who is in control

      На контрасте с черным шелком простыней от природы смуглая кожа Ёна казалась белоснежной.       Особенно это бросилось в глаза, когда он повел бедром, явно намекая, что ноги уже начали затекать. Тихий шорох шелка. Обнаженное бедро, прикрывающее всё самое интересное. Это было бы слишком избито и пошло, но Ёна всё ещё был Ёна, и само его присутствие в комнате создавало настроение, при котором повернуть назад было просто невозможно.       Пальцы ног робко подогнулись, собирая простынь складками. Обнаженный живот напрягся. Звенья цепи на кожаных наручниках, закрепленных вокруг столбика в изголовье кровати, тихо звякнули.       Ёна облизал губы. Так, как умел только он. Улыбнулся. Его взгляд…       Сана отвернулся, нарочито долго рассматривая расставленные на поверхности старомодного комода предметы. Палочки благовоний исходили тонким ароматным дымом. Было довольно душно.       Плотные черные перчатки скрипнули, когда Сана натянул их повыше на запястья. Обнаженные предплечья напряглись, демонстрируя завидный рельеф, но тут же расслабились. Чтобы расслабить челюсть, пришлось потратить чуть больше усилий. Сан склонил голову к плечу, чтобы размять шею. Тепло, растекающееся по телу, предательски тяжело осело внизу живота.       Тихий скрип кожаных ботинок.       Ёна было не очень удобно смотреть вперед, да и руки действительно затекли. Как и ноги. Но менять позу он не собирается. Когда в изножье кровати вырастает фигура Сана, он чувствует, как ноги самопроизвольно сжимаются, постыдно приятно надавливая бедрами на спрятанные от Сана гениталии. Несмотря на тепло в комнате и даже духоту, Уёна бьет иррациональный озноб. Нетерпеливый озноб. Озноб стыда, но не такого, когда хочется спрятаться и забыть о неловкости, а того, что приподнимает член от темного тягучего чувства возбуждения. Ему тяжело дышать, когда Сана смотрит на него. Он боится спугнуть этот тяжелый влажный взгляд, потому что ощущает его жар на своей обнаженной коже. И снова тело Ёна пробивает озноб, приподнимает волоски на теле.       Сан опускается перед разложенным Уёном на колени. Это выглядит странно, словно не руки Ёна сейчас зафиксированы, и не он лишен одежды и полностью беззащитен. Сан склоняется над ним, признавая бесконечную власть над собой. А ещё… Он склоняется над добычей.       Ёна снова не видит Сана и запрокидывает голову, чтобы усилить эффект неизвестности. Старается не завыть в голос, когда вслепую чувствует, как чужая рука в латексе прикасается к лодыжке. Нежно, но настойчиво разводит ему ноги, вынуждая подогнуть колени и переместить центр тяжести с бедра на задницу. Вынуждает раскрыться и продемонстрировать уже почти затвердевший член. Ёна не хочет опускать голову, чтобы не встретиться с взглядом с Саном, который не упустит возможности удостовериться в том, что вот так просто разбирает его на части. Он прикусывает нижнюю губу зубами, болезненно всматриваясь в темноту под потолком. Туда, в самый угол, не доходит желтоватый свет ночников на двух прикроватных тумбах. Ему кажется, что так будет не заметно, как стыдливый румянец возбуждения растекается по щекам.       Пальцы Сана демонстративно отстраненно проходятся по покрытой мурашками коже на ноге Ёна. От коленей к ступням. Вынуждая Ёна поджать пальцы. Кожа десертного оттенка, покрытая точками мурашек, выглядит слишком соблазнительно, чтобы не попробовать её на вкус.       Ёна шумно выдыхает, когда чувствует, как теплый влажный язык жадно проходится по напряженной щиколотке. Мышцы бедер Уёна дрожат, и Сан заключает самое узкое место на его ноге в крепкое кольцо пальцев. Он больше не лижет Уёна, прикасаясь губами к увлажненному своей слюной месту.       Один поцелуй.       