всё в порядке...

Чего-чего, а звонка от брата Ростов не ожидал. Стояло необычайно тёплое для конца февраля утро, стоять на балконе, лениво выкуривая сигарету - одно удовольствие. Нарушает такую идиллию, наполненную некими мечтами, переживаниями, телефонный звонок. - Да, - тянет Лёша, абсолютно не настроенный на какие-то диалоги, - Что опять случилось? - Лёш, ты слышал, что вчера произошло?.. - голос у Дарена необычно обеспокоенный, даже какой-то... испуганный?.. - Что такое? - всё ещё не догоняя, что опять стряслось, Донской лениво вваливается в квартиру и по привычке открывает ноутбук. - Война, Лёша, война с Украиной!.. - и Ростов будто обухом по голове стукнули. Загружается и браузер, и первая же новость в строчке СМИ - "Начало спецоперации на Украине". В голове прокручивается не одна сотня ругательств, нет-нет-нет, только не... - Я убью его, - и Краснодар понимает, что брат говорит о столице, - Я еду в Москву прямо сейчас и... - Лёша, Лёш, прошу, не делай глупостей! - кричит Дарен, понимая, к чему приведёт вспышка Лёшиной злобы, - Я могу- Договорить просто не успевает - Донской заканчивает разговор и швыряет телефон в рюкзак, за ним туда же летят пистолет, кошелёк и что-то ещё. Ростов надевает куртку, уже по пути заказывая такси. В голове вертится одно лишь слово. "Сука" - думает, залезая в салон такси, что довезёт его до аэропорта. "Сука..." - всё еще кипит мозг, пока Алексей, из последних сил держась, пытается выбить билет на ближайший рейс в Москву. "Сука!.." - сидя в зале ожидания, Лёша пересматривать старые фотографии с телефона. Столько счастливых мгновений запечатлено на снимках - кажется, совсем забыл про всё эти наполненные любовью минуты! - и тут же голос в голове шепчет: "О, не-ет, не забывал..." - и оказывается абсолютно прав. Ведь он действительно всё помнит, каждый совместный момент будто в сердце носит. Даже те моменты, которые сам Женька непременно забудет через несколько минут, будут храниться в памяти Ростова вечно, он будет возвращаться к ним в самые тяжкие, самые несносные дни и искренне улыбаться, поглаживая золотое кольцо на пальце... Он помнит, как впервые встретил его - ну, как впервые встретил, впервые за долгое время столкнулся напрямую. Ведь Женя, коего Донской нередко видел на собраниях, уже тогда манил старшего - прекрасными, тонкими чертами лица, размеренной манерой разговора, характером - одновременно и загадочным, и наделённым чем-то до ужаса родным. Дальше - всё как по маслу: угрозы рыженькому, тот самый голос сзади, простреленная голова, короткий разговор - и нервное приглашение на свидание, нежданное согласие Одессы... На следующее утро они проснулись в одной кровати, лёжа в обнимку, шепча друг другу ласковые слова... Помнит, как они "венчались" в девяносто четвёртом - где-то на набережной, тёплым весенним вечером. Тогда же Женя впервые подарил Ростову какую-то ласку - поцеловал, так нежно и ласково касаясь чужих губ... Золотое кольцо, подаренные именно Дунайским, он до сих пор носит на безымянном пальце... Помнит, как за три года до начала нового века, он понял, что больше не может, что держаться чуть больше - просто не в его силах. И он заплакал, плакал долго, выражая все, все скопившиеся за чёртово столетие эмоции. И Лёша не был один - с ним был любимый Женя, прижимал к себе как можно крепче и шептал заботливые "Ш-ш-ш...", "Всё будет хорошо" и "Я всегда буду рядом..."... Помнит те бессонные ночи в четырнадцатом, когда, листая СМИ, сердце бешено стучало - было до потери сознания страшно увидеть что-то о нём... Помнит, какой огромный камень свалился с его сердца, когда сам Дунайский набрал его номер... Помнит, как в двадцатом году, невзирая на все границы и запреты, Одесса примчался после всего лишь нескольких слов а-ля "немного приболел", ввалился в квартиру с морозным воздухом и целым пакетом каких-то там лекарств (знал же, что ничего у казака дома нет) и больше недели почти не отходил от Донского, искреннее беспокойство плескалось в его голубых глазах... Помнит, наконец, как счастлив он был каждый отпуск, срываясь в город, находящийся в восьмистах километрах от его собственного, как Женька бросался к нему на шею и бурчал что-то типа: "Не отпущу тебя больше никогда...", как прекрасно было целоваться пол закатным солнцем, смеяться с таких глупых шуток и бесконечно клясться друг другу в любви... От понимания того, что всё это может и не повториться никогда, что та встреча прошлым летом может стать последней в их жизни, Лёше хочется кричать. Сидя где-то в такси по пути в Москва-сити, ему кажется, что ещё мгновение - и он откинется от безысходности...

