[ ✶ ]
когда шторм утихает, и остаются только поддрагивающие оконные ставни, впускающие холодный ветер в помещение, бомгю – тот, кто зажигает тёпло-оранжевый костёр. ёнджун готов посвятить ему оду. оду о том, какой он внимательный, красивый, забавный, неземной, умный, милый, искренний, честный, смешной, прелестный, чуткий, смелый, интересный, сильный [ ... ] и попросту такой настоящий. ёнджун не умеет писать: слова не ластятся душистыми лепестками роз к перу, а вонзаются в него колючими шипами, выстраиваясь в пересохший ряд. но каждый из нас в подворотнях души поэт. не существует лирики ярче и звонче, чем разделённый на двоих смех, совместный завтрак остатками ужина и свободное исключительно для одного конкретного человека место под козырьком своего сердца в сезон гроз и метелей.[ ✶ ]
в день их знакомства на чьей-то вечеринке ночное небо газовым куполом накрывает дорожка мерцающих звёзд: она отражается в глазах опирающегося на балкон бомгю. его длинные пальцы скользят в карман и достают помятую пачку сигарет с красной зажигалкой. – снова куришь? – ёнджун пристраивается рядышком, наблюдая как ветер ловит волну табачной струйки. – уже третий раз за вечер. бомгю нагло игнорирует это замечание, продолжая думать о своём. – мне кажется, я по-настоящему отдыхаю только тогда, когда смотрю на звёзды. – почему? свет в квартирах на горизонте постепенно гаснет: стрелки часов образуют перпендикуляр между одиннадцатью и двойкой. бомгю опускает веки, блаженно вдыхая запах сигареты, пока ёнджун скрупулёзно пересчитывает количество ресничек на каждом его глазу. – я мог бы провести вечность, вслушиваясь в тишину и наблюдая за покровом ночного неба. – в таком случае, мне лучше тебя покинуть? словно вырванный из транса, он распахивает глаза, окидывая ёнджуна беспокойным видом, и торопливо лепечет: – нет, не нужно. ты можешь остаться. они такие безобразно громкие и неприлично шумные, когда заваливаются в транспорт на последние сидения в шесть утра – водитель автобуса молчаливо ненавидит их смех и шуршание балоньевых курток. ноябрь близится к концу – по улицам стелится первый снежный гобелен с узорами из людских подошв, кошаче-собачьих лап и транспортных покрышек. – я не считаю, что целоваться с друзьями – это что-то плохое, и вообще, я очень аморальный человек, так что, если не потянешь мои убеждения, лучше уходи сейчас. ёнджун лишь громко смеётся в ответ: – боже, но ты даже не представляешь насколько аморален я! – она что?! – бомгю широко распахивает рот, замирая с горсткой карамельного попкорна в правой руке. – типа, она спит со своим братом, а главный герой не находит в этом ничего странного? и это – твой любимый фильм? свет от уличной лампы пробивается сквозь окно, синтезируясь с горящим экраном ноутбука, на котором стоят «мечтатели» бернардо бертолуччи с рандомного пиратского сайта; ёнджун лениво потягивается, зевает и закидывается порцией воздушного снэка. – это восхитительный фильм, но он очень... своеобразный. поэтому о том, что я его люблю, осведомлён только ты. – но почему? я же в кино вообще не разбираюсь! – потому что я знаю, что ты меня не осудишь. терпкая горечь домашнего вина и обветшалые обои в коммуналке бомгю кажутся ёнджуну сладким сноведением. луна возвышается над соседней крышей и бессовестно подсматривает за тем, как: пульс бомгю учащается при виде ёнджуна; губы ёнджуна терроризируются его же зубами; их сердца бьются с бешеной скоростью и могут посоперничать с луной, так нагло шпионящей исподтишка, что отбивают каждый удар быстрее, чем её свет попадает на столешницу. – эй, ёнджун-а. – пальцы бомгю бесцельно тычут в банку из-под алкоголя – взгляд устремлён куда-то далеко. – не зови меня так! – ёнджун полупьяно мурлычет, укладывая голову на руки, сложенные на столе. – я же старше, где твои манеры? – а я думал, мы на равных. – бомгю строит псевдообиженный вид и заливается смешком. – скажи: по-твоему, я плохой человек? ёнджун непонятливо поднимает голову, подпирая щёку ладонью. – с чего ты это взял? – моя мама, наверное, обижена. я не звонил