Чагия: «Не спишь?»
Джисон щурится от бьющего в глаза света экрана телефона и быстро пробегает пальцами по клавиатуре, набирая ответное «Нет. Не спится». Он подключает телефон к зарядному шнуру, оставляя на столе, вытаскивает из шкафа чистую простынь и стелет на кровать, часто моргая, потому что глаза словно горят. Закончив с простынью, он поднимает скинутые до этого на пол подушки и кладёт их у изголовья кровати. Экран телефона снова загорается.Чагия: «Обнять тебя?»
Джисон читает сообщение через уведомление, не переходя в приложение, и гасит экран, откладывая телефон обратно на стол, начиная собирать пустые стаканчики из кофеен. Иронично, что, борясь с бессонницей, он собирает мусор, появившийся на столе всего за пару дней, который в основном состоит из бумажных стаканов, в которых видны — даже в сумраке освещённой лишь восходящим солнцем комнаты — круги на донышках от напитка. Забавно, что он даже кофе-то не пьёт — всегда выбирает что-то, не содержащее кофеина. Уставшее тело реагирует на приоткрывшуюся дверь раньше не менее уставшего сознания, развернувшись на тихо вошедшего в комнату Минхо. Джисон выкидывает сложенные друг в друга стаканчики в корзину под столом и растягивает губы в улыбке, встречаясь глазами со старшим. — Снова уснуть не можешь? — шепчет — чтобы не рушить подвешенную атмосферу доверия — тот, подойдя ближе к Джисону и положив холодную ладонь на горящую щёку. Джисон пожимает плечами, опуская взгляд на разноцветные новогодние носки, и мычит утвердительно. — Идём, полежим в обнимку, может уснёшь, — тянет Минхо его за руку к кровати. Они ложатся, как и всегда. Джисон вжимается спиной в стену, дарящую приятную прохладу, а Минхо — напротив, у края, переплетаясь с младшим ногами. Он протискивает руку под подушку Джисона и аккуратно, придерживая за кудрявую, тяжёлую от усталости макушку, притягивает его ближе, отрывая от стены и поглаживая второй ладонью по всё ещё влажной спине. Джисон успокаивается в тёплых объятиях Минхо и сам прижимается ещё ближе, начиная сопеть забитым носом в мягкую кожу на шее. Он прикрывает веки, наконец чувствуя облегчение. Поток мыслей стихает минута за минутой, пока Джисон расслабляется рядом с человеком, который ощущается домом. Всё вдруг становится так и тем: простынь уже не влажная, а тело не потеет от липкой жары — одеяло скомкалось в ногах в ненадобности, потому что Минхо согревает лучше, глаза уже не режет от слишком сухого воздуха, ноющие мышцы расслабляются — Джисон чувствует себя, словно забытое на солнце мороженое, так же растекаясь на простыне, а подушка, успевшая остыть, пока он ходил умыться и менял простынь, сейчас идеальной температуры. Он сам не замечает, как проваливается в сон, когда первые лучи поднимающегося солнца робко заглядывают в комнату, словно не решаясь нарушать покой, чувствующийся в воздухе сейчас. Минхо лежит, всё так же обнимая младшего, не следя за сменяющимися минутами, хотя скоро начнётся новый день и принесёт свои заботы, слушает ровное дыхание около уха, чувствует выдыхаемый Джисоном воздух на коже — обычно вскоре такое лишь раздражает чувствительную шею, но сейчас это лишь дарит успокоение после переживаний о младшем. Минхо лежит, обнимая Джисона, пока комната не затапливается золотым светом, и засыпает следом, пока в комнату проникают звуки пробуждающегося города из приоткрытого окна. Ветер легко колышет тюль, а до установленного на каждый день будильника остаётся спать всего пару часов.