***
Больше всего Руслана всегда раздражало вранье. Он ненавидел тех, кто оправдывает сладкую ложь, забывая про то, какое сильное влияние она оказывает на людей. Он был готов блевать от пафосных фраз, яростной пропаганды и бессмысленных речей, приравнивая их к пустословью. Руслан часто наблюдал за тем, как у его прошлого приятеля шла кровь из носа. Он отворачивался, пока Кашин, избегая чужих глаз, тихо закрывался в уборной, не беспокоя никого вокруг. Он никогда не понимал, почему его бывший друг, поднеся руку к лицу, подозрительно отходит в сторону. Ненависть к нему исчезла у Руслана ещё давно: будучи коллегами и имея столь большое количество общих друзей, просто невозможно вечно избегать друг друга. Когда они впервые пересеклись на дне рождения Макса после долгих лет, все боялись и сказать слова. Когда они встретились на концерте во второй раз, организаторы не поняли просьбы и не смогли учудить им разные пути на сцену. Когда Даня случайно бросил взгляд в сторону Тушенцова полгода назад, у обоих появилась странная мысль в голове. Злиться было уже не на что. Но и разговаривать никто не собирался. Все молча наблюдали за тем, как старые приятели появляются вместе на публике всё чаще. Никаких взаимодействий, отсылок или упоминаний, они делали вид, что незнакомы: никто не решался подойти и завести беседу, никому из них по сути это и не было нужно. Так тянулись долгие три месяца, прошла целая осень перед тем, как Руслана всё в край достало. Его стала раздражать эта наигранность, он стал смотреть. Изначально взгляд был мгновенным, Тушенцов цеплялся глазами за некогда лучшего друга всего на пару секунд: быстрый анализ его настроения, ещё более скорый шаг назад. Спустя некоторое время, на одной из инсайдерских тусовок, на которую, как все были уверены, он не придёт, ведь народу было достаточно мало — только близкие друзья Ильи, Руслан сидел через два стула от Кашина. Он непривычно для всех был тих, пил в три раза больше обычного, не мог усидеть на одном месте, но всё-таки обратил протяжный взгляд на источник своих проблем. Даня ни разу не посмотрел на него за весь вечер, тот лишь громко смеялся, напевал какой-то бред, а после поблагодарил всех и уехал. Раздражать намеренное и сверхтотальное игнорирование стало при следующей же встрече. Если на прошлую из них Тушенцов пришёл, точнее, затащил себя туда силой из чистого уважения к Илье, то теперь им двигал неподдельный интерес. Всё внутри скручивало от мысли: что делает Даня всё то время, пока на него не обращает внимания он сам. Забывает ли Кашин о существовании Тушенцова в эти мгновения? Меняется ли он, когда чувствует взгляд Руслана на себе? Из-за этого Руслан начал оглядываться трижды — когда долго за кем-то наблюдаешь, появляется ощущение, будто чьи-то глаза утыкаются тебе в спину. Всё это было не более чем самовнушением, ведь Даня вовсе не обращал на него внимания, но от того становилось лишь хуже. Всё дошло до того, что Тушенцов испепелял его назойливым взглядом. Ему больше не хотелось скрываться, он не боялся показаться странным, он специально нарывался на каждую вечеринку, концерт или дружескую посиделку, где будет присутствовать Кашин. Он долго игнорировал то, как самочувствие друга начало ухудшаться. Напившись, Руслан занимался сексом с малознакомой ему девушкой, думая о том, не из-за его ли наблюдения это происходит. Тогда он смеялся, не представляя, какое начало размышлениям положит эта шутка. Всё стало ещё хуже, когда Руслан стал видеть Кашина чаще, чем родную мать. Он пропускал мимо ушей то, что ему рассказывали окружающие, сжав зубы, он с недовольным лицом вертелся от замечаний друзей о том, что своим пристальным вниманием он скоро сожжет Кашина заживо. Никто не понимал причину такой настойчивости, сам Руслан сдержанно мотал головой, заявляя, что говорить с Даней не желает. Но продолжал смотреть. Кровь начала течь по чужому лицу всё чаще, Тушенцов смеялся над тем, как давний приятель шутит про то, что скоро умрёт. Все забавились, почему бы ему было не присоединиться к ним? Однако игнорировать столь заметные изменения в бывшем друге Руслану становилось всё сложнее. Лицо Кашина бледнело, глаза потихоньку светлели, словно что-то за ними иссушало их изначальный пигмент. Казалось, будто Даня был готов вывернуться наизнанку, как только в его поле зрения попадал Руслан. Интерес последнего же ненароком сменился на раздражение: бесило то, как нагло его смеют приравнивать к пустому месту. И он стал подступать ближе. Говорить о чём-то, близко связанным с Даней, влезать на совместные фотографии, провоцируя обвал всех социальных сетей от количества размышлений насчёт их с Кашиным отношений. Он сидел на его стримах, изучая каждый ответ на донаты с его упоминанием, однако рассматривать особо было нечего: Кашин сторонился его как пули, игнорировал и молча блокировал тех, кто как-либо информировал его по поводу Тушенцова. Грань терпения потихоньку приближалась. Слом произошёл тогда, когда Илья случайно восхитился новым альбомом Руслана Дане в лицо, забыв об их ссоре, а тот просто прикусил губу и пожал плечами. Тогда Тушенцов подошёл слишком близко. Смотря прямо Дане в глаза, он стал расхваливать его же, будто бы рассказывая об этом всём Илье. Кашину не оставалось ничего делать, кроме как взглянуть на него в ответ. Это стало победным выстрелом. Руслан, оказавшись дома, напился и на серьёзе праздновал это событие, словно оно имело невероятное значение. Он не задумывался о том, почему на него оказывает такое сильное влияние тот, с кем его пути разошлись. Он начал вести себя импульсивнее обычного, намного дёрганнее и вызывающе, чем не на шутку пугал находившихся рядом людей. Руслан мог разбить стакан, взять осколок голой рукой и начать нести полную ахинею. Он без зазрения совести выкидывал провокационные тезисы, неаргументированно наговаривал на всех людей мира и крутил загадки о своих романах. Он придумывал и творил до тех пор, пока на него не посмотрит Даня. Тогда он слезал со стола, спокойно убирал беспорядок, извинялся, говорил, что переборщил с алкоголем, разочарованно мотал головой, переставал осквернять честь тех, кого успел оклеймить всеми наихудшими прозвищами, отталкивал от себя девушек, с которыми целовался пару мгновений назад, и смотрел. Как ребёнок, ожидающий, что ему влетит за пакость, как бунтующий подросток, стремящийся стать центром вселенной, как кто угодно, но не взрослая, полностью сформировавшаяся личность. Изменившийся Кашин пробуждал в нём давно погасшие чувства, он поднимал со дна те импульсы, расходящиеся по телу от одного взгляда, которыми Руслан был готов убивать каждого встречного. Даня больше не мог быть агрессивным рядом с Тушенцовым, он был