Our final night alive

      Когда стало понятно, что Лоче осталось жить не долго, и не только из-за его проблем с ментальным здоровьем, Рэн кардинально изменил программу лечения, если её все так же можно назвать. Он, конечно, пытался убедить Лочу выздороветь и начать новую жизнь, но блондин отказался. Более того, он даже запретил психиатру говорить о подобном. Каждый раз, когда Рэн поднимал тему лечения, Лоча просто игнорировал его или уходил в другой угол комнаты, избегая любого контакта. Это ранило сильнее, чем осознание того, что блондин смертельно болен, потому что Рэн действительно мог помочь, если б Лоча просто захотел. Юный психиатр каждый день поднимал эту тему, но другой лишь сильнее закрывался и злился, угрожая, что сиганет с окна раньше, чем опухоль сожрёт его. Манипуляции были оправданы, Лоча действительно мог покончить с собой в любой момент, поэтому Рэн на время прекратил мучать другого. А вместо лечения психиатр прописал блондину обезболивающие, чтоб тот мог хотя бы спать без головной боли, которая мучила его почти всегда.       Хоть Рэн и спрашивал советы у других врачей, они мало чем помогали. Многие их пациенты справлялись благодоря тому, что пришли сюда осознанно. Они хотели лечения, а потому старалась справляться. А те, кого сюда привели, получали поддержку от близких и друзей, которые смогли найти подходит. Лоча же был один и осознанно двигался в сторону смерти. В то же время, казалось, Рэн сходил с ума.       Отравленный ядом, которого нельзя ни потрогать, ни увидеть, ни понюхать, но ощутить в самом сердце, юный психиатр грозился потерять рассудок. Мужчина проводил все свое время с Лочей, отказывался от перерывов на обед и очень нервничал, когда его пациента рядом не было. Мужчина не мог нормально находится дома, но забрать Лочу не имел права (он узнавал). Поэтому приходилось до последнего сидеть в больнице, а потом с утра возвращаться и, после того, как медсестры сделали обход, ложится в чужую кровать и обнимать прохладное тело, издавая что-то похожее на довольно фырчание. Он сам и не знал, что издавал такие звуки, блондин сам сказал ему об этом.       — Каждый раз, когда ты сонный обнимаешь меня, ты забавно фырчишь, — Лоча мягко улыбнулся, смотря на Рэна, который ты смотрел на медленно умирающего, замечая все признаки скорой смерти, но не в силах их как-то исправить или хотя бы облегчить. Мужчина чувствовал себя бесполезным и никчёмным.       Так рано закончил университет, а своего пациента вылечить не может. Это заставляло желать встречи с самим Господом или Сатаной, чтоб заключить сделку.       Сейчас Рэн сидел и мягко причесывал Лочу. За окном бушевала гроза, а из-за плохой погоды блондин страдал ещё больше, не в силах даже руки поднять из-за болей в суставах и голове. Так что сейчас Рэн позволил пациенту положить на свою грудь голову, пока он нежно гладил и убирал спутавшиеся пряди. В какой то момент он ощутил под расчёской что-то странное, как будто грубая кожа или какое-то скопление. Родинка? Нет, для родинки слишком большое. Раздвинув сухие и ломкие волосы, мужчина смог увидеть шрам от выстрела. Это напомнило ему о том, что Лоча мог умереть ещё не познакомившись с ним. Более того, он даже и не знал бы о нем.       Была бы его жизнь тогда лучше? Сидел бы, работал, с документами, с людьми, лечил бы и не страдал от того, как сердце кровью обливается. Мозг говорит, что было бы лучше. Он бы не страдал так сильно, как сейчас и не знал бы горя таких масштабов. С другой стороны, он помнил как Лоча забавно жмурится от солнца и ладонью трёт глаза. Он помнит, как в начале Лоча часто прижимался и обнимал его так, как будто он мог исчезнуть. Вспоминая такие моменты, он осознал, что блондин раньше как будто был более живее? Это сложно объяснить. Опухоль занимала лишь часть мозга и проблемы были с эмоциями, контролем чувств и памятью, кратковременной. Сейчас же пациент заметно тускнел и на место гиперэмоциональности пришла пустота и апатия. Опухоль развивалась и похожу пошла дальше. К сожалению, он не мог залезть другому в голову и понять, что происходит.       