День рождения

Бутылочное стекло приятно холодило ладонь выступившим на поверхности конденсатом. Отсалютовав своему смазанному отражению в отполированной поверхности металлического шкафчика бокалом, Рис сделал несколько глотков — алкоголь приятным теплом согрел горло, пряно ущипнув язык послевкусием — и опустился на диван, подальше от искушения вскрыть третью бутылку. Хотя, может быть, он поддастся ему чуть позже. В конце концов, это единственный день в году, когда он позволил себе расслабиться. Впервые за несколько лет. Тогда, на Гелиосе, мечтая о восхождении на вершины корпоративной цепи, он представлял празднования своего дня рождения не так. В фантазиях это было богато и ярко, соответственно высокой должности; и неизменно рядом присутствовали Вон и Иветт. Рис уж точно не мог подумать, что когда судьба всё-таки поставит его во главе корпорации, все обернется… вот так. И его дни рождения превратятся в дни с горьким привкусом печали… а друзья, которые казались незыблемой константой, покинут его: Вона сведёт с ума Пандора, Иветт та же Пандора лишит не только разума, но и жизни. И он останется на этой вершине совсем один, открытый всем ветрам, больше не способный доверять людям и спать по ночам без терзающей мозг тревоги. Взгляд невольно зацепился за край настенной панели, и Рис постарался отогнать царапающую с первого же выпитого бокала мысль. Горький смешок сорвался с губ. Не стоит этого делать: прошлый раз ярко показал, насколько сильно после взаимодействия страдает его психическое здоровье. Да и позапрошлый тоже. И все же… Рис отставил бутылку и бокал на приставной столик — на стекле осталась трещина от силы, с которой кибернетические пальцы сжали чашу — и, ведомый затуманенным алкоголем сознанием, встал. Несколько шагов до стены показались километром; вино ударило в голову, догоняя опьянением, и Рис качнулся, ухватился за выступающий сканер-замок, чтобы не упасть. Конечно, это все алкоголь. Не сожаление, не подавленная тоска. И совсем он не скучал. Потом он будет так злиться на себя. Но это будет потом. Рис приложил руку к сканеру, дождался щелчка, — и панель отъехала вбок, открывая взгляду неглубокую нишу, в которой, криво брошенный в угол в прошлый раз, расположился небольшой, с кулак размером, переливчато-черный куб. Нетерпение жгло дрожащие от волнение пальцы, но Рис замер, запоздало вспоминая про меры предосторожности. В них не было никакого смысла, он и так обезопасил себя максимально — и все же Рис щёлкнул по порту, отключая глаз, и отсоединил руку, положил на пол и мыском ботинка отодвинул подальше. Совершенно избыточные действия. Куб был замкнут сам на себя, и даже устаревше работал от батареек, Рис их еле достал: никакой возможности вырваться, никакого соединения с сетью. Только динамик и проектор. Самая надёжная тюрьма для строчек нулей и единиц. С трудом отогнав клыками впившуюся совесть, Рис сомкнул пальцы на кубе, поднял, на секунду насладившись привычной тяжестью. Обжёгшись после первой попытки взаимодействия, он взял привычку крутить куб в руках во время работы, не прикасаясь к включателю; после второй попытки, яростный и взбудораженный обидой, он закинул куб в нишу и волевым усилием не прикасался к нему несколько лет. Потом, конечно, не выдержал. Совсем как сейчас. Всё алкоголь виноват. Рис щёлкнул утопленной на дне кнопкой. Он расплатится за свой поступок новыми приступами бессонницы и паники, и снова будет задыхаться по ночам от фантомной хватки на шее, оглушенный криками людей на Гелиосе, не затихающих в ушах уже много лет, — но прямо сейчас, наблюдая, как переливается голубым проявляющаяся голограмма, сознание окутало патологическим покоем. Замедлилось паническое биение сердца в горле, инстинкт «замри или беги» стрелкой остановился на «замри». — …бью тебя! — рявкнул динамик оборванной в прошлый раз на середине фразе, и Джек, проявившийся в новых для него декорациях, на мгновение осекся. — Помолчи секунду, а? — с весёлым бесстрашием попросил Рис, пользуясь моментом, и от близости знакомой смертельной опасности впервые за долгое время стало спокойно и тихо в голове. — Сделай подарок. У меня сегодня день рождения. Джек фыркнул — как обиженная лисица — и на удивление действительно замолчал, сложив руки на груди. Рис завороженно проследил рисунок вен на тыле ладоней взглядом; какую же невероятную работу проделал Накаяма, от и до восстановив строчками кода внешность и характер. В последнем, пожалуй, профессор мог бы стараться поменьше. — И сколько