Джет

      Успокоившееся дыхание самцов уже не нарушало воцарившейся тишины. В полумраке отсека силуэты отдыхающих воинов можно было легко спутать с силуэтами двоих возлюбленных. Полуночный Вой возлежал на мохнатой шкуре, опираясь на локоть, его взгляд был устремлен в никуда, а свободная рука рассеянно поглаживала грудь и живот замершего рядом младшего самца.       А сын Пепла лежал ни жив ни мертв, оглушенный той бурей чувств, что пришлось испытать за последние часы, и раздавленный тягостным осознанием сейчас… Он ощущал прикосновения, о которых когда-то так отчаянно и безнадежно мечтал, но сделали ли они его счастливым? Конечно нет. Ласки Вожака были умелыми и изощренными — по сравнению с ним Рифт был абсолютно неуклюж. Они могли бы вознести на высочайшие вершины блаженства, увести за пределы реальности, превратить в безвольного раба одержавших победу страстей, но… Трепет и восхищение перебивало другое чувство. Джет не знал его названия. Чувство, которое испытывает жертва, прижатая лапой хищника, решившего вдоволь поиграть с добычей перед тем, как устроить пиршество.       — Ты понимаешь, что произошло, воин? — Полуночный Вой нарушил молчание неожиданно, и сын Пепла невольно вздрогнул под его рукой. Рука на миг остановилась, а после продолжила с прежней необъяснимой нежностью поглаживать кожу младшего самца.       Поворачиваться было до безумия страшно, но Джет пересилил себя, потому что почувствовал: Вожак теперь смотрит на него. В следующий миг томно прикрытые очи лидера оказались неожиданно близко. Их взгляд был задумчив.       — Я не знаю, что ответить, мой Вожак, — чуть слышно прошептал юнец.       — Как ты думаешь, что теперь с тобой будет?       Молодая Кровь напрягся всем телом и попытался встать, но ладонь Полуночного Воя легла на горло и не позволила подняться.       — Мой Вожак, твоя воля поступать со мной, как считаешь необходимым, — силясь вдохнуть, прохрипел Джет.       Рука лидера расслабилась и скользнула выше, обведя пальцами ротовую перепонку и скулу юнца. Полуночный Вой выдержал паузу, после чего проговорил:       — Ты пролил семя…       От этой безжалостной констатации у сына Пепла все сжалось внутри. Да, так оно и было… Он ублажал Вожака раз за разом, самозабвенно лаская раз за разом восстающую плоть. И Вожак отвечал ему, то поддаваясь, то руководя, то принуждая. Он не пытался покрыть юнца, как самку, но выражал взаимность столь искусными прикосновениями, что Джет также смог испытать неоднократную разрядку. Хотя Полуночный Вой вряд ли был движим стремлением доставить партнеру удовольствие, скорее это походило на нежелание остаться в чем-то должным.       Джет пролил семя. И отрицать это было так же невозможно, как признать. Да и Вожак не спрашивал, а утверждал. Поэтому сын Пепла не решился раскрыть рот.       — А я ведь считал, что все неправда, наговоры, — словно бы не замечая, что подчиненный не отреагировал, продолжил лидер. — Не верил осведомителям. Представь себе, сын Пепла, почти в каждом клане есть двое таких дружных напарников, что их за глаза, а иногда даже и в открытую дразнят «любовничками». Разумеется, все при этом понимают, что сказанное — не более чем жестокая, дурная шутка. Но то, в чем только что убедился я… Ответь честно: мне донесли правду? Ты поэтому выжил в трюме вместе с Безродным?       Джет закрыл глаза. Ответить сразу не хватило духа, но и молчать было нельзя.       — Да, мой Вожак. Но теперь это не важно, ибо Рифт мертв, — с трудом выговорил он.       — Ошибаешься, малек, еще как важно, — с этими словами Полуночный Вой возвратил руку на грудь младшего самца, и принялся легонько водить когтями. — Я не зря спросил, понимаешь ли ты, что произошло.       — Ваш Вожак что, с дерева упал? — окинув критическим взглядом побелевшего от волнения юнца, риторически осведомилась Тучка.       — Почтенная Туча, я не понимаю…       Джет и правда не понимал. Полуночный Вой гарантировал ему, что никаких вопросов лекари задавать не станут — с какой стати им оспаривать распоряжения Вожаков? Сказано в капсулу, значит, в капсулу, и никаких разговоров. Лидер только одного не принял во внимание: вероятность Тучкиной смены.       — Вы с ним мне зубы не заговаривайте, укладывала я таких буянов, знаю, — фыркнула самка и вернулась к заполнению документов, знаком давая понять, что раздеваться можно и побыстрее. — И ты, милый, на них меньше всего похож.       — Великая, я уверяю тебя, я схожу с ума, бросаюсь на всех! Выказал неуважение к Вожаку… Слава богам, он оказался милостив и всего лишь направил меня сюда — для моей же безопасности и безопасности других воинов! — стараясь говорить как можно убедительней, принялся врать сын Пепла.       — Ага, бросаешься, говоришь, на всех? С ума сходишь? — Тучка отодвинулась от информационной панели и прищурилась.       — Ну... да.       — Ну-ну, — лекарша снова со скепсисом фыркнула. — Знаешь, почему я в это не верю, малек? Да потому что те, кто в Сезон реально сходят с ума — они не рассказывают об этом, а просто дальше продолжают сходить с ума!       Старая самка выжидающе уставилась на юнца. Ее выцветшие водянистые глаза, окруженные густой сетью морщинок, сейчас так и буравили насквозь. И сразу становилось понятно, что лгать бессмысленно. Если кто и мог обманывать Тