Записки вынужденного морехода

      Вся эта затея с круизом ещё на этапе обсуждения показалась мне пьяным бредом. Но в этот раз слова не разошлись с делом — Мише загорелось своё тридцатилетие отметить с размахом. И размах этот щедрой дланью простёрся аж до Египта.       День 1.       Шесть часов в пути до Хургады пролетели незаметно. Мишка додумался протащить на борт… коньяк в мягких упаковках от детского пюре. И три здоровых лба, Мишка, Пашка и я, весь полёт сосали якобы фруктовые салатики, хитро подмигивая недоумевающим стюардессам. Набрался я хорошо, и как умудрился пройти паспортный контроль, осталось для меня загадкой. В машине, что везла нас до порта Галиб, я тупо спал. Из встречающих на яхте запомнил только мулата с дредами — уж слишком восторженно он радовался нашему прибытию. Потом ещё были брифинг и приветственный ужин-фуршет — лучше б меня завернули на паспортном контроле.       День 2.       Мы вышли в открытое море. Как же мне хреново. Жаль, слова на бумаге не могут передать ни интонацию, ни силу моей боли. Яхта стала на курс до Сент-Джонса. Погода была отличная: солнце не палит, лёгкий бриз создаёт приятную свежесть, настолько бодрящую, что разумнее было бы накинуть ветровку. Но вместо того, чтобы наслаждаться прелестями круиза, я в одной футболке забрался на верхнюю палубу, уселся, вцепляясь пальцами в леер, выбрал точку на горизонте и замер — даже лёгкая волна вызывала у меня приступ тошноты. Мишка с Пашкой откровенно забавлялись, втянув в своё соревнование в остроумии Шоколадку, как сам представился тот мулат с дредами, единственный в команде, кто говорил на ломаном русском. Мне было пофиг на их шуточки — лишь бы яхту не раскачивали. Правда, с этим вполне справлялось само море. Я прикрыл глаза, расслабился, стараясь удержать сознание в точке баланса, и задремал. Очнулся от ощущения тяжести накинутого на плечи пледа. Первое, что я увидел — босые ступни и замызганные парусиновые штаны. Медленно поднял взгляд выше, стараясь рассмотреть стоящего рядом, но солнце било прямо в глаза. Он стал наклоняться. Загорелое, обветренное лицо матроса выплыло из яркого пятна света и всё приближалось, заставив меня часто моргать. Смуглая кожа делала его светло-зелёные глаза ярче, борода с проседью и морщины говорили, что он старше меня лет на десять. Он едва заметно улыбнулся, протянул стакан с ещё дымящимся прозрачно-жёлтым напитком и кивнул, мол, бери. Не знаю, что было намешано в этом чае, но я ожил. Причем настолько, что смог повернуть голову против движения яхты, спуститься вниз и не грохнуться в обморок. Сил даже хватило на то, чтобы разок окунуться в море и лечь спать.       День 3.       Его зовут Али. Он редкий гость на верхних палубах. Но как только появляется тут, мой взгляд прикипает к нему. Он носит смешную шапочку, застиранный тельник, который, как рассказал Шоколадка, достался ему от щедрых туристов — «Русские очень хороший» — и мешковатые штаны. Всё, что оставалось мне, облизывать взглядом его голые ступни и ловить едва заметную улыбку, которую он старательно прятал в бороде. Сегодня по плану у нас дайв сайт Fury Shoal — Шоколадка обещал показать дивной красоты коралловый сад и в красках расписывал прелести затонувшей яхты. Я проверял снарягу, когда Али скользнул мимо меня, передвигаясь бесшумной тенью. Обогнув яхту с правого бока, я встал так, чтобы меня не было видно из рубки. Али быстро раздевался, небрежно скидывая вещи в кучу. Оказалось, он коротко стрижен, но длины волос хватало, чтобы опознать благородное «соль с перцем»; под одеждой скрывалось поджарое тело атлета с узкой талией и длинными ногами. Я шумно сглотнул, когда Али, поправляя пояс тёмно-синих плавок, на миг обнажил полоску белоснежной, не тронутой загаром кожи. Он натянул на лицо допотопную маску с трубкой, подхватил с рундука небольшой якорь. Обернулся, будто знал, что всё это время я наблюдал за ним, легко переступил через рейлинг, вытянулся в струну и прыгнул в море «солдатиком». Казалось, моё сердце ухнуло следом.       После, опускаясь в сопровождении Шоколадки к коралловому рифу, я представлял, как передо мной, разрезая зелёную толщу воды плечами, плывёт обнажённый Али.       День 4.       Сегодня мы кинули якорь около Сатайи. Днём довелось увидеть стаю дельфинов. Мишка с Пашкой радовались, как дети, несмотря на то, что в лагуне был разрешён только сноркелинг. После обеда Мишке удалось уболтать Шоколадку на ночное погружение. Допуска на этот вид у меня не было, и после ужина я взирал на сборы ребят, беспечно потягивая коктейль. Подошёл ближе к корме, где Али помогал им надеть на спины баллоны. Вместе с ним проследил, как тёмные во́ды медленно смыкаются над тремя головами, как белые лучи фонарей истончаются, опускаясь глубже. На мою поясницу легла ладонь. Я вздрогнул, словно меня прошило током. Глаза Али в темноте стали такого же малахитового цвета, как и морская вода. Он приложил палец к губам, и, пятясь, стал отступать к спуску к каютам. Я шёл за ним, как на привязи, ускорился, когда Али скрылся в темени нижней палубы полностью. Он вынырнул мне навстречу неожиданно, едва не сбив с ног жадным поцелуем. Яхта мерно качалась на волнах. Лунный свет, как софит, высвечивал через иллюминатор узкую койку, где сплелись два разгорячённых тела. Так заканчивался предпоследний день нашего путешествия.       День 5.       Я проспал ночной переход. Мишка, не дождавшись меня к завтраку, пришёл будить в каюту.       — Горазд ты спать, — заявил он с порога, — такое ощущение, что не мы с Пашкой, а ты полночи плавал.       Я прикусил язык, чтобы не ляпнуть лишнего. Сладко потянулся, разгоняя по телу приятно-болезненное послевкусие случившегося секса.       Оказывается, мы уже час, как стояли в порту. Али сошёл на берег, едва яхта пришвартовалась, оставив мне на память кожаный шнурок с маленькой звёздочкой коралла.       Через три часа мы улетали в Москву.