Токи возбуждения поднимаются выше. Капелька естественной смазки скапливается на покрасневшей головке члена, всё ещё недостаточно твердого, но уже близкого к полной боевой готовности.       Второй поцелуй. Чуть выше.       Мышцы непроизвольно сокращаются, сгибая ноги в коленях. Ёна останавливает себя, чтобы не свести бедра.       Третий поцелуй. Ещё выше.       Сладострастный стон предательски вырывается из приоткрытого рта. Как же хорошо. Одновременно слишком мало, но так восхитительно неторопливо.       Сан достигает напряженную словно в судороге внутреннюю сторону бедра только с шестым или седьмым поцелуем. Кожа здесь такая чувствительная, что когда Сана показывает, что у него есть зубки, нежно прикусывая её как самый желанный в мире десерт, Ёна готов разорвать цепь на наручниках от напряжения. Его спина уже настолько изогнута, что он чувствует отчетливую боль в пояснице. Тяжесть внизу живота столь очевидна, что уже требует к себе большего внимания.       Язык Сана безжалостно скользит вверх, вынуждая Уёна трястись от предвкушения, но дойдя до заветного места, соскальзывает с кожи.       Ёна тяжело дышит, пытаясь расслабить сведенные мышцы живота и поясницы. Он чувствует, как капельки пота собираются на задней стороне шеи. Но всё ещё не хочет смотреть вниз, между своих разведенных ног. Он и так чувствует, как напряжен его член, как он мажет вязкой прозрачной жидкостью по животу и внутренней стороне бедер.       Если бы Сана прикоснулся к нему языком, то…       Пальцы Сана милосердно ложатся вокруг основания члена Уёна, и он благодарно стонет. Он знает, что Сану нравится этот звук, и считает, что тот его заслужил. Уён будет стонать ещё, если Сан…       Сана наклоняется ниже, и Ёна чувствует, как его дыхание влажно оседает на возбужденной плоти, жаждущей большего. Как же жестоко с его стороны так медлить.       Вместо того, чтобы прикоснуться к нему губами, Сана осторожно выдыхает теплый воздух на увлажненную головку. Член Уёна дергается у него в руке, а сам Уён издает булькающий звук задушенного возгласа. Сан ждет, когда Уён восстановит дыхание, и только тогда опускает кончик указательного пальца второй руки на очередную капельку, собравшуюся на беззащитной щелочке набухшей и покрасневшей головки. Вязкая капля тянется за пальцем, когда он пробует отнять палец от чувствительной тонкой кожицы, но затем снова опускает его, чтобы грубоватым резким движением размазать капельку смазки по очертаниям красноты. Он всё ещё крепко сжимает кольцо из пальцев на основании члена Ёна, и чувствует, как тот возмущенно сокращается под его пальцами, требуя больше свободы, чтобы ускорить наступление пика наслаждения.       Сана подбирается ближе, и Уён чувствует, как прогибается кровать под ним, когда он упирается коленями между его разведенными ногами.       — Ну же, Ёна, будь хорошим мальчиком, — Сан всё ещё не расслабляет кольцо из пальцев, но свободной рукой тянется к каменному животу Уна, разгоряченная кожа благодарно встречает его ладонь, и Уён тянется навстречу, будто ребенок в слепом доверии. — Для меня. Будь. Хорошим. Для. Меня.       С каждым словом пальцы Сана выписывают узоры на животе Ёна, постепенно уходя к бокам или к отчетливо выступающим сейчас границам ребер, грудная клетка Уёна тяжело и часто поднимается и опускается, кожа поблескивает в полумраке, горошины сосков такие острые и налитые, что смотреть одно удовольствие. Колено, обтянутое брючной тканью, жестко упирается в беззащитную потяжелевшую мошонку, выбивая искры из глаз, и Ёна кажется, что он сейчас закричит, но вместо этого обнаруживает себя с широко распахнутыми глазами. Наручники так натянуты, что даже несмотря на мягкую внутреннюю поверхность, Ёна чувствует боль в запястьях.       — Шшш, — раздается слишком близко к уху.       