свадьба

— Ты серьезно указала байк, как гостя? — железный друг у алтаря не то чтобы смущает, скорее намекает, на какой цирк с конями Чосо подписался. Но это так. Грустно, странновато и по факту для справки, не то чтобы он может и хочет что-то менять. В его жизни происходило гораздо больше незапланированных и странных происшествий, чем свадьба с Юки Цукумо. Белое платье обтягивает ее мягкие бедра до неприличия и если честно, Чосо сомневается, есть ли на любимой белье. Алый стыда и потекшей на переносице крови, приводит в себя. Не хватало еще рубашку запачкать такими темпами. А оттирать кто будет? — Поймите, цветам нужна свобода. — А я что, не даю им ее? — руки в боки и потрясающе воинственный вид возлюбленной. К слову о последней, та невероятно упорно и чересчур долго ругалась с флористом, уверяя его, что орхидеи на арке выглядят не как могильные цветы. Шутка от Годжо Сатору, что вместе со свадьбой их ждут одни похороны, чудится пророческой. Главное об этом не думать и может тогда, все пройдет относительно спокойно? Юджи за три стола от них, осторожно подкармливает тарталетками с икрой шикигами, которые явно решили, что такая еда им тоже подходит. Собаки самозабвенно вылизывают ладони брата и в груди что-то трепетно сжимается, говоря лишь о том, что Итадори, солнечный и хрупкий, такой очаровательный в этом проявлении слабости и человечности. На следующее день рождения Чосо намерен подарить ему щенка. — Нет ощущения, что мы что-то забыли? — По человеческим традициям, я не должен видеть тебя в платье до начала церемонии? — предпринимает хилую попытку Чосо, когда крепкие руки Цукумо обвиваются вокруг его талии. Она звонко хохочет, мягко целуя в щеку, на коже остается приятный розовый блеск. — Не думаю, что это важно. Я имела в виду гостей, — щебечет шаман, листая список на чересчур ярком экране смартфона. Красная ковровая дорожка к алтарю хранит отпечаток туфель великого Тенген. Впрочем, не важно. Дорожку все равно кто-то да затопчет. Где-то у крайних столиков, флорист отчаянно пытается не уронить вязь орхидей в вазу с алкогольным пуншем, к которому время от времени подходит кто-то из снующих без дела гостей. И все-таки… Свадьба, наверное не должна быть такой? (Не то чтобы он видел много свадеб, поймите, у него то опыта и в отношениях не особо много… стыдно и неловко за сто с небольшим лет это признавать, но женщины интересовали его мало и, все что происходит сейчас рядом с Юки полная неожиданность, неизведанные воды в первую очередь для самого полупроклятья). — Стоило сказать Сатору, что пунш алкогольный, — смотря вдаль, возможно углядев там перспективу скорой катастрофы с долей жалости предположила Юки. Взгляд выискал среди разномастной толпы беловолосую каланчу, что неестественно покачивалась опираясь на плечи уставшего заранее и на всю жизнь вперед ученика. Мегуми Фушигуро явно словил дзен и приближается по состоянию души и тела к могильным, простите, свадебным цветам, что грустно свисали с арок. Возможно, с этой арки хотел свисать он сам, но омрачить похоронами, как и самоубийством чужую свадьбу, как минимум невежливо. — Можем пересадить его на задние ряды? — Он отрубится к началу церемонии, — Цукумо машет ладонью в белой кокетливой перчатке и хлопает светлыми ресницами, забавно округляя губы в букве «о». — Я вспомнила… Я забыла фату! Так или иначе, с каждой секундой, уровень фарса грозил пробить потолок. Чосо борется с желание потрогать пунш и погладить мягкую зелень, на которой стоит ряд пластиковых стульев для гостей. Жалко, что остальные братья не застанут всего этого, как-то совсем не весело проскальзывает мыслью на периферии. * Белая ряса священнослужителя на великом Тенген выглядит скорее, как конкурент по белизне платью Юки, но стоит сойтись на том, что они хотя бы не одинаковые. Он зачитывает чересчур длинную, пространную речь, в которой периодами всплывают то воды Стикса, то корабль вечной любви. Но в целом, что первое, что второе, не особо интересно, а вот чересчур длинные ноги в проеме красной дорожки вызывают много внимания. Цукумо, когда переступала заснувшего в кресле Годжо Сатору, пошутила, что бедняга теперь не вырастет, хотя куда ему рости-то?!). Кто-то из учеников горе звезды тысячелетия деликатно пытались его оттащить на задние ряды, но свадебный марш вылившийся из динамиков оказался шустрее молодых шаманов. — Позорище, — негромко заключила Мей Мей, недовольно передавая пару зеленых купюр Кусакабе. — Зато хоть что-то неизменно, — заключает маг первого уровня, довольно пряча деньги на дне карманов плаща. Чосо считает цветы на арке и