«Тик-так»
Часы тикают где-то за дверью, где-то вдалеке. На улице уже за полночь, белоснежная луна поднимается из своих оков вновь, облик всем являя. Жаль, что ее свет не способен исцелить землю от неземной нежити, которая пробралась в этот город в это время. Телефон, который стоит на телефонном столике, отключен по причине резкой паранойи. Додуматься позвонить лучшему другу, который уже давно не твой друг, да бы попросить его проверить камеры? Да что за бред, конечно нет! Вот только знать наверняка нельзя, зато сыграло злую шутку. Как бы это ни было иронично и глупо, но руки все же потянулись к трубке и набрали номер. Конечно его взяли, послушали и согласились. Искаженным, злым и грубым голосом. Тот, что часто бывает у риелторов, которые отработали свою жадную смену и желают пойти домой, но назойливые клиенты продолжают их обзванивать. Вероятность, что трубку взял риелтор? Нулевая, конечно, только если «друг» резко не стал риелтором. Впрочем до жертвы лишь потом дошло, что, кажется, его друг вовсе и не он больше. Теперь это большое, темное, полное страшных тайн, существо, которое всего лишь приняло личину человека. Считай подписал себе смертный приговор, вот же Иуда проклятый. Крестик на шее говорит о защите. «Они не могут навредить физически» – говорят каждый день по телевизору. Говорят, а все равно гибнут сотнями. Тупые людишки, видимо, либо не смотрят телеканалы на законодательном уровне, либо слишком самоуверенны, чтобы понять, что телефонные мошенники уступают им, монстрам, в 1000 раз в своей манипуляторской деятельности. Крестик на шее оказывается полностью бесполезным. Им, монстрам самого низшего уровня, не нужна вся эта защита свыше. Они не нападают, близко не подходят. У них есть одно условие – ослабить. Ведь слабости у всех свои? Так и замена у каждого своя. Альтернативы питаются, словно вампиры, этой слабостью, вытягивая по кусочкам, осторожно, затем сильнее, а после высасывают, словно сок из коробочки трубкой. А новые жертвы появляются каждый день, сноют туда-сюда, вроде бы даже слушают новости, как говорит статистика, но ведь правду говорят: в одно ухо влетело, из другого вылетело. Но ведь Марк не думал, что он такой. У него было все и не было ничего в то же время. Сестра, дом, учеба. Что еще нужно было для хорошей жизни в небольшом штате? Разве что, хороший друг да родители? Со вторым все понятно, но с первым... А разве были кандидаты? Пожалуй, с таким интровертическим образом найти себе друга да еще и лучшего(!!) составит труда. Ведь, как ни посмотри, привыкший справляться с трудностями один, ты так и останешься на своем. Но, предположим, один кандитат есть, а что с того? Да уж, дружбой лучшей назвать это трудно. Скорее даже... передружбой? Даже сам, видимо, не понял, как случилось, что при случайных прикосновениях ощущалось чувство эйфории и нежности. Но это неважно, ведь этот образ интроверта еще и образ "пофигиста". Абсолютно нейтральная личность, но в то же время беспокойная, холерийная. Мысль о том, что его... Цезаря больше нет рядом, беспокоившая (или которая должна беспокоить) больше всего, на тот момент затерялась в сотни мыслях о том, что произойдет конкретно с ним. Хотя это даже плюсом и является. Запаниковав, он бы не протянул так долго, по краней мере, надежды на спасение есть, ведь так? Ведь эти лучезарные глаза на слегка пухленьком личике блестят на свете луны не просто так? Не просто так он зажимает голову, прогоняя от себя мысли о том, чтобы сдастся в лапы коварному монстру и будь что будет? Не просто так отчаянная слеза катится по лицу, мерцая в свете белой провидицы. Господи, снивзойди же, спаси. Но никакого отклика на небесах не слышно, Марк сглатывает. Почему чуда не бывает, а зло, зло бывает? А часы продолжают тикать, нагнетать своим валом, медленно покачивающимся в разные стороны... Почему та комната, в которой оказался Марк имеет лишь маленькую дырочку для