имениннику? — дав Рису мгновения благословенной тишины, все же произнес Джек. Голос у него слегка хрипел, как после долгого молчания, хотя для Джека не должно было пройти ни минуты с последнего отключения, и от этой хрипотцы Рис с мучительным стыдом ощутил нарастающую тяжесть в паху. С него, пожалуй, можно было бы писать учебник психиатрии: набралось бы на два тома. — Тридцать три, — растущую с каждым годом цифру становилось все сложнее принимать — как и видеть в зеркале изменения, пусть и большая их часть была следствием не столько возраста, сколько уровня стресса. Рис прошел мимо Джека — волосы на загривке встали дыбом, когда Джек остался вне зоны видимости, за спиной, но нельзя было показывать слабость, и Рис выпрямился, опускаясь обратно в кресло, стараясь держать эмоции подальше от мимики. Слишком занятый работой и от этого чуть отупев эмоционально, Рис в очередной раз забыл, какую бурю в нем поднимает одно только присутствие Джека — и как сильно реагирует тело, разрываясь между неизбывной привязанностью и приобретенной паникой. Так и сейчас: по загривку и ниже по шее разбежались мурашки, прослеживая отпечаток пальцев, колени свело, как от прыжка в холодную воду, и мучительно потянуло правое плечо, закололо огибающий панель протеза шрам. Рис несколько лет разбирался с последствиями варварского выдирания кибернетики, и так и не восстановил до конца чувствительность нейронов в полном объеме; новая рука была специально покрыта матовыми узорами, своим сочетанием с глянцем общего покрытия скрадывающая периодический тремор. А навязчивую боль, сродни зубной, не утихающую даже во сне — словно в пространство суставной сумки засыпали мелких раскаленных иголок — он научился терпеть и почти не замечать. Сейчас она разгоралась с удвоенной силой, посылая электрические всполохи в висок и внутренности, и на фоне прочих эмоций казалась почти приятной. Три тома. Третий — под главу «мазохизм». Джек медленно оглядел его, с головы до ног — Рис почти чувствовал его взгляд липким прикосновением — и осклабился поганой ухмылкой: — Годы тебя не щадят, кексик. Прозвище дрожью отозвалось по позвоночнику, и Рис вздернул подбородок, игнорируя щекотное ощущение. — Мы плохо закончили предыдущий разговор, — с напускным безразличием сказал Рис, уставившись Джеку между глаз: выученный способ смотреть в глаза собеседника, не смотря в них на самом деле. — Попробуем снова? Ухмылка на лице Джека расползлась шире. — Конечно, — обманчиво ласково пообещал он, плавно, чуть заметно меняя положение. Рис знал, что за этим последует. Джек не мог прикоснуться к Рису — и все равно не оставлял попыток. — Я поговорю с тобой. Поговорю, как только… Джек мог бы и не продолжать фразу — Рис и так знал, что он сейчас скажет. Рис со вздохом переместил палец в ямку кнопки, пока не нажимая. Джек умел удивлять — вдруг и в этот раз удивит, и события пройдут отлично от всех предыдущих попыток. — …как только выпущу твои гнилые кишки! Не удивил. Джек бросился вперёд, большие ладони неощутимо мазнули сквозь шею знакомым движением; вспотевшим за долю секунды пальцем Рис вдавил кнопку глубже, до щелчка, и голограмма рассыпалась пикселями, засыпая в глубине черного куба. Откинувшись на спинку кресла, Рис застонал, вложив в звук всю жалость к себе, насколько только был способен. Знал же, что это плохая идея. Уже ведь пытался раньше. Сердце набатом билось в ушах. Рис прикрыл глаза, сполз в кресле ниже, проживая остаточные эмоции. Немного гнева, немного страха, совсем капля — стыдливого возбуждения. И совсем никакой отупляющей паники, от которой он, задыхаясь, вскакивал посреди ночи и больше не мог заснуть. Взаимодействие с настоящим Джеком парадоксально бросало его в куда меньшую стрессовую яму, чем те сценарии, которые проигрывал его разум в уязвимые моменты. Настоящего Джека можно было отключить. С сознанием такое не прокатывало. Рис тяжело вздохнул, и не открывая глаз, нащупал горлышко бутылки; отхлебнул, не обременяя себя бокалом. Губы медленно расползались в истерической улыбке. Джек не угрожал ему целых… пятнадцать секунд? Воистину прогресс. Куб, нагретый теплом его ладони, примостился на коленях. Рис посмотрел на него сквозь ресницы, любуясь игрой света на темных гранях. Он обязательно попробует ещё раз — когда наберётся смелости для следующей попытки. А сегодня он получил почти поздравление; и в этот день рождения недолго, но все же — был не один. Ему придется постараться, чтобы в следующем году из этой фразы ушло «недолго».