Тяжесть чужого тела, навалившегося сверху, слишком приятна, чтобы не оповестить об этом Сана тихим звуком, чем-то средним между стоном и хмыканьем. Уён старается потереться о грубую ткань на чужих брюках своим возбужденным членом. Сана позволяет ему это, с интересом наблюдая как Ёна с лицом похотливой шлюхи пытается добиться хоть каких-то дополнительных крошек удовольствия. Влажное пятно на брюках теперь не только от его собственного члена, но и от чужого, требовательно трущегося о бедро. Волна возбуждения от этих грязных мыслей растекается по телу, заставляя поджать ягодицы и непроизвольно дернуть тазом вперед. Уён хнычет под ним, понимая, что ткань слишком болезненно ощущается на обнаженном возбуждении. Он старается упереться Сану грудью в грудь, чтобы неосознанно приподнять от нижней своей части.       В сравнении с Саном Уён кажется маленьким, но всё равно достаточно сильный. А ещё очень упрямый. Сану не очень нравится, как он себя ведет, поэтому он отпускает член Ёна и опирается на вытянутые руки, полностью раскладывая его на кровати. Он строго смотрит на него через опасно сузившиеся глаза.       Две каменные колонны, которыми представляются Уёну руки Сана, возвышаются по обе стороны от его головы, и ему не остается ничего, кроме как встретиться с этим строгим взглядом. Желудок Ёна переворачивается, убеждая, что внутренности ему больше не принадлежат. Он смотрит в ответ, но не так, как от него ждут, слишком скользко, слишком неуверенно. И Сан заставляет его смотреть более прямо единственно эффективным способом.       Пальцы Сана смыкаются на челюсти Ёна. Довольно ощутимо, даже болезненно.       Внутренности Ёна ноют и мелко трясутся, дыхание учащается, а глаза увлажняются.       — Смотри сюда, — голос Сана, обычно растерянно нежный, звучит холодно и безэмоционально, и Ёна раздувает ноздри, не в силах разжать зубы и глубоко вдохнуть ртом, его темные глаза мелко бегают ещё пару мгновений и покорно останавливаются под требовательным взглядом Сана, когда воздуха в легких становится достаточно, чтобы немного успокоиться. — Молодец, — хвалит его Сан.       Пальцы Сана всё ещё больно сжимают ему челюсть, когда губами он накрывает губы Ёна. Он отвечает на поцелуй как изголодавшийся. Грубоватые ласки, властный поцелуй и язык, настойчиво пробирающийся внутрь. Ёна позволяет языку Сана протолкнуться глубже, и тот присваивает себе всего Уёна без остатка. Наслаждение слишком очевидно, чтобы слишком долго продолжаться, поэтому Ёна не хнычет, когда чувствует болезненный щипок за сосок, а только с готовностью вздрагивает и задерживает дыхание, чтобы привыкнуть к несильной тянущей боли.       Сана слишком много, и Ёна начинает тонуть в нём, задыхаться, терять связь с реальностью. Граница боли, сконцентрировавшейся в безжалостно оттянутом соске, осязаема и понятна. Она комфортна и знакома. Уён слишком близок, чтобы перевалить через границу боли в бескрайнее наслаждение. Воздуха слишком мало, но в тягучем тумане от его нехватки оргазм кажется таким близким, таким… Это будет слишком, если он кончит только вот от этого. Нет, это так унизительно, что остановиться невозможно.       Сан отстраняется, опуская Уёна обратно на грешную землю. Уёну хочется расплакаться, но он не может сделать даже этого. В поисках хоть какого-то способа достигнуть разрядки, он пытается снова свести ноги, сжать болезненно пульсирующий возбуждением член бедрами. Ему будет достаточно даже того, чтобы Сан несильно наступил бы сейчас ему на яйца. Он уже готов попросить об этом. Даже не попросить, а потребовать. Но не успевает издать ни одного звука. Чужие руки подхватывают его за бедра и разворачивают раком.       