Обрывки неразборчивым почерком

      Она видит его всклокоченность. Ищущий взгляд, напряжённые руки, отрывистая речь, чётко продуманные слова. Только по делу, вся информация. Он передаёт ей носители, но сам рассказывает краткую выжимку: место дислокации, возможные пути отхода, психологические портреты террористов. Она доверяет как себе — откладывает флешку и внимает ему, впитывая каждое слово, давая понять: «Всё в порядке, обычное дело: я сосредоточена и максимально собрана».       Иван заканчивает, но остаётся сидеть на месте. Она на миг задумывается над полученной информацией, тянется к телефону и осекается, замирая. Он смотрит насквозь, ловит её взгляд на долю секунды… Бесшумно встаёт и молча уходит.       Полковник отточенно набирает номер, вчитывается в строки на мониторе, перелистывает ежедневник — время пошло. Но потом — и где-то далеко внутри сейчас — она благодарна Тихонову за это. За молчаливое принятие её решения, за веру, поддержку и безупречную работу. За вовремя обузданную им попытку удержать, уберечь, в очередной раз заставить её бороться с нежеланием смотреть в его глаза, видеть этот взгляд. Сумасшедший, опечаленный, насквозь просматривающий будто рентген, до предела, звеняще, безоговорочно влюблённый взгляд.       Майор заходит чернее тучи. Сутулые плечи, ровные шаги, дистанция в полтора метра. Замирает у стола и кивает: время не ждёт. Полковник отвлекается на часы: до окончания данного им времени — меньше часа. Путь до указанного преступниками места — сорок минут. Время, как и надежда на успех, утекает сквозь пальцы. Выход только один: она выполнит условия террористов, иначе и быть не может.       Оставляет пистолет в сейфе нетронутым, как и сумку, документы, отчёты. Выходит из кабинета с полным ощущением — до буфета и обратно. Но лёгкие вдруг опаляет жаром, сердце пропускает удар, полковник оборачивается на пустующую лабораторию, улавливает тремор рук и сжимает их в кулаки, ровно вышагивая к выходу на парковку.       Круглов открывает дверь минивэна, сам садится за руль. Её проницательный взгляд цепляется за острые плечи, растрёпанные волосы, уставшие глаза, подсвеченные ярким светом мониторов в затемнённом салоне автомобиля. Полковник садится в кресло и промахивается мимо подлокотника, ударяясь о него локтем. Звук отвлекает хакера от работы, он всматривается в лицо Рогозиной несколько секунд, прежде чем прервать тишину:       — Осторожнее, Галина Николавна.       Ваня улыбается и, вдохнув, возвращается к монитору. Они оба знают: он не про подлокотник.       — Готово, — вибрирует рация, и Иван снова делает вдох. Кажется, последний раз он вдыхал, когда Галина Николаевна входила в здание — прошло больше двух часов. По ощущениям — целая вечность.       Руки трясутся, пальцы промахиваются мимо клавиш, губы искусаны до крови. Иван бросает поиск и обработку информации, выбегает из машины, держась за её дверь, оглядывается. На улице вечереет, солнце идёт к закату, но глаза всё же слезятся от дневного света. А, может — и скорее, — не только.       Он отвлекается на громкий шум слева, правую руку обжигает чьим-то касанием, Иван почти нос к носу сталкивается с полковником. Лёгкие жжёт от недостатка кислорода, глаза еле открываются от жгучих слёз и нежелания их показывать. Тем не менее Тихонов мёртвой хваткой вцепляется в руку Галины, буквально затягивает её в салон автомобиля, закрывает дверь и выдыхает, не в силах разжать ладонь.       — Галина Николавна. Галина Николавна, — шепчет, не осознавая; лишь бы добиться ответа, лишь бы не мираж, лишь бы живая. Полковник вымученно улыбается и треплет по макушке, а потом кладёт руку поверх его.       Иван приходит в себя уже на подъезде к службе, улавливает размеренное дыхание и старается дышать в унисон. Когда же этот чёртов день уже закончится.       Солнце почти заходит за горизонт. Прохладный ветер подгоняет путников, увлечённых неторопливой беседой. Иван садится на качели, носком кроссовка рыщет песок, из-под упавших на лицо прядей смотрит на Рогозину. Она заканчивает фразу, садится на соседнюю качель и тихонько отталкивается. В свете закатного солнца её лицо, вся она кажется недосягаемой картиной, которую Ваня видел в детстве в каком-то музее. Они ходили с классом; он не хотел, а потом все два часа простоял у одного экспоната, прикованный глубиной взгляда, устремлённого на него с картины. Это была Рогозина. Конечно, Рогозина. Она всегда была рядом с ним.       Галя останавливается, увлечённая созерцанием безмятежно летящих над головой облаков. Вдыхает свежий воздух, уже наполненный предвещающим дождём. Медленно поворачивается к Ивану, намереваясь озвучить свою мысль, но вдруг ёжится то ли от пронзительного взгляда карих глаз, то ли от внезапно начавшейся грозы.       Капли стекают по лицу, одежда липнет к телу. Под раскаты грома и редкие молнии они стоят под козырьком подъезда. Иван вызывает такси, Галя прикрывается от ветра лёгким плащом. И думает. Рискованно, чревато последствиями, пленительно и заманчиво думает.       Он долго на неё смотрит, прямо в глаза, ловит за руку, не отпускает дольше обычного. И становится ясно, что вооружён тут только он, хоть пистолет и у неё.