таким же для всех, но совершенно другим рядом с ним. И пока Даня угасал, Руслан начал требовать большего. Его опять не устраивало, он снова поднимал планку своих выходок, он без подписи скинул видео Кашину, где ему отсасывает незнакомая девушка после концерта, а потом долго ждал, пока тот прочитает сообщение. И Даня начал читать. Он смотрел и видел, внимал в себя весь бред, но ни разу не ответил и даже не улыбнулся. А улыбаться было из-за чего: перестав видеть рамки дозволенного, Тушенцов выставлял себя на посмешище, отхватывал за это, а потом всё повторялось вновь. И с каждым разом чужой статус «в сети» оставался всё на дольше, взгляд блуждал по Руслану чаще и менее скрытно, а силуэт Кашина врезался в глаза чуть ли не каждые три дня. Когда Тушенцов заметил интерес, разгоревшийся к его персоне, для него это значило выигрыш. Но это не поставило его на место, наоборот, его выходки наполнились вызывающими посланиями. Хотелось получить на себя реакцию, хотелось всего, что связано с Даней Кашиным, совсем скоро, Руслану захотелось и самого Кашина. Он не размышлял над этим долго: подрочив разок на образ человека явно мужского пола с рыжими волосами, всё улеглось по полочкам. Ни отрицание, ни непонимание не посещали когда-то светлую голову, принять факт, что ему хочется насадить на собственный член бывшего друга, не было сильным поражением. Вскоре в личные сообщения Дане полетели не только дикпики, но и то, за что по неким соображениям людей сверху его могли посчитать террористом. Благо, тонны гейской порнухи с Русланом в главных ролях не засели нигде помимо уставшего разума Кашина. Тот же по-прежнему игнорировал весь этот свал сообщений, но смотреть на Тушенцова стал по-другому. Когда Даня, спустя многие недели подобного поведения со стороны Руслана, впервые подхватил чужую улыбку, внутри Тушенцова что-то хрустнуло. Ему вмиг захотелось начать разговор, стереть с лица Кашина кровь и вывернуть этого до жути незнакомого знакомца наизнанку самостоятельно. К тому моменту, когда он исполнил задуманное, уже наступил конец весны. Усмехнувшись, Тушенцов отправился вслед за Даней до уборной. Он прихватил со стола пару салфеток, подошёл к бывшему другу со спины и силой развернул его к себе, пока тот стоял возле раковины. Без вопросов что с ним, без единого слова, Руслан заткнул ему рот своей рукой. Чужие светлые глаза не выражали испуга или непонимания, нет, присутствовало ощущение, будто всё так, как и должно быть. Не поведя и бровью, Тушенцов вручил Дане в похолодевшие пальцы салфетки и отошёл на несколько метров. Он моментально подметил то, как сразу после его действий кровь перестала течь из носа приятеля, очи разгорелись, а лицо приобрело здоровый оттенок. Тогда Руслану всё ещё не хотелось объяснений. Ему хватало интимного молчания, которое быстро прервал Илья, чуть не откинувшийся со страху. Все друзья Дани задавались вопросами по поводу его самочувствия, и лишь бывший приятель, которому на это было почти что плевать, начал догадываться о причине. Та шутка, которую Тушенцов вынашивал всё это время, стала явью, разгоревшись в очах самого страдальца. Самовнушение — действительно сильная штука, из которой идут многие физические заболевания. И если ты достаточно долго отрицаешь самого себя, будучи до безумия влюблённым, то и голова начнёт ходить кругом при виде объекта обожания сама по себе. Именно эту мысль в глазах Кашина Руслан и прочитал в тот день. — Я буду здесь один всю следующую ночь. Прошептав это в голосовом сообщении, Тушенцов опасливо отводит от телефона взгляд. Это — первое, что он говорит Дане после той злополучной ссоры. Прямой намёк, точный адрес, и Даня приезжает. Нет, отнюдь не сразу. Он слишком долго взвешивает все за и против, кусая локти, он растягивает дорогу до чужого местонахождения, специально завернув не на то шоссе, он пытается избежать встречи как только может, но отвертеться от себя не получается. Постучав в дверь маленького загородного дома на берегу большого озера только раз, Даня стоит и ждёт. Взгляд ровный и строгий, сердце колотит как никогда прежде. Дверь распахивается спустя минуту, чужие сильные руки мигом затаскивают его внутрь. Самый разгар мая, на улице жарко, белые ночи сейчас светлее любого луча ярчайшего точечного фонаря. Всё вокруг блестит насыщенными красками, в снятом доме на берегу озера прохладно. Высокие колонны из тёмного дерева, прозрачный стол, ярко-красные флажки под самым потолком, несколько свечей и чужое горячее дыхание, отдающееся дрожью по всему телу. Тушенцов стаскивает с него толстовку без возражений. Он обвивает свои руки вокруг Даниной талии, прижимаясь ближе, проходится пальцами по оголенной спине и готов взвыть от того, как ему прекрасно быть сейчас собой на своём месте. Пока Кашин снимает с него рубашку, Руслан сносит высокую лампу и та, пошатнувшись, отлетает на несколько метров. Прижав Даню к стене, его колотит от желания, покоившегося в нём уже прилично. Он кусает чужое предплечье, слышит сдавленное дыхание возле своего уха и уже не сможет остановиться даже под страхом смертной казни. Здесь, прямо перед ним, его обнажённый бывший друг, внимание со стороны которого лучше престижнейшей музыкальной награды в мире. Лучше этого для Руслана в данный момент и быть ничего не может. Руки в татуировках быстро сплетаются вместе, кажется, будто никакого перерыва и не было, всё так же, как было годами ранее, только раскрепощённее и явно не вписывается в рамки дружеских отношений. Даня мягко улыбается, размякает в чужих объятиях и, обводя контур летучей мыши на шее Руслана, смотрит на него в ответ. Карие глаза — это роскошь. Никто не увидит твой взгляд во тьме, а на солнце раскроются самые необычные в мире цвета. Глаза Дани — это море эмоций, мыслей, мечт и чувств, которые видит лишь Руслан. От него в них не скроется ни одно размышление, не проскочит ни одна неправда, в их океане ему всё понятно сразу. Поэтому Тушенцов не боится нажигать грубыми движениями, не страшится спугнуть Кашина, тот пришёл сюда сам, зная, что его хотят. — Блять, я тебя обожаю, — а в ход и летят подобные фразы. Руслан наконец может быть собой, видя отзывчивость к себе. И это не просто реакция, это горячие пальцы Дани, проходящиеся по прессу Тушенцова, это неразборчивый шёпот со стороны рыжеволосого и стук его сердца, отбивающий каждую секунду. — Недостаточно, — передёрнувшись, Руслан вжимает Кашина в стену сильнее. — Не нервничай, я не спидозный, — припоминает Дане все те видеоролики, которые он же слал ему с пущей уверенностью. — Это были актёры, мальчики из специальных организаций, они чистые. Руслан вновь кусает того за предплечье, оттягивая зубами кожу. Он был уверен во всём с самого