Мир переворачивается, на мгновение лишая равновесия. Запястья снова ноют, так как перекрученная цепь становится короче, и теперь Уён лишен даже той ограниченной свободы движения. Теперь он видит только свои скрещенные запястья, вытянутые вперед, к изголовью кровати. Тяжелая властная рука давит между лопаток, вынуждая прогнуться до конца, постыдно задрав беззащитный зад. Потяжелевшие яйца и изнывающий в болезненном возбуждении член провисают между ног, и Уён тяжело сглатывает, ощущая туман в голове. Нечто холодное прикасается к расставленным в стороны ногам. Холод металла обжигает лодыжки, фиксируя Уёна в одной позе на растяжке. Сердце ухает в голове и где-то в горле. Он не смеет издать ни звука.       Сан отходит так далеко, как только можно. Переводит дух, расстегнув пару верхних пуговиц на рубашке. Кожа на шее такая влажная, словно он только что вышел из душа, и Сан потирает её, пытаясь немного успокоиться. Второй рукой он неосознанно проводит по каменному стояку у себя в штанах. Член, которому уже нестерпимо тесно в трусах и брюках, исхитрился найти себе более-менее доступное положение и сейчас напоминал толстую палку, спрятанную в брючине. Сан тихо ругается, теряя остатки своего облика хорошего и правильного парня. Отвернувшись от расщеперенного на кровати Уёна, он с трудом расстегивает непослушными руками ремень и ширинку. Сдерживает себя, чтобы не простонать в голос от наступившего обманчивого облегчения, когда высвобождает член и несколько раз проходится кулаком по его длине. Поправив яйца над приспущенными спереди трусами, умудряется застегнуть пуговицу на штанах и ремень для надежности. Есть нечто возбуждающее в том, чтобы отодрать голого Уёна будучи самому полностью одетому.       Ёна прижимается щекой к скользкой простыне, чувствуя, как она прилипает к влажной коже. Ему приходится нелегко, потому что найти удобное положение непросто. Было бы проще, если бы он смог подобраться ближе к изголовью — это значительно снизило бы натяжение наручников, но распорка на ногах не дает не только сдвинуть колени, но и хоть как-то переместиться на кровати. Ёна мечтает только об одном — дотронуться до своего члена. Или точнее — чтобы Сана дотронулся до него. Но Ёна не обидится, если он просто освободит его и даст подрочить.       Кожа становится болезненно чувствительной. Открытая уязвимая поза, не оставляющая никакого простора для воображения, не самое выгодное положение, чтобы чувствовать себя хозяином ситуации или хотя бы просто в безопасности. Уён ощущает кожей, как меняется температура вокруг. Он слышит возбужденное дыхание Сана, который больше не в состоянии играть роль неприступного и хладнокровного. Уён снова ощущает единение с человеком позади себя. Сан идет у него на поводу. Даже сейчас, когда Уён хочет играть роль нижнего в маленькой партии, что останется, как обычно, только между ними. Он буквально видит себя глазами Сана и громко сглатывает, не в состоянии справиться со слюноотделением. Что нужно сделать, чтобы тебе подрочили?       Скользкий палец в латексной перчатке проникает между половинок Ёна, и тот сжимает кулаки от новых ощущений. Смазка недостаточно теплая, чтобы кожа на ягодицах не покрылась мурашками, и Ёна слышит вздох Сана позади себя. Это очень приятный звук, и член Уёна, уже начавший немного успокаиваться, заметно дергается.       — Ты такой красивый сейчас, — с усмешкой сообщает Сан.       Щеки Уёна пылают, и он старается потереться ими о шелковую ткань. Его член течет, скользя по внутренней стороне бедра, когда он ведет тазом в сторону. Но стоит Уёну это сделать, как палец Сана, уже не такой ласковый, одним резким толчком проникает внутрь подготовленного нутра. Кольцо мышц слабо, но сопротивляется, в основном из-за неожиданности и грубости движения. Уён трясет головой, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей. Одного пальца слишком мало, но Сан играется, резко вводя его внутрь и плавно вынимая. Он сгибает палец, растягивая теплые мягкие стеночки, будто изучая Уёна изнутри, заново знакомясь с местом, которое и так ему хорошо знакомо.       