***

— Московский!!! — он врывается в 1147 кабинет, не церемонясь со стуком. На Алексея обращается взор двух пар глаз — голубых и светло-серых. Названный сидит за столом, массируя виски и пристально вглядываясь в экран ноутбука. Рядом со столицей стоит Питер, положив руку тому на плечо. — Что ты такое, блять, творишь?! — шипит казак, — Я спрашиваю, какого чёрта?! — Алексей Петрович… — подаётся вперёд Санкт-Петербург, и в глазах его можно прочитать мольбу успокоиться, — Я прекрасно понимаю Ваши эмоции и могу предложить… — А я могу преспокойно выставить тебя отсюда, если не умеешь свой пыл, Ростов, — вступает в диалог Михаил, видимо, поборов головную боль. Лёша вытаскивает из кармана пистолет и нервно ухмыляется. — Попробуй! — рычит, медленно напрвавляя прицел, — Если кто-то подойдёт ко мне хоть на шаг, я… — Лёшка! — слышится крик из коридора. В следующую секунду в кабинет влетает Краснодар, запыхавшийся, с покрасневшим лицом. — Что ты творишь, придурошный! — он прыгает на брата, силясь отобрать у того револьвер, но тут же отлетает к стене. — Не трогай меня! — с уст срывается полный отчаяния крик, — Не мешай! Дарен, всё ещё согнувшись, смотрит на Алексея. Вид его брата может выдать того за психа — кудрявые волосы всклокочены и торчат в стороны, руки с зажатым в них пистолетом адски дрожат, а зрачки зелёных глаз в бешеном темпе бегают, переводя взгдяд с Москвы на Кубанова и обратно… — Ненормальный… — выдыхает Краснодар, прикладывая руку к стене, — Ненормальный… — Почему вы не можете просто понять меня?!.. — кричит Донской, — Что бы делал ты, — он тычет пальцем в сторону Москвы, — если бы то же самое случилось вот с ним?! — уже указывая на Романова, — Что, преспокойно занимался бы своими делами?! И Михаил, и Александр, и Дарен молча смотрят на отчаявшегося. — Неужели я так многого прошу?! — в уголках зелёных, как изумруды, глаз Ростова скапливаются слёзы, — Я просто хочу, хочу одного!.. Знать, что с ним всё в порядке!.. Пистолет, так и не заряженный, летит на пол и с глухим стуком касается кафельного пола. По щекам Алексея реками катятся жгучие слёзы, закрывая обзор. Он будто бы издали слышит сдавленное «Ах!..», произнесённое Романовым и сквозь пелену слёз видит, как тот прикладывает к сердцу руку; Дарен смотрит на брата, выпрямляясь, и в его глазах впервые за долгое время Донской находит сочувствие; даже Москва выглядит оторопело, будто бы только поняв, как глубоки Лёшины чувства, переводит взгляд на Петербург, словно впервые представляя, что бы он делал, если бы… Звонит телефон. Московский переводит взгляд на источник звука, кажется, округляет глаза и пихает Александра локтем. Тот, явно возмущённый таким отношением столицы, ворчит, однако подаётся вперёд, смотрит на экран смартфона и кивает в Лёшину сторону… Тому абсолютно наплевать на всех, на весь этот треклятый мир. Все мысли криминальной столицы занимает один-единственный человек, и этот человек сейчас в восьмистах километрах от него. Ростов мечтать не смеет от такой роскоши, как тёплые объятия — ему просто нужно услышать Женю, понять, что он жив и что с ним всё в порядке… — Алексей, это Вас, — с лёгкой улыбкой на губах полушепчет Романов, подходя к Донскому и протягивая тому новенький айфон столицы. Названный поднимает опухшие уже глаза на Петербург, с минуту тупо смотрит на него и только потом переводит взгляд на телефон. Звонок поступает от контакта «Евгений Петрович/Одесса». Дрожащими руками, всё ещё не веря в происходящее, Ростов хватает из тонких пальцев Северной столицы такой ценный сейчас телефон, ещё раз отпихивает брата, на этот раз от двери, и выбегает в коридор. Наконец, он нажимает на зелёную трубку, и волна облегчения пробегает по телу, стоит человеку по ту сторону провода просто вздохнуть. — Счастье моё… — то ли сдавленный крик, то ли стон выходит из груди Донского. — Казачок? — тихо удивляется Женя, явно не ожидая услышать родной голос. — Жень, боже, как ты, как себя чувствуешь, ты в порядке?! — лепечет Ростов, не дав любимому сказать и слова. Беспокойство волнами накрывало его на протяжении нескольких часов, и ему важно услышать правду… — Лёша, Лёша, тише… Попридержи коней… — слабо посмеивается Одесса. Слышно, что чувствует он себя куда лучше, чем пару минут назад, — У нас проблемы со связью небольшие, да запах гари по всему городу… — снова, снова Женя ни слова не говорит о себе!.. Снова заботится лишь о состоянии города, который олицетворяет, даже не задумываясь о собственном здоровье!.. «Дурачок ты мой…» — проносится в голове у Донского. — А как ты себя чувствуешь? — допытывается Ростов. Ему важно знать всё, каждую, мать её, мелочь, ведь если дело касается