Продолжая смотреть на шрам и мягко трогать его, Рэн наклонился и слабо прижался губами к напоминанию о чужом неудавшемся суициде, как будто это могло помочь.       Лоча тут же толкнул его в сторону и слабо нахмурился, смотря на него своими красивыми чёрными глазами.       — Если я разрешаю тебе обнимать меня и лежать рядом, это не означает, что меня можно целовать.       Видя такую реакцию, Рэн не мог понять причину чужой злости. До этого они ведь и обнимались, и спали на одной кровати в обнимку, и до ночи разговаривали о всяком. Далеко ходить не надо, Лоча сам вешался на него раньше. А что сейчас произошло? Почему сейчас блондин разозлился?       — Тебе больно?...— глупый вопрос, но это единственное, что он мог спросить. Ему было почему-то так...плохо от того, что Лоче противен его лёгкий поцелуй в макушку.       Блондин тихо фыркает и отводит взгляд в сторону, поджав колени к груди. Лоча начал чаще мёрзнуть и сам он был полностью холодный. Сейчас он выглядел как призрак, который остался в этом мире, сам не зная почему.       — Хватит всего этого. Хватит объятий, хватит разговоров, — мужчина смотрел на свои пальцы на ногах, ощущая себя мерзко. Как будто он был грязью, — Мне осталось жить немного. Я бы скоротил это время, если б за мной не следили. Ты продолжаешь несмотря ни на что возиться со мной, как будто я не вижу как ты смотришь, реагируешь и что ты делаешь. Прекрати мучать меня и себя.       Рэн не понимает что происходит и пытается подсесть ближе. Лоча никогда не был таким, неужели опухоль настолько все ухудшила?       — Лоча-       — Блэйд, — заметив как психиатр дернулся и слабо нахмурил свои красивые брови, Лочи посмотрел на него исподлобья, — Тебя злит, когда я зову тебя так, а я все ещё его вижу. Иногда слышу. Иногда он разговаривает со мной.       Лоча встаёт и хромая подходит к окну, смотря на чёрное грозовое небо, будто желая, чтоб молния попала в него прямо сейчас и убила.       — Хватит пытаться меня спасти, я обречён. Хватит испытывать чувства, которых нет, — Лоча поворачивается вновь и смотрит на Рэна мутным взглядом. Он видит все, что-то тот хочет сказать, но прерывает на полу-слове, — Ты не испытываешь ко мне ничего, кроме сочувствия и жалости. Если ты считаешь обратное, то ты идиот. Не зная обо мне ничего, кроме факта о моем убийстве и болезни, ты действительно видишь во мне что-то, что тебя притягивает? Не смеши ни меня, ни себя.       Тяжёлая атмосфера повисла в комнате. Лоча мог её ощутить. Почувствовать липкий взгляд на своей спине, ощутить как давят комнаты стен. Или стены комнаты? Он не знает. Не понимает. Душно. Холодно. Нечем дышать. Голова болит, а перед глазами мутнеет. Он устал от боли. Он хотел умереть ещё пол года назад, или больше, или меньше. Не помнит. Ха-ха, как обычно не помнит. Жалкое создание. Испортил сам себе судьбу. Лучше б его труп сожрали собаки. Он хочет конец. Он так устал. Не имеет сил бороться. Не имеет желания. Хочет превратится в каплю дождя и разбиться. Так будет лучше для всех.       — Возможно, ты и прав, — Рэн берет нежно чужую руку и переплитает пальцы, смотрит, разрешает ли блондин это или нет, — Я действительно чувствую жалость по отношению к тебе. Но это не единственное, что я чувствую.       — Ты меня не знаешь, — Лоча хмурится, но руку не отдергивает.       — Разреши мне узнать о тебе больше, чем то, что написано в медицинской карточке, — за окном бушует гром и молния, любимая погода Рэна, такая же, как и Лоча.       — Зачем тебе это?       — Потому что я лю-       Лоча закрывает чужой рот. Как и в случае с Блэйдом, он не хочет знать ответа. Он не хочет ничего. Он хочет лишь умереть.       