Уён сжимает кулаки и заглушает рычание, которое вырывается от того, что обильное количество смазки просто стекает из бутылочки между его ягодиц. Она стекает вниз, совсем немного попадая на вход, делая Уёна скользким не только в одном месте. Он прижимается грудью к кровати, послушно и прилежно приподнимая таз, когда чувствует скользкую руку Сана в перчатке на своих гениталиях. Сильные пальцы обхватывают основание члена и мошонки и ведут вниз, вызывая дрожь в ногах Ёна. Ему хочется, чтобы Сан сжал его член и хорошенько ему отдрочил, но он молчит, чтобы Сан не наказал его игнорированием.       Большим пальцем второй руки Сан проталкивается к дырочке и оттягивает одну ягодицу кремового цвета в сторону. Палец соскальзывает, и восхитительный обзор скрывается. Сан усмехается и снова повторяет движение, только теперь проникая пальцем более глубоко и оттягивая слабо сопротивляющееся колечко. Кожа у Уёна действительно очень вкусная на вид. Карамель, покрытая крошками мурашек. Её так хочется попробовать на вкус. И Сан не сдерживает себя — сложив два пальца вместе, бесцеремонно вторгается внутрь, продолжая оттягивать гениталии Уёна вниз, но при этом подается вперед и с садистким удовольствием кусает соблазнительно беззащитную, бесстыдно округлую ягодицу.       Ёна не сдерживается и громко стонет от неожиданности. В этом стоне и возмущение, и удовольствие, и он настолько сильно действует на Сана, что он тоже не может сдержаться и стонет в ответ. Сердце так сильно стучит.       Сан будто в награду усиливает давление ласкающей рукой, полностью переключившись на член Ёна, теперь его фрикции более быстрые, четкие, ритмичные. Он дает Уёну немного времени, чтобы догнать пик наслаждения, но не перевалить за него. Слишком рано. Разочарованный вздох, и движения замедляются. Сан чувствует, как утолщается и становится неправдоподобно твердым и без того возбужденный член Уёна. Он поглаживает укус на карамельной коже и снова отодвигает одну половинку, собирает большим пальцем смазку, стекающую струйкой к яйцам, и проталкивает её в подергивающуюся от его манипуляций дырочку. Это так красиво, что он мог бы потратить на эту игру не один час, но Уён явно вот-вот заплачет. Сан видит это, потому что его плечи подергиваются. И он жалеет Уёна.       Подготовленный анус со слабым сопротивлением принимает в себя три пальца. Сан имитирует полноценный половой акт, одновременно ускоряя фрикции на члене Ёна. Такой теплый, такой податливый, Ёна сам нанизывается на пальцы, капризно хнычет, полностью разрушенный Саном. Довести его оказывается слишком просто, и по тому, как поджимаются тяжелые яйца, как сжимается внезапно восстановившее силу колечко мышц, Сан понимает, когда нужно остановиться, чтобы не причинить Уёну дискомфорта.       Ёна кончает себе между колен, шумно выдыхая через стиснутые зубы. Рука в скользком латексе на его члене ещё пару раз проходится по всей длине, снимая оставшееся напряжение и давая ощущение абсолютной опустошенности. Остатки спермы слабым толчком изливаются на руку Сана, и тот еле слышно шепчет Уёну, какой он хороший, какой он молодец. Каким-то чудом Уён слышит его через взбесившийся ритм своего сердца и оглушающее дыхание. Ноги предательски дрожат, и он безвольно растекается, давая отдых затекшим от напряжения рукам.       Несмотря на то, что Уён сейчас малополезен, его поза всё ещё достаточно соблазнительная, благодаря распоркам, и Сан оставляет его в покое, чтобы подрочить самому себе. Он шипит, оттягивая ягодицы Уёна, а потом несильно шлепая по ним, когда доводит себя до пика одной рукой.       Запах Уёна, такой родной, такой соблазнительный. Ощущение живого тела, трепещущего от того, как ему хорошо от твоих действий.       