что будет сегодня. А вера в то, что есть Бог, который примет тебя на той стороне после смерти, вселяла надежду. Мне было невыносимо от, того что после смерти ничего нет. Значит, я никогда не увижу маму, не обниму папу, не поцелую младшего братишку. Тряхнув головой, я взяла сумку и, обув туфли, поспешила выйти из дома. Если мне даже позвонили из театра — значит, случилось что-то действительно важное. По привычке я направилась к остановке, но, увидев трамвай, поспешила в другую сторону. К черту! В ближайшее время я точно не сяду ни на один транспорт. Солнце игриво прыгало лучами вокруг, мальчишки бегали с мячом, Москва по-настоящему цвела. Словно и не было вчерашней трагедии. Люди продолжали жить, мир не остановился, хотя, казалось бы, погибли люди. Я энергично шла, пока мне не вспомнился вчерашний иностранец. С ним точно что-то не так. Я чувствовала это на каком-то глубинном уровне. Его немигающий взгляд, который прочитывал тебя словно книгу, его манеры, осанка, одежда. Я не могла объяснить, что ощущала при мыслях о нем, но мое тело почему-то тут же вспыхивало, как факел. Это была не влюбленность. Мне все-таки не пятнадцать. Я была уже взрослой женщиной, двадцати пяти лет отроду. Но впервые не могла понять, что же я чувствую. За своими размышлениями я не заметила, как дошла до театра. Глубоко вдохнув, я уверенно вошла в Варьете. Вокруг царила суматоха, мужчины в штатском куда-то выносили реквизиты с нашего с Мастером спектакля, актеры бегали по театру. Я заозиралась вокруг, пытаясь понять причину такого беспокойства окружающих, пока не выцепила фигуру Мастера. Он был словно островком спокойствия среди этого театрального хаоса. Римский стоял рядом с ним и что-то терпеливо ему объяснял, хотя было видно, как фин.директору это делать не хочется. Он отмахивался от Мастера как от надоевшей ему мухи. — Сегодня запретили, завтра разрешат. Не переживайте, — лениво сказал Римский, жуя бутерброд из буфета. Я нахмурилась, вставая рядом с Мастером. Римский же отвлекся на Варенуху и не придавал никакого значения терпеливо ожидающему его Мастеру. Я практически зашипела. Одно дело, когда он так относился к актерам: это было обычным делом в любом театре столицы, но к писателю с именем всегда относились с уважением. По-крайней мере до сегодняшнего дня. — Какое же свинство, — недовольно произнесла я, смотря на Римского, который явно был больше заинтересован в бутерброде. Мне уже было совершенно понятно, что спектакль наш накрылся медным тазом. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два. — Доброе утро, царевна, — спокойно сказал Мастер, продолжая, как и я, следить взглядом за руководством театра. Прозвище это ко мне прицепилось с первой главной роли, в которой меня увидел Мастер. Как ни удивительно, но играла я царевну Марью. Да, видимо, так правдиво, что Мастер теперь кличет меня только так. — А доброе ли оно? — ответила я и повернулась к другу. — Пошли они к черту со всем этим идиотизмом. Терпеть нет сил! — Тише, царевна, — вкрадчиво сказал Мастер, положив руку на мое плечо. — Не стоит тебе влезать в конфликт, из которого ты можешь и не выбраться. — Уже слышал, да? — поджав от злости губы, спросила я, полностью сосредотачивая внимание на друге. Мастер был человеком спокойным по своей сути. Я никогда не видела, как он ругается, да даже, как он злится. Мне бы такого спокойствия. — Как ты одарила пощечиной наркома на глазах у всех на приеме? — Мастер двинулся в сторону выхода, и я пошла рядом с ним. — Да, об этом говорят все. Ты — герой нашего времени. Я усмехнулась и закатила глаза. Я понимала, что ответить за свой поступок мне придется очень скоро. Но в этом случае еще играло роль то, что все спешили поделиться этим событием друг с другом. Москва полнится слухами, но свидетелей у моего действа было слишком много. Так что нарком точно готовился обрушить на меня всю мощь собственного гнева. Но мне впервые было абсолютно плевать, кто и что обо мне подумает. Особенно после вчерашнего. — Не смеши меня. То, что я сделала, по сути, может сделать любая женщина, — мы остановились возле театра, чтобы покурить. — Может, но не делает, — кивнул Мастер и затянулся, смотря куда-то вдаль. Я хотела как-то поддержать друга, но меня прервал Римский, который не поленился выйти за нами на улицу. Мастер, кивнув мне на прощание, поспешил ретироваться. А я осталась пожинать плоды своих гордости и честолюбия. — Ну-с, Мария Константиновна, вы довольны? — прошипел фин.директор. — Чем же? — невозмутимо спросила я, затянувшись сигаретой. Мне вдруг все стало так безразлично. Постановка, над которой мы работали с Мастером день и ночь, закрыта. Пьеса запрещена. А с моих других ролей меня, скорее всего, уже сняли. — Владимир Сергеевич, которому вы так нелестно отказали, передавал привет. С утра уже у нас обыски, спектакль закрыли. И Бог знает, что еще закроют, — сокрушался Римский, активно жестикулируя руками. — Спектакль закрыли не из-за меня, — возмутилась я. — А из-за Владимира Сергеевича, который не знает, как обращаться с дамой, — я потушила окурок об урну. — И аккуратнее, Григорий Данилович, вы что же, забыли, что Бога в Союзе нет. Я начала спускаться по ступенькам, намереваясь покинуть театр. Сегодня мне уже достаточно этой грязи. Но Римский не спешил меня отпускать. — Мария Константиновна, вас сняли пока с одной роли, но это только начало. Приходите сегодня в Грибоедов, извинитесь. «Понтия Пилата» уже точно не вернут, в нем усмотрели христианские мотивы, но зато хоть другие роли при вас останутся. Я оставила это замечание без ответа, направляясь на Патриаршие. Мне захотелось тихого места, где я могла бы подумать. Мне было тошно от того, что я могла быть причиной, по которой запретили детище Мастера. Неужели моя гордость растоптала его пьесу и постановку? Мне было абсолютно наплевать на себя, но если я вдруг стала первопричиной разрушения карьеры Мастера, хотелось удавиться. Навстречу мне вышла коллега из театра, которая удивилась моему променаду, ведь все уже побежали собираться на вечер в Грибоедове. Сегодня играли американский джаз, и каждый мечтал попасть туда. Я остановилась посреди улицы, а потом решительно повернула в противоположную сторону от Патриарших. Если есть шанс убедить наркома вернуть постановку, я сделаю для этого решительно все. Мастер был моим единственным и настоящим другом, которому ничего от меня не было нужно. И если я могу помочь ему, то сделаю для этого все.***
Я достала из шкафа длинное изумрудное шёлковое платье с открытой спиной. Его привезла мне подруга из Франции лет пять назад, но когда гайки начали закручивать, она поспешила уехать из страны, от греха подальше. Переписку с ней держать мне было не положено. А ее письма до меня так ни разу и не дошли. Я тогда у нее спросила, куда мне надевать такую роскошь, на что она пожала плечами и ответила, что у красивой женщины не должно быть причины, чтобы одеваться красиво. Волосы я убрала по моде, чтобы открыть спину. В платье мне было немного неловко, но такой красивой я себя не видела еще никогда. И как же оно подчеркивало мои глаза. Если бы я увидела себя в зеркале еще до встречи с Воландом, то точно согласилась бы с его фразой про ведьмовские глаза. Черт, почему я вспомнила о нем. Я встряхнула головой и подошла к зеркалу, решив подкрасить губы темно-красной помадой. В уши я вставила изумрудные серьги, которые дарил мне отец, когда еще был жив. Его подарок на мое восемнадцатилетние. Я редко носила их: не хотелось потерять или испортить такой подарок. Но сегодня игра стоила свеч. Тяжело вздохнув, я взяла клатч и покинула комнату, уповая на удачное разрешение конфликта с наркомом.***
Такси остановилось аккурат Грибоедова. Я постаралась покинуть машину, как подобает леди, но при этом следила, чтобы платье нигде не испачкалось. В ресторане вовсю играл джаз, певица слегка пританцовывала в такт песне, отчего хотелось двигаться вместе с ней. Первым делом я решила выпить бокал шампанского, для смелости. Пока я пробиралась к барной стойке, на меня глазели все, мимо кого я проходила. И хотя внутри я чувствовала себя ужасно неловко, но показать это я себе не позволила. Все знают меня, как эдакую «холодную королеву», которой плевать на мнение окружающих. Пусть так и остается. Я сделала первый глоток шампанского, и тепло растеклось у меня внутри. Но даже алкоголь не помог притупить нервозность перед встречей с наркомом. А от того, что все вокруг поглядывали на меня, мне становилось еще хуже. Но я твердо решила никому не показывать волнения. — Правильно, — раздался рядом со мной голос, и мое ухо и шею опалило чужое дыхание. — Королеве не подобает показывать своего волнения. Я резко развернулась и почти впечаталась в грудь вчерашнему иностранцу. Воланд успел ухватить меня за талию, чтобы я не упала, за что я была ему премного благодарна. Если бы я тут распласталась, то тут же бы убежала. Смелости и так не хватало, и ее могло подорвать любое неловкое движение. — Разве что королю, — прошептала я, пытаясь успокоить сердце и тело от столь близкого контакта с мужчиной. — Спасибо. Я медленно отстранилась от мужчины, а он же не спешил убирать руку в перчатке, которая покоилась на моей пояснице. Он нежно провел по позвоночнику, запуская по моему телу мурашки, и только потом убрал руку, слегка ухмыляясь. — Разве я мог позволить даме попасть впросак. Еще и перед такой неблагодарной аудиторией, которая только и ждет того, над чем можно будет посмеяться, — Воланд смотрел мне прямо в глаза, а я же в свою очередь не могла ответить ему тем же. Мне казалось, что, если я взгляну ему в глаза, то попаду в оцепенение, как и в прошлый раз, а этого делать было нельзя. Не при такой, как сказал немец, неблагодарной аудиторией. Мужчина выждал паузу и, поняв, что я не собираюсь ему отвечать взглядом, дотронулся пальцами до моего подбородка, вынуждая смотреть ему прямо в глаза. Я застыла, буквально утопая в его взгляде. Это была не любовь и не влюбленность. Скорее интерес. Но дело было даже не в этом. Я не могла противиться чему-то темному и тягучему, что пробуждалось внутри меня, когда наши глаза встречались. — Потанцуем, Мария Константиновна. Грешно, не отдаться такой музыке, — сказал мужчина и протянул мне руку. Я понимала, что это была точно не просьба. Скорее желание, от которого нельзя отказаться. Я вложила свою руку в его, Воланд тут же наклонился и поцеловал мою руку, отчего меня снова прошиб электрический разряд, как тогда у театра. Я не понимала такой реакции своего тела. Но мне вдруг стало совершенно безразлично, отчего мое тело трепетало, когда он целовал мою руку. Может быть, дело было в том, что сейчас никто из мужчин так не делал. Все жали руки дамам. Либо же клали их на талию сразу же при знакомстве, почему-то считая, что им это позволено. Воланд повел меня в центр зала, где танцевало еще несколько пар. Он шел так уверенно, словно владел всем этим рестораном, а заодно и самой столицей. Мне оставалось лишь следовать за ним, и выглядеть при этом безупречно. Ведь кто бы что ни говорил, но внимание такого мужчины всегда приятно. И вдвойне приятно, что уделял свое внимание он только мне, хотя в ресторане было множество красивых девушек. Мы встали в привычную позицию для такого танца, но Воланд вдруг резко притянул меня к себе, не оставляя ни малейшего пространства между нашими телами. Словно показывая всем вокруг, кому я принадлежала. И как только эта мысль появилась в моей голове, по лицу мужчины пробежала усмешка. Раньше я бы никому не позволила такого, но почему-то с иностранцем все было не так. У меня даже не взыграла моя постоянная гордость в желании показать, что единственный человек, кому я принадлежу, это я сама. — Вы сегодня выглядите потрясающе, Мария Константиновна, — сказал Воланд, обдав мою шею горячим дыханием. От него пахло кожей, сандалом и черным перцем. Дьявольский аромат. — Благодарю вас, — ответила я, пытаясь взять себя в руки. Отчего именно перед этим мужчиной хотелось выглядеть достойно и не теряться, я не знала. — Как продвигаются ваши исследования новых людей в новой стране? — О, боюсь, schoene Мария Константиновна, вы были правы по поводу людей, — немецкий я, признаться, знала плохо, но вторая волна мурашек прошлась по моей спине, когда он произнес одно слово на этом языке. — Прошу прощения, что разрушила ваши надежды, — сказала я, посматривая на мужчину. Когда он не смотрел на меня, мне было намного проще наблюдать за ним. Высокий лоб, острые скулы, родинка на щеке. Я хотела уже отвернуться, но Воланд резко перевел взгляд на меня. — Что вы, моя надежда при мне как раз благодаря вам, — он смотрел на меня так пронзительно, что мне показалось, словно