Рэн продолжает нежно держать чужие руки и мягко целовать. Если Лоча отдергивает руку, он отпускает, но отступать не собирается.       — Я любл-, — снова закрывают рот.       — Хватит.       Лоча склоняет голову и плечи его опущены, как будто кости в тебе все сломаны. Лишь сбитое дыхание и всхлипы позволяют понять, что происходит за завесой хрупких волос. Рэн молчит, смотрят на блондина, на душе скребут кошки. Но он ждёт. Ждёт, пока Лоча позволит его обнять.       — Ничего не говори...Я не хочу. Ты не знаешь меня. Ты не любишь меня. Ты должен меня забыть. Я травлю твою жизнь, я убиваю тебя, – Лоча тихо плачет и мог бы и вовсе упасть, если б Рэн не поймал его.       Психиатр аккуратно обнимает ослабшего и измученого больного, аккуратно убирая пряди с чужого лица, чтоб увидеть мокрые красные глаза и дрожащие бледные губы.       — Я убью тебя так же, как и его.       — Ты не убьёшь меня.       — Ты все равно умрёшь из-за меня.       — Я не умру из-за тебя.       — Врёшь, — Лоча криво улыбается, пока слезы продолжают течь, — Ты уже умираешь из-за меня... Отравленный. Испорченный. Ты изменился. Ты стал мягче ко мне и холоднее к другим. Так нельзя. Ты не должен-       — Ты не должен решать за меня, что я чувствую, думаю и как я отношусь к другим, включая тебя, — Рэн берет чужую ладонь и целует прямо в центр, а после кладёт себе на щеку, — Хочешь узнать, что я думаю на самом деле? Ты прекрасен. Ты прекрасен как кровь на снегу, ты прекрасен как чёрная дыра окруженная света, ты прекрасен как ядовитая змея, как крыло ворона, как скелет, как мороз на коже.       Это глупо, это так глупо. Лоча не верит ни единому слову, но сердце бьётся и с каждым ударом сердца глаза все мокрее. Как будто он достоин всего этого.       А Рэн продолжает его целовать, мягко переходя на шрамированные запястья:       — Разреши мне узнать тебя до того, как тебя узнают патологоанатомы. Разреши спросить тебя обо всем. Разреши тебя любить, Лоча, — в чужом голосе слышен надлом. Не просьба, мольба.       Как будто Лоча был кем-то, у кого нужно умолять. Как будто его тело прекрасно, как будто Рэну не противно от вкуса его кожи на губах.       — Я сумасшедший. Я убью тебя и умру сам.       — Убивай, — Рэн шепчет прямо в чужие сухие губы. Если Лоча выстрелит ему в лоб — хорошо, — Я назло тебе воскресну и пойду за тобой.       Блондин тихо хмыкает и смотрит в чужие глаза, полностью раслабленный в чужих руках, подобно кукле без ниток, мясу без костей. Он на самом деле был так слаб.       — Встанешь прямо из могилы? – мёртвое дыхание ложиться на живые губы.       — Если я в твоих глазах Блэйд, то я уже это сделал.       Лоча хрипло смеётся и закрывает глаза, растворяясь на чужих губах сладким сахаром. Мужчина позволял себя смаковать, ощущая привкус слез. Это было глупо и неправильно, но они оба наслаждались этим моментом, как два утопающих в черном океане. Блэйд...нет, это был не Блэйд. Блэйд был мёртв и гнилой, разлагался под землёй, хотя скорее от него остались лишь кости. Блэйд был любим, но не любил, а Лоча отдал всего себя ради него. Отдал без остатка, из-за чего сейчас не имел ничего, кроме телесной оболочки и болезни.       А Рэн, почему-то, его спасал. Даже несмотря на то, что своим существованием он его травит, Рэн продолжал его целовать нежно и аккуратно, боясь поранить ещё больше. Лоча был разбитым стеклом, которое выбросить надо, чтоб не пораниться, но Рэн продолжал прижиматься к нему, от чего при свете молний на губах вместе с кровью блестела стеклянная крошка.       Мужчина продолжал ласкать другого, покусывая губы, жадно, но нежно, мягко, пока руки обнимали и прижимали к себе, как самое дорогое. Лоча тихо хихикает и лёгкой щекотки и смотрит в потолок, думая, что, наверное, медсестры накачали его чем-то, раз он такой спокойный и мирный. Уставший.       — У меня даже волосы сыпаться начали, — Лоча хмыкает и чувствует как глаза слезятся от осознание собственной никчемности, — Я умер ещё тогда, сейчас я просто пакет с гнилыми органами.       