начала. Не загружая себя лишними размышлениями, Тушенцов хотел, и Тушенцов делал, невзирая ни на что. Он знал, что Даня ничего никому не сольёт, он душу был готов поставить на то, что Кашин приедет по первому зову. Однако, несмотря на то, что желаемое теперь уже перед самым носом, в голову начали забираться вопросы. А почему Даня согласился? Почему не заблокировал его после первого же провокационного сообщения? Почему сейчас он здесь так похотливо смотрит в глаза напротив, не говоря ни слова? Подумать только, Кашин ведь и вправду не сказал ему ни единого слова за всё это время! Эта мысль накрывает Руслана прямо перед тем как он заталкивает Даню в спальню. Он опрокидывает рыжеволосого на постель, запрыгивает туда же следом и, скрутив свою рубашку, вмиг оборачивает её рукавами глаза Кашину. Тот и не сопротивляется, позволяя Тушенцову затянуть узел на своём лице. Пока Даня ничего не видит, у него значительно обостряются другие органы чувств. Об этом и думал Руслан, проворачивая столь своеобразную попытку выбить из Дани хоть слово. Но, даже когда его руки скручивают и приковывают наручниками к кровати, Кашин относится ко всему слишком спокойно. Он может улыбнуться, а потом вновь сделать своё выражение безэмоциональным, что начинает раздражать Руслана всё больше. Обездвиженный, полностью голый и ослеплённый Кашин, который ведёт себя не агрессивно — та ещё пытка для того, кто скоро взорвётся от надобности получить на себя реакцию. Вставшего на него члена по-прежнему недостаточно, из-за чего наружу выходят садистские наклонности. Нет, Руслан не будет жестоким, он не причинит вреда Дане, никогда. Но он определённо перейдёт грань дозволенного. Наверное потому, что как таковой грани он и не видит. Стянув с себя штаны, Руслан хватает одну из свечей неподалёку и подносит её к шее Кашина. Наклонив её, наблюдает за тем, как горячая капля воска стекает по ней, а после капает на кадык Кашину. — Больно? — вопрошает Руслан сразу после этого. Зависнув на одном месте, Даня лишь поджимает губы от неожиданности. Затянув наручники на его руках покрепче, темноволосый скалится. Да, молчание определённо бесит. Убрав свечу подальше, он растирает пальцами накапавший на чужую шею воск и впивается зубами ему в плечо. Совсем скоро вся верхняя часть Кашина приобретает бордовый оттенок, не остаётся ни одного не укушенного или не обожённого участка. Нет, Руслана совершенно не возбуждает идея секс-игрушек и всех прочих фетишей, ему просто хочется вытащить из Кашина хоть слово. Но тот, приоткрыв рот, лишь громко дышит, изредка покашливая от того, что подавился воздухом. — И совсем не страшно? — шепчет ему на ухо Руслан. — Ты ведь не понимаешь, что я могу сделать, — проморгавшись, дёргается и еле ставит две руки по бокам от чужого лица. — Ты же меня больше совсем не знаешь. Кажется, будто из-за его заявлений Кашин лишь печалится. Нахмурившись, на долгое мгновение Тушенцов впадает в осадок. Это не то, что он должен был сказать. Он до сих пор не извинился за то, что произошло тогда. И ему определённо не стоило напоминать Дане об этих годах, которые они провели порознь. Кашин делает глубокий вздох. Находясь лицом к лицу к Руслану, он грустно усмехается. Сорвав узел из своей же рубашки с его глаз, Тушенцов округляет собственные. Серо-зелёные глаза Дани наполнены сожалением, чем-то нечитаемым и слишком заметным унынием. Ему страшно, больно и непонятно. Осознание, накатившее на Руслана мигом, наконец возвращает чувство стыда. Что он вообще творит? Он ведёт себя, как последний мерзавец, докучая бывшему приятелю, а теперь, сковав тому руки и закрыв ему глаза, натурально издевается над тем, кто и слова ему не говорит. — Извини, — произносит Руслан, испуганно попятившись назад. — Серьёзно, я словно не в себе. Он весь передёргивается, отведя от Кашина взгляд. Последнему же обидно, скверно и мучительно. Ему определённо неприятно, но он не задаёт вопросов, позволяя делать с собой всё что угодно. — Мне не стоило. Приподнявшись на коленях, всё также находясь в ногах Дани, он извиняется за всё разом. За то, что убивал нервы некогда лучшего друга последние полгода, за то, что совершил ещё давно, за то, что понятия не имеет, кто дал ему право делать всё это. — Руслан, прекрати. Кашин уже приподнимается на локтях, выпутавшись из наручников. Он делал такое не раз: ситуации в жизни были до ужаса специфичные. Резко переведя на него свой взгляд, Тушенцов опускает голову вниз. Приложив ладонь к собственному рту, опять дёргается и прикрывает веки. Даня кладёт ему руки на плечи, заставляя обратить на себя внимание. — Мне не нужны твои извинения, объяснения и всё прочее, — последующее Кашин произносит слишком строго. — Перестань думать и закончи начатое, иначе я просто уйду. Руслан приходит в себя моментально. Ему не хочется, чтобы Даня уходил, однако теперь в его действиях нет столь сильной уверенности. После чужих слов Тушенцов запутывается окончательно. Пока Кашин молчал с закрытыми глазами, было проще. Тогда Руслан мог хотя бы догадываться о том, что происходит у него в голове. Сейчас же Тушенцов не находит себе места, но не вынесет и молчания. Он глуп, ведёт себя хуже некуда, а главное, даже не подозревает, почему ему это позволяют. — Уходи, — произносится чётко и ясно. — Извини, ещё раз. Даня подлетает с места вмиг. Убрав свои руки с тела Руслана, он вытирает с себя остатки воска, находит свои вещи, одевается и, даже не бросив взгляда в сторону Тушенцова, испаряется с его поле зрения. Хлопок входной двери раздаётся в ушах эхом. — Блять! — прикрикивает Руслан, упав лицом на кровать. Всего пару минут назад перед ним лежал тот, кого он добивался долгое время. И он бы мать родную продал, чтобы Кашин не уходил, но сам же решил его прогнать. Всего из-за одной мысли Руслан понял, что не может так. Ему такое не по вкусу. Даня — не просто тело, не оболочка, которую можно трахнуть и забыть, это тот человек, от которого хочется получить всё. И только когда Тушенцов включает мозги и произносит про себя данное умозаключение, он наконец приходит в себя. Личность Кашина — вот то, что действительно важно. А его молчание — худшее, что есть на свете. Член падает, Кашин ушёл, теперь хочется вернуть его обратно. Не для того, чтобы просто переспать, как Тушенцов желал изначально. Чтобы поговорить, как они могли сделать прежде. Собраться с мыслями, обсудить нагоревшее и забыться в эмоциональной близости. Поздно спохватившись, он выбегает на улицу в одних трусах. Собственный припаркованный Майбах стоит подле дома, а вот от Кашина и след простыл. Простояв так несколько долгих минут, Руслан возвращается обратно. Сбегав до своего телефона, находит контакт Дани в недавних. Позвонив ему, слышит, что