все вокруг нас начало плавиться, и остались лишь мы. Танец закончился так же быстро, как и начался. Мужчина, взяв меня за руку, проводил к тому же месту, где мы начали беседу. Воланд снова взял мою руку и поцеловал, отчего трепет внутри меня поднялся с бешеной силой. — Вы были сегодня ослепительны, meine Prinzessin. У красивой женщины не должно быть причины, чтобы одеваться красиво, — мужчина отпустил мою руку и, приблизившись, на прощание сказал: — Никогда не используйте себя и свою красоту как разменную монету. Ни один достойный мужчина не воспользуется своей властью и силой, чтобы заставить вас быть с ним. До встречи, прекрасная Мария Константиновна. Меня прошиб пот. Я не понимала, откуда он мог знать о цели моего сегодняшнего посещения Грибоедова. Мужчина же хитро улыбнулся и поспешил уйти. Я смотрела ему вслед, совершенно не понимая, кем же на самом деле был мой таинственный иностранец. Вопросов становилось все больше и больше, и, казалось, их рой может оглушить меня, но мою внутреннюю тираду прервал появившийся из ниоткуда Мастер. — Прекрасно выглядишь, царевна, — с улыбкой сказал он и взял два бокала, отдав один из них мне. — Спасибо, — я улыбнулась, но меня тут же накрыло чувство вины. А вдруг я действительно причина несчастий Мастера? — Что-то ты совсем невесела. Не соответствуешь своему платью, — мужчина подошел ближе, всматриваясь в мои глаза. — Что-то случилось? — Похоже, мой выпад в сторону наркома не прошел бесследно, — начала я, пытаясь собрать мысли воедино. На глаза наворачивались слезы, но я старалась держать себя в руках. — Римский сказал, что из-за меня «Понтия Пилата» закрыли. Прости меня, пожалуйста, Мастер. — Даже если это и так, а я уверен, что нет, это самая благородная причина, по которой мою постановку могли запретить. И я рад, что это так, — я пыталась выдавить из себя улыбку, но мне становилось только хуже. И вдруг я поймала взгляд оскорбленного мною наркома, который, судя по всему, давно смотрел на меня. Меня пробила дрожь, а к горлу подступила тошнота от его сального взгляда. Мастер, заметив мои перемены, перевел взгляд туда же, а затем, еще раз взглянув на меня, опустился взглядом на платье. — Царевна, только не говори мне, пожалуйста, что ты оделась так для него. Я посмотрела на Мастера, и, судя по всему, мой взгляд сказал ему обо всем. Он тут же взял меня за руку и поспешил вывести из ресторана. Меня накрывало чувство вины и вместе с тем облегчения. Мне хотелось поскорее смыть все эти сальные взгляды, которыми меня одаривали весь вечер. Мастер поймал такси и насильно посадил меня туда. — Никогда, Маш, никогда так не делай. Ни для других, ни для себя, — мужчина коротко поцеловал меня в лоб, словно ребенка, и, сказав адрес таксисту, пошел обратно в ресторан. Я дважды была должна Мастеру: за то, что он расплатился своей карьерой за мою гордость, и за то, что он не позволил мне сделать собственное жертвоприношение. На секунду мне показалось, что Мастер был моим ангелом-хранителем. И я была ему безмерно благодарна. Но кто же был ангелом-хранителем самого Мастера?***
Поутру я направилась в театр с твердым решением сделать так, чтобы Мастеру дали поставить что-то еще. Он был слишком талантлив, чтобы просто сидеть в своем подвальчике на Арбате, прозябая в нищете и несправедливости. Но весь мой запал пропал, когда я увидела Мастера рядом с афишей «Понтия Пилата», которую работники театра нещадно срывали. — Как же меня тошнит от этого, — проговорила я, поравнявшись с Мастером. — В любом случае мне уже не так горестно, после того, как я узнал, что ты собиралась сделать, — спокойно ответил мой друг, продолжая смотреть на то, как афишу его детища превращали в ничто, и вешали новую. — «Вперед в будущее»? — со смешком спросила я. — Мне кажется, как раз таки наоборот. — Отчего же? — неожиданно со мной рядом возник знакомый голос с немецким акцентом. Я едва не рухнула со ступеньки, на которой стояла, а затем перевела взгляд на иностранца. — Рад видеть вас в добром здравии, Мария Константиновна. — Вы знакомы? — спросил Мастер, переводя взгляд то на меня, то на Воланда. — Да, мсье Воланду посчастливилось видеть меня в ярости после разговора с Римским два дня назад, когда случилась та оказия с наркомом, — ответила я, и тут же поняла, что и Мастер с Воландом знакомы. Неужели правду говорят, и Москва все-таки — большая деревня? Или все это не череда глупых совпадений, а заранее подстроенный план? — О, вы были так яростны. Я почти был напуган, — со смешком сказал немец и поцеловал мою руку. Этот ритуал как будто вошел в нашу привычку. Я уже не представляла, как мой день мог пройти без этого знака внимания, которым меня щедро одаривал Воланд. — Она на самом деле та еще хищница. Просто играет роль смущенной девы, — с озорной улыбкой сказал Мастер, посмеиваясь с моей реакции на такой простой жест от иностранца. — Не позорьте меня, дорогой друг, — решила поддержать игру я и улыбнулась. Воланд смотрел на меня с легкой улыбкой, слегка склонив голову. Словно хищник, который изучал жертву. Я еле сдержалась, чтобы не вздрогнуть от этого глубокого, словно в самую душу, взгляда иностранного гостя. — А как же познакомились вы двое? — Вчера после того, как я отправил вас, царевна, домой. У меня забрали удостоверение Союза писателей, я вышел из ресторана и встретил господина Воланда, — с грустной улыбкой сказал Мастер. Я слегка нахмурилась. Воланд оставил меня и покинул ресторан, чтобы дождаться Мастера и познакомиться с ним? Иначе как еще объяснить, что он попрощался со мной, явно будучи уверенным, что мы с ним точно не встретимся в тот вечер? Но откуда он знал, что Мастер так быстро покинет ресторан и останется покурить возле него? Что-то не сходилось в моей голове, но я пока не могла понять что. От этих размышлений меня отвлекло нечто более важное и оскорбительное в своей манере. — Они забрали у вас удостоверение Союза писателей?! — воскликнула я, чувствуя, как злость снова наполняет меня. — Нет, ну что за непроходимое свинство! — Видите? Говорю же, настоящая хищница, — сказал Мастер, и они с Воландом посмеялись. Я чувствовала себя нахохлившимся воробьем, рядом с которым сидели два кота и с любопытством наблюдали. — И правда, настоящая королева, не иначе, — ответил Воланд и посмотрел на меня с какой-то долей гордости. Этот взгляд растопил мое сердце, которое уже успело обидеться на двух мужчин, потешавшихся надо мной. Мы втроем решили пройтись вдоль Москвы-реки. Оба мужчины галантно предложили мне свои локти, и я, взяв их обоих под руки, шагала вместе с ними, наслаждаясь шумом воды поблизости. Мужчины, иногда посмеиваясь, обсуждали что-то на немецком, но мне было так хорошо и спокойно впервые за долго время, что я даже не придала значения тому, что совершенно не понимаю их. Я лишь слушала звуки их голосов и думала о своем. У Воланда был такой глубокий и тягучий голос, что в какой-то момент я поймала себя на мысли, что наслаждаюсь его звучанием. Это осознание пронзило меня своей резкостью, и я перевела взгляд на немца. Воланд продолжал рассказывать что-то на немецком, но его взгляд тут же встретился с моим. Его голос вдруг стал ниже. Он адресовал слова Мастеру, но смотрел только на меня, отчего по спине прошли мурашки. Я смогла оторваться от мужчины только тогда, когда мое внимание привлек Мастер. — Царевна, еще не успел рассказать тебе, — начал Мастер. — Я начал новый роман. — О, неужели! — я искренне загорелась от этого предложения Мастера. Его таланту не стоило пропадать. И я была искренне рада, что он продолжил писать, не взирая ни на что. — И каков же сюжет? — Дьявол, в которого никто не верит, решает лично посетить Москву, — проговорил Воланд, смотря на меня в упор. Меня пробила дрожь, когда немец договорил это предложение. Было ощущение, что на меня вылили ведро холодной воды. Улыбка спала с моего лица, и я напуганно посмотрела на Воланда, который все это время следил за моей реакцией, склонив голову вбок. Я не могла понять, что так сильно напугало меня. Казалось, я что-то упустила. Мысли лихорадочно вертелись у меня в голове. — Царевна, ты в порядке? — Мастер остановился и обеспокоенно взглянул на меня, а я же не могла оторвать беспокойный взгляд от иностранного гостя, который, казалось, наслаждался моим иступленным непониманием, отразившимся на лице. — Да, — я взмахнула головой. — Я просто вспомнила кое-что. Мне нужно идти. До свидания. Я быстро отпустила руки мужчин и, попрощавшись, чуть ли не бегом пошла в противоположную сторону. Мастер окликнул меня несколько раз, но я продолжала идти. Мое сердце бешено колотилось, а я не могла понять причину возникновения такой сильной паники. Нутро кричало мне, но я не могла понять о чем. Кажется, в этом мне предстояло разобраться сегодняшней бессонной ночью.***
Как я и предсказывала, сон не шел ко мне всю ночь. Я просидела на подоконнике, смотря в темноту Москвы, пытаясь разложить мысли. Но становилось только хуже. Объяснить свою бурную реакцию я не могла никак. Чем больше я думала, тем больше вопросов возникало в голове. А ответа не было ни одного. Только под утро я смогла уснуть и забыться в беспокойном сне. Мне постоянно мерещелись глаза Воланда и его голос, который повторял: «Скажите мое имя, Мария Константиновна. Скажите, и я приду к вам».***
Воланд сидел у камина, попивая красное тягучее вино. За окном показался рассвет, когда Мария Константиновна легла спать. Он явился к ней во сне, но девушка упорно отказывалась произнести его имя, хотя он чувствовал, что она жаждет его присутствия, его прикосновений. Он и сам жаждал возможности прикоснуться к ней. Каждый раз, когда он касался губами ее кожи, по его телу проносился легкий, едва различимый заряд, но такого с ним не было, пожалуй, никогда, оттого и любопытство в нем росло с каждым днем. И томление. Давно он не ощущал такого взрывоопасного коктейля, состоящего из томления, желания и любопытства. Он ждал, когда она осмелится принять пугающую ее мысль о том, кем он на самом деле являлся. Мужчина чуть слышно ухмыльнулся и сделал глоток вина. Оказалось, что даже терпение Дьявола может достичь предела. Ему хотелось уже перейти к части, где она прекрасно осознает, кто он такой, но так было совершенно неинтересно. Все-таки она удивила его. Еще в первую встречу он ощутил, как ее внутренняя сила взывала к ней, желая объяснить, кто перед ней, но девушка не придавала этому значения. Сегодня на секунду ему показалось, что она отчетливо осознала, чью руку она держала и на кого смотрела. Он мог явиться к ней в свой час, либо же, если она произнесет его имя. Он наблюдал за девушкой, стоя в тени, в дьявольский час. На ее лице он видел сомнение, тревогу и отчаяние. Она почти была готова признать правду. Нужен лишь толчок. И он готов дать ей его. Ей нужны были доказательства — он предоставит ей их сполна. Но все-таки никогда он еще не чувствовал такого исступления от чужой упертости. Девушка упорно не соглашалась произнести его имя во сне, хотя все ее мысли были о нем. Но он готов был ждать. И знал, что ждать оставалось недолго. Мгновение по сравнению с его вечностью, которую он прожил и еще проживет.***