Рэн тихо вздыхается и вновь накрывает чужие губы своими, словно жизнь пытается вдохнуть:       — Всё будет хорошо, — он тихо шепчет, зная, что хорошо не будет, — Ты все ещё самый красивый для меня.       — Ты даже не видел, каким я был раньше.       — Но я люблю тебя таким, какой ты сейчас.       Лоча снова криво улыбается, пока слезы тут по щекам и в груди булькает отчаяние густым сиропом, совсем не сладкий, но липкий до безобразия.       — Как ты можешь любить труп?       — Ты ведь тоже труп любишь, — Рэн мягко вытирает чужие слезы, пытаясь вернуть взгляд на себя, — Но для меня ты не труп. Ты разбитый и сломанный человек со сложностями, смертельной болезнью и сильно выраженным депрессивным поведением, который бросил все и не хочет снова научиться жить.       — Прекрати.       — Но я люблю тебя даже таким.       — Замолчи.       — Лоча, я люблю тебя и хочу спасти.       — У тебя не получится.       — Проверим? — Рэн заглядывает прямо в чужие чёрные глаза и мягко целует слезы, слизав их аккуратно с нижнего века, — Тебе терять нечего ведь. Если у нас все получится, ты обретёшь шанс на жизнь. Если нет...Я буду ждать тебя в другом обличие.       Горько-сладкий вкус чужих губ смешивался с соленостью слез.       Это так глупо, они оба об этом знали. Это безумие. Рэн понимал, что это не здорово, это по больному, не нормально. Но он ничего не мог поделать. Он хотел спасти другого, а если нет, то хотя бы провести с ним последние недели жизни, чтоб в своей памяти оставить как можно больше следов.       Лоча смотрит прямо в чужие глаза своим мутным взором и снова тихо смеётся. Это так глупо. Но почему-то сердце щимет, а глаза снова на мокром месте и смех превращается в плач, такой уставший и сломленный, отчаянный, что на блюде получил надежду, хоть в неё и не верил. И даже сейчас не верит, но Рэн продолжал целовать его слезы и нежно гладить по затылку, словно действительно любит. Словно заботится не потому, что это его работа, а потому что хочет.       И слезы литься не прекращаются, продолжают течь как дождь за окном, падают на одеяло и булькают в горле. Как давно он не плакал? Он не помнит.       На самом деле ему так плохо. И умирать он боится. Он не хотел умирать. Он хотел жить с Блэйдом и любить его, быть любимым, покупать вместе одежду, строить планы на будущее и наслаждаться тёплыми солнышком. Он не хотел его убивать. Он не хотел убивать себя. Он не хотел рушить то, что стояло на гнилой основе, но решил разрушить все до сырой земли и себя же в ней захоронить. Блэйд мёртв, Лоча в больнице, болен смертельно. Блэйд мёртв, Лоча хочет умереть, в голове опухоль. Блэйд мёртв, Лоча...       Лоча плачет на плече у Рэна так жалко и слабо, что самому противно. Он бы дал себе по голове, чтоб нюни не распускал, но он так устал, что не мог даже глаза открыть, продолжая вслепую рыдать. На самом деле это рыданием и не назвать. Хриплое завывание, отчаянный глухой скулеж раненого животного, который и жить не хотел, и смерти боится, и не может ничего, кроме как выпускать из глотки сжатый воздух вместе с горестным свистом.       — Малыш, — Рэн тихо шепчет и гладит по макушке, обнимая одной рукой, смотря куда-то в сторону, — Я буду рядом, слышишь? Несмотря ни на что. Ощутив под пальцами шрам от пули, Рэн вновь накрывает его губами.       — Мой бедный малыш.       Только когда гроза стихает, Лоча перестаёт рыдать. Мужчина безкостно лежит на чужом плече, впитывая тепло другого. Пустой взгляд направлен в никуда. Казалось, даже если его прямо сейчас взять и бросить в стену, он никак не отреагирует. Рэн молчал, аккуратно гладил и прижимал к себе, ни говоря ни слова. Он не надеялся на что-то, но он был рад, что Лоча позволил себе выплеснуть то, что копилось в нем долгое время.       Лоча взял слишком многое на себя и не справился. Но Рэн был рядом.       Не Блэйд.