Сан приподнимается на коленях, когда чувствует — вот-вот. Он умышленно кончает Уёну на спину. Оргазм такой сильный, а спермы так много, что он не сразу приходит в себя.       Ёна терпеливо выжидает, пока теплая сперма тонкой ленивой струйкой стекает между ягодицами и по ложбинке позвоночника к лопаткам. В какой-то момент руки Сана возвращаются к его разобранному на части телу. Сана собирает пальцем свою сперму с его тела и проталкивает внутрь, помечая свою территорию. Это так неожиданно и грязно для Сани, и размякший было после оргазма Уён чувствует, как снова возбуждается.       — Ты идеальный, — шепчет Сан, продолжая свои смущающие действия.       Он проходится поцелуями по бедрам, таким мягким, таким беззащитным. Он поднимается выше и выцеловывает себе дорожку до лопаток Уёна. Прижимается полутвердым членом к влажной заднице, слишком призывно оттопыренной, чтобы её игнорировать. Сан такой горячий, такой большой, что Уёна накрывает снова. Он чувствует себя полностью в его власти. И пережитый оргазм только укрепляет его благодарную покорность.       — Поиграем ещё? — ласково шепчет Сана, потираясь бедрами в брюках об обнаженные ягодицы Ёна.       Уён чувствует, как тяжесть чужого тела пропадает, оставляя его с сиротливой обидой лишенности, в одиночестве на кровати. Но он тут же подбирается, когда слышит металлический звук пряжки ремня. Его гениталии тут же поджимаются одновременно с этим звуком, потому что он знает, что это значит. Секунды или минуты — Ёна не может трезво оценивать время — тянутся бесконечно долго, а металлический звук пряжки так и звучит в ушах. Кожа горит, а тугие узлы внутри живота начинают сводить с ума, он инстинктивно тянется пальцами к цепочке наручников и перехватывает их, чтобы иметь дополнительную опору.       — Готов? — рука Сани, теперь без перчатки, ласково проходится по напряженным плечам, по проступившим четким очертаниям ребер и обозначившейся талии, поднимается выше и замирает на ягодицах. — Хороший мальчик, Ёна. Я тебя так люблю.       Рука оставляет только свой теплый призрак на разгоряченной коже, и Уён дергается в смятении. Мгновенная потерянность заставляет его испытать нечто схожее с паникой, и он жмурится даже не от предстоящей боли, а от того, что слишком сильно её желает.       Звук, с которым кожаный ремень рассекает воздух, Ёна не может спутать ни с чем, но его глаза широко распахиваются в немом удивлении, когда полоска кожи сразу со всей силой кусает его до боли, находящейся на грани позволенного. Непроизвольно его нижняя губа дергается, возвращая его во времена детских обид. Глаза мгновенно увлажняются.       Ремень скользит по укушенной коже, стекает по наливающейся жаром отметине, а следом скользит горячая ладонь Сана, оценивающая возможные повреждения. То, с какой силой он только что замахнулся, оказалось неожиданностью даже для него. Ласковая ладонь не останавливается и растирает нестерпимый жар, извиняясь. Спина Ёна дрожит, но его член на глазах наливается кровью, выдавая возбуждение хозяина. И Сан убирает руку. Он ласкает себя в попытке компенсировать часть возбуждения в собственные ощущения, не в силах оторвать взгляд от наливающегося красным следа на коже Уёна. Это слишком похоже на засос, и Сан понимает, что метит его таким странным способом. К тому же Уёну явно нравится.       Как и Сану. Как бы он не спорил с собственными ощущениями.       Сан отходит Уёна с другой стороны, чтобы не попасть по тому же месту второй раз, и какое-то время оттягивает следующий замах.       