Я проснулась далеко за полдень совершенно разбитая и уставшая. Кое-как встав с кровати, я потянулась и посмотрела в окно. Но тут же мое тело сковал страх: на подоконнике стояла ваза с букетом белых лилий. Я подошла и медленно и несмело взяла букет в руки, словно боялась, что он может на меня напасть. Я вдохнула запах цветов и прикрыла глаза, но вдруг раздался дверной звонок, отчего я вздрогнула и едва не выронила букет. Я одернула себя и поставила букет на место. Как он мог попасть сюда? Неужели я не схожу с ума? Неужели все то, о чем я думала всю ночь — правда? Неужели я разговаривала, касалась и танцевала с самим Сатаной? Мои размышления прервала соседка Света, которая позвала меня, сказав, что в дверях меня ждут. Я напряглась всем телом. Неужели Воланд пришел сюда, чтобы… Что? Я неуверенно вышла из комнаты, параллельно накидывая на себя халат. Страх тут же исчез, когда я увидела в дверях мужчину в клетчатом костюме с большой коробкой. Но недолго я была избавлена от страха: я узнала в этом мужчине водителя Воланда. Я неуверенно подошла к нему, смотря на него с опаской и прикидывая, что ему могло быть нужно. — Милая, Мария Константиновна, доброе утречко, — последнее слово он практически пропел. — Я принес вам подарок от мессира. — Подарок? — неуверенно спросила я, обняв себя руками. — Держите, держите, — протянул коробку мужчина. — Смелее. Я задумалась на пару секунд, стоит ли брать этот подарок, но потом поняла, что выбора у меня и не было. Воланд не позволил бы мне отказать ему, даже если его не было рядом. Я взяла коробку в руки, нахмурившись. Мне было совершенно невдомек, какую игру вел иностранец и чего от меня хотел. Но, кажется, бежать и прятаться было поздно: меня уже заметили. И теперь не выпустят из рук ни под каким предлогом. — Как ваше имя? — уже смелее спросила я. Судя по всему, мы видимся не в последний раз, и воспитание не позволяло мне обращаться к мужчине, не зная его имени. На долю секунды на его лице возникло удивление, но оно тут же сменилось приторной улыбкой. — Коровьев. К вашим услугам, — мужчина снял шляпу и услужливо поклонился мне. — Чего от меня хочет тот, кто вас прислал? — все еще чувствуя себя не в своей тарелке, спросила я, стараясь придать своему голосу смелости. — О, боюсь, алмазная донна, это ведомо только самому мессиру. Но он ответит на все ваши вопросы, когда придет время, — Коровьев снова откланялся и вышел из квартиры. Я же медленно побрела в комнату, пытаясь разложить новую информацию по полочкам в голове, но там было настоящая сумятица, которую, судя по всему, развеять сможет только иностранец, о котором я думала все последние дни. Я неуверенно открыла коробку и обомлела: на дне коробки лежало невероятной красоты золотое платье, украшенное драгоценными камнями и перьями. Я вынула его из коробки, чтобы посмотреть на него получше. Ткань была очень мягкой и нежной, спереди и сзади были большие разрезы для груди и спины, но при этом платье не было пошлым. Оно было безумно красивым и утонченным. В коробке также находились золотые туфли, которые идеально подходили к платью. А также там была записка. «Прекрасная Мария Константиновна, окажите мне честь и наденьте это платье на сегодняшний сеанс черной магии в Варьете. Уверен, что платье не сравнится с вашей красотой, но мне будет приятно. А взамен я утолю ваше любопытство, которое не давало вам спать всю ночь. -W». Тело напряглось еще сильнее после прочтения записки. Он знал, что я не спала всю ночь. Значит то, о чем я думаю, сущая правда. Но если это так, стоит ли мне идти навстречу Дьяволу? И какова цена всех моих с ним встреч? Я встряхнула головой и перевернула записку: к ее обратной стороне был прикреплен билет на спектакль «Вперед в будущее». Меня тут же наполнила ярость, и мысли обратились к Мастеру. Знал ли он, с кем общался, о ком писал? Или лучше сказать, знал ли он, что его руками сам Сатана писал роман? Я качнула головой и положила записку обратно в коробку. Похоже, что выбора у меня не было совершенно, поэтому стоило начинать по-тихоньку собираться. Я отправилась в ванную, чтобы принять душ и вымыть волосы. Они были чересчур длинными — практически до поясницы, из-за этого ухаживать за ними становилось все сложнее. А учитывая, что все модницы сейчас стригли волосы коротко, то порой я чувствовала себя белой вороной. Но отрезать их совершенно не хотелось. Длинные золотые кудри ассоциировались у всей Москвы со мной, хоть это и звучало самонадеянно, но это было так. И в спектаклях зачастую нужны были длинные волосы. Хотя сейчас я была ни в чем не уверена. Судя по тому, что из Варьете мне ни разу больше не звонили, меня все-таки сняли со всех ролей, отчего на душе становилось горько. Сцена — это все, что у меня было. И теперь не осталось совершенно ничего. Чем мне заниматься я не представляла. Денег хватит на пару месяцев. Зарплата у одной из главных актрис театра позволяла откладывать какую-то часть. Но накопления были не вечными. Хотя, честно говоря, это меня волновало в последнюю очередь. Уложив волосы, я принялась красить глаза, которые уж очень хотелось подчеркнуть. Может от того, что немец находил их привлекательными, а может, это было просто мое желание, кто знает. Когда настало время надевать платье, я медлила. Не знаю, чего я ждала. Что оно убьет меня? Хотя шутки в сторону, полагаю, Дьявол способен на все. Но мысль, что Воланд был одним из немногих людей (?), рядом с которыми я могла точно сказать, что мне не причинят боли, резко возникла в моей голове и убедила меня надеть платье. Я выглядела невероятно. Никогда не видела себя такой по-королевски красивой. Я слегка улыбнулась своему отражению, проверяя, в самом ли деле я вижу в отражении себя. И это была действительно я.***
Воланд позаботился о том, как я доберусь до театра, поэтому я выходила из такси прямо напротив Варьете, вокруг которого было большое множество людей. Словно вся Москва спешила на сеанс черной магии, о котором не знала. Ведь билет, который прислал мне немец, был на спектакль, но никак не на шоу профессора черной магии. Я не спеша поднималась по ступенькам, когда меня ухватили под руку. Знакомый запах сандала, кожи и черного перца ударил мне в нос, и у меня не было сомнений, кто вел меня. — Вы блистательны, mein Schatz, — прошептал мне мужчина на ухо, заставив голую спину покрыться мурашками и вовсе не от прохладного ветра вечерней Москвы. — Благодарю, — сдерживаясь, чтобы не наброситься на немца с вопросами, произнесла я. От него шел такой жар, что мне было удивительно, как он еще не загорелся. Темное и тягучее чувство, которое каждый раз возникало рядом с Воландом и тянулось к нему, вновь поднялось во мне. Я не знала, как реагировать на эти внутренние изменения. Но меня спасло появление Мастера. — Царевна, ты ли это? — Мастер подошел к нам с Воландом с изумлением. — Кажется, теперь мне стоит называть тебя королевой. — О, Боги, не надо, — с улыбкой ответила я и обняла писателя. Мне нужно почувствовать хоть что-то родное, чтобы убедиться, что я не схожу с ума. Как только я об этом подумала, Воланд едва слышно хмыкнул, но с Мастером продолжал говорить дружелюбно. — Ну что, meine Freunde, идемте же познаем настоящий советский театр, — с воодушевлением сказал иностранный гость и предложил мне руку. Мастер сделал то же самое, поэтому мне не оставалось ничего, кроме как ухватиться за двух мужчин и проследовать внутрь театра. Мы сели в центре зала, откуда было идеально видно все, что происходило на сцене. Я сидела в центре, а мужчины по бокам от меня. Мастер достал откуда-то бокалы и разлил нам вино, отчего я усмехнулась. Все-таки искусство проносить алкоголь в совершенно любое место — это чисто русский талант, который, я надеюсь, не исчезнет с течением лет. Я сделала глоток терпкого вина, когда начался спектакль. Сегодня я была совершенно неблагодарным зрителем. Все, что происходило на сцене, вызывало у меня только смех и тошноту. Мужчины же тихо переговаривались через меня, отчего я постоянно ощущала жар немецкого гостя, который часто склонялся надо мной, но делал при этом совершенно невинное лицо. Настоящий Дьявол. Под конец спектакля Воланд вкрадчиво прошептал мне на ухо, отчего я едва не поперхнулась. То влияние, которое он имел над моими телом и душой по-настоящему стало пугать меня. — Кажется, вы заскучали, Мария Константиновна, — начал он, хитро смотря на меня. — Позвольте, я развлеку вас. Мужчина тут же встал, не дав мне ответить, и поспешил куда-то. Я потеряла его фигуру в темноте, когда в театре полностью погас свет. Я неуверенно озиралась по сторонам, а затем сцена снова озарилась светом. По ней уверенно передвигался, то прыгая, то бегая, с совершенно демоническим смехом Коровьев. Был и второй мужчина, которого я еще никогда не видела. Меня охватил цепкий страх, когда пьедестал повернулся, а на его вершине сидел, как на троне, Воланд. Выглядел он совершенно иначе. Я даже со своего места чувствовала огромную силу и власть, которыми он обладал. А его цепкий взгляд буквально ощущался кожей. Я вжалась в сиденье, продолжая следить за происходящим на сцене. Жорж Бенгальский, казалось, тоже понимал, что происходила какая-то чертовщина. Еще никогда я не видела его таким напуганным. Нехорошее предчувствие закралось мне в душу и совершенно не хотело отпускать меня. — Скажи мне, любезный Фагот, — начал Воланд. — Как по-твоему, ведь московское народонаселение значительно изменилось? — Точно так, мессир, — слегка поклонившись, ответил Коровьев. — Горожане изменились внешне. Я говорю, как и сам город впрочем. Появились, как их там… трамваи, автомобили. Но мне, конечно, кажется, что гораздо более важный вопрос, изменились ли эти горожане внутренне, — Воланд наклонился вперед, и я могла с точной уверенностью сказать, что он смотрел прямо на меня, хотя я и не видела его глаз, скрытых очками. Мурашки пробежали по всему моему телу, и меня охватило странное чувство от такого цепкого взгляда. — Да! Точно так, мессир, это важнейший вопрос! Важнейший! — Однако мы заговорились, дорогой Фагот. Публика начинает скучать, — мужчина перевел взгляд на Коровьева, слегка улыбнувшись, видимо, удовлетворившись моей реакцией. — Покажи для начала что-нибудь простенькое. После этого на сцене начала твориться настоящая чертовщина. После выстрелов незнакомого мне мужчины на зрителей посыпались деньги, и они, словно с цепи сорвавшиеся, начали вскакивать и хватать их, запихивая по карманам и даже в белье. Я скривилась от открывшейся мне картины и взглянула на Мастера, который продолжал с интересом наблюдать за происходящим. Когда же Коровьев оторвал голову Жоржу Бенгальскому, я еле сдержала крик. Я видела кровь, которая вытекала у него из шеи, и от этого зрелище становилось еще более пугающим. Меня пронзило осознание того, что я сейчас видела на сцене. Я не сошла с ума. Все эти дни я общалась с самым настоящим Дьяволом. Мое тело задрожало от этой мысли. Воланд тут же повернул голову в мою сторону и слегка усмехнулся. В голове набатом билась мысль о сущности мужчины, с которым я провела последние дни. Но спустя пару мгновений еще более страшная мысль ударила мне в голову: Воланд устроил это шоу специально для меня. Он хотел, чтобы я все это увидела и испытала. Он хотел показать, на что он был способен. И я была уверена, что это меньшее из того, чем он мог меня поразить. Улыбка на лице Дьявола становилась шире, а мое тело начало еще сильнее трястись. Я хотела вскочить и выбежать из зала. Мне не хотелось быть причиной страданий бедного Бенгальского, но, прочитав мои мысли, Воланд пригвоздил меня к месту, не позволяя покинуть представление, которое было устроено специально для меня. Когда же голову вернули его напуганному владельцу, я уже было расслабилась, надеясь, что это был последний фокус. Но это было совершенно не так. Впереди нас ждал фокус с платьями. Женщина рвались на сцену, кидались друг на друга, ругались, и я, не выдержав, встала и поспешила покинуть зал, пока люди дрались за платья, туфли и нижнее белье. Я не знала, что пугало меня больше: та животная ярость, которая пряталась в каждом человеке в зале, или же осознание, кто именно провернул все эти фокусы. Сердце стучало в груди как сумасшедшее, мне казалось, что через мгновение оно остановится. Я практически вывалилась на улицу, желая поскорее покинуть Варьете. Но моим планам было не суждено сбыться: на улице меня уже поджидал Коровьев. — Прекраснейшая алмазная донна, вы сегодня выглядите невероятно по-королевски. Мессир не прогадал с платьем, — Фагот довольно улыбался, ожидая, когда я отвечу на комплимент, пока я пыталась взять себя руки. — Пройдемте же в машину. Мессир заждался вас. — Я хочу домой, — проговорила я, едва узнавая свой голос. Я была ни столько напугана, сколько поражена и сбита с толку. Моя фраза заставила Коровьева поджать губы. Воланд не принимал отказы, это я поняла еще с нашей с ним первой встречи. И вот я, обычная смертная женщина, пыталась отказать ему. — Боюсь, милая Мария Константиновна, это невозможно. — Вы силой затащите меня в машину? — неуверенно спросила я, чувствуя, как страх сменяется более яркой эмоцией — злостью. — Боже правый! Помилуйте! Мессир запретил даже касаться вас, не то, что применять силу, — подняв руки вверх, проговорил с улыбкой Коровьев. Мне же оставалось, видимо, только сесть в машину. Выбор без выбора — любимое оружие дьявола. — Уверяю вас, алмазная донна, я верну вас в целости и сохранности домой после разговора с мессиром. Дожили, я поверила на слово прислужнику Сатаны. Кажется, гореть мне в аду синем пламенем, как и говорили бабушки, сидящие у подъезда, когда я возвращалась поздно со спектаклей. Я усмехнулась и села в машину. Что ж, если Воланд хочет увидеть взрывную смесь эмоций, которую я сейчас ощущала, я предоставлю ему возможность. Кажется, гордость меня точно погубит. Либо Сатана. Третьего не дано.***