абонент занят. Его заблокировали. С того момента всё действительно пошло под откос. Даня забанил его абсолютно везде, перестал появляться на публике и серьёзно приболел, как сказал на одном из стримов. Руслан же позволил ему окутать свою голову целиком. Тушенцов был на каждой встрече, каждом концерте, в каждой вип ложе и в каждом баре, куда мог бы заявиться Кашин. Но тот не заявлялся, тот окружил себя работой и реально пропал отовсюду. Руслана пожирало желание узнать, что, мягко говоря, с ним творится. Он не понимал, почему Даня был согласен лечь под него, но не был готов к простому разговору. Больше не было смысла во всех его выходках, грубостях и левых сексуальных контактах. Отныне хотелось только одного. Он забыл про таблетки, помогающие смягчить боль от его непроизвольных зажимов и, если раньше они оказывали на него седативный эффект, сильно глушащий либидо, то теперь сексуальность пошла на взлёт. Пересекаясь с разными парнями и девушками по пять раз на день, Тушенцов всё равно не обретал спокойствие. Вскоре в ход пошли отчаянные меры — ему нужен был тот, кто похож на Кашина, раз до него самого достать никакой возможности не было. Руслан подбирал парней высокого роста и крупного телосложения, с рыжими волосами и татуировками на руках. Он завязывал им глаза, трахал грубо и безжалостно, но чувства не исчезали. Совсем быстро те, кто подходил под критерии отбора закончились. Даже самые поехавшие мазохисты не выносили пьяных бредней Тушенцова, пока он, дёргаясь чуть ли не каждую минуту, силой втрахивает их в любую гладкую поверхность. Но слухи расползлись ещё быстрее. Скрывать столь вызывающую манеру поведения было невозможно — как бы Тушенцов не старался погасить в себе тягу к недостижимому, он лишь больше терялся. Всё дошло до того, что в один прекрасный день его не позвали на фестиваль, организаторы которого добивались его участия там чуть ли не три года. На крупнейший в тот момент концерт в Москве съехалась половина Российских артистов, на него были приглашены выступать даже те, у кого от силы набиралась всего одна песня, написанная в далёком две тысячи пятом. Рекламодатели напрямую говорили Руслану: пока он не развеет все сплетни и не приведёт свою репутацию в порядок, о контрактах можно забыть. Однако самому Руслану было наплевать. Он нарушал прописанные ему показания, сбил себе режим сна, злоупотреблял алкоголем, не разговаривал с близкими людьми и отстранился от некогда хороших коллег. Его начало дёргать ещё сильнее и чаще, но ему по-прежнему нужен был только Кашин. А Илья, которому Руслан один раз по пьяне начал угрожать, никак не говорил ему адрес его проживания. Всё пересекло черту тогда, когда Тушенцов вспомнил о старых приятелях. Об однозначно отрицательных медийных персонажах, которых ненавидели все, но кто имел больше всего связей. Восстановив контакт с ними, за достаточно крупную сумму, у Руслана и появились все данные на бывшего приятеля. Озабоченность Тушенцова Кашиным поплыла по всем медиаресурсам за день до того, как он запланировал преступление. Не удивительно, что те, кто дали ему адрес Дани, слили самого же Руслана. Хуже было то, что после внимания властей к своей личности, пришлось оправдываться. Извинившись, за ещё одну крупную сумму Руслан уладил и это. Отложенные на чёрный день деньги ушли в Даню без остатка. Руслан притих на месяц с лишним, возобновил контракты, начал вести себя на публике адекватнее некуда, а под середину августа уже стоял на пороге у дома Кашина. С их последнего разговора он не переставал думать о нём, было слишком интересно, что же по его поводу думает сам Даня. И Руслан был готов услышать всё что угодно. То, что он болен, то, что он на серьёзе свихнулся. Но совсем не то, что его ждали. — Проходи, — открыв дверь, Кашин накидывает на голову капюшон и убирает пистолет обратно в ящик стола на кухне. Он выглядит помотанным: синяки под глазами, растёртая кожа под носом, если бы Руслан не знал, что это из-за крови, часто стекающей по лицу, то подумал бы, что Кашин вновь начал употреблять. Тушенцов быстро разувается и, стерев с лица случайно появившийся оскал, серьёзно смотрит на спокойно севшего за стол Даню. Длинная футболка под огромной толстовкой, шорты до колен и короткие белые носки. — Почему ты не отвечал? — строго произносит шатен, встав рядом. — Думал, как далеко ты зайдёшь, — пожав плечами, отвечает Кашин. — Я успел с ума сойти, если тебе интересно. — Стоило того? — Определённо, — усмехнувшись, Руслан без разрешения скидывает с него капюшон и, как только хватает на себе чужой взгляд, продолжает. — Я от тебя не отвяжусь. Кашин улыбается и, встав со стула, начинает напирать на бывшего друга. Застыв на месте как вкопанный, Тушенцов ждёт. Когда к нему прижимаются вплотную и проводят татуированной рукой по щеке, его больше не трясёт. Телефон выскальзывает и выпадает из кармана на пол, но он продолжает стоять. Словно испытывая его, рыжеволосый кладёт свою голову ему на плечо. — Я ни хуя не понимаю, и если ты не объяснишь, я тебе врежу, — прошептав это ему на ухо, Руслан отходит в сторону. — Если ты будешь угрожать мне в моём же доме, я точно солью историю своего автоответчика, в которой ты дрочишь на меня. — Мне плевать, я похищу тебя и иммигрирую в другую страну, — забрав пистолет из того же ящика, Тушенцов приподнимает брови. — Привычка прятать его сюда у тебя в генах? — Если что, сталкеров не признают нигде, не важно, пидор ли ты или нет. — Создам новую, — убрав пистолет обратно, Руслан лишь цокает. — Ты реально поехал, — рассмеявшись, Кашин садится обратно. — Может и так, зато я стою здесь и могу выбивать из тебя ответы сколько пожелаю, — вздохнув, Руслан подходит ближе вновь. — Ты не сольёшь, не мусорнёшься, и, даже если направишь на меня ствол, всё равно не выстрелишь, — он наклоняется к чужому лицу и, поджав губы, кивает. — И я безумно хочу знать почему. Почему тебе херово, пока меня нет рядом? Почему ты избегал меня? Почему ты приехал по первому зову, но не захотел от меня ничего, кроме секса? — Обида, наверное, — спустя несколько минут всё-таки выдаёт Даня. Опустив руки, Руслан задирает голову к потолку и обратно. Повисшее молчание затмевает разум. Он злостно ударяет ногой по стене и, приложив пару пальцев ко лбу, чувствует, как поднялась температура тела. Уже через несколько секунд Даня начинает смеяться, пока ничего не понимающий Руслан продолжает ходить из угла в угол. — Не из-за той ссоры, — начинает пояснять свои слова Кашин. — Это месть. За то, что ты меня тогда оставил. Если тебе интересно. — Интересно, блять, Дань, я обезумел от этого ебучего интереса! — Вот я и подумал, что тебе будет весело испытать на себе то, через что прошёл