ей неделю – неделю я не интересовался, как дела у неё и у отца. – его взгляд падает в пол, пока ёнджунова рука тянется к руке бомгю и накрывает её тёплой пеленой. – ты имеешь право не хотеть общаться с родителями. это абсолютно нормально. – мне слишком грустно. – его ладонь начинает обильно потеть и оставлять мокрое пятно на штанине. – этому чувству будто нет конца: я говорю, что хочу вылечиться, но делаю для этого ничего. луна стыдливо скрывается за черепицей – теперь здесь только трое: бомгю, ёнджун и напряжённый воздух, разрезаемый громким тиканьем часов. ёнджун пододвигает стул ближе и окутывает бомгю коконом объятий: колючий свитер зудит кожу лица, когда второй утыкается носом в чужое плечо и как можно тише пошмыгивает. – но ты всё ещё продолжаешь жить. – большой палец ёнджуна поглаживает копну чёрных, как вороньи перья, волос, а губы еле ощутимо касаются макушки. – ты делаешь всё, что в твоих силах, чтобы не сдаться. бомгю вздыхает дрожащим голосом и стыдливо спрашивает: – тебе правда не нравится, когда я обращаюсь неформально? – конечно нет, дурашка. – хихиканье ёнджуна жёлтым мазком перекрывает слой серой краски на портрете души бомгю. – можешь звать меня так, как захочешь – мы же на равных. во время обеденного перерыва бомгю выглядит особенно мрачно: поникшая голова, рассеянность, медлительность, терзание несчастных заусенец и помятая рубашка. тэхён встревоженно дожёвывает свой ланч и спрашивает: – ты пьёшь таблетки? бомгю смотрит на него озлоблено и крайне медленно даёт кипящему раздражению выскочить прочь через глубокий выдох. он неуверенно кивает. и этого достаточно, чтобы тэхён разоблачил чужую ложь. – пожалуйста, не забрасывай лечение. не в качестве одолженя или ради меня: ради себя и твоих родителей, ради людей, которые тобой дорожат, ради того парня, с которым ты теперь постоянно ошиваешься. – бомгю несколько раз моргает, переваривая услышанное. – кстати... как его там звали? зима пробивается плотным покровом холода через открую в кафетерии форточку – ветер разгоняет по телу мурашки не меньше, чем тэхёновы слова. бомгю думает: он прав. ради себя. ради мамы с папой. ради друзей. ради... – его зовут чхве ёнджун. ради ёнджуна.[ ✶ ] ведь, что по-настоящему дивно: существуют люди, которым даришь шёлковую улыбку, атласную заботу и ситцевую нежность, но в приоритет всегда ставишь именно тех, кого коронуешь терновым венцом. парным терновым венцом. ничто не сплочает две души так сильно, как совместное падение в бездну.
январь – всадник последствий трат на подарки к новому году и самоанализа в декабре. – иногда мне кажется, что я обладаю абсолютно чёрным сердцем. – ёнджун прижимает колени к подбородку, сидя на подоконнике и выискивая в зимнем пейзаже за замёрзшим окном пульс загруженного сеула. – откуда такие выводы? – я просто стал слишком чёрствый и отстранённый. – бомгю молча, но с характерным хлюпаньем наворачивает острую лапшу, сложив ноги в позу лотоса на полу; взгляд не отходит от чужого профиля. – понимаешь, я даже с друзьями взаимодействовать не хочу. я не радуюсь за их победы и не горюю за поражения – мне всё равно. это меня беспокоит. – на меня это тоже распространяется? вопрос, кажется, звучит вполне серьёзно, и ёнджун удивлённо поворачивает на младшего голову, потому что ответ очевиден: – с каких пор ты считаешь нас друзьями? и бомгю как ни в чём ни бывало продолжает трапезу. – почему ты до сих пор меня терпишь? – и ничего я не терплю! – но как? я сделал столько ошибок, купил столько опыта, прожил столько лет, и всё что получил – нисколько. ничего. я сейчас – самая худшая версия себя. почему я вечно всё порчу? почему я не могу перестать быть плохим человеком? – чепуха, ёнджун-а. тот факт, что тебя это беспокоит, уже значит, что ты не плохой человек. причина, по которой ёнджун уже третьи сутки не выходит из дома: – мне не нравятся мои волосы. я выгляжу отвратительно и не хочу никуда высовываться. бомгю агрессивно откусывает яблоко, лежащее в вазе на столе, и парирует: – но ты буквально самый красивый человек, которого