Ad gustum cladem

Воропаев винит во всех своих неудачах семейное проклятие, оставившее свое черное клеймо на его судьбе. Он искренне считает, что тотальное невезение в его жизни — дело рук чего-то сверхъестественного, не поддающегося никакому рациональному объяснению. Александр верит, что таким неудачником можно только родиться. Считается, что худшие начальные руки в Техасском холдеме — разномастные двойка и семерка. Воропаев считает, что нет хуже комбинации, чем туз в паре с любой слабой картой. Двойку и семерку можно со спокойной душой сбросить в самом начале и не напрягаться всю текущую партию, а туз сразу сбрасывать жалко и как-то недальновидно. Именно туз и заставляет совершать опрометчивые поступки, повышать ставки из-за глупого азарта, закипающего в крови, и проигрываться в пух и прах. Воропаев думает, что при рождении ему достался трефовый туз вместе с бесполезной пиковой тройкой. Но вопреки всем его внутренним убеждениям, касающимся его семьи, и той страшной печати, что на неё наложена, Кира становится счастливой женой и матерью, которая светится до розовой ряби в глазах у Воропаева. Она ослепляет его своим ярким блеском в те редкие моменты, когда возвращается из Праги в Москву. Минаев определенно благотворно влияет на нее, и Александр, вообще-то, этому несказанно рад, но Кира иногда просто обрушивается на него смертоносной лавиной внимания и заботы, к которой он не привык и оказался не готов. Кира словно стремится наверстать упущенное за все эти годы, пытается стать для него лучшей сестрой и старается навещать его хотя бы на праздники, будто он ее престарелый больной дед с деменцией. Чувство глухого подавленного раздражения оседает у него где-то в районе груди, особенно когда Кира смотрит на него так, с каким-то неозвученным сожалением и немым беспокойством. Но ему не хочется обижать ее и язвить даже тогда, когда невзначай она оставляет у него визитку своего психолога. Александр все-таки любит её. Вопреки всем его оправданиям, Кристина шлёт ему цветные открытки из Тибета и посвещает его в свои потрясающие открытия и тайные знания. Она любезно предлагает ему присоединиться и настойчиво призывает отказаться от всех своих грязных помыслов и желаний в пользу обретения долгожданного и заветного спокойствия, ведь именно они — источник всех человеческих страданий, и его в том числе. Воропаев всегда отвечает на ее письма, смс и долгие, иногда и вовсе изнурительные звонки, хоть и подозревает, что эта философия Крис нихрена не работает. Он уже давно похоронил желания и засунул свои амбиции куда подальше, а вожделенной нирваны на горизонте нет и не предвидится. Тогда ему приходится признать, что проклятие это передается исключительно по мужской линии. Александр счастлив, что у него родилась именно племянница, и эта цепочка бесконечных разочарований оборвется на нем. Внутреннее неудовлетворение следует за ним по пятам, виснет над его головой грозовой тучей, прибивается к его плечам мертвым грузом. Оно было его незримой тенью столько, сколько он вообще себя помнил. С момента рождения или, наверняка, еще раньше. После очередного несостоявшегося повышения он зависает в баре, который в своей голове окрещивет местом неудачников. Воропаев облюбовал это самое место еще месяца два назад, когда заключал здесь сделку, вышедшую ему боком. Тогда он потерял столько денег, сколько хватило бы на приобретение всей этой забегаловки вместе с ее завсегдатаями. По вечерам тут восседают только белые воротнички и псевдояппи в своих накрахмаленных рубашках вместе с их блеклыми одинаковыми подружками, внешний вид которых портят исключительно их серые, необремененные интеллектом лица. Когда он потягивает очередую порцию заказанного виски, он ощущает странное единение со всей этой массой. Здесь он не чувствует себя лишним человеком. Ощущает себя в своей тарелке, на своем месте. Находит толику желанного удовлетворения, которое так ищет всю свою жизнь. Находил, пока однажды не встретил глазами знакомое лицо. Её появление пятничным вечером здесь потрясает его до глубины души, злит и просто-напросто возмущает. Вечной победительнице, отличнице с красным дипломом и царственным именем, президенту успешной компании, которая выкарабкалась из кризиса исключительно благодаря молитвам Катерины, следует ужинать в залитым светом дорогих ресторанах в компании её идиота-мужа, валяющегося у ее прелестных ножек с тонкими выдающимися щиколотками, а никак не в его личной преисподней. Таким умницам надлежит читать «Короля Лира» перед сном и мотать себе на ус, что бывает с такими, как Эдмунд, а не наблюдать за этим воочию. Такое тотальное оскорбительное