Я неуверенно зашла в квартиру, в которой раньше жил Лиходеев, директор Варьете. Я была здесь несколько раз, когда он устраивал приемы или просто настоящие попойки для сливок московского общества. Открыла нам дверь полуобнаженная женщина, представившаяся Геллой, которую я видела сегодня в спектакле. Коровьев слегка подталкивал меня в спину, видимо Воланда раздражало длительное ожидание. Но я ничего не могла поделать с собой. Я дернула головой, расправила плечи и, глубоко вдохнув, вошла в дверь, к которой меня подвели Гелла и Фагот. Двери за моей спиной тут же закрылись, отрезая меня от внешнего мира, но что еще хуже — запирая меня с мужчиной, который одновременно пугал и волновал меня, который снился мне уже несколько ночей и который влез в мою жизнь так беспардонно и нагло и при этом так изящно. — Добрый вечер, прекрасная Мария Константиновна, — Воланд сидел в кресле, немного развалившись, закинув нога на ногу и держа в руке кубок с вином. Он смотрел на меня с такой властью, что, казалось, будто не я нависаю над ним, а он. Он прошелся взглядом по моему телу, облаченному в платье, и вернулся к глазам. — Прошу, проходите, присаживайтесь. Я медленно, словно на эшафот, двинулась ко второму креслу, которое стояло напротив мужчины. Воланд сменил одеяние со спектакля. Теперь на нем была рубашка, расстегнутая на пару пуговиц и брюки. Таким неодетым и расслабленным я не видела его никогда. Свет от пламени в камине играл бликами на его скулах. Его взгляд преследовал меня вплоть до моего места назначения. Тишину в комнате прерывал лишь тихое трение подола платья о ковер. Я тихо села в кресло и яростно посмотрела на Дьявола. Я не знала, чего мне будет стоить такая вольность, но сдерживаться я больше не могла и не хотела. Он играл со мной все эти дни, изводил и даже являлся во снах. Я была уверена, что имела причины, по которым могла злиться на него. — О, вы правы, у вас есть право злиться на меня, — слегка ухмыляясь, проговорил мужчина и сделал глоток из кубка. — Но, думаю, Дьяволу простительно не быть святым. — Может, и мне простительно было продолжать жить в неведении, — раздраженно заметила я. — Но вы решили иначе. Глаза Воланда сверкнули и опасно сузились. Он даже поставил кубок на стол рядом с креслом. Кажется, я действительно разворошила осиное гнездо, и теперь мне предстояла плата за столь наглый и бесцеремонный комментарий. — Вы бы не смогли жить в неведении, mein Schatz. Ваш слишком живой ум вдобавок с кровью, текущей по вашим жилам, не дали бы вам жить спокойно, пока вы бы не добрались до сути, — мужчина навис над столом, уменьшая расстояние между нами, которое и так было небольшим. — И что же не так с моей кровью? — я откинулась на спинку сиденья, пытаясь увеличить расстояние между нами, а заодно и получить хотя бы мнимый контроль над ситуацией. Глаза Воланда вновь озарились весельем. — Наконец-то правильные вопросы, — мужчина медленно встал с кресла, следя за моей реакцией с особой внимательностью, а затем подошел ко мне, подавая руку. Я нерешительно посмотрела на нее, она впервые с нашего знакомства была без перчатки, затем перевела взгляд на лицо мужчины, что терпеливо ожидал моего согласия. Я медленно встала и протянула ему руку. Когда мои пальцы коснулись его руки, меня снова прошиб электрический ток, такой же, как в моменты, когда Сатана целовал мою руку, но в этот раз он был сильнее. Мужчина слегка сжал руку, наблюдая за моей реакцией. Я едва сдержалась, чтобы не издать стон. Я не знала, что происходило с моим телом, но ощущала невероятную легкость. Что-то внутри меня тянулось к Воланду всем естеством. И я не могла с этим бороться. Сатана взял вторую мою руку, и ощущение усилилось. Простояли мы так несколько секунд, после чего мужчина медленно отпустил мои руки и встал позади меня. Я едва слышно разочарованно выдохнула, но Воланд тут же положил руку на мою открытую спину и наклонился к моему уху. — В вас течет кровь одной из самых сильных ведьм за все существование мира. Королевская кровь, — последнюю фразу он сказал практически шепотом и коснулся моего уха губами. Я дернулась, но мужчина не позволил мне отодвинуться, положив вторую руку мне на талию и удерживая меня на месте. — Чувствуете, как вас тянет всем существом ко мне. Это кровь взывает к Дьяволу, к господину. Я тяжело сглотнула, пытаясь собрать мысли в кучу, но теплое дыхание в мою шею и прикосновения к моему телу совершенно мешали сосредоточиться. Я не просто не контролировала ситуацию, кажется, я отдалась ей. — Представьте, что будет, если вы поцелуете меня, милая Мария Константиновна, — хрипло проговорил Воланд, продолжая удерживать меня на месте, как будто я могла ему сопротивляться. Я затаила дыхание. Мне нужно было как-то отсюда выбираться, но я не могла даже отойти от Дьявола-искусителя. Все мое тело тянулось к нему. И вдруг я прижалась всем своим телом к нему. Мир вокруг меня был на грани взрыва от такой близости, сам же Сатана, явно не ожидавший от меня такого, шумно выдохнул. Неужели он ощущал то же самое? Но как Дьявол мог ощущать желание, если он априори ничего не должен был ощущать? Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем я резко вырвалась из объятий мужчины и отошла от него, пребывая в совершенно непонятном состоянии. Все мое тело рвалось к нему обратно, но разум старался противостоять этому сильному желанию. Я не успела ничего сказать, как вдруг Воланд прошел мимо и снова сел в кресло. — Дорогой Фагот, отвези нашу гостью домой. Она явно устала после сегодняшнего дня, — дьявол не удостоил меня взглядом и снова взял кубок, из которого пил. Двери открылись, и я поспешила к ним, радуясь возможности уйти, которую дал мне Воланд. Я практически дошла до дверей, когда до меня донесся голос, и я замерла, как вкопанная. Тело предавало меня каждый раз, когда я находилась рядом с Воландом. Даже на таком ощутимом расстоянии. — Я буду ждать вас здесь, прекрасная Мария Константиновна. И будьте уверены, вы вернетесь. Ваше следующее посещение этой квартиры ознаменует наше с вами совместное будущее, — я не оборачивалась, но знала, что он смотрит на мою спину. Я чувствовала его взгляд каждой клеточкой своего тела. Я не понимала, как это работает, но его взгляд был ощущаем для меня. И несмотря на то, что я отказалась принадлежать Воланду, я знала, что мое тело уже было в его власти. — Доброй ночи, мессир, — проговорила я и покинула его покои в надежде, что и беспокойные мысли покинут меня. Но это было слишком наивно.***
Вернувшись домой, я стянула с себя платье и встала перед окном. Лишь лунный свет освещал комнату. Луна подсвечивала мою кожу, делая образ неземным. Кажется, я, наконец, получила объяснение, почему в моменты опасности у меня возникало это странное чувство внутри. Я не знала, на что способны ведьмы, кто они такие, но, без сомнений, я верила Воланду. Было еще нечто более страшное — мое тело, жаждущее Сатану. Я хотела его прикосновений, поцелуев. Хотела его объятий. Хотела его. И это осознание ударило по мне, словно молоток. От этих чувств я не могла убежать и спрятаться. Они навсегда со мной. Я легла в кровать и укрылась одеялом, тут же проваливаясь в сон. Я надеялась обрести хотя бы там покой от Воланда. Но этому не суждено было сбыться. Я чувствовала его прикосновения во сне, его поцелуи в шею и плечи. Я не могла сдерживать стоны. Мне хотелось большего: слиться с ним воедино. Электрические заряды, которые он пускал по моему телу каждым своим поцелуем, будоражили меня. Я не могла сопротивляться и просто тонула в ощущениях. — Скажите мое имя, Мария Константиновна. Скажите его, — шептал он беспрерывно, продолжая искушать меня. Но язык все еще слушался меня, поэтому я не произносила того, что он хотел. На каком-то глубинном уровне я понимала, что произнеся его имя, я сдавалась. А у меня пока еще были силы бороться. В ответ на мое упорство мужчина прикусил кожу на моем плече, отчего я громко застонала. Я не знала, откуда у меня были силы на сопротивление, но стоило это мне очень дорого. Я изнемогала от желания. Это было невозможно терпеть. — Вы сдадитесь, mein Schatz, рано или поздно, — прошептал он, покрывая мою шею поцелуями. — Я умею ждать. Вы моя. Всегда были и всегда будете. После этого сновидение исчезло, и я проспала до самого утра, чему была безмерно благодарна.***
Утро я встретила совершенно уставшая. Воланд совсем не давал мне спать. Мне нужно было перестать думать о нем. Нужно было хоть что-то, что отвлечет меня хотя бы на день от его голоса, запаха, прикосновений его рук. Я устало поплелась в ванную и встала под струю теплой воды, пытаясь смыть послевкусие ночи, но у меня выходило это из рук вон плохо. Воображение то и дело подкидывало мне моменты из сна, от которых я закусывала губу, пытаясь хотя бы физической болью вернуть себе самообладание. Когда я вылезла из душа и посмотрела в зеркало, я обомлела: на плече ярким пятном была его метка. Он хотел, чтобы я это видела и чувствовала, чтобы у меня не получилось скрыться от этих мыслей. Ведь доказательство моего желания было прямо на моем теле. Я встряхнула мокрыми волосами и начала собираться. Мной решено было провести день в компании Мастера — одиночество мне было просто не по карману. По-крайней мере сегодня. Каково же было мое удивление, когда мне открыла красивая голубоглазая женщина. Она, так же как и я, удивленно смотрела на меня. Молчание затянулось. Ситуацию спас сам Мастер. — Маргарита, это моя подруга, царевна, я тебе о ней рассказывал, — сказал Мастер, пропуская меня внутрь подвальчика. Морщины на лице Маргариты разгладились, и она с улыбкой прильнула ко мне и поцеловала в обе щеки. — Как я рада, Мария Константиновна, что, наконец-то, познакомилась с вами. Мастер яростно рекомендовал мне вас, — с улыбкой проговорила женщина, отпуская меня. — О, боюсь, он меня перехвалил, — ответила я, посылая улыбку Мастеру и его музе. — Правда, он мне ни слова не сказал о вас, Маргарита Николаевна. Что за тайны, Мастер? Я поставила руки в боки, придавая своему шутливому виду немного грозности. Но пара лишь рассмеялась с моей попытки устыдить их. Я мечтала о такой нежной и глубокой любви, какая была у этих двоих. Ее невозможно было скрыть. Но так уж вышло, что единственным, к кому у меня были чувства и совершенно не нежные, а скорее полные похоти, желания и исступления, был Воланд. Он ворвался в мою жизнь так ярко и резко, что я не успела даже ничего предпринять. — А как у тебя дела? — хитро посматривая на меня, спросил Мастер, когда мы втроем разместились в беседке. — Что ты имеешь в виду? — вскинув брови, ответила я и сделала глоток чая, который заварила Маргарита. — Ты и наш один иностранный знакомый, — я поперхнулась чаем и перевела взгляд на своего друга. Неужели Воланд рассказал и ему обо всем? И о том, что нас с ним связывало? Но одного взгляда на Мастера мне хватило, чтобы понять, что он не знал практически ничего. — Воланд много говорит о тебе, когда мы с ним встречаемся вдвоем. — И что же он говорит? — я постаралась придать своему голосу невозмутимости, хотя тело пылало от одного только имени Сатаны. Кажется, все становилось хуже. Мое тело вчера вкусило лишь малейшую толику близости с Дьяволом, и теперь жаждало больше и больше. — Не могу сказать. Но он очень высокого мнения о тебе, — с улыбкой ответил Мастер. — Это что же, мужская солидарность? — выгнув бровь, спросила я. — Можно считать и так, — мы втроем тут же засмеялись. После обеда Мастер принес мне написанные главы его нового романа. И пока я погрузилась в чтение, они с Маргаритой тихо ворковали неподалеку. Мастер периодически продолжал что-то писать. Но большая часть внимания была все же отдана его музе. — Ты добавил меня в роман? Да еще и написал о желании Сатаны ко мне? — вскочила я, когда добралась до довольно интимных моментов, которые были у нас с Воландом. Казалось, Мастер снимал с языка все мои чувства и писал их на страницах романа, отчего мне становилось ужасно совестно. Неужели Сатана решил добавить в роман меня? Зачем? — Конечно! Ты привлекла внимание самого опасного существа в мире, неужели ты не чувствуешь волнения? — с энтузиазмом спросил Мастер. Единственное, что я чувствовала в тот момент, это жуткое раздражение по отношению к Воланду. Он позволил Мастеру написать о моих самых глубинных переживаниях. И чересчур интимных моментах, которые я хотела бы оставить между нами. И вдруг осознание меня пронзило: он сделал это специально. Он знал, что я приду сегодня к Мастеру, и он хотел, чтобы я прочла это еще раз. Это его способ заставить меня сдаться. Как истинный кукловод он дергал за ниточки, заранее зная, какая будет реакция. Это было низко даже для него. Но, полагаю, он наслаждался каждой моей эмоцией по этому поводу прямо в данный момент. Я вернулась в плетеное кресло беседки и снова взяла листы, как вдруг в голове возникла мысль: он никогда меня не отпустит, не позволит выиграть эту битву. Ведь, судя по всему, он уже выиграл не просто битву, а войну. Он знал мое будущее, поэтому и сказал ночью, что я всегда буду принадлежать ему. Вся моя борьба — это просто трата времени. Я закусила губу, пытаясь найти в голове способ обыграть Дьявола, но, очевидно, мне это не по зубам. Да и вообще никому. Он был лучший в этом. Это он ставил на колени, но никак не его. Именно тогда в беседке Мастера я окончательно осознала, что пропала.***
