Аутодафе

      Даби видит проблему раньше, чем видит Шото. Это не удивляет: Шото слишком неопытен, чтобы чувствовать такие вещи, слишком правилен и слишком замкнут — а еще так себе социализирован. Если он что-то и замечает, спросить не у кого. Ну, что сказать? Спасибо их папаше.       Его запах меняется с каждым днем все больше, становясь как-то гуще и плотнее. Тяжелее... Ладно, слишком тяжелым для молодого, по легенде нетронутого омеги. Легенда не всегда правдива, но кое-кому только предстоит это узнать; вдыхая, Даби наслаждается появившейся терпкостью. Забивает, честно говоря, на то, что она должна отталкивать альф от занятого другим тела. Аромат необычный, дурманящий — не из-за вкуса, а из-за сути.       Самому Шото тоже становится тяжело. Разумеется, никто не говорит об этом — интересно, каково вообще не доверять тому, с кем трахаешься? Жаль, правда витает в воздухе. Прямо как его новый запах. Ха-ха.       — Как тренировки? — спрашивает Даби услужливо. Тянет руки, чтобы залезть под футболку, когда тот отсаживается вдруг в сторону. Отвечает вопреки всему:       — Неплохо. Я не очень хорошо себя чувствую, извини, — и от слов почти тянет рассмеяться. Что такое, осложнения первого триместра? Не хочется чувствовать рядом даже того, кто этот самый триместр организовал?       Очевидно, с таблеткам что-то пошло не так. Очевидно, Шото ждет ребенка. Сам их папаша спасибо не скажет точно. У него детей трое — да-да, четверо, на мертвых всем похую — и к чему это привело, известно. Молчаливый протест Даби игнорирует: утыкается в нежную шею, спрятав клыки лишь усилием воли. Метки там как не было, так и нет. Чем не сенсация? Младший сын Старателя, несовершеннолетний, родил хрен знает от кого, без брака и без пары.       Когда запах становится очень уж резким, он даже волнуется. Навскидку идет неделя пятая-шестая, плюс-минус, наверное, пара дней — сам Бог, если есть, тут не скажет точно. Точно можно сказать другое: дело не в токсикозе. Не в обычных для такого состояния бедах с обменом всего и вся.       Вообще-то, где-то тут должны были забить тревогу. Вообще-то, странность аромата уже должна быть ясна любому. Порой хочется уточнить, не слепые ли в Юэй учителя, хотя характеристика "слепой" тут не подходит. Скорее, "долбоеб с напрочь отбитым обонянием". На одноклассников надежды точно нет.       В сладкий флер от цветущей внутри новой жизни врывается болезненная горечь. Беременность будет тяжелой, и это...       Прекрасно?       Они видятся все реже, от чего иногда смешно. Секс исчезает напрочь, под разными предлогами, от чего смешно тоже. Строя заботливого, Даби говорит:       — Ты бледный. Все хорошо?       — Неплохо, — отвечает Шото, будто заело пластинку. — Мне нужно идти назад.       Такой спокойный и сдержанный, такой отстраненный, он отчасти похож на мать. Правда, от матери вряд ли несло чем-то порченым и затхлым. Вот теперь Даби уверен, что молчат из недоверия и вредности, потому что просрать столь заметные сдвиги сложно. Да, Шото неопытный, да, Шото правильный — но внимательный и далеко не тупой.       Что творится, интересно, в тех частях его жизни, куда его альфа — звучит гордо — пока не может посмотреть? Время идет, а запах только хуже, как и состояние. Старателю ведь обоняние еще не отшибло, да?       Размышляя об этом, Даби не знает, чего хочет больше. Вариант первый: каким-то чудом ребенка оставят. Шото обмякнет, станет изящнее и глаже, будет с трудом носить выросший живот. Потом родит от него, родного брата, и всю жизнь просуществует с клеймом, когда родной брат расскажет всем и обо всём. Вариант второй: беременность убьет его нахер. Между прочим, весьма реальный — хотя чуть менее желанный, если на то пошло.       Последствия не те. Смерть еще одного сына папаша явно перенесет проще.       — У тебя со здоровьем определенно что-то случилось, — звучит как издевка, коей и является. Усилия, потраченные на ужин, Даби жалеет больше, чем шедевр, не шедеврально рассевшийся на полу. Кажется, еще немного, и вместе с едой он выблюет желудок, растущий плод и себя самого. А убирать кому? Ну, конечно.       Шото смотрит в упор своим твердым, нечитаемым взглядом.       — Ты думаешь, это забавно?       "Да", — мысленно произносит Даби.       — Конечно, нет, — заверяет вслух. Сидит рядом и упивается, не стыдясь ни капли.       После Шото пропадает совсем, не отвечает на звонки и сообщения. Смутная догадка, где он может быть, подтверждается новостной сводкой из издания повышенной желтизны. Та, впрочем, быстро исчезает, будто об этом настойчиво попросили. Даби даже в курсе, кто. О репутации он всегда заботился лучше, чем о детях.       Как ни в чем не бывало, недели через две братец появляется. Ни удушливости болезни, ни приятной густоты феромонов — нет ничего вообще.       — Твой запах сильно изменился.       — Выкидыш, — кивает Шото так просто, словно не переживает. Опять сдерживается, хотя все видно по лицу. — Сделать аборт было нельзя. Какая-то патология.       В голове вертится колкое: "А что ты хотел от инцеста, солнце?" К сожалению, приходится прикусить язык. Разочарование отравляет хуже горечи, хуже ненависти, годами тлеющей под воздействием собственного огня. Этот третий вариант недопустимо далек и от первого, и от второго. Случись все, как надо, — папаша узнал бы, кто принес в его дом недуг. Случись все, как надо, — понял бы, кто сломал геройское будущее любимого мальчика, и сгорел в пламени своих же ошибок.       От порченого, провального старшего сына — такой же порченый старший внук. Только теперь этому не суждено сбыться.       — Ты ничего мне не сказал, — качает головой Даби. Пользуется секундной заминкой как поводом изобразить шок.       Твердый взгляд больше не нечитаем. Теперь там плещется удивление.       — Мне казалось, ты чувствовал сам. Я просто подумал...       — Что у нас не такие отношения? — усмешка получается вполне правдоподобной. — Я не хотел давить. Связать свою жизнь со злодеем серьезное решение, все-таки.       Не хотел давить, ха-ха, какой пиздец — но пока спектакль идет, надо изображать душку. Стоит признать, тут его переиграли. Шото плохо социализирован и замкнут; Даби ушел в свои мечты и чуть не выпал из роли. Действительно серьезный просчет.       Впрочем, младший брат все еще с ним трахается, причем добровольно. От этого не сбежать.       "Не переживай, шедевр", — думается мимолетно. Воображение рисует его прекрасное лицо в тот момент, когда Даби объявит, кто он на самом деле. Когда до Шото наконец-таки дойдет. А пока проблему можно пережить. Отсутствие калечных детей не испортит ему праздник. Наверное, даже наоборот.