несоответствие ожидания и реальности просто выводит его из себя, приводит в бешенство. Он буравит её маленькую фигурку глазами, успевает досконально изучить позу, в которой она сидит, запомнить, во что Катерина одета, пока она осушает свой бокал красного вина и оплачивает счет, и провожает ее хмурым неодобрительным взглядом. Александр бы непременно забыл об этой нелепой истории уже через пару дней, если бы в памяти то и дело не всплывали туфли-лодочки и их нервное покачивание под столом. Если бы не то такое непривычное для неё темное платье сложного оттенка, которые были не характерны для нее с момента её сокрушительного возвращения в компанию. Если бы не пестрящие в прессе заголовки о громком разводе Андрея Жданова. «Ну и кретин», — проносится у Александра в голове прежде, чем он успевает проконтролировать это. Воропаев и не вспоминал бы, если бы эти столкновения с ней не стали возникать на регулярной основе. Каждый раз, когда пятничным вечером она посягала на его территорию, он чувствовал обуревающий его гнев. Конкуренцию. То едкое ощущение, регулярно преследующее его с самого детства. Покушение на самое дорогое. На его спокойную, размеренную жизнь. Катерина практически каждый раз выбирает для себя одно и то же неприметное место и заказывает один и тот же напиток, после чего педантично погружается в изучение отчетов, которые она всегда носит с собой. Пушкарева с первого дня своего появления вызывала в нем сложную гамму чувств, которым он не мог дать однозначного определения, кроме как раздражение. Непонятная, сотканная из сплошных противоречий, взрывающая его мозг. Умная, слишком умная, но до смешного наивная. Робкая, маленькая, но хваткая, дающая сильнейший отпор, просто несокрушимая. Неловкая, совершенно неуклюжая, но такая изящная в своем естестве. Красивая. Будоражащая его воображение, занимающая все его мысли, прекрасная, потрясающе красивая, но стремящаяся всеми возможными способами это скрыть. Всегда недоступная, такая недосягаемая, и от этого еще более болезненно желанная. Причиняющая этим глубочайшие страдания. Они никогда не пересекаются взглядами, не здороваются, не перекидываются даже парой слов, не замечают друг друга, но Воропаев уверен, что она просто не имеет права здесь находиться. Катерина не может так просто приходить сюда и источать свой победный запах. Запах победы, успеха, первого места по шахматам, места начальника. Запах не доставшегося ему красного Гарвардского диплома, который он слышит через весь зал. Аромат, который ему так хочется носить на себе, но который никогда не оказывается ему по карману. Пушкарева, как и подобается всем победительницам, заканчивает их странную партию первой, столкнувшись с ним у барной стойки практически лицом к лицу. — Вечер добрый, Александр Юрьевич, — голос её спокойный, ровный и уверенный, будто она совсем не удивлена этой встрече. — Добрый вечер, Катерина Валерьевна. Вот кого уж не ожидал здесь увидеть, — цедит он с малоскрываемым неудовольствием. — Какая встреча. — Да что вы говорите, — Пушкарева не сдерживает смеха, обнажая ряд белых крупных зубов. Уверенность ей к лицу, язвительная интонация украшает тонкий девичий голос, лишь потухшие бездонные глаза без своей обыденной искры портят всю картину. — Прямо-таки не ожидали? — Слышал, можно вас поздравить. — Воропаев так смущен, что ему иррационально хочется сбить с неё эту напускную спесь. Бесит. Надо же, какая глазастая. — Слышала, вас тоже, — СноваПушкарева салютует ему бокалом, ловко уворачиваясь от его словесной пикировки. — Что ж, как говорится, не везет в картах — обязательно повезёт в любви. — Она тщетно пытается уколоть его посильнее, не понимая, что он давно уже примирился со своим положением. — Именно поэтому вы так блистаете, — он не сдерживает уже вполне искренней улыбки. Крышесносяще хороша. — Может, тогда и на этот раз угостите меня, раз уж вы, как обычно, на коне? Мне нравится здешний двойной виски безо льда. Катерину это забавляет, и она в мгновение ока заметно смягчается, втягивая свои острые шипы на пару сантиметров внутрь. Что ж, Воропаев всегда знает подход к женщинам, чего-чего, а этого у него не отнять. — Скажите, а у всех мужчин такое хрупкое эго или это просто ваша такая общая черта с Андрей Палычем? — Она немного неуклюже взбирается на барный стул, забрасывая ногу на ногу и неровно покачивая ею. — Это у нас семейное, наверное. — Сдаётся Александр, раскаиваясь за свое поведение, совершая пару глотков и заостряя внимание на ее полусапожках, зашнурованных явно наспех. «Холодает», — флегматично замечает он. — У нас вообще со Ждановым много общих черт, если вы не успели