Шла домой я медленно и не торопясь. Мне хотелось продлить это одиночество, когда в моих мыслях нет никого постороннего, но, как известно, все хорошее рано или поздно имело свойство заканчиваться. Усталость накатила на меня еще перед входом в дом. У меня не было даже сил раздеться: я просто рухнула на кровать в желании забыться сном и в надежде, что Дьявол сжалится и оставит меня в покое хотя бы на эту ночь. Но, похоже, не суждено мне было выспаться. Я открыла глаза во сне: впервые за эти дни картинка перед глазами была четкая, не было привычных дымки и сгущающегося воздуха. Я стояла в своей комнате напротив окна. Лунный свет освещал ту часть, где стояла я. Мне не нужно было даже оглядываться: я знала, что он стоит ровно позади меня. Все мое тело затрепетало: кровь взывала к своему господину так сильно, что мне пришлось прикусить губу, чтобы разбавить эти ощущения хоть чем-то реалистичным. Воланд поднял руку и провел вдоль моей спины, не касаясь кожи, но я все равно почувствовала это прикосновение. Тело предавало меня, и я не могла ничего с этим поделать. — Почему ты сопротивляешься? — проговорил мужчина, опаляя горячим дыханием мою шею. — Я предлагаю тебе вечность со мной. Никому до этого не было оказано такой чести. Все-таки гордость — любимый порок Дьявола. И я была грешна этим пороком. Я шумно вдохнула воздух, стараясь привести дыхание в норму, но это не спасало меня. Сердце билось так бешено, что мне казалось: еще немного и выскочит. Остановится. Я могла сколько угодно доказывать себе, что могу сопротивляться ему. Но мы оба знали, что я безбожно врала. — У людей есть такое понятие как брак, — прошептала я, стараясь придать голосу уверенности. — Я разочарована в нем, но все-таки в нем есть одна прекрасная вещь: партнерство. Равенство. В идеале. А я никогда не буду вам равна, мессир. Я повернулась к мужчине, впервые смело заглядывая ему в глаза. Он не шевелился и смотрел в упор на меня. Его глаза завораживали меня: они были одновременно пусты и наполнены огромным количеством ярчайших чувств и эмоций. Неужели Дьявол действительно способен что-то чувствовать? — Кто, как не Дьявол, может почувствовать все эмоции и чувства, которыми искушены люди? — вкрадчиво сказал Воланд и приблизился к моему лицу. — Ты права, ты не равна мне. Но я буду относиться к тебе как к равной. Я задержала дыхание от услышанных слов. Казалось, Воланд уже сделал все, чем мог меня смутить, но никогда нельзя недооценивать Дьявола. Его последняя фраза заставила меня замереть и беспокойно вглядываться в его лицо. Он впервые был так серьезен в разговоре со мной. Не было чувства нависающей угрозы или озорства, которым он постоянно одаривал смертных. Моя рука дернулась в желании коснуться его щеки, но я подавила этот неожиданный порыв. — Вы ни к кому и никогда не относились как к равному. Откуда вам знать, каково это? — прошептала я и собиралась отвернуться, но Воланд не позволил мне этой шалости. Он не закончил разговор, а значит, и я не могла его закончить. Ему не отказывали, и я выучила этот урок слишком хорошо, хотя и продолжала нарушать это правило. — Mein unverschämtes und selbstbewusstes Mädchen, — хрипло прошептал он, отчего по моей спине побежали мурашки. Одним голосом он мог заставить мое тело взволноваться. Мне было страшно, что же он может сделать своими руками со мной. Словно услышав мои мысли, Дьявол протянул руку и заправил выпавшую прядь мне за ухо, а затем провел ладонью по моей щеке. Она была такой горячей, что мне казалось, на лице точно останется ожог. — Это уже дело решеное. Ты лишь пытаешься отсрочить неизбежное. Но я умею ждать. Сон тут же прервался, и я вскочила с кровати, шумно дыша. Я могла ощущать последнее прикосновение, которым он меня одарил, практически физически. Я солгу, если скажу, что мне не нравилось это ощущение его рук на моем теле. И от этого было еще хуже. До утра я так и не смогла больше заснуть. Мной решено было снова пойти к Мастеру. Несмотря на ненавистный мне роман, мой друг со своей музой могли хотя бы ненадолго отвлечь меня от этого убийственного томления, которое я ощущала всем телом и душой. На одной из таких встреч Мастер объявил, что они с Маргаритой уезжают из Союза. Я была ошеломлена. С одной стороны, я была безумно рада за них. Они станут свободными в своей любви. С другой же стороны, я понимала, что останусь одна со своими демонами. Точнее, одним конкретным демоном, который не позволял мне спать по ночам, посещая меня каждый день. Какое-то странное чувство родилось в моей груди после слов Мастера об отъезде. Я знала, что Дьявол не позволит писателю покинуть страну, не дописав роман. Он вцепится в бедного Мастера и будет рвать, рвать, рвать. В последний вечер в России Мастер устроил со мной посиделки в беседке. Маргарита не смогла прийти, но, тем не менее, было решено провести вечер прощаний. Писатель постоянно оглядывался на калитку, отчего я нахмурилась. Только не говори мне, дорогой Мастер, что ты ждешь Дьвола. Как только я подумала об этом, калитка открылась, и во двор вошел мой главный ночной кошмар. Он был одет проще обычного. Белая рубашка, пиджак и брюки. Никакой шляпы, очков и вездесущей трости с головой Анубиса. Мастер тут же подскочил и обнял иностранного друга. А был ли Воланд когда-нибудь ему другом? Все мы на Земле — лишь пешки для него. Сказав пару фраз на немецком Мастеру, Воланд двинулся ко мне и, смотря мне прямо в глаза, взял мою руку и поцеловал ее. Привычный уже ток пронзил мое тело с еще большей силой. Мы давно не виделись с Дьяволом в реальной жизни — только во снах, поэтому тело явно изголодалось по его прикосновениям. Мужчина, прочитав мои мысли, уверенно ухмыльнулся и отпустил мою руку, устраиваясь в беседке. Я сидела ни жива, ни мертва, лишь изредка кидая емкие фразы в разговор двух мужчин. Какое-то тревожное предчувствие захватило мое сердце в свои тиски и отказывалось отпускать. Я чувствовала этот опасный штиль перед страшной бурей практически физически. Дьявол что-то задумал, но ни я, ни Мастер не смогли бы дать ему отпор. Нам оставалось лишь следовать по дороге, которую избрал нам Сатана. Спустя пару часов мужчинами решено было отправиться на очередную попойку, которую устраивал кто-то из высшего света Москвы. Я долго отказывалась, но мое предчувствие убедило меня. Если я не могу уберечь Мастера от Воланда, то хотя бы схожу с ними и попробую его защитить от дьявольских поползновений. Хотя сама не была способна им сопротивляться. Как я и думала, это было очередная попойка. Все уже напились и творили бог весть что, когда мы пришли. Я схватила бокал шампанского в надежде хоть немного притупить чувство обострившейся тревоги, которая каждый раз возникала рядом с Дьяволом. Мужчина же в свою очередь хитро смотрел на меня весь вечер, периодически переговариваясь с Мастером. Я ненавидела все эти животные проявления жителей Москвы. Но по долгу службы приходилось часто посещать такого рода мероприятия. Моей мечтой было воплощать различные роли на сцене, творить, но руководство театра почему-то считало, что и такие вечера входили в мои обязанности. Я покинула мужчин, чтобы привести мысли в порядок. Но недолго мне пришлось бродить по квартире в гордом одиночестве. Навстречу мне вышли Гелла и знакомый мне нарком. Мужчина перевел взгляд на меня и сально ухмыльнулся. — Григорий Данилович уверял меня, что вас не будет, Мария Константиновна, — самодовольно проговорил он, и мне захотелось стереть ухмылку с его лица еще одной пощечиной. Я ненавидела таких мужчин. Они считали себя всесильными, но Бог свидетель, я встретила Дьявола и знала, что сильнее него не может быть ни один смертный мужчина. — А что же, боитесь, что снова ударю вас? — уверенно проговорила я и, ухмыльнувшись, сделала глоток шампанского. На мой комментарий мужчина поджал губы, Гелла же улыбнулась кончиками губ, и в ее глазах я заметила уважение. Я не знала, зачем Воланд поручил ей быть подле этого мужчины, но, кажется, она сама презирала его не меньше, чем я. Мужчина собирался ответить что-то едкое, судя по презрению, которым загорелось его лицо, но его опередил сам Дьявол. Немецкий гость уверенно подошел к нам и положил руку мне на талию, обозначая, кому, на самом деле, я принадлежу. Я не видела взгляд Сатаны, но, судя по страху, пробежавшему по лицу наркома, Дьявол напугал его до ужаса одним взглядом. Хотелось бы и мне приобрести такое умение. Оно, как оказалось, бывало порой уж очень полезным. После небольшого шоу, которое устроил Мастер, мы покинули квартиру. Мужчины желали продолжить вечер на Арбате у писателя, но я решительно отказалась. Я была абсолютно выжата после длительно сжимавшей мое сердце тревоги. Она не покидала меня ни на секунду, и я желала забыться беспокойным сном, чтобы притупить это тяжелое чувство. Воланд подошел ко мне после наших с Мастером объятий и моих ему пожеланий о счастливой жизни за границей. Он уверенно посмотрел мне в глаза, обрывая все мои внутренние попытки ему сопротивляться. Взял мою руку и поцеловал, а после добавил: — До встречи, mein Schatz, — прошептал он, слегка ухмыляясь. — Пожалуйста, — прошептала я, ловя его руку. — Не надо. Я не знала, о чем просила Дьявола. О том, чтобы он оставил Мастера и позволил ему уехать? О том, чтобы сам Сатана оставил меня и Москву? А, может, обо всем вместе. Но глаза мужчины ожесточились, и он, склонив голову, ответил: — Es ist dazu bestimmt zu geschehen, — он слегка погладил большим пальцем мою руку и продолжил: — Вам этого не изменить, mein Lieber. Тревога сковала меня еще сильнее, но я лишь могла смотреть вслед двум удаляющимся мужчинам. Я не могла спасти друга. Да я даже не могла спасти себя. Мне стало так горько, что слезы так и норовили выбежать из моих глаз, но я старалась сдержаться. — Милая Мария Константиновна, пройдемте, — проговорил голос рядом. Я удивленно заозиралась, но никого не было рядом со мной. Мой взгляд интуитивно опустился вниз, и я увидела большого черного кота. Он стоял на задних лапах, а передние сложил за спиной. На секунду я подумала, что действительно сходила с ума, раз разговаривала с котами. Но, кажется, от свиты Воланда можно было ожидать и большего. — Меня зовут Бегемот. Кот протянул мне лапу, и я, слегка склонившись, ответила ему рукопожатием. Что ж, если я сошла с ума, то это мне в наказание за мою гордость. Бегемот повернулся в сторону, и я увидела автомобиль рядом с нами. Из машины вышел мужчина, которого я раньше видела на сцене. Вид у него был пугающий, но я почему-то была уверена, что мне ничего не грозит с этими двумя. — А это Азазелло. Он только на вид такой пугающий, — промурчал кот, идя рядом со мной по направлению к машине. — На самом деле, он милашка. Азазелло сжал губы в явном неудовольствии от такого представления, но ничего не сказал ни коту, ни мне, а лишь открыл дверь автомобиля, приглашая меня в него. Я еще раз взглянула в сторону, куда направились Мастер с Воландом, а затем залезла в машину. Кот устроился рядом со мной и достал откуда-то целую зажаренную курицу. Он хитро взглянул на меня, видимо, спрашивая, буду ли. Я отрицательно покачала головой, Азазелло же пробурчал: — Ты скоро превратишься в шар, Бегемот, если будешь постоянно столько есть, — кот же на его заявление показал ему язык и принялся есть угощение. — Куда мы едем? — спросила я и сжала руки, стараясь успокоить себя. День был ужасно долгий, тревога поглотила все мои силы, и я едва держалась на ногах. Воланд как будто знал это, поэтому и приказал забрать меня на машине. Путь до дома пешком я бы точно не осилила. — Как куда? Домой, — весело ответил кот, отправляя всю курицу себе в рот. Если бы у меня было больше энергии, я бы поразилась такому умению кота. Но у меня не было сил даже удивиться. — Вы явно устали, Мария Константиновна. Я лишь кивнула на его заявление и отвернулась к окну, мечтая поскорее очутиться дома. Мне нужен был хотя бы час здорового сна. Хотелось просто забыться. Я мечтала, чтобы все тревоги исчезли, но тревоги такого рода сами по себе точно не исчезали. Воланд давал мне это понять множество раз. А потому мне оставалось лишь смириться с моим бедственным положением. Но моим мечтам не суждено было сбыться. Попрощавшись со свитой Сатаны, я поспешила домой. Моя комната встретила меня раскиданными вещами, а посреди нее сидели двое мужчин в штатском. Я сглотнула, понимая, что передо мной сидят сотрудники НКВД. О них знал каждый москвич. Они могли постучать в дверь ночью, когда люди спали, и вытащить человека прямо из постели, таща в черную машину. — Мария Константиновна Разумовская? — уточнил один из них, явно понимая, что это я. — Проедемте с нами. Кажется, сегодня мне не суждено было не то что отдохнуть, но даже глаз сомкнуть. Меня, судя по всему, ждала веселая ночь допросов, и я была совершенно не уверена, что покину здание НКВД после этих допросов. Вот и настала моя очередь платить за общение с Дьяволом.***
