дежавю

      Кабал считает себя абсолютно здоровым человеком: все тестирования и медэкспертизы подтверждали это, все знакомые говорили о его ахуенной харизме, а сам он никогда не ловил себя на подозрениях в неадекватности. Кабал здоров, Кабал не прокручивает мысли и не затягивает их в узел, в котором можно удавиться. Нет.       И он искренне рад этому — повидал много ебнутых на голову людей. Что в бывшей компании, что на вызовах, что просто в жизни. К примеру та же Кармилла - соседка снизу- отбитая на голову женщина, чёртова кошатница. Запашок в её квартире дошёл уже и до них, мерзость.       А ещё Кабал уверен, что Страйкер — Кёртис — Курт, тоже здоров.       Да, их двоих называли безбашенными, но это не более, чем условности работы — защищать покой граждан надо и снимая кошку с дерева, и накрывая целую лабораторию наркодилеров.       Как сейчас.       Они работают под прикрытием, Кабал, как самый незасвеченный своей мордой на людях, был наживкой, Курт следил за ситуацией. И всё вышло удачно — словили удачный момент, накрыли, порешали. — Блядь! — Бушевал один из пойманных, — Крыса ебаная! Кто так поступает?!       Кабал хотел что-то сказать перед тем как закрыть дверь автозака, но Страйкер его опередил. — Это работа, ничего личного, — со смешком он врезался в разговор и закончил громким хлопком двери перед носом мальца.       Обычная фраза, использованная где только можно, но теперь пластинкой крутится в голове. Голос знакомый, интонация тоже, ситуация — зеркально противоположная. До неприятного холодка на костяшках.       Лучше забить.       Забить не получается. На глаза теперь попадаются неприятные пятна в виде повадок: Кабал всё чаще стал замечать, как Курт от скуки мог поиграться с монеткой, как бережно — слишком бережно — относится к отцовскому пистолету, как упорно продолжает носить эту идиотскую кепку в здании, и в особо надоедливые моменты поправлять её, хотя сидит она идеально.       Не получается забивать, когда на очередном неформальном собрании в баре вместе с коллегами Кабал фотографирует их после повышения знакомого в должности — тупит, засматривается на экран фотоаппарата и замечает, что лицо Страйкера как-то неправильно выглядит. То ли тени упали странно, скрывая половину лица, то ли чёртово красное кольцо в зрачке мешает воспринимать всё как есть. Или само лицо? Не гордое, будто рад за знакомого, а надменное, ожидающее, будто так и хочет пустить на убой в опасные операции. Не до холодного пота, конечно, но кадык нервно дёрнулся. — Ну как мы там вышли? — Страйкер пытается вырвать его из раздумий, обрывая плёнку мыслей, но горьковатое послевкусие у Кабала остаётся, — Показывай.       И фотоаппарат покорно передаётся ему в руки. — Не, — Присматриваясь к фото, будто сам видит эти еле уловимые ошибки реальности, подытоживает он, — Лучше переснимем.       На этой фотографии уже всё выглядит как надо.

***

      Кабал здоров, да, просто иногда его мысли - сны - дежавю - моменты возвращают не в самый лучший отрезок жизни, который сидел в нём как родной, но упорно отравлял. Теперь-то он знает, что может не просиживать задницу в тесной комнатушке с рандомными женщинами и закидывать себе в глотку таблетки или, чего хуже, класть под язык марку, на диване после работы, с банкой пива, и просматривать старые киноленты с Кейджем. Каждый раз, когда Кабал заикался о фильме с участием этого актёра, Курт реагировал, будто ему предлагали посмотреть порно с подозрительно молодыми девушками — прищурит недоверчиво глаза, нахмурится, и отмахнётся. Не в его вкусе.       Но кадры глупого боевика не заостряли на себе внимание — всё внимание притягивали к себе те самые мыслишки, которые упорно затягиваются в узел на глотке Кабала. Он понимал, что это прозвучит абсурдно, понимал, что сознание просто захотело поиздеваться — белая полоса в жизни, а в жизни Кабала всегда всё идёт наперекосяк.       Но даже если есть малейший процент… — Который раз ты пересматриваешь это дерьмо, м? — Голос грубый, с горчинкой, будто указывают цирковому животному на очевидную ошибку, которую проходили не один десяток раз. Рука на шее ощущается острым стеклом, до боли холодная, будто вот-вот зажмёт и задушит. Кабала пробило на холодный пот, а в висках застучало.       Банкой пива с размаху бьют по лицу нависшего, перебираются через диван слишком резкими движениями, больно прижимают к стене и трясут-трясут-трясут. Боится увидеть чёткие очертания человека напротив. Кабал что-то орёт, почти панически высоко, но достаточно, чтобы человек напротив оживился.       Он боится. Правда боится. Не то, что перед ним на самом деле Страйкер, а то, что на него замахнутся. Поэтому давит до последнего. Сам бы задушил — да рука, по иронии, не поднимается. — ...Э-эй, прекрати! — чужие ладони выбрали не шею, не плечи, а предплечья. Сжимают практически отрезвляюще, будто этим простым жестом как-то вырывают сеть нервов, чтобы Кабал тут же отпустил и безвольно опустил руки, — Что на тебя, блять… нашло?       Курт отлипает от стены, гнётся, кривится от боли и трёт затылок. А у Кабала язык не поворачивается. Прекрасно понимает, но не может подобрать слов. — Ничего… просто… сука, — Он не знает что сказать, как оправдаться. Упираясь поясницей в диван, опускает голову и трёт лицо, размазывая капли алкоголя по коже, пытается собраться из жижи мыслей обратно в человека, но выходит плохо — дышать тяжело, — …Прости.       Страйкер тянет руки аккуратно, по-нежному массирует большими пальцами виски. Не понимает, что на душе, но понимает, что нужно успокоиться. Искренне волнуется, хотя должен злиться за помятое лицо, боль в голове и испачканный пивом ковёр. — Расскажешь?       Кабал моргает, зажмуривает глаза всего на пару секунд и поднимает голову, чтобы взглянуть на Страйкера — взгляд у того действительно обеспокоенный, ни капли злобы за ранки от аллюминиевой банки. — Я… постараюсь.