Дунайского — то будет не мелочь вовсе!.. — Голова гудит, — честно признаётся Женя, вздыхает, — Ты-то как, хороший мой, что же ты натворил, раз сейчас с телефона Москвы со мной говоришь?.. — Да всё у меня хорошо, что ж произойти со мной может, — отшучивается, явно не желая нагружать любимого своими проблемами, — А это… История долгая, нудная и… Со стороны Дунайского слышится неясный голос. — Чёрт бы вас побрал!.. — тихо ругается Одесса, — Казачок, поговорим потом! — от этих слов мимолётная радость, что огоньком зажглась в груди Алексея, потухла, отдаваясь тупой болью в сердце. — Да… Я… Хорошо… — связь после этого резко оборвалась, через секунду послышались тупые и такие ненавистные в тот момент гудки, но спустя пару мгновений и они пропали... На душе ужасно… Вроде, он узнал, что с Женей всё хорошо, но этого как будто мало… Надо радоваться, что хотя бы дозвониться удалось. Надо. Не получается.<s/> Рукой держась за стенку, Ростов медленно вваливается обратно в кабинет. Взоры всех в нем находившихся устремлены на него. Эта улыбка, скорченная для показания того, что всё в порядке, он жив, выдается настолько кривой, неискренней и неестественной, что чуткий Романов скорбно опускает глаза, а брат со столицей смотрят так противно-сочувствующе, что внутренняя злость на весь мир в Лёше снова закипает. Расшатанная психика заставляла испытывать целый калейдоскоп эмоций, а он продолжал смотреть на всех с тупой улыбкой на лице... «Вы никак не поможете, не смотрите на меня так… агх!» — отчаяние горьким комом подкрадывалась к горлу, хотелось попить воды, проглотить это! Господи, если ты есть! Пожалуйста... Почему же всё так паршиво? Почему же кажется, что уже боле ничего не сделать? Почему так колет сердце… — Ну, я пойду?.. — неестественно высоко, дрогнувшим голосом со слезами в глотке произносит, вновь оборачиваясь к двери, предварительно оставив айфон столицы на столе. Ватные ноги совсем не держат, он идёт шатаясь, что-то невнятно и тихо бубня себе под нос. От одного вида этой картины хочется плакать. Спотыкается, но потом, быстро, вновь находит равновесие. Сзади раздаётся приглушённый голос Москвы: — Мне жаль, я… Постараюсь что-то...— Ростов ему не отвечает, а лишь молча выходит из кабинета номер тысяча сто сорок семь. Дверь не захлопывает, а тихонько прикрывает. Сразу после этого устремляет глаза в потолок, прикусывая до металлического привкуса нижнюю губу — чтобы не заплакать, но горячие слёзы снова обжигают кожу лица. Кто, кто, сука, сказал, что если он не чувствует физическую боль, то и не чувствует и моральную?! Это ничуть не легче!.. Скорее, наоборот... А из кабинета столицы доносятся чуть слышные, кажется, обеспокоенные голоса... Вскоре двое — Дарен и Александр, - выходят оттуда, Лёша в последний момент отходит, не желая, чтобы эти двое лицезрели его в момент его слабости. Романов, бросив напоследок на Лёшу сглубокий взор серых глаз, уходит. Странно, в этих глазах Донской находит лёгкое утешение, они не выражает лишь простое сочувствие, в них было что-то такое, что словами и не передать!.. <Дарен просто подходит, не проронив ни слова. Ни о какой привычной его улыбке речи быть и не может - не время... Он лишь берёт своего бедного братца под руку — тому ничего не остаётся, как довериться его холодным ладоням, он падает в его объятия, как тряпичная кукла, мелко подрагивая. — Дарен, пожалуйста, не уходи больше!.. Мне очень трудно!.. Побудь со мной!.. Пожалуйста... — голос отчаянно дрожит, как и всё тело в целом, --- Умоляю... — звучит так жалко, что тут даже самый чёрствый человек бы не смог отказать!.. Где же тот великий и сильный город, что буквально недавно бороздил травяное море степи на лошади, а, криминальная столица?.. — Да, Лёш, прошу, успокойся... Москва обещал нам, он всё уладит! — Дарен, приобнимая за плечи, ведёт к выходу, — Держи! Ты обронил… — в опущенную руку суют тот самый любимый его пистолет. — Мг… — Донской в ответ что-то мычит, но даже не пытается взять револьвер в руки. Сейчас ничего не хочется... Краснодар в ответ лишь вздыхает, убирая пистолет себе в карман — отдаст попозже. Слышатся ругательства Московского — видимо, сумел-таки дозвониться до Киева и сейчас выносит мозги старшему брату. «>Наладится, наладится, всё, мать его, наладится», — Лёша мысленно заверяет самого себя в правдивости этих слов, — «Но не скоро... Уж это точно…» — от этой печальной истины хочется себя пристрелить тем самым револьвером, что сейчас у брата в кармане. Но нельзя. Бессмертие — такой себе дар, если в твоей жизни так много… плохого. — Потерпи немного... Я верю — всё наладится! — шепчет Дарен, обнимая крепче. Как же хочется в это верить.