— Мария Константиновна, — начал следователь. — Разумовская. Семьи нет. Работаете в театре. Проживаете на Тверской. Все верно? — я устало кивнула, пытаясь вернуть себе самообладание. Мне было совершенно все равно, в чем меня обвиняют. Просто хотелось покоя и умиротворения. Хотя бы на час. Но, видимо, я слишком многого хотела. — Вас неоднократно видели в компании иностранца по имени Воланд. Это правда? — мужчина перевел взгляд с документов на меня. Его взгляд был таким пустым, что я на секунду опешила. Даже у самого Дьявола более живые глаза, чем у служителя закона. — Вы мне скажите. Вы же следите за всеми, — на секунду воцарилось пугающее молчание. Другие сотрудники, находившиеся в комнате, удивленно перевели на меня взгляд. Но я была равнодушна ко всему происходящему. — Молчать! — крикнул следователь и ударил по столу. — Вы думаете, гражданка Разумовская, мы тут шутки шутим? Мужчина опасно сузил глаза и навис над столом. Раньше я бы вся сжалась на стуле, опустила бы в пол глаза и неуверенно отвечала на вопросы. Но сейчас во мне вдруг зашевелилось знакомое чувство, которое каждый раз просыпалось рядом с Воландом. Если я могла давать отпор Дьяволу, совершенно неуместный и, возможно, глупый, то я точно не буду лебезить и плакать перед следователем. — Боже упаси, меня так думать, — я слегка усмехнулась. За упоминание Бога меня вряд ли расстреляют, но я уверена, у них было еще множество методов наказать меня за мою наглость и несговорчивость. — Вы что же, в Бога веруете? — лениво уточнил следователь и достал папиросу. Кажется, он понял, что запугиванием меня было не взять, поэтому решил поменять тактику ведения переговоров. — А что, в Библии что-то против коммунизма или лично товарища Сталина написано? — спросила я, уже откровенно веселясь с ситуации, в которую попала. Кажется, Воланд со своей свитой заразили меня излишней наглостью и шутливостью. Они-то были бессмертны, и им это ничего не стоило. А вот я могла спокойно расплатиться собственной головой. Следователь уже было набрал воздуха для гневной тирады, но в кабинет кто-то вошел. И все поспешили его покинуть. Спустя пару мгновений передо мной встал барон Майгель. Кого-кого, а его, я видеть, точно не ожидала. Он был главным шпионом в стране, умудрялся вынюхивать и доставать из-под земли множество сведений, которые стоили людям жизни. Мужчина сел за стол следователя и сложил руки перед собой. Я криво усмехнулась, когда вспомнила момент казни Майгеля из романа Мастера. Недолго же ему осталось жить. Сатана всегда получал все, что хотел. И если он хотел чьей-то смерти, можно было быть уверенным, эта смерть произойдет. Мастер… Неужели его тоже арестовали? За роман или за знакомство с иностранцем? Нужно было выяснить это как можно более деликатно, не выдавая дорого друга. Я прикусила внутреннюю сторону щеки в попытке обрести контроль над телом, которое предательски отказывалось слушаться. Мужчина достал сигареты и, прикурив, передал одну мне. Я взяла ее и затянулась. Тело немного расслабилось, и барон, видимо, считал это. — Мария Константиновна, поверьте мне, никто не хочет, чтобы вас тут держали. Нам совершенно наплевать, кому вы раздаете пощечины, но у вас опасные знакомства, которые вас погубят. Один — литератор, писавший опасный роман, второй — иностранный шпион. Вам лучше всего подумать сейчас о себе. Неужели оно того стоит? — я еще раз затянулась и выдохнула дым, пока Майгель описывал ситуацию. Мне хотелось плюнуть в него или ударить его — пока еще не решила. После его последней фразы я громко и надрывно рассмеялась: я была на грани, но тем не менее, ситуация смешила меня до безобразия. Барон заходил в опасные воды, из которых ему точно не выбраться. Передо мной сидел настоящий живой мертвец. — Дорогой барон, как я и сказала моему предыдущему собеседнику, мое дело маленькое — учить текст и играть на сцене. Ах да! Еще периодически кривляться на разных приемах, стараясь угодить каждому, — я снова затянулась, успокаиваясь после смеха. — Все остальное — вне моей юрисдикции. Я не милиция, чтобы ловить, как вы выразились, иностранного шпиона. — Мария Константиновна, — с нажимом произнес Майгель, видимо, едва сдерживая себя. — Помогите мне помочь вам. Вашего друга Мастера уже ничто не спасет — он совершенно помешался на дьяволе, но вот вы еще имеете шанс покинуть это учреждение. Я замерла. Неужели роман высосал из Мастера последние жизненные силы, и тот помешался? Я видела его несколько часов назад. Не бывает столь быстрого помешательства. Если только сам Воланд не приложил к этому руку. Я тяжело выдохнула и провела по лицу, пытаясь собрать картину воедино, но, казалось, что я упускаю маленькие фрагменты, без которых эта большая картина никак не может правильно собраться. — Похоже, все эти допросы жутко вас утомили, Мария Константиновна, — любезно заметил барон. — Поезжайте домой. Проспитесь. Может, вспомните что-то полезное. Я резко подняла взгляд на Майгеля. С чего вдруг он меня отпустил, после длинных монологов о помощи себе и угроз? Голова пухла от вопросов, и, решив, что я все равно ничего не теряла, я спросила: — Что будет с Мастером? — Его поместят в психиатрическую лечебницу доктора Стравинского, — спокойно ответил барон, продолжая курить сигарету. — Будьте осторожнее, Мария Константиновна. Все это до добра не доведет. Я уже шла на выход из кабинета, когда до меня долетели его последние фразы. Я весело улыбнулась и повернулась к мужчине. Мне было забавно слышать такое именно от него. Словно мотылек он летел к пламени, которое не просто обожжет его — оно его поглотит и превратит в ничто. — Это вам следует быть осторожнее. Сатана положил на вас глаз, а каждый знает, что если Дьявол чего-то хочет — он это получает. Не больше, не меньше. Всего хорошего, — на долю секунды я заметила страх в глазах барона, но он быстро сменился скептицизмом. Я же, пожав плечами, поспешила покинуть кабинет и само здание, в которое, я надеялась, я больше не вернусь. Я медленно брела по улице, пытаясь вернуть себе самообладание, но меня заполнила печаль. Мой близкий друг был заперт в психлечебнице, и я ничем не могла ему помочь. Мне казалось, что все его падение начала я. Я была той костью домино, которая первая упала и потянула за собой цепную реакцию падений. Я села на лавочку и уткнулась руками в ладони, пытаясь сдержать слезы, но они медленно текли по моим щекам. Вот она, расплата за мою непомерную гордость. Единственный дорогой мне человек в заложниках у системы, которую я посмела оскорбить. — Милая донна, отчего же вы сидите здесь и плачете, — послышался рядом голос Коровьева. Я вскинула голову и подняла на него затуманенный взор. Мужчина не улыбался, как он делал это обычно, а лишь с легким сожалением посматривал на меня. — Поедемте, я отвезу вас к мессиру. Он ответит на все ваши вопросы и накажет всех ваших обидчиков. Да, да, да! Фагот любезно подал мне руку и помог сесть в автомобиль. От слез мне стало еще горше. Не было спасения от двух вещей: от себя и от Дьявола. И так уж вышло, что страдала я от них обеих. — Фагот, скажи мне, — начала я разговор, пытаясь сформулировать вопрос, в надежде, что мне ответят. — За что он так наказывает и истязает меня? — Ох, алмазная донна, причины мессира мне неизвестны. Но поверьте мне, вас он оберегает особенно. Словно драгоценный камень, — на последней фразе Коровьев хохотнул, но тут же успокоился, вспомнив, что я сидела в совершенном расстройстве чувств. — Вы все замешаны как-то в том, что произошло с Мастером? — спросила я, лелея надежду, что слуга Сатаны раскроет хотя бы одну карту из колоды. Мужчина же хитро посмотрел на меня через зеркало. — А вы знаете, какие вопросы стоит задавать, госпожа, — с улыбкой сказал он. — Я отвечу вам честно. Все-таки вы моя будущая госпожа, и я обязан буду подчиняться не только мессиру, но и вам, и хочу начать наши с вами отношения честно. Я впала в ступор от того, как мужчина впервые говорил со мной честно, без утайки и загадок. Но еще сильнее меня поразила его фраза о госпоже. Неужели это дело решеное? Конечно, да, черт возьми. Сколько раз Воланд мне говорил, что я от него не скроюсь. Я принадлежала ему, а это означало, что я буду с ним. Рано или поздно. Как бы я не сопротивлялась, в этой битве победу давно одержал Сатана. Он лишь позволял мне думать, что я могла дать ему отпор. — Мессир несколько ускорил события, происходящие с вашим другом. Но все это должно было случиться, так или иначе. Так было суждено, — Фагот слегка усмехнулся и продолжил. — На Мастера донес бы его товарищ. Могарыч. Мессир лишь послал меня к нему, чтобы предоставить выбор. И Алоизий сделал позорный выбор Иуды. — Подождите, Могарыч предал Мастера, потому что вы пришли к нему и предложили это? — я горько усмехнулась. Никто не заслуживал быть преданным другом. — И за что, разрешите полюбопытствовать, был продан Мастер? — За его подвал на Арбате, — хохотнул Коровьев. Я отвернулась к окну, стараясь сдержать чувства. Мне было больно и горько за Мастера, который теперь должен был лечиться до конца жизни у Стравинского, за его карьеру писателя, которой больше не суждено было случиться, за Маргариту, которая потеряла единственного человека, делающего ее счастливой. И за себя. Я потеряла друга, учителя, единомышленника. Горькая слеза скатилась по моей щеке, и я прикрыла глаза, желая, чтобы все это исчезло. — Поспите немного, алмазная донна. Вам нужны силы, — участливо сказал Фагот, и я тут же провалилась в темноту.***
Я стояла посреди комнаты в подвальчике Мастера за пару мгновений до того, как его арестовали. Он стоял с романом, не зная, куда его деть, в то время, как Воланд развалился на диване и с любопытством наблюдал за писателем. Я подошла чуть ближе, смотря то на одного, то на другого. Воланд едва заметно кивнул в сторону небольшой печки, в которой горел костер. Я вздрогнула. Он намекнул Мастеру сжечь роман. Писатель столько времени и жизненных сил потратил на него, а теперь должен был сжечь собственное детище. Я, словно впервые, заметила мешки под глазами дорогого друга, его лицо ужасно осунулось. Роман высасывал из него жизнь, а я даже не замечала этого. Мастер, еще раз взглянув на Дьявола, решительно шагнул к печке и положил туда роман, отчего я громко всхлипнула и закрыла ладонью рот. Мой звук тут же привлек Воланда, который выглядел совершенно иначе. Кожаные сапоги, привычная трость и ни следа от смешливого иностранца. Он смотрел точно на меня, а его глаза не позволяли мне отвернуться. Меня всю начало трясти. И я резко проснулась.***