завидует орхидее. Та пустила крепкие воздушные корни за пару часов всевозможных экзекуций и теперь смотрелась до смешного органично. — Готов ли ты, Чосо, взять в законные супруги Юки Цукумо? — громогласный тон Великого Тенген прерывает поток хаотичных мыслей о везучести орхидей. Полу-проклятие кивает смотря в глаза (которых немного больше среднего) Тенген и тут же исправляется, выкрикивая: — Да! — возможно чересчур бойко и громко. Юки прячет улыбку в фате и косо поглядывает на младшекурсников магического техникума, которые проявляют чересчур большое внимание ее байку. — Согласна ли ты, Юки Цукумо, стать законной супругой Чосо? — Согласна, — ее тон патока и мед в стакане верескового солода. Тенген удовлетворенно кивает, захлопывая толстый фолиант откуда зачитывал специфическую речь. — Если есть несогласные, то выскажитесь или же молчите наве… — Я не согласен! Головы гостей, как и голова Чосо оборачиваются на этот до боли знакомый и пугающе радостный голос. Монашеские одежды, пышный букет пионов в руках и шрам на лбу, аккуратно зашитый тонкими медицинскими нитями. Кендзяку в теле Гето Сугуру является, как чума во время пира. Нежданно, негаданно и очень не вовремя. Злость закипает в груди. — Я выражаю протест в связи с этой свадьбой, ибо имею планы на эту чудесную женщину, — проклятье опускается на одно колено посреди алой ковровой дорожки, протягивая пышный букет. — Юки Цукумо, согласна ли ты стать моей? Алая стрела крови, пронзает черепушку, а по алой ковровой дорожке растекается ежевичный коктейль из мозгов. Чосо вытирает ладони о костюм и оборачивается к священнику. То есть Тенген, то есть… не важно. — Мы можем продолжить? Тенген хлопает в ладоши с хитрой ухмылкой. /// Из сна его выкидывает настолько резко, что становится даже неловко. Он садится на постели, смотря в бесконечно вечное темное пространство коридора, намереваясь увидеть там ответ на глубинное: какого хрена такое снится? Ответа предсказуемо не следует. На соседней половине кровати ворочается Юки. Она зевает и лениво приоткрывает глаза, скребя нарощенными ноготками ладонь Чосо. — Что-то случилось? — блаженно мурлычет она, прижимаясь всем телом к полу-проклятью, ласково, будто кошка. Чосо видит как одеяло сползает с плеч и оголяет упругую мягкую грудь. В полумраке спальни ее кожа, почти светится. Чосо обдумывает все увиденное еще с секунду, прежде, чем завалиться обратно на кровать, продолжая плавать в подпространстве своих мыслей, будто это море синее и в нем не утонуть. Губы неспешно выдают весь приснившийся бред, пока Цукумо подозрительно тихо выслушивает и не перебивает, будто Чосо не изливает ей шизотерический бред своего подсознания, а просто делится чем-то до смешного рутинным. Земля круглая, трава зеленая, его воспаленный мозг отчего-то решил, что его отец претендует на его невесту. То есть жену. То есть… — И Тенген просто хлопнул в ладоши? — будто ожидая логической развязки непринужденно интересуется Юки. В целом, Чосо в восторге от ее непосредственности в некоторых вопросах. К примеру, в этом. — Тебя больше интересует это или… — Удивлена, что Кендзяку из твоего сна не выдал базовое: не для тебя роза моего сына цвела, — подражая тону проклятья, насмехается шаманка, уютно устраивая голову на плече полу-проклятья и скользя горячей ладонью под одеяло, вырисовывая узоры на бедре Чосо. Причем тут… роза? Он правда собирается выдать этот вопрос, когда длинные горячие пальцы заходят несколько… дальше вырисовывания узоров на коже и обхватывают вялый член, обводя по кругу крупную головку. Пальцы на ногах позорно поджимаются. — Юки? — М? — смотря на него огромными невинными глаза мурлычет эта женщина. — Ты выглядишь слишком напряженным. Вот и подумала, что без посторонней помощи, ты точно не уснешь. Некоторые человеческие вещи, до сих пор кажутся до невероятности странными. /// Чосо иногда думает, что может сломать её одним неверным движением, хотя Юки, такая светящаяся, яркая и искристая будто шампанское в бокале на тонкой ножке может вертеть целый стадион на кончике пальца. Буквально. Может, как Юки швыряет стадион он и не видел, зато, с какой легкостью эта женщина подняла чей-то бентли и кинула его будто пушинку… Зрелище поистине было завораживающим. Ладони сжимаются вокруг талии. Крепкие мышцы перекатываются при каждом движении. Алый румянца и полоски крови растекается на переносице полу-проклятья из-за чего густые багровые капли, экзотическим узором падают на Цукумо украшая ее темными разводами. Будто жертвоприношения богам. Хотя, по скромному мнению Чосо — молится и приносить жертвы стоит именно