Ёна вскрикивает и тут же затихает, вгрызаясь в простынь, которая уже настолько им пропиталась, что кажется более неотделимой от его тела. Волна боли сменяется тяжестью удовольствия, и Ёна быстро достигает состояния, когда уже не ощущает себя в реальности. Ему снова хочется свести ноги, рефлекторно не оставляя в опасности уязвимые места, но следующий удар оттягивает его кожу где-то с правой стороны. Кусающий поцелуй ремня застает врасплох, и Ёна трясет головой, не зная, какой щекой прижаться к шелку простыни.       Когда Сан проводит безвольно свисающим ремнем по месту последнего удара, Ёна вздрагивает, но это не удар. Он ласкает его тем, что причиняет боль, и в голове Уёна откладывается, что боль ласкает. Диссонанс в его голове разгоняет возбуждение, и он бесстыдно стонет, потеряв остатки упертой гордости, он ведет задом за ускользающим ремнем. И сладострастно вскрикивает, когда Сан снова бьет.       Они повторяют игру столько раз, сколько позволяет терпение Сана, но в конце концов оно кончается.       Он больше не может наблюдать за поведением Уёна, которое рушит его следом. Ему нравится играть, но он больше не может. Он чувствует границу, когда видит, как капает с члена Ёна, и понимает, что если не остановится, то до самого акта они не дойдут.       Ёна вздрагивает, когда вместо ремня к его заднице снова прикасаются руки. Его кожа слишком горячая, чтобы даже согретая в руках Сана смазка не показалась слишком холодной. Он настолько хочет быть заполненным, до конца подчиненным и разрушенным, но при этом обласканным и уверенным в том, что о нем позаботятся, что тихо умоляет Сана взять его. И чем дольше Сан ласкает его и без того готовое нутро, тем громче и требовательнее звучит Уён.       — Трахни меня! Возьми! Заставь меня кричать! — шипит он, звеня цепочкой наручников, и Сан удивляется, откуда у него столько сил.       И откуда у самого Сана столько сил тоже.       Его влажные ладони скользят по горячим ягодицам, когда он помогает себе протолкнуться внутрь, даже сейчас не теряя над собой контроль. Даже оказавшись полностью внутри Уёна и продолжая слушать его требования грубого секса, Сан не теряет контроль. Его глаза закрыты, а ладони крепко держат Уёна под изгибы над бедрами. Он не дает своему требовательному монстру навредить себе, но тот затихает только тогда, когда Сан сдается и размашисто толкается назад и вперед до самого конца. Ёна всхлипывает от переизбытка чувств и затихает. Сана расценивает это как зеленый свет и повторяет движение, слишком приятное для себя самого. Чувствуя, как Уён пытается наклониться, Сан помогает ему немного сменить позу и угол собственного проникновения в него.       Трение раздраженной кожи о ткань брюк выбивает Уёна из колеи. Они никогда не делали раньше подобного, и новые ощущения, не позволяющие полностью переключиться от порки, выворачивают его наизнанку, делая даже ещё более чувствительным, чем раньше. Сан тяжело дышит на нём, и эта тяжесть тоже вносит свою долю в то, как сносит у Ёна крышу. Это не просто оргазм, он больше не ощущает себя Уёном и не уверен, что не потерял сознание на какое-то время. Тело тянет его вниз, отзываясь тянущей отходящей болью и всплеском дополнительных гормонов, приносящих необъяснимое иррациональное счастье. Ёна чувствует себя безнадежно привязанным к Сану, который замирает на нем, становясь нереально тяжелым. Одновременно ощущение чрезмерной наполненности только усиливается, и запоздало Уён издает возглас протеста, когда понимает, что Сан спустил внутрь него, и теперь ему придется постараться, чтобы избавиться от последствий секса. Словно подготовки к нему было недостаточно!       Сан выскальзывает из него, и Ёна пытается двигаться, оценивая ощущения, когда часть горячей спермы течёт по его бедру.       Сана всё ещё ничего не подозревает, когда включает свою гиперзаботливую обычную версию. Уён позволяет освободить себя и поухаживать за ним — дать обтереть мокрым полотенцем и растереть запястья и щиколотки. Он отталкивает от себя руки Сана только тогда, когда тот пытается прикоснуться к пострадавшей заднице. Кажется, что только сейчас Сана замечает, что Ёна выглядит как раздраженная кошка.       