— Алмазная донна, просыпайтесь, мы приехали, — сказал Коровьев и открыл мне дверь. Сон до сих пор стоял у меня перед глазами, а тело немного потряхивало, но, вспомнив взгляд Воланда, я почему-то разозлилась. Никогда раньше я и не думала, что злоба дает столько топлива. Я, словно заведенная, преодолела несколько этажей. Дверь мне открыла Гелла, слегка поклонившись. Я же едва удостоила ее вниманием и решительно двинулась вглубь квартиры, как будто всегда жила в ней. Я распахнула двери комнаты, в которой сидели Азазелло и Бегемот, игравшие в карты. Оба удивленно посмотрели на меня. Позади меня такие же удивленные застыли Гелла и Коровьев. Я уже думала, что ошиблась комнатой, но ко мне откуда-то сбоку шагнул Воланд. Я чувствовала, как злость кипела во мне: в ушах ужасно громко шумела кровь. Мужчина улыбнулся мне и сделал еще один шаг в мою сторону. Он хотел что-то сказать, но я подлетела в мгновение ока и одарила Дьявола пощечиной. Все вокруг замерли, Бегемот даже выронил карты из своих лап, смотря на меня, как на самоубийцу, которой, похоже, я и являлась. Воланд же не шелохнулся, улыбка исчезла с его лица, а глаза опасно сузились. Но впервые за наше знакомство я не просто не отвела глаза, но еще и ответила ему яростным взглядом. Мне была безразлична моя дальнейшая судьба. Я хотела показать мужчине, что не позволю вести со мной и моими близкими, коими являлся лишь Мастер, никакие игры. — Все вон, — вкрадчиво и спокойно произнес Воланд, и все исчезли в мгновение ока. Хоть и выглядел Дьявол спокойным, я чувствовала исходившую от него угрозу, но не смела отвести взгляд. — Вы смогли удивить меня в очередной раз, Мария Константиновна. Мужчина поднял руку в перчатке и ласково заправил мою выпавшую прядь за ухо. Я чувствовала, что буря, которую я ждала весь этот день, накрыла меня с головой в этот момент. Несмотря на показное спокойствие, которое излучал Воланд, я ощущала, как его сила сконцентрировалась вокруг нас. Мне казалось, что воздух вокруг нас искрил. — Но впредь не делайте так, прекрасная Мария Константиновна, — мужчина еще пару секунд смотрел мне в глаза, а потом резко отошел от меня. — Чем же я заслужил знаменитую пощечину Марии Константиновны Разумовской? — Чем? — я сжала руки в кулаки, пытаясь вернуть себе самообладание. — Вы лишили меня друга. Единственного человека, который был мне дорог. У меня больше никого и ничего не осталось, — я глубоко выдохнула и продолжила, Воланд же делал вид, что в окне вид намного интереснее, чем я. — Вы подослали Коровьева к Могарычу, а потом вынудили Мастера сжечь роман. Ваш роман убивал его! На мои обвинения Дьявол резко развернулся ко мне и подошел ближе. Его глаза загорелись любопытством, а лицо разрезала усмешка. Он похож был на задиристого мальчишку в этот момент. Но я знала, кем он являлся на самом деле. — Вы изменились, mein Schatz. Убедили моих слуг рассказать вам правду. И даже смогли проникнуть в прошлое в вашем сне. Невероятно! — мужчина, словно хищник, медленно подходил ко мне во время своей пламенной речи. Я же совершенно растерялась: мне казалось, что я подписала себя на самую кровавую казнь, а, по итогу, получила нечто сродни восхищению. Взгляд Дьявола горел гордостью. — Давно меня никто не удивлял с такой частотой. — Отпустите Мастера, — прошептала я, и, когда Воланд подошел ко мне впритык, медленно опустилась на колени, а мои глаза тут же наполнились слезами. Я никогда и ни перед кем не вставала на колени, не молила ни о чем. Но если моя душа уже была испачкана Дьяволом и принадлежала ему, то душу Мастера я хотела спасти. Мужчина разочарованно отвел взгляд в сторону и обошел меня, встав за моей спиной и подняв меня на ноги. — Прошу. — Говорили о партнерстве и равенстве. А сами падаете передо мной на колени. Никогда ничего не просите. Вам все дадут и предложат, — проговорил Сатана и провел рукой в перчатке по моей шее, заставив меня дернуться. — Я не держу его, mein Schatz. Он в лечебнице, а не у меня на цепях, — Воланд обдал мою шею горячим дыханием, его же рука резко притянула меня к нему, а воздух тут же выбило из моих легких. — Вы начали все это. Его падение — ваших рук дело, — прошептала я, чувствуя, как по телу прошлись электрические разряды, и что-то внутри зашевелилось и поползло по всему моему телу. Кровь, которая постоянно требовала Дьявола, кипела в моих венах, и я не в силах была прекратить эту пытку. — Я лишь предоставлял людям выбор. Но ни в коем случае, не влиял на этот выбор, — рука в перчатке прошлась по моему плечу, ласково поглаживая. — Вы знаете это, иначе бы не позволили себе влюбиться в меня. Вы женщина гордая, но справедливая. Этим вы меня и привлекли. Последнюю фразу он прошептал мне прямо в ухо и зарылся носом в мои волосы. Меня же прошиб ток, от которого мое тело дернулось. Я не могла объяснить, почему у меня была такая реакция. Казалось, чем дольше я сопротивлялась, тем сильнее меня тянуло к нему. Теперь мне предстояло сражаться не только со своим телом, но и с сердцем. А эту битву не выиграть, как ни трудись. В одной книге пару лет назад я прочитала, что Дьявол не прощает человеку сопротивление и отрицание любви и влюбленности. Ведь именно это чувство придумал он. Это было самое светлое и вместе с тем жестокое изобретение, подаренное людям в пользование. И я не могла больше сопротивляться. Видит Бог, я старалась. Но единственное, что я могла сделать, чтобы Дьявол от меня отстал — это сброситься с моста. Но и после смерти мне не будет от него покоя. Я была уверенна. — Я освобожу Мастера. Нужно немного времени и терпения, mein Schatz, — мужчина отпустил меня и снова встал передо мной. Его рука в перчатке схватила мой подбородок и подняла, вынуждая смотреть ему в глаза. — А теперь скажите ваше истинное и глубинное желание, которое сжигает вам внутренности. От которого вы бьетесь каждую ночь в исступлении. — Я хочу, чтобы вы дотронулись до меня без перчаток, — проговорила я на одном дыхании. Глаза Воланда зажглись одобрением. Как только я произнесла это вслух, буря внутри меня улеглась так же резко, как и началась. Неужели решением этого долгого мучения была лишь одна фраза? — Если я сделаю это, то не остановлюсь, — склонив голову, вкрадчиво сказал Сатана. Он дождался момента, когда я приняла все происходящее со мной и со всеми вокруг. И он планировал насладиться этим сполна. — Тогда не останавливайтесь, — едва эта фраза сорвалась с моих губ, как их тут же накрыли чужие губы, яростно сминая. Я практически задохнулась от этого действия, вся моя кожа горела и плавилась. Когда же его руки сомкнулись на моей талии, я почувствовала жар его ладоней: он сбросил перчатки. Назад пути не было, да и вряд ли я смогла бы теперь оторваться от него. Я больше не хотела бороться, я хотела поддаться и раствориться в нем. Дьявол был прав, когда сказал в мое прошлое посещение этой квартиры, что я сдамся ему. Он знал, все с самого начала. Но позволял мне отвечать отрицательно на все его предложения. Он дал мне время для принятия этого тяжелого решения. И в этот миг меня наполнила бесконечная благодарность к нему. Мужчина резко прижал меня к своему телу и опустился поцелуями на мою шею, периодически прикусывая нежную кожу. Я едва сдерживалась, чтобы не застонать. Чувства захлестывали меня, и я не понимала, происходит это взаправду или мне снова это снится. — Скажите мое имя, Мария Константиновна. Скажите его, — прошептал он мне на ухо, и мои ноги практически подкосились, но Сатана умело удерживал меня. — Воланд, — прошептала я. — Воланд. Воланд! — прокричала я, и мужчина тут же подхватил меня, вынуждая обвить его тело ногами. Одежда начинала злить меня, мне хотелось коснуться его, прижаться к нему, мне хотелось стать с самим Дьяволом единым целым. Мужчина подошел к кровати, но продолжал удерживать меня, расстегивая мое платье. Он покрывал поцелуями каждый обнажившийся сантиметр кожи, и я ощущала это как ожоги, которые только сильнее распаляли меня. Я скинула с мужчины пиджак и принялась за пуговицы. Руки мои тряслись от переизбытка чувств, когда же терпение иссякло, я резко дернула рубашку, и пуговицы разлетелись по полу. Воланд же рассмеялся с моего жеста: грубо и гортанно, отчего желание только усилилось, хоть мне и казалось, что больше некуда. — Mein grobes ungeduldiges Mädchen, — прорычал он мне на ухо и поставил на ноги, позволяя платью соскользнуть с меня. Я провела ладонью по его груди, наслаждаясь поцелуями, обрушившимися на мою шею с новой силой. Воланд вдруг оторвался от меня и резко развернул к себе спиной, впечатывая в свое тело. Он сорвал с меня бюстгальтер и сжал мою грудь, отчего я громко простонала. — Не сдерживайся, meine Liebe, я хочу слышать каждый звук, срывающийся с твоих губ, — прошептал мужчина и уложил меня на кровать, одаривая всю мою спину горящими поцелуями. Я чувствовала, что еще немного, и я расплавлюсь. Мне хотелось большего, поэтому я резко повернулась и притянула мужчину к себе, закидывая ноги ему на бедра. За такую наглость Дьявол прикусил мое плечо, отчего я выгнулась и прижалась к нему еще крепче. Мои руки прошлись по его крепкой груди и животу и опустились на брюки, которые я начала судорожно расстегивать, мужчина же разорвал мое оставшееся нижнее белье и проник в меня одним пальцем, отчего я громко и протяжно застонала, откидывая голову на подушки. Чувства захлестывали меня, и я теряла связь с реальностью. Но единственное, что я знала в этот момент: я хочу принадлежать Воланду. Я хочу, чтобы сам Сатана сделал меня своей. И мне было плевать на последствия. Когда к первому пальцу добавился второй, я закричала еще громче, наконец-то справившись с брюками. Я даже не думала о том, что нас кто-то слышал. Пожалуй, я хотела, чтобы все в мире знали, кому я принадлежала, и что со мной делал этот мужчина. — Пожалуйста, — прошептала я, как в бреду. — Пожалуйста. — О чем ты просишь, meine Liebe? — усмехнувшись, проговорил Воланд, наклоняясь к моему лицу, и провел ладонью по моей щеке. — Я хочу, чтобы вы сделали меня своей, — резко сказала я, злясь на Дьявола за его игры. Мужчина же удовлетворенно ухмыльнулся и резко вошел в меня, полностью заполняя пустоту. Я простонала ему в губы и вонзила свои ногти в его спину, оставляя красные полосы. Мне никогда не было так хорошо и правильно. Когда мужчина начал двигаться, я совершенно перестала понимать, где я находилась. Я стонала, кричала, царапалась и кусалась. Я совсем обезумела от чувств, переполнявших меня. Мужчина же периодически рычал мне в ухо, отчего я сжимала его внутри еще крепче. Если бы я умерла в этот момент, то была бы самой счастливой женщиной в мире. Я наконец-то чувствовала себя на своем месте. Я сходила с ума от правильности происходящего. Когда же мужчина увеличил темп, я снова закричала и вцепилась зубами в его шею, тут же чувствуя кровь во рту. Я точно сошла с ума. Обезумела от переизбытка чувства. Воланд зарычал, когда мои зубы сомкнулись на его шее. Когда кровь потекла по горлу и дальше, меня начало всю трясти. Мир взорвался вокруг меня и собрался заново. Я протяжно закричала, а кровь текла по моим губам, шее, животу. — Наша кровь соединилась внутри тебя, meine Liebe, — с последними толчками прорычал Дьявол. — Ты моя навеки. Ты была моей, ты моя, и ты будешь моей. Скажи это! — приказал Воланд и поймал мой взгляд. — Я принадлежу вам, мессир. Я ваша навеки, — мужчина зарычал и излился в меня, утыкаясь в мою шею. Я шумно дышала, чувствуя себя так хорошо и легко, как вдруг боль прошлась по всему моему телу. Кровь внутри меня кипела, а кожа накалилась. Я вздрогнула и напугалась, Воланд же навис надо мной и провел по моей щеке. — Ты выпила моей крови, meine Liebe, поэтому ты должна умереть, чтобы снова возродиться. Чтобы стать моей королевой, — мужчина ласково гладил мою щеку. Я же чувствовала страх, сжимающий мое горло. Впервые в жизни я боялась смерти. — Не бойся, моя королева, теперь ты моя навеки. Я не позволю ничему случиться с тобой. Я не могла пошевелиться, слова застыли у меня на языке. Веки налились свинцом, слеза скатилась по щеке, и я испустила последний вдох, чтобы потом вновь возродиться.***
Первым, что я почувствовала, после пробуждения, как кто-то перебирал мои волосы. Я медленно открыла глаза и обнаружила себя голой и лежащей на груди у Воланда. Он мерно перебирал мои кудри. Его глаза столкнулись с моими, и лицо прорезала улыбка. — Что чувствуешь после обращения в вампиршу, meine Liebe? — проговорил он. Я же приподнялась на руках и повернулась к нему лицом. Мужчина коснулся моей щеки, и я потерлась о нее, как кошка. — Хочу сказать, что не буду пить никакую другую кровь, кроме вашей, мессир, — промурлыкала я, едва узнавая собственный голос. Воланд же ухмыльнулся, поглаживая мою щеку. — Я бы не позволил тебе, meine Liebe, пить чью-либо кровь, кроме моей, — зарывшись ладонью в мои волосы, вкрадчиво произнёс Дьявол. — Мне так хорошо и спокойно, — пропела я, наслаждаясь долгожданной близостью с мужчиной. Если бы сутки назад мне кто-то рассказал бы все это, я бы повертела пальцем у виска. Настоящее сумасшествие, которое стало моей реальностью. И от этого оно было еще прекраснее. Я чувствовала себя, на удивление, потрясающе отдохнувшей. Я приблизилась к лицу Воланда, он же наблюдал за мной с легкой улыбкой. Его глаза излучали озорство, присущее ему. Я впилась в его губы, и по телу прошла знакомая волна зарядов. Правда, теперь они не казались мне чужеродными. Они были частью меня. — Пора, meine Liebe, — сказал Дьявол и оторвался от моих губ. — Нас ждет Бал.***