я, — Кашин подходит к чайнику, беззаботно наливая себе кофе в кружку. — Но ты реально переборщил. — Поэтому тебе и захотелось со мной переспать без всяких объяснений? Даня встаёт в ступор, так и не дойдя обратно до стола. На его лице проскакивает тысяча эмоций за раз, будто бы он думает над тем, стоит ли говорить что-то личное. Стерев улыбку с лица, его губы всё-таки разжимаются. — Ты мне нравился, — отвернувшись, Кашин отшатывается к ближайшей стене. — Давно нравился. Поэтому я желал не только того, чтобы ты прочувствовал то же самое, но и тебя в целом. Что-то по типу незакрытого гештальта под названием «Переспать с Русланом Тушенцовым». И, знал бы ты, Рус, как мне тяжело было подавлять агрессию, когда ты находился рядом. Рыжеволосый поворачивается к нему обратно, поставив кружку с кофе на кухонный стол. — Но оно того стоило. — Либо ты сейчас пристрелишь меня, либо я убью тебя, — сделав акцент на последнем слове, Руслан резко срывается в его сторону, уклонившись от удара в челюсть. — Но будет ещё хуже, если ты не простишь меня. — Смотри, ты почти не дёргаешься, — произносит Кашин, будучи в считанных сантиметрах от чужого лица. Именно после этих слов Руслана и начинает вертеть из стороны в сторону. Он задирает голову к потолку, неосознанно напрягает мышцы шеи и приоткрывает рот. Хватая воздух, несколько раз резко клацает челюстью. Проморгавшись, опять кивает. — Ключевое слово почти, — запнувшись на первом же звуке, проговаривает оставшуюся часть предложения сверхбыстро. — Больно? Могу приглушить свет, — усмехается Даня. — Я сейчас тебя приглушу. Руслан уже вот-вот застынет на месте, перестанет понимать где он и начнёт трястись. Больно? Больно, в принципе, всегда, бесконтрольно сокращающиеся мышцы не приносят удовольствия. Из-за недосыпа, из-за количества потребляемого в последнее время алкоголя, из-за ярких светодиодов в доме Кашина, из-за всего того, что ему противопоказано, но возле чего он крутится последний год, состояние и ухудшается. — Бита лежит в шкафу рядом с прихожей, — Даня расслабленно вздыхает, потирая нос. — Я в курсе, — всё так же злостно скрипит Тушенцов. — Ты не избавился от старых привычек. — Можешь пойти и набить мне ей рожу, если станет легче. — Нет! Блять, ты опять за своё, — Руслан хмурится, понижая громкость голоса. — Даже если я тебе нравился, почему ты терпишь всё это сейчас? — Потому, что ты и не переставал мне нравиться, — с абсолютно серьёзным лицом выдаёт Кашин. — Мне херово именно поэтому, эти чувства углубились внутрь и напрямую влияют на мой организм. Я не могу работать, не могу спать, я хожу по улице как призрак, а выгляжу как солевой. Вновь передёрнув головой, Руслан отходит в сторону. Всё сказанное Даней звучит как бред. Руслан будто вновь поймал сонный паралич и, как бы сильно не бился головой о всё вокруг, не может прийти в себя. — Зачем? — самое странное, что он мог сказать после признания в любви, но ничего больше не лезет в голову. — Я не знаю, — мягко улыбнувшись, Кашин отводит от него взгляд. Запустив руку в свои волосы, Руслан долго обдумывает его фразу. По сути, он и сам не знает, в чём причина его поведения. Ему просто хочется, он, собственно, и делает. Но это нельзя назвать ни влюблённостью, ни чём-то здоровым — это зависимость, запущенная степень озабоченности, не чистое желание любви. С ней Тушенцов словно прошёл через ещё один пубертат, в котором молодому телу необходимо только трахаться, знать всё на свете и получать всё и сразу. — Почему ты рассказал мне только сейчас? — Появилось ощущение, будто мы опять поссоримся и распрощаемся навсегда, — тяжело выдохнув, Кашин отшатывается к дверному проёму. — И если из-за страха и ненависти я не мог сказать тебе этого тогда, то теперь я чувствую, что это точно наш последний разговор. — Не говори так. — Поспорим? — он подходит к Руслану вплотную, заставив того перестать расхаживать по кухне. — Ты хотел разговора? Ты его получил. Если ты желаешь переспать со мной, мне не в лом, могу организовать и это, — стерев улыбку со своего лица, Даня вытаскивает руки из карманов шорт, оставив их висеть по обоим сторонам от своего тела. — Но сразу после этого тебе станет на меня поебать. Тушенцов хватает его за ладонь, крепко сжимает её, но не произносит ни звука. Он дрожит, неровно дышит и точно заикнётся, если решится возразить. — Ты бабочка, живущая своими желаниями, — Кашин посматривает на свои пальцы и переводит взгляд обратно. — Ты не ценишь то, что имеешь, тратишь, не думая о последствиях, отрываешься с головой и забываешь её где ни попадя, когда дело доходит до твоих интересов. Руслан вертит головой из стороны в сторону, прикрыв глаза. Всё, что он делал на протяжении этого времени, является прямым подтверждением того, о чём говорит Даня. Тушенцов веселился, шёл на сомнительные поступки, испоганил свою репутацию и, потеряв контроль над ситуацией, связал себе же руки, когда привлёк этим внимание властей. — И ты получишь всё, что хочешь, а потом захочешь что-то другое. — Нет, — Руслан притягивает его к себе, положив голову на чужое плечо. — С тобой так не будет, я клянусь. — Тогда, — Даня вырывает свою руку из захвата и начинает медленно расстёгивать его чёрную рубашку. — Переспи со мной и, только когда поймёшь, что ничего со мной тебя больше не связывает, повтори то же самое. Руслану не дают время обдумать предложение, с него уже стягивают одежду, проталкивая в спальню. Как бы не хотелось отвертеться от такой печальной ситуации, Кашина хочется больше. Всё это время он только и думал о том, чтобы услышать от него хоть пару слов, а после трахнуть его так, как ни одного похожего на него проститута. — Не знаю что сказать, — шепчет Тушенцов, почти не отвечая на прикосновения. — И не надо, твоя очередь молчать, — Даня саркастически прислоняет чужой палец к своим губам в знак соблюдения тишины. После этого Руслану вновь зажимает челюсть. Отрезвительная пощёчина мгновенно приводит в себя, и вправду, ждать Даня боле не собирается, он и так себе все нервы вымотал за этот год. — Где твои таблетки? — Где-то, блять, — потирая красную щёку и одновременно прощупывая карманы, отзывается темноволосый. — Выпали. Раньше, именно они и помогали Тушенцову заснуть и отпустить большой поток мыслей, неосознанно заставляющий его переживать по пустякам. Сейчас же, благополучно забыв про их существование, он погрузился в тёрки с Кашиным с головой. Это не процесс монтажа, не видеоигра и не выступление перед публикой, а секс с Даней, естественно, что из-за перенапряжения его дёргает больше обычного. Но, нельзя не заметить, что Даня в коем роде тоже поехавший — никто бы другой не согласился переспать с Тушенцовым в таком состоянии. Однако даже это не столь