Уён всё ещё обнажен и сидит на кровати, сложив руки на груди, но Сан сдается перед ним, потому что не может спокойно пережить, что тот на него злится. Он опускается на пол перед Уёном и покаянно поднимает перекрещенные руки вверх. Наверное, ему ничего не нужно говорить, да Уён этого и не ждет. Он издает очередной возмущенный звук, не в силах выразить свои мысли, и толкает ладонями в массивную грудь перед собой. Сан старается перехватить его руки, но получается у него только тогда, когда он подается вперед и валит Уёна обратно на кровать. Ёна понимает, что проигрывает, и идет на хитрость — шипит от боли, стараясь перекатиться со спины на живот. Сан тут же замирает, боясь сделать ещё больнее, и Ёна получает возможность перевернуться и оседлать его.       Руки Сана неуверенно опускаются на любимые, множество раз зацелованные и исцелованные бедра. Осторожно. Нежно. Словно Уён это самое дорогое, что может быть в мире. Ладони Уёна более смело ложатся поверх его рук, показывая, что тот всё делает правильно.       — Это тебе за то, что не умеешь контролировать свою силу! — Ёна тихо и вроде бы мстительно шипит, припадая к Сану и кусая того за одно плечо. — А это за то, что спустил в меня! — Сан подставляет ему второе плечо, и Ёна ощутимо кусает его второй раз.       Сана громко ойкает, показывая, что побежден и наказан, но когда недовольный Уён приподнимается, уперевшись ему в плечи руками, тот слишком хитро улыбается.       — Я виноват, — признает он, поглаживая Уёна по бедрам, старательно избегая покрасневшей кожи. — Хочешь, буду носить тебя на руках всю неделю? — его улыбка слишком довольная, чтобы выглядеть виноватой, и Ёна вспыхивает, выпрямляясь и шлепая ладонями по рукам на своих бедрах.       — Тоже мне! — один глаз Уёна прищуривается, когда он оценивающе рассматривает Сана под собой. — Я ещё не придумал как, но ты отработаешь. Кстати, это твоя сперма сейчас на тебе. Наслаждайся.       Сан самодовольно улыбается, и это нечестно, потому что злиться, глядя на эти ямочки, просто невозможно.       — Какой же ты глупый! — отворачивается Ёна.       Он старается сохранить обиженный вид, но против воли отвечает улыбкой на улыбку. Ему слишком комфортно рядом с Сани, и не простить его он просто не может.       — У тебя ноги дрожат, — говорит Сан, будто это и так не очевидно.       Уён открывает рот, чтобы возразить что-то едкое, но вместо этого показывает Сану язык.       — Зато ты, — отвечает он, ерзая на Сане, — выглядишь так, будто способен ещё на заход.       — Эй! Эй! — Сан успевает перехватить Уёна под поясницу и мягко притянуть к себе, чтобы обнять. — Может остановимся на сегодня?       — Хорошо, можешь начать с того, чтобы отнести меня в душ, — смягчается Ёна, осторожно отстранившись и снова выпрямившись на Сане.       — Слушаюсь, — Сан перехватывает его руку за запястье и тянет к губам.       — Хэй! — слишком слабо возмущается Уён.       Он ещё ощущает отголоски того единения, что испытал с Саном, но от того, что их ждет за пределами спальни, его ощутимо потряхивает. Ему страшно до того самого момента, как руки Сана необъяснимо легко поднимают его с кровати. Где-то на полпути Ёна перестает думать о том, что будет потом. А ещё… Теперь он как-то иначе смотрит на то, чтобы Сан носил его на руках. Это оказалось неожиданно приятно.       — О чем ты думаешь, Ёна? — мурлычет ему Сан.       — Я коала, — Уён обнимает его за шею и шепчет под самое ухо. — Коала, которая покусает тебя, когда ты уснешь.       Сан хмыкает, оценив шутку, и удобнее перехватывает Уёна под бедра. Он считает, что Уён вполне может побыть коалой, если ему так комфортнее. Сан может любить и коалу.