этой женщине. Он оглаживает мягкий выпирающий низ живота и осторожно гладит светлую дорожку жестких лобковых волос, слегка раздвигая половые губы и надавливая подушечкой большого пальца на чувствительный бугорок нервов. Цукумо прикрывает ясные глаза, а с ее губ срывается этот высокий, довольный стон. Ее карта тела полна неизведанных зон, но основные Чосо научился читать слишком быстро. Игры с сосками, ей нравится, когда ее грудь целуют и чуть прикусывают. Ей нравятся долгие поцелуи и трение сквозь одежду, когда она может в миллионный раз повторять, что она не монашка и не святая и Чосо точно может зайти дальше, но при этом сладко задыхается, откидывая голову назад, позволяя пшеничному водопаду волос растрепаться по плечам. Ей нравится, когда ее хвалят. Это странно и довольно смущающе, проговаривать словами через рот, но… — Ты сладкая, — слизывая смазку с пальцев, негромко резюмирует Чосо. — Как спелый фрукт. Юки показушно стонет. — Без второй части, было идеально, — посмеивается она, разводя колени шире и приглашающе подзывая к себе пальцем. — Меня впервые сравнивают с… — Ты сладкая, как персик, — не сдается Чосо, склонясь головой меж разведенных ног. Он подхватывает Цукумо под чувствительное местечко под коленками и широко лижет влажные блестящие от выделившейся смазки, складочки половых губ. — Что плохого в сравнении с фруктом? Он прижимается ртом к клитору, посасывая и вылизывая чувствительную головку, опускает голову чуть ниже, проталкивая язык в горячее лоно, буквально трахая им Юки, наслаждаясь сдержанными стонами и проглоченными фразами. Когда ей слишком хорошо, она слабо понимает о чем просит и растекается по постели патокой. Бери — не хочу. Она научила его, как сделать приятно. Первый раз долго рассказывала, объясняла буквально на пальцах, что было невероятно смущающе и откровенно. Как согнуть пальцы внутри, стоит ли ускорять темп, стоит ли приносить дополнительную смазку. Игрушки — все еще слишком неясная для его мозга вещь. Они вибрируют, зависят от приложений, они обязательно странной формы и… вибрирующие синтетические смазки. Чосо чувствует себя бесконечно старым, когда Юки впервые предлагает подобное. Все становится легче с появлением веревок. С этим не трудно работать и… пару сотен обвязок знает и сам Чосо, так что, не так уж он бесконечно отстал от постельных утех. Длинные пальцы массируют горячие стеночки изгибаются под нужным углом находя заветную точку G. Цукумо закатывает глаза и сминает в ладонях простыни, упираясь пятками в матрас. — Надави на низ живота, — просит она почти неразборчиво. И Чосо послушно выполняет ее просьбу. В неровном лунном свете все кажется слишком откровенным. Чосо любуется шаманкой, тем, как спелый румянец остается пятнами на ее груди, шее и щеках. Как волосы разметались по подушке. Как бурно вздымается тяжелая грудь и как на ней расцветает пион укуса и звездная россыпь синяков засосов. Он чувствует, как мелко дрожат ее бедра и как внутри она пульсирует. Будто звезда, что сейчас распадается на сверхновую. И осторожно подталкивает свою любовь к этому краю. — Кончишь для меня? — стыд опаляет сигнально красным уши. Юки научила его этой фразе, забавно смутив до такой степени, что он и вправду в первый раз излился ей в ладонь, будто по приказу. Темные пряди падают на глаза, но все равно видно, как крупная судорога прокатывается по всему телу шаманки, а сама она звонко стонет, сжимаясь на пальцах Чосо так откровенно и разнузданно. Она поддается бедрами вперед, тихо глотая стон и открывает мутные чуть слезящиеся глаза. Он наклоняется, ловя губами собственное имя, увлекая Цукумо в долгий поцелуй. Крепкие руки обнимают его за шею и Чосо мягко покачивается на волнах ленивой неги, позволяя себе раствориться в этом поцелуe, в этой женщине и этой квартирке. — Если подобная дичь из снов будет выливаться в такое расслабление позже, — мурчит Юки. — Я не против, чтобы ты вскакивал от ночных кошмаров чаще. Он мстительно кусает жену за щеку и отстраняется. Собственное возбуждение сейчас кажется чересчур неважным. Шаманка запечатляет рассеянный поцелуй на шее Чосо, утыкаясь кончиком носа ему в плечо. — Дай мне пять минут, ковбой, и я не слезу с тебя до утра, — явно борясь со сном бормочет эта потрясающая женщина. — Тогда тебе следует быть быстрее, потому что рассвет через полчаса. Большие ясные глаза открываются слишком широко мгновенно. — Звучит, как вызов, — игриво и уже менее расслабленно, слова рассыпаются по коже щекоткой. — Что знаешь про позу обратной наездницы? Полоска крови расплывается по переносице уродливым узором по новой.