удивительно, как то, как сильно пытается держаться сам Руслан. Ему безумно хочется своего бывшего приятеля, в измученном теле чуть ли не отключается разум, эта застрявшая в голове мысль не позволяет отнекиваться дальше. Руслан наконец перехватывает чужие руки, прижавшись к Кашину вплотную. — Могу тебе отсосать, если хочешь, — протягивает он, поджав губы. — Ты мне хуй откусишь со своим дёрганьем, — отказывается Даня. — Твоя правда. Поняв, что зубы лучше спрятать куда подальше, Тушенцов лишь аккуратно стягивает с Кашина толстовку и проходится языком по чужой шее. Хочется доказать, что он не безвольная гнида, не мотылёк и не мразь, что бросит Даню дважды. Но спать с ним сейчас — одно из самых неловких событий в жизни. Они ещё не всё обговорили, кажись, Даня до сих пор расстроен, а улыбается чисто на автомате. Каждое прикосновение к нему — словно гладить кота против шерсти. Поэтому, проморгавшись, Тушенцов решает распределить инициативу на них обоих. Он мягко укладывает Кашина на кровать лицом к себе, опустившись перед ним на колени, громко выдыхает, напрягает мышцы шеи и, переступив через себя, стягивает с Дани толстовку. Запустив руки под чужую широкую футболку, аккуратно оглаживает бока, перебирая пальцами рёбра. Заметив, что Даня расслабленно заключает замок вокруг его шеи и прогибается в спине, Руслан уводит свои ладони под его поясницу. Кашин улыбается уже более искренне, это видно по разгоревшимся глазам. И если раньше они стояли только на старте, боязливо поглядывая друг на друга, то сейчас в ход идут одни из самых будоражащих приёмов: Тушенцов не кусается, как в прошлый раз, а осторожно оттягивает кожу, оставляя красноватые отметины. Даня подгибает ноги, обхватывая того со спины, и, быстро приподнявшись на локтях, вновь закидывает свои руки вокруг шеи Руслана. Они будто сливаются воедино, когда Кашин, задрав голову к потолку, наконец открывается полностью. Юрко сняв с него футболку, Руслан продолжает исследовать пальцами его торс. Теперь они оба сидят лишь в одних штанах, хватая редкие, но до дрожи протяжные стоны друг друга. Тушенцова вновь дёргает, что вызывает усмешку у Кашина. Он опускает голову, долго смотрит в карие глаза исподлобья, и, пока Руслан зависает в неопределённом для него самого состоянии с шумом в ушах, Даня стирает с лица улыбку и целует его в губы первым. Прикрыв веки, Тушенцов сдержанно проходится языком по зубам рыжеволосого. Он быстро отстраняется, наблюдая за до жути непривычной картиной: всё вокруг расплывается, оставляя лишь выражение Кашина, что светит на него ярче любых светодиодов. Так же, будто на одном из концертов несколько лет назад, когда они стояли вместе на сцене. Это всё тот же парень, с которым они были друзьями, тот же коллега, с которым они вместе писали музыку и снимали клипы, всё тот же Данила Кашин со своими проблемами, намерениями и прошлым, со всем, что ему только предстоит пережить, который избегал его, подыхая от собственных чувств все эти годы. И это — единственный человек, которого не заменит никто и ничто. То ли от боли из-за очередного сокращения мышц в районе живота, то ли из-за переизбытка чувств, у Тушенцова на глазах выступает по слезе. Хочется извиниться, рассказать, через что он прошёл, объяснить свои поступки, но Кашин и так об этом всём знает. Поэтому Руслан определённо убьёт себя, если позволит себе причинить ему вред ещё хоть раз. Сдержанно, Руслан кладёт руку на грудную клетку Дани и опускает его в подушки. Откинувшись на кровать, Кашин изучает реакцию бывшего приятеля. Утерев слёзы, Тушенцов мотает головой из стороны в сторону, будто бы стряхивая с себя грусть. Рыжеволосый притягивает его ближе ногами, не давая уйти в мысли, и тот плавно нависает над ним. Руслан неторопливо наклоняется к лицу Кашина. Хочется поцеловать его дважды. Трижды. Четырежды. Пятирежды. И ещё раз сто. Тушенцов мирно прикасается к чужим губам своими и отстраняется, повторив это движение раз тридцать. Синдром Туретта проявляется и здесь: пока Руслан не воссоздаёт данное действие идеально и не углубляет поцелуй, его не покидает ощущение незавершённости. Протиснув свой язык в рот Дане, тот начинает урчать. Этот звук выходит из него неосознанно, вместо сжатой челюсти и случайных слов, из него вылетает что-то между мурлыканьем кота и грубым лаем крупной собаки. Кашин откровенно насмехается над его приступами, но не перестаёт с ним целоваться. Когда Тушенцов стягивает с себя джинсы, оставшись в одних трусах, он не спешит проделывать с Даней аналогичное. Хочется растянуть каждый момент по максимуму, доказать, что Данила для него нечто большее. Тот, с кем хочется быть, а не просто трахаться и уходить. Руслан оставляет очередную багровую отметку возле чужого уха, мгновенно вылизывая повреждённый участок кожи. Пах к паху, он продолжает нежиться, не боясь, что Кашину надоест, ведь именно от этого тот и получает удовольствие. Шатен чуть ли не вылазит из себя, хватаясь за каждую реакцию тела Кашина. — Ты красивый, — шепчет Даня на выдохе. Глаз вновь начинает дёргаться. — И песни у тебя, — продолжает он. — Клёвые. — Можем записать новые, вместе, — поглаживая одновременно чужой пресс и щёку, отвечает Руслан. Вздохнув, Даня убирает от него свои руки и, когда Тушенцов приподнимается на коленях, приспускает свои штаны. Извернувшись, Руслан сдирает их с него полностью. Ноги у обоих слишком длинные, даже двуспальная кровать еле умещает на себе взрослых парней. Но даже выходя за её пределы, в одних трусах, они продолжают обжиматься. Даня лезет татуированной рукой куда не просят, Руслан и не против. Пройдясь ладонью через ткань по его члену, Кашин отводит взгляд. Стыдно? Нет, скорее непривычно. Но ещё непривычнее становится тогда, когда, не сидя на месте, Тушенцов стягивает с них обоих боксёры и проводит парой пальцев по копчику рыжеволосого. Теперь дёргаться начинает сам Кашин. Дрожь расходится по всему организму, глаза Руслана приклеены к нему намертво. С жадностью хватая каждое искривление губ, шатен тянет бёдра Кашина на себя. Продолжая оглаживать головку чужого члена, свободной рукой Даня находит под кроватью маленькую картонную коробку. У Руслана с собой нет ни презервативов, ни смазки, он приехал получать по морде, а не заниматься сексом. Благо, в той коробке находится пачка и маленькая стеклянка. Даня сам не предполагал, что когда-нибудь придётся пустить их в расход, они отложены чисто «на всякий случай», ведь раньше он вообще не трахался с кем-то у себя дома. Тем более, никто не трахал его у него же дома. Сбросив с кровати остатки одежды, Руслан аккуратно перехватывает смазку из ладони Кашина. Он лишь понаслышке знает, что нужно делать, обычно все проституты приезжали на вызов уже