я когда-либо видел! – ты говоришь это из жалости. заработавшееся солнце отдаёт пост луне: придерживаясь графика, уже в три часа дня оно превращает город в огромное перо феникса, смешивая жёлтый с оранжевым; бордовые вкрапления – румянец на щеках бомгю. – вообще-то, ты – мой типаж, ёнджун-а. карие глаза ёнджуна при насыщенном освещении перетекают из яшмового в янтарный. бомгю отчаянно вертит в руке огрызок фрукта и пытается не воспламениться пуще прежнего. – и что это значит? – блин... мне так неловко теперь! – он жмурит глаза, прикрывая лицо свободной ладонью и протяжно скулит, затем добавляя... – но я скажу, потому что я знаю, что ты меня не осудишь. – давай, скажи. – я жутко боюсь воды и узких пространств, но если бы мне пришлось погружаться в ванну, то я сделал бы это только с тобой. вот настолько ты мой типаж.[ ✶ ]
как там, в простонародье, любят говорить? бойся своих желаний? на бортике акриловой ванны лежат пачка сигарет и взмокший от брызгов спичечный коробок – бомгю играется с волной, ладонью натравляя её на ёнджуна. – засранец, перестань! – ёнджун безуспешно обороняется, пока бомгю не устаёт и победно опускает оружие под аккомпанемент громкого смеха. капли воды неравномерно падают с его чёрных прядей на голые плечи, изо рта туманной дорожкой струится сигаретный дым. душно и тошно – окно закрыто. заботит ли это кого-то из них? разумеется, нет. всё, что заботит бомгю: – как вы там, поэты, любите говорить? я погружаюсь в глубину твоих глаз, ёнджун-а. ёнджун откидывает мокрые волосы назад и самоуверенно закусывает губу. – смотри не утони во мне. – бомгю лишь лаконично качает головой. – не утону. – уверен? – да ну, сам подумай: утопленник не может всплыть и соответственно не видит ничего кроме воды, а я хочу любоваться тобою изнутри. ёнджун думает и приходит к выводу, что внутри у него только пошатанная нервная система, кровь, мышцы, кости и органы – ничего интересного, но. в груди запечатано рвущееся во все стороны сердце. если его руки не были созданы для того, чтобы вырвать его оттуда и протянуть на запачканной ладони бомгю, то для чего ещё? бомгю шепчет: – я люблю тебя. и всё, что заботит ёнджуна следующие несколько секунд: рвущиеся на свободу цветы, распускающиеся в солнечном сплетении; показывающее первые лучи солнце, встающее на горизонте; белые колени бомгю, неловко касающиеся его собственных. если его сердце было создано для того, что бы обеспечивать жизнь, то ёнджун непременно обожает её – обожает быть человеком, и именно тем человеком, которого любит бомгю. младший вырисовывает воображаемые узоры на своей коже под водой. – ты не должен отвечать мне взаимностью – просто знай это. и, пожалуйста, не гадай, в каком контексте это было сказано. – я слишком часто думаю и говорю о сексе. – тебе повезло, что нимфомания – женское заболевание. – а знаешь что, чхве ёнджун? твои губы могут спровоцировать её в любой момент! – бомгю драматично откидывается на спинку дивана. – пощади, я ведь не железный, чтобы лечить две болячки одновременно! – дурак. – ёнджун плюхается на место рядом, попутно слегка ударяя бомгю по плечу. – нет, правда. ты видел их вообще? – он сжимает чужой подбородок, жадно рассматривая каждую трещинку на потрескавшихся губах. – такие только для поцелуев и созданы. – тогда, как насчёт того, чтобы эксплуатировать их по назначению? ёнджун смущённо прячет взгляд, в то время как миллионы и миллиарды атомов прошибают бомгю изнутри, и он ощущает движение каждого, когда слышит это. бриз накрывает морской пеной берег, а бомгю – губы ёнджуна; пальцы замирают на нежной щеке и затылке головы. песчаные крупинки тянутся вниз, на дно, к самому дорогому сокровищу, которое только можно вообразить, и даже десять тысяч фантомов под надвигающейся волной не могут встать у них на пути. ёнджун плавится под движениями чужих рук и хнычет от удовольствия. – нам давно пора было сделать это. – что это? – поцеловаться. как настоящие люди.[ ✶ ] выживут только те, кто после прыжка в стометровую могилу смогут синхронно выкарабкаться на свет.