Воланд практически сразу исчез из спальни, собираясь заняться балом. В комнату тут же вошла Гелла и, поклонившись мне, объявила: — Госпожа, я пришла помочь вам собраться на бал. Гелла колдовала надо мной весь день. Сначала помогла мне принять ванную с лепестками роз, затем натерла мое тело душистым маслом, от которого голова шла кругом. Невероятный аромат. Затем она расчесала мои золотистые кудри и аккуратно уложила их на мою спину. — После смерти вы стали еще прекраснее, госпожа, — проворковала вампирша, и я, усмехнувшись, кивнула. Девушка аккуратно наносила на мое лицо макияж, а я же гадала, чем кончится этот вечер. Пока все шло согласно роману Мастера. Я слегка улыбнулась, понимая, что сегодня мой друг наконец-то обретет свободу, которую не имел при жизни. Когда Гелла облачила меня в красное, цвета крови, шелковое платье, у которого был глубокий вырез на спине и груди, я совершенно не узнала себя в зеркале. Я выглядела, как настоящая королева. — Почему красное? — я прекрасно помнила, что все гости бала приходили в черном. Только Маргарите было позволено иметь иной наряд. — Это покажет окружающим ваш статус невесты мессира, — ответила девушка, последний раз поправляя платье. Я знала, что теперь навеки связана с Воландом, но и не думала, что будет какая-то свадьба. — Спасибо, Гелла, — произнес знакомый голос из другого конца комнаты. Я перевела взгляд и столкнулась со знакомыми дьявольскими глазами, которые заставили заряд пронзить мое тело. Мужчина уверенно подошел ко мне, а Гелла тут же исчезла. — Так я невеста? — выгнув бровь, спросила я. Никогда не думала, что этот статус может меня так порадовать. — Да, — коротко ответил Воланд и прошелся взглядом по моему телу. — Ты ослепительно выглядишь. Настоящая королева. — Так это ваше предложение, мессир? — с озорством спросила я и закусила губу. Не знаю, откуда во мне взялась эта смелость. Но, если после моей пощечины, этот мужчина не причинил мне и малейшего вреда, то я была в полной безопасности рядом с ним. Я знала, что он ни за что не встал бы на одно колено передо мной, как это делали люди. Но мне было достаточно и этого. — Нет, — ухмыльнулся Сатана и провел рукой по моей открытой шее. — Так предложения не делаются. Я не успела ничего ответить, как мужчина опустился на одно колено, заставив меня испустить удивленный вздох. Воланд взял туфлю, стоявшую рядом со мной, и хлопнул ладонью по колену, призывая поставить ногу на него. Я неуверенно сделала то, о чем меня просили. Мужчина медленно продел мою ногу в туфлю и застегнул ее. Затем проделал то же самое с другой ногой, ненадолго задержавшись рукой на голени, пуская по нашим телам привычные нам электрические заряды, он чуть сжал ее, а затем отпустил мою ногу. Я тут же убрала ее, и Воланд встал передо мной. — Пора встретить последнюю королеву бала, прекрасная Мария Константиновна, — проговорил мужчина и подал мне руку. — Отчего же последнюю? — с любопытством спросила я и подала Сатане руку. Мы вместе двинулись в соседнюю комнату, где нас ожидали Гелла, Бегемот и Азазелло. — После ритуала свадьбы ты станешь вечной королевой бала, и у меня не будет надобности искать каждый раз новую, — ответил Воланд и присел в кресло, я же встала с левой стороны и положила руку на его плечо. Гелла тут же опустилась на колени перед Сатаной и начала мазать его колено мазью. Я слегка дернулась, собираясь предложить свою кандидатуру, но грозный взгляд Воланда метнулся ко мне, заставив замереть. Он не позволил бы мне больше ни разу встать на колени. По-крайней мере не при всех. Я слегка кивнула в подтверждение своим мыслям, и стала ожидать Маргариту.***
Поток гостей тянулся бесконечной очередью, отчего мне стало еще сильнее жаль Маргариту, но она уверенно держалась и улыбалась всем. Коровьев умело подбадривал ее и параллельно рассказывал ей о каждом из гостей. Моим же экскурсоводом на балу стали Гелла и Бегемот. Неразговорчивый Азазелло стоял в стороне, и не позволял никому приблизиться ко мне. Видимо, такой приказ он получил от мессира. Гелла тихо рассказывала мне о каждом из гостей на ухо, а я старалась запомнить каждого, ведь на следующий бал это станет моей обязанностью. Но сейчас я позволяла себе периодически посмеиваться над комментариями, которые вставлял в рассказы Геллы Бегемот. Все рано или поздно кончается, кончилась и бесконечная вереница гостей. Коровьев повел Маргариту в центр зала, Гелла же шепнула мне на ухо, что мы должна были встать позади трона Воланда, который появился, как только часы пробили три часа ночи. Мужчина медленно спускался по ступенькам, и я поймала себя на мысли, что любуюсь им. Его глаза в очках столкнулись с моими, и мое тело пронзило тысяча разрядов. Я уже начинала привыкать к этой особенности моего тела, которое так ярко реагирует даже на присутствие Воланда. Сам же Сатана не спешил со мной делиться, происходило ли с ним то же самое или нет. Мужчина прошел в центр зала, куда Азазелло принес стеклянный ящик с головой Берлиоза. Я не знала, как реагировать на происходящее, поэтому просто замерла и наблюдала за Воландом. — Сбылось, Михаил Александрович, — со смешком сказал Воланд. — И заседание ваше так и не состоялось, не правда ли? Голова отрезана женщиной. Что это, как не факты. А факты — самая упрямая в мире вещь. Вы всегда были самым горячим проповедником теории, что после отрезания головы жизнь в человеке прекращается, и он уходит в небытие навсегда. Какая глупая теория! Но все эти теории стоят одна другой! Моя теория: да будет каждому воздано по вере его. Вы уходите в небытие, я же выпью за бытие из чаши, которой вы сейчас станете. Чашу! После фразы Дьявола, Азазелло снял стеклянную крышку с головы Берлиоза, и его голова тут же превратилась в череп. Мои глаза расширились от удивления, но я постаралась взять себя в руки. Вдруг все это таинство прервал дверной звонок, отчего я слегка дернулась. Коровьев тут же побежал открывать дверь, а я уже знала, кто был таинственным гостем, опоздавшим на бал. В зал медленно и неуверенно зашел Майгель. А по моему лицу побежала улыбка. Вот он, настоящий, пока еще живой, мертвец. Мужчина заозирался по сторонам, пытаясь понять, куда он попал. Воланд же сел на трон, а Маргарита встала подле него. На лице Дьявола появилась усмешка победителя. Как он и сказал ранее, факты — вещь упрямая, барон Майгель будет застрелен Азазелло, и это факт. — Я представляю вам милейшего барона Майгеля, — Воланд развел руки в сторону. — Да, кстати, герр барон, разнеслись слухи о вашей исключительной любознательности, — в этот момент Воланд повернул голову ко мне. Кажется, он был недоволен тем, через что мне пришлось пройти из-за барона Майгеля, находясь на допросах НКВД. — Мало того, были обронены неприятные слова «шпик», «шпион», «крыса». И это не далече, чем через месяц приведет вас к печальному концу. А раз так, мы избавим вас от томительного ожидания. После этого Воланд повернулся назад, где стоял Азазелло. Пустынный демон тут же выстрелил в барона несколько раз, и кровь хлынула из его ран, наполняя постамент. Коровьев закричал в радостном волнении, Бегемот подбадривал его, Гелла с улыбкой следила за происходящим. Меня же пробил жуткий хохот. Я смеялась так надрывно, как никогда еще не смеялась. Да будет каждому воздано по вере его. Воланд перевел взгляд на меня, и в его глазах я увидела гордость, которую испытывал всякий родитель, когда ребенок достигал определенных вершин. Воланд подвел Маргариту к центру зала и приказал ей испить из чаши. Женщина послушно выполнила указание, а вскоре потеряла сознание, лежа в огромном количестве цветов, которые поглотили ее. Это было невероятно красивое зрелище. Словно жертвоприношение. Я завороженно смотрела на то место, где до этого была Маргарита, и не заметила, как в мою сторону уверенно шел Воланд, на ходу снимая перчатки. Меня он теперь касался лишь голыми руками. И мне это безумно нравилось. Я отвлеклась только, когда мужчина провел ладонью по моей голой спине, вдоль позвоночника, посылая яркие импульсы по всему телу. — Ну, как вам, моя королева? — мужчина взял мою руку и поцеловал ее. — Лучше и быть не могло, мессир, — ответила я, с улыбкой разглядывая дьявола. — Ну, что же, пора и честь знать. Пора мне платить по долгам, meine Liebe, — Воланд подал мне руку, я ухватилась за нее, и мы проследовали в привычную мне столовую. За столом уже все сидели, кроме нас с Воландом и Маргариты, которая была еще без сознания. Сатана, как истинный джентльмен, отодвинул мне стул подле себя, и помог присесть, после чего снова поцеловал мою руку. Мы все просидели некоторое время в тишине, Дьявол же налил мне вина, чтобы скоротать время. Когда Маргарита очнулась, и Коровьев подал ей шелковый плащ, все поспешили рассесться. — Ну, что же скажете, как прошел бал? — спросил Воланд, как только сел. — Мы в восхищении, мессир! — крикнул Коровьев. — Все прошло безупречно! Маргарита Николаевна прекрасно справилась с ролью. Мария Константиновна же была ослепительнее обычного. Настоящая госпожа. Я коротко улыбнулась Коровьеву и перевела взгляд на Маргариту. Она была безумно уставшей, но, тем не менее, следовала негласно прописанным правилам. Наши взгляды встретились, и я коротко кивнула ей, намекая на то, что она могла смело просить о Мастере. — Ночь полнолуния! Праздничная ночь! И сегодня я ужинаю в компании приближенных и слуг. И моих гостей! — Воланд поднял позолоченную стопку с водкой, и его примеру последовали все остальные. — Смело пейте, — сказал Дьявол Маргарите и мне. — Что это? Водка? — спросила Маргарита. — Ну что вы, помилуйте! Как мы могли позволить себе налить дамам водку. Чистый спирт! — крикнул Бегемот, и я рассмеялась, тут же выпивая стопку. — Марго, вы что-то хотите? — обратил внимание на гостью Воланд, я сжала платье под столом, надеясь, что Маргарита правильно поняла меня. — Нет, ничего, мессир, — женщина отрицательно покачала головой. — Кроме того, что если я вам еще нужна, то я охотно исполню все, что вам будет угодно. Свита тут же разразилась восторженными криками и словами поддержки, Воланд же коротко улыбнулся, внимательно смотря на женщину. Мы обе хотели сейчас одного, поэтому я замерла в ожидании. — Браво, вы прошли испытание. Запомните: ни у кого ничего не просите. Ни у кого. Ничего. В особенности, у тех, кто сильнее вас. Они сами придут и вам все предложат, — я перевела взгляд на Воланда. Я не прошла в свое время это испытание. Я умоляла его вернуть Мастера, стоя на коленях, но мужчина все равно выбрал меня в роли своей королевы. Это заставило мою грудь вспыхнуть от нового, неведанного мне ранее чувства. И его глубина поразила меня. — Итак, Марго, за роль моей королевы, чего вы желаете? Смелее, — Воланд придвинулся вперед, ожидая слов женщины. — Я хочу, чтобы Фриде больше не подавали платок! — сказала Маргарита и опустила взгляд. Вся свита тут же недовольно закатила глаза. — Мессир, — я тут же перевела все внимание на себя и взяла мужчину за руку. — Это мое желание. В качестве, свадебного подарка. Пускай, Маргарита Николаевна, загадает новое, — я смотрела, не отрываясь, в глаза Воланду. Он, слегка усмехнувшись, испытывающе смотрел на меня в ответ, задумчиво поглаживая большим пальцем мою ладонь и пуская по нашим телам привычный нам двоим ток. Мы негласно общались взглядами некоторое время, вся свита безмолвно следила за нашим диалогом, а затем Воланд, хлопнув в ладоши, согласился. — Желание дамы — закон, не так ли, — весело сказал он и, еще раз взглянув на меня, продолжил: — Чего же вы хотите, гордая женщина? — Я хочу, чтобы мне вернули моего любовника, Мастера! И чтобы все стало, как было. Я прошу вернуть нас в подвал на Арбате, — Маргарита едва сдерживала слезы, и я могла понять почему. Я перевела взгляд на Воланда, надеясь, что он исполнит наше с ней желание. — Не бывает так, чтобы все стало так, как было, — по моей щеке скатилась одинокая слеза. Я выучила этот урок слишком хорошо. Я помнила, как молилась Богу, чтобы он вернул мне мою семью. Я просила, чтобы все стало, как было. Но мои мольбы были оставлены без ответа. — Но мы постараемся. Я тут же подняла взгляд на Дьявола, который смотрел все это время на меня. Он медленно протянул ладонь и вытер мою слезу, на мгновение задержав ладонь на моей щеке. В квартире тут же появился Мастер. Маргарита бросилась обнимать его и целовать, а я же смотрела в глубокие глаза Сатаны, чувствуя невероятный прилив нежности и восторга. Мужчина взял мою руку и поцеловал ее. — Только за этот ваш взгляд, Мария Константиновна, я готов сделать все, что угодно, — проговорил он, не отрывая от меня глаз. — Мне ничего не нужно, кроме вас, мессир. У меня уже есть все, что я пожелаю, — я кротко улыбнулась, смотря на князя тьмы. Сначала он разрушил все мои привычные понимания о жизни, затем о любви. Но он же и дал мне все это. Подарил мне новую прекрасную жизнь, о которой я и не могла мечтать. Я, не прерывая зрительного контакта, медленно взяла его ладонь и поцеловала. Глаза мужчины вспыхнули ярким пламенем. Он тут же встал и подал мне руку. — Полагаю, нам пора покидать Москву, meine Liebe, — я тут же вложила свою руку в его, он помог мне подняться и приблизился к моему уху. — Москва точно займет особое место в моей памяти. — Отчего же? — едва слышно прошептала я. — Здесь я встретил свою королеву. Я улыбнулась и бесшумно поцеловала мужчину в щеку, когда он отдалялся от моего уха. — А я здесь нашла смысл жизни.