растянутыми. Сейчас же, Тушенцов обрабатывает руки антибактериальными салфетками и выдавливает прозрачный гель на пальцы. Даже если Кашину будет щипать, это всяко лучше, чем лезть грязными пальцами ему в задницу. — Замахивайся на меня, если я не то сделаю, — предупредив Кашина, Руслан кивает самому себе. Приподняв брови, Кашин начинает смотреть на него только тогда, когда глаза Тушенцова врезаются в его нижнюю часть тела. Убрав свои руки от него и сжав кулаки, Даня воспринимает прозвучавшие слова серьёзнее некуда. Если ему будет хоть каплю больно, он точно вмажет шатену по роже. Поднеся пальцы к чужой заднице, Руслан мнётся несколько секунд. — Вроде так, — шепчет он перед тем, как начать растягивать парня. Кашин хмурится, действительно, не сильно приятно чувствовать чьи-то холодные конечности у себя в пятой точке. И рыжеволосый с брезгливостью сжимает губы, стоит ему понять, что скоро на их месте будет член. Да, трахнуться с Русланом хотелось уже давно, вот только, в отличие от Тушенцова, Даня не изврат. Нет, он тоже дрочил на него, но не доходил до того, чтобы пихать себе что-то в зад. А, пусть и Руслан не скидывал ему подобный видеоматериал, Кашин уверен, он пихал. Просто не на видео. — Давай, вдох, выдох, — Руслан передёргивается перед тем, как ему прилетает кулаком по роже. Возможно ему не стоило добавлять третий палец так резко и без предупреждения. Отряхнувшись, свободной рукой Тушенцов разминает челюсть и жалостно поглядывает в лицо Дане. Возможно это Кашину не стоило отвлекаться на собственные мысли и следить за процессом, но уже не важно, виноват Руслан или нет: он подхватывает пачку презервативов и, высунув свои пальцы из Кашина, стыдливо отводит взгляд. Кажется, он вот-вот скажет какую-нибудь бредятину и, чтобы помешать этому, Кашин начинает говорить первым. — Нет, был бы у меня пистолет, — но никто не утверждал, что сам Кашин решит сказать что-то целесообразное. — Я б выстрелил. — Смерть во время секса, — надев на себя презерватив, отвечает Тушенцов. — Все СМИ бы взорвались. — Знаменитый «СЭМЭНЭ» опидарел и сдох, пока ебался с, — передразнивая бывшего приятеля, Даня запинается. Лучшим другом Руслан бы его уже не назвал. Бывшим товарищем, коллегой? Он не знает, кем он является для Тушенцова. — Не менее знаменитым Данилой Кашиным, — продолжает за него шатен. Подхватив чужую улыбку, Даня усмехается. И вправду, не обязательно быть кем-то, чтобы быть собой. Рядом с Тушенцовым вообще не надо корчить из себя что-то, он и так всё понимает. А если у него останутся вопросы, Кашин уверен, последний сделает всё, чтобы их спросить и получить ответы. — Всё, спокойно, — говорит Руслан самому себе. Кашин, по ощущениям, уже пережил все стадии смирения, однако сам Руслан только завершает фазу непонимания. Присев поудобнее, он запрокидывает чужие ноги себе на плечи и так же быстро опускает их, боясь задеть Кашина своим дёрганьем: не хотелось бы случайно откусить от колена Дани кусок. Поэтому, просто подтянув его поближе, Руслан кладёт свои руки на бёдра рыжеволосого и боязливо толкается внутрь. Оставшиеся капли смазки помогают ему войти в Кашина полностью почти сразу, однако последний толчок происходит непроизвольно — организм Руслана сам двигает его вперёд. — Ух, блять, — подавившись глотком воздуха, Даня приподнимается на локтях. Искры, мечущие из глаз, обжигают их обоих. Зависнув на месте, Тушенцов оглядывает Кашина целиком. Вспотевший, учащённо дышащий парень перед ним вызывает тысячу и одно чувство одновременно. Самое крупное желание, выскочившее в голове Руслана — это поцеловать его вновь. Так он и поступает, потянув Даню на себя двумя руками. Схватившись за плечи шатена, Кашин усаживается на него целиком. Когда отвертеться от взгляда не получается, на пробу двигается вперёд-назад. Поймав море эмоций на лице Руслана, повторяет то же самое движение вновь. Отстранившись, Тушенцов приоткрывает рот и задирает подбородок. Кажется, его зрачки закатываются под веки, оставляя только белую конъюнктиву. — Складывается впечатление, будто это я тебя ебу, — Даня выгибает бровь, возвышаясь над ним. Однако Тушенцов молчит, пытаясь урегулировать дыхание. Сердце выпрыгивает из груди, отдавая пульсом по всему организму. Опустив голову, он чётко передвигает свои руки на талию Кашину и смотрит на него уже более уверенно. Накинувшись на Даню с жадным поцелуем, Руслан всё-таки прокусывает тому нижнюю губу. Металлический привкус во рту распространяется на всё вокруг с пущей уверенностью: всё с той же кровью на языке, Тушенцов кусает Даню в предплечье. Если бы Кашин прямо сейчас двинул ему по морде кулаком, он бы всё равно не пришёл в себя. Но Кашин, собственно, делать того и не собирается. С помощью чужих рук, приподнимающих и опускающих его в медленном темпе, он каждый раз насаживается на член глубже и глубже, оставаясь в этом положении всё дольше. Вцепившись в плечи Руслана намертво, Кашин, улыбнувшись во все тридцать два, начинает подпрыгивать самостоятельно. Внизу всё сводит, в голову отдают импульсы. Приятнее этого уже не будет ни одно вручение самой престижной в мире музыкальной награды. Он слышит, как за открытым окном начинают сыпаться прозрачные капли. Поздний летний дождь отдаёт прохладой, ветром обдувая разгорячённые тела. Когда Даня опрокидывает Руслана на спину к изножью, на него всё-таки попадает несколько миллилитров августовских осадков. Пока Тушенцов начинает надрачивать ему, Кашин изгибается в спине и вновь елозит по чужому паху во все стороны. Трясти их начинает мгновенно. Руслана — потому что он на голову поехавший. Даню — потому что он не лучше. Очередной порыв уверенности, в этот раз с лица Тушенцова, переворачивает их обратно к изголовью. Теперь уже Кашин лежит на спине, схватившись руками за промокшее одеяло. Он сжимает его сильнее с каждым толчком, грозясь порвать ни в чём не виновную ткань на мелкие части. Забыв про существование всего вокруг, Руслан наращивает темп и начинает входить в тело Кашина с особой грубостью. Прикрыв глаза, он словно превращается в робота, доводящего одни и те же действия до идеала. Кашин уже не может понять — это приступ синдрома Туретта или у Тушенцова отключился мозг. Вытрахивая из Дани последний воздух, тот откровенно переусердствует, ведь вся нижняя часть тела заметно краснеет. Наконец, запрокинув голову к потолку, он несколько раз толкается в Кашина до основания и замирает. — Не дай Бог ты сейчас отрубишься, — шепчет Даня, излившись ему в руку. И вправду, Руслан выглядит так, будто сейчас упадёт замертво. Белый шум в ушах, зрачки заехали под веки, его будто током ударило. Из-за гиперчувствительности всё тело простреливает, Руслан отвисает лишь спустя долгую минуту, наполненную насмешками со стороны Кашина. Не удивительно, почему в плохие времена от него сбежали все проституты — кончив, Тушенцов смахивает на живого мертвеца. Так и не вытащив из Дани свой член, он падает на кровать спиной назад. — Блять, ты как? — спохватившись, Даня вытаскивает из задницы презерватив и, быстро подогнув под себя ноги, присаживается возле Тушенцова. — Ахуенно, — словно под чем-то, улыбается Руслан. Они оба выглядят как потерянные наркоманы, но обоим на это с высокой колокольни. Положив руки под свою голову, Руслан передёргивается, и Даня, найдя эту затею весёлой, целует его именно в этот момент. Приоткрыв глаза шире обычного, Тушенцов удивлённо поглядывает на него перед тем, как отрубиться окончательно.***