они – ёнджун и бомгю – образуют несчастный дуэт: первый – заложник своей головы, второй – сердца. ёнджун хорош в словах, пока бомгю искусен в деле. как и в чужом теле. и не только в. на тоже. пальцы ёнджуна лениво плавают по голой коже, стирая капли пота, пока бомгю трепетно перебирает его волосы. – мне нравится, как ты используешь руки. ёнджун довольно мурлычет: – теперь у тебя под грудью выведены строчки «nothing's gonna hurt you baby». у бомгю под, у ёнджуна – в. старый диван отчаянно скрипит, продавливаясь под грузом, когда ёнджун тянется за сигаретой, а бомгю поднимает пачку так высоко, как только может, не давая урвать хотя-бы штучку. – эй! тебя не учили делиться? – ёнджун шутливо-недовольно всматривается в чужое лицо; в глазах пляшут чертёнки. – я не хочу, чтоб ты сдох от... – бомгю поворачивает упаковку в руке, считывая с неё надпись-предупреждение. – ...импотенции. – но она не смертельна! – какая разница? – растояние между их носами становится теснее, верхний ряд зубов – обнажённее под натиском улыбки. – считай, что я оберегаю тебя от рака лёгких. – а ты не слышал песни big thief? «real love makes your lungs black», darling. измученно цокая, бомгю сдаётся, протягивая довольному ёнджуну табачный свёрток. – только пообещай, что потом бросишь. зажигалка подпаливает концы двух сигарет одновременно. – а как же ты? курить в постели – ужасная затея. пепел переодически сыпется на одеяло. бомгю смотрит на него, на дымчатый шлейф, тянущийся из ёнджунова рта, на его чёрные потные волосы и родинку под глазом. – я тоже брошу. – окурок тушится об пепельницу на тумбочке. – никакая смесь никотина и смолы не торкает меня так сильно, как твоё присутствие.[ ✶ ]
– вы встречаетесь? – нет. – но количество засосов на твоей шее растёт в геометрической прогрессии. – это не значит, что мы пара. субин неоднозначно чешет кожу в районе темечка. – тогда кто вы друг другу, мать твою? я устал гадать. ёнджун пожимает плечами. – бомгю – это бомгю. и лично мне этого достаточно.[ ✶ ]
когда они лежат на винтажном ковре в позе «инь и янь», бомгю признаётся: – я так люблю тебя. ёнджун вспоминает диалог в ванной: – всё ещё не ждёшь взаимности? – нет. но возможно чуть-чуть... – последняя гласная выходит особенно длинной и поддразнивающей. – хотя, я и без слов знаю, что ты любишь меня тоже. – но я не люблю тебя тоже. помнишь ту сцену из «мечтателей»? – бомгю подтверждающе мычит, скрестив руки на животе. – это что-то из этой песни. а вообще, знаешь что? – что? – благодаря тебе я люблю свою жизнь: не только потому что в ней есть ты – потому что я люблю тебя и люблю наличие возможности говорить об этом вот так непринуждённо. бомгю, кажется, улыбается не только губами – глазами, ушами, щеками, бровями и каждой карликовой складочкой на лице. – я безгранично сильно люблю тебя, бомгю-я. – ёнджун поворачивает голову влево, встречаясь с его поразительным, лучезарным, цепляющим, прошибающим, пробирающим, греющим, эстетичным, красивым, искренним [ ... ] и попросту таким любимым взглядом. бомгю надувает покрасневшие от обильных поцелуев за зиму губы и пародирует манеру общения малышей: – ты такой милашка, ёнджун-а! – тот драматично закатывает глаза. – завали ебало, дорогой.