заметить. — Ну что вы, Александр Юрьевич, не льстите себе, — Катерина поскорее осушает свой бокал, стараясь перебить возникшую горечь на языке. — Это у нас с вами всегда было много общего. Больше, чем вы думаете. Он крутит это её случайно брошенное высказывание в голове, пока перекатывает во рту обжигающую янтарную жидкость, пока наблюдает, как Катерина расслабленно крутит влажный от конденсата бокал, проводит по его краям подушечкой указательного пальца, издавая совершенно ненавистный ему звук, от которого внутри все переворачивается. Воропаев сомневается, что Пушкарева когда-то ощущала себя лишней даже в собственной семье. Он не уверен, что она когда-то оказывалась прибитой к полу собственным отчаянием и поражением. Катерина выглядит так, будто не сдавалась ни разу в жизни, будто в ее жизни все выверено вплоть до мелочей, будто в ее голове все просчитано на тысячу шагов вперед. Пушкарева выглядит как его самая заветная мечта. В этот раз он платит за вечер самостоятельно, получив на то великодушное разрешение Катерины. — Тогда следующий раз за мной, — коротко бросает Пушкарева, гипнотизируя его своими практически чёрными глазами. Александр наконец победно улыбается — небезосновательно полагает, что следующего раза не будет. Пока ждет такси, выкуривая третью по счету сигарету, он чувствует легкое головокружение. То ли от градуса в крови, то ли от убийственного сочетания алкоголя и никотина, то ли от созерцания ее кудрей, покачивавшихся на холодном осеннем ветру. Александр уже слабо понимает, что пьянит и ведет его больше. Она впечатывается в его губы у входа так же неожиданно, как и появляется в его жизни. Пушкарева сносит его с ног, заставляет сомневаться в реальности происходящего и наверняка оставляет синяки на плечах своей титанической хваткой. Но он не позволяет ей больше держать главенство, целуя ее нагло, уверенно, жадно. Хватит с нее, пускай отдохнет чуток, теперь порулить собирается он. Когда Александр проталкивает язык в ее рот, сдавливает пальцами ее соблазнительный изгиб талии, притягивая её ближе, практически безапеляционно отрезая ей все пути к отпуплению, и слышит ее сдавленный стон, он думает, что никогда не слышал звука слаще. Катерина Валерьевна оказывается еще более вожделенной, чем Воропаев предполагал, когда он водит ладонью по мягким бедрам, впечатываясь в них пальцами, задирая подол ее платья до неприличия, когда дразнит ее шею мокрыми поцелуями, оставляя мальчишеские розовые и пурпурные следы на ее мелованной коже. Воропаев бессовестно, совршенно бесстыдно мучает ее прямо на заднем сидении такси, в очередной раз подмечая несостоятельность философии Крис. Есть желания, от которых нельзя просто так отказаться в одночасье. Они в крови. Александр честно собирается быть с ней помягче, когда вдавливает ее в дверь собственной квартиры, открывая ее наощупь, когда наваливается на нее прямиком в прихожей, не успевая даже толком раздеться, но, похоже, Катерина не разделяет его стремления стать джентльменом хотя бы на один вечер: она проталкивает его внутрь, безошибочно определяя местонахождение его спальни. Хозяйка положения, хозяйка, блять, везде. Это похоже на какое-то сумасшествие, настоящее безумие. Вся его нарочито несгибаемая гордость одномоментно покидает его тело, когда Пушкарева взбирается сверху и так горячо покачивается на нем, отзывчиво внимая его мольбам. Воропаев искренне надеется, что не вспомнит утром, что он там шептал на ухо Пушкаревой в этом горячечном бреду, когда она прятала лицо в подушку, заглушая стоны плотной тканью, жадно хватала воздух губами, призывно выгибаясь навстречу его телу, не отставая в этом безумном родео. Он уповает, что утром его не настигнет липкий стыд за то, как он упивается ногами Катерины этой ночью, за то, как нетерпеливо покусывает внутреннюю сторону ее бедра, как маниакально покрывает поцелуями острые коленки. Потому что Пушкарева, кажется, ничего такого не ощущает, когда сыто облизывает губы, приводит свое дыхание в относительный порядок, собирает волосы в неаккуратный пучок и откидывается на подушки, занимая собой большую часть его кровати. Ему хочется реванша, хочется оставить последнее слово за собой хотя бы сейчас, поэтому он притягивает ее к себе для ленивого, медлительного и неспешного поцелуя. Но когда она надевает его рубашку на себя, оставленную на полу, чтобы заглянуть в его холодильник с недвусмысленным намерением что-то перехватить, он чувствует себя окончательно и бесповоротно побежденным. Но впервые испытывает такое внутреннее удовлетворение от своего проигрыша, накрывающее его с головой. Пожалуй, ей он готов сдаваться даже добровольно.