Потянувшись, Кашин приоткрывает глаза. Отголоски прошлой ночи отдают нытьём по заду. Жаль только, что просыпается он в одиночестве. Даня оглядывается по сторонам с досадой дольше обычного, но так и не находит ни Тушенцова под боком, ни его вещи, ни вообще какие-либо признаки его существования. Огорчённо, Кашин подтягивает к себе свой телефон. Ни новых сообщений, ни звонков. Руслан ушёл, как тот и предполагал. — Блядота, — схватившись за голову, пару минут сидит в таком положении. Свесив ноги с кровати, находит своё состояние липким и мерзким. Поднимается слишком резко, схватив темноту перед глазами. Бьёт со всей дури кулаком о стену, проклиная всё вокруг и с отвращением подбирает свою одежду. Тушенцов — поганая мразь, не оставившая после себя даже использованного презерватива. Выкрикнув ещё пару матных слов, Данила поздно замечает стекающую по лицу кровь. Это правда, его мозг пропитан чувствами похуже сердца, именно эмоции, которые испытывает Кашин по поводу Руслана, напрямую влияют на его самочувствие. И теперь, когда его приподняли к небесам, а потом опустили ниже плинтуса, становится херовее, чем было когда-либо. Добежав до ванной, Кашин умывается и запрыгивает в душ. Отмыв всё тело, вспоминает мутного чувака, который на одном из его концертов кричал, что он заказной киллер. Поймав себя на мысли, что надо бы связаться с ним и попросить его прикончить некого Руслана Тушенцова, вылезает из ванной и быстро набрасывает на себя чистые вещи. Это — последняя капля, после такого, не имея возможности избавиться от чувств к Руслану, он просто избавится от него самого. С надеждой, что это поможет, Даня заваривает себе кофе. Но даже выпить его в спокойствии не получается: всё просто вываливается из рук. — Сука, чтоб ты сдох! — кричит он ещё громче, чем все слова до этого. — Ты чего здесь матом орёшь? Оглянувшись, Кашин натыкается на непонимающее лицо напротив и с грохотом ставит чашку с кофе на столешницу. Живой, настоящий, кажется, уже выпивший обезболивающие таблетки, и светящийся спокойствием Тушенцов стоит на веранде. Они оба приподнимают брови, исследуя друг друга взглядом. И если Даня просто молчит, готовый уверовать в Бога, то Руслан, уже давно отдавший свою душу под покровительство ада, начинает смеяться. — Это ты так на ковшик с кофе сорвался? — Руслан открывает дверь шире, ступая на пространство кухни и выключает плиту. — Я думал, что ты ушёл, — Кашин вытаскивает из ящика сверху пачку сигарет и зажигалку. — Говорил же, что с тобой так не будет, — он улыбается, стягивая с себя чужую толстовку. Отдав её Дане, Руслан проводит парой пальцев по его шее. Опустив на своё лицо тёмные очки, крепко впивается в него с объятиями. Отдохнув на чужих руках добрых три минуты, отстраняется и жестом просит последовать за собой. Надев на себя свою же толстовку, Даня отправляется следом. На нём ярко красная футболка, а сверху официальная коллекция одежды человека, с которым он недавно переспал, гласящая, что Бог с ним. Даня поправляет длинные шорты и надевает сланцы, подхваченные уже на пороге. Руслан же, в той же чёрной рубашке и джинсах, доходит до прихожей первым. Он открывает дверь, перехватив из руки Кашина сигареты с зажигалкой. Дождь шёл всю ночь, на траве виднеются сверкающие капли воды, на улице туман и достаточно прохладно. Вокруг них Питерский областной лес и белое утро. Всё вокруг пахнет влагой, ступая по промокшим дощечкам в конверсах, Тушенцов вытягивает из пачки две сигареты. Остановившись на самом краю крыльца, дожидается, пока Кашин подойдёт сзади. — Мёртвый Данила Кашин мне не нужен, — развернувшись, Руслан вытирает рукой остатки крови с чужого лица. Взяв из его другой руки сигарету, Даня мягко кивает. Размяв плечи, прикусывает фильтр и ждёт, пока к его рту поднесут зажигалку. Вместо этого, Руслан закуривает первым и, резким движением схватив Кашина за шею, притягивает его к себе. Искры пылающего огонька быстро перемещаются на сигарету рыжеволосого и тот вдыхает, не позволяя им затухнуть. — Я тебе не друг, так что не смей лгать. Ложь, ты знаешь, я блядски ненавижу, — Руслан выдыхает сигаретный дым ему в лицо. — Меня хуёвит, когда я думаю о ненависти к тебе, — честно отвечает Даня, запустив руки в карманы шорт. Он отводит взгляд на высокие деревья неподалёку, но уже не размышляет над тем, как и куда бы ему перебраться, чтобы быть ближе к городу. Сейчас рядом с ним Руслан, всё остальное не важно. — А мне кажется, что твоё тело отвергает злость ко мне, — сделав ещё одну затяжку, Тушенцов пожимает плечами и ухмыляется, — Потому что я тебе слишком сильно нравлюсь. — Не отрицаю, — строго произносит Кашин, переведя свой взгляд на шатена обратно. Они уже выросли из своей неуверенности и желания тешить эго до последнего. Да, эмоции сильны как никогда, но желание остаться рядом друг с другом сильнее. Как никак, оба из них слишком долго к этому шли. — Есть чувство, что это наш последний разговор? — спустя несколько секунд, вопрошает Тушенцов. Приподняв с лица свои чёрные очки, он уверенно смотрит в потемневшие глаза напротив. Даня неосознанно улыбается перед тем, как начать говорить. — Оно присутствует всегда. — Тогда, пусть каждый из них будет последним. Прохладный ветер уходящего лета поддувает со всех сторон. Схватив Кашина за ладонь, Руслан притягивает его ближе и крепко сжимает чужие пальцы в своих. Он медленно целует его, отдаваясь прикосновениям по всей спине. Быстро, они перемещаются Тушенцову на щёки. Он прикрывает свои глаза и спокойно выдыхает в губы Дане сигаретный дым, уверенный в том, что теперь его перестанет дёргать так часто. Возможно, их больше ничто не связывает. Однако это не значит, что нужно разбегаться по разным уголкам планеты и возвращаться к началу, разорвав все мосты. Руслан восстановит свою репутацию, развеет слухи, но не отвернётся от Дани. Ведь, пусть Тушенцов впредь и не имеет преступных намерений, Кашина он бросать не собирается. И точно не отпустит. Больше никогда.