света, а не целое окно! Он чувствует себя загнанной мышью в угол комнаты между диванами, куда кот не способен протиснуться. Однако коту хорошо, он может ждать сколько угодно, а мышь умрет от голода. Это так несправедливо, что просто хочется разнести здесь все. Тяжелый кулак ударяется о бетонную стену с тяжким всхлипом, Хитклифф, откровенно говоря, плачет. Так хочется к Саре, к Цезарю, прижаться, обниматься долго-долго, думать, что это страшный кошмар... Грубый голос, более автоматизированный, продолжает повторять одно и тоже: «I-i-it's me M-m-mark! I h-h-have a present f-f-for you." Марк не желает вестись. Нет, не так. Марк не желает думать, что было бы, если бы он повёлся. Кисти рук разодраны, из глаз текут немые слезы, кровь капает по стене и на пол, стекает медленно и попадает на ковер, оставаясь там грустными воспоминаниями, грустными стенаниями и ужасающими пытками. Обессиленное голодное тело опускается на кровать, Марк почти уверен, место его смерти, его гроб, и он выдыхает. Фразы альтернатива пропадают из головы прочь. Снова тепло, снова уютно, снова сытно. Белый свет, белый пир, белый прием, а не черные монстры, простилаются перед его лицом. О, как же он хочет, чтоб это было его реальностью прямо сейчас. Хитклифф размыкает тяжелые веки. Кажется, он не спал столько сколько не ел. Не простит себе больше такую ошибки в жизни, ох, как не простит. Если вообще сможет простить. Тишина. Марк бы даже сказал, что гробовая тишина. Но неужели альтернатив ушел или..или..копы? нет, этого не может быть! Значит, это не галлюцинации были только что! Но он резко осекся. Альтренативы хитры... значит ли это, что они могут специально замолчать, чтобы выманить человека? Может, все может быть... Он, кажется, удостоверился в этом уже... 30 раз? За эти 2 дня. Рука потянулась за пистолетом. Сжав его крепко, на глазах выступили слезы. Послышался скрип двери. Она слегка приотворилась. Там стоял Цезарь! Его лицо скрывала тьма, лишь глаза светились. Он приподнял руку в невидимом объятии и слегка улыбнулся улыбкой... такой нежной, сердечной.. улыбкой Цезаря. Марк оказался в потрясении. Сердце треснуло, почти разбилось. Он закачал головой. Он не должен... не должен... не должен жить...? Бог не хочет помогать ему.. что ему остается?... Нет, остается жить...! – Марк, иди сюда, – его голос... почти не искаженный, не повторяющийся, живой.. Нет уж, раз он так хочет, то пусть подойдет сам. – Не хочешь? Ведь это я, Марки. Сердце лопается, руки опускаются, Хитклифф тяжело вздыхает, закрывая глаза. Серебряные слезы скатываются по коже, ранят сильно, будто он не человек – вампир. Пистолот падает на пол с небольшим звуком треска. Марк поднимает свои глаза. Действительно... его Цезарь. Стоит, целый, невридимый, улыбается так, будто настоящий... Колени дрожат, кажется, он уже в сетях. Он шепчет тихо, но шепот доносится по всей комнате. – Цезарь?... Э-это... ты? – говорит одними губами, а затем стискивает зубы, пытаясь проглотить в себя очередную порцию слез. – Ц-цезарь... Я.. не оставляй меня..одного... Марк понимает, что и кому говорит. Но, кажется, что это его предназначение – умереть. Быть может, Бог позволит встретиться ему с Цезарем там? Он не знает, он надеется. Слабость охватывает его своими оковами, как будто кто-то принудительно надевает доспехи толстым слоем на него. "Цезарь" улыбается шире. О, вот это провокации, способные, наконец, сломать Марка, сработали... Монстр улыбается широко, кровожадно, пугающе. Но, похоже, Марку уже... плевать? – Of course Mark, – подходит ближе бесшумно, словно летает, – As you say. Наклоняется к нему, вытирает слезы и видит глаза, полные боли, чувства умереть и любви. А затем, пригладив по щеке, подбирает пистолет и кладет в ладони Марка. Хитклифф уже знает, что надо делать.А напольные часы оплакивают своим тиком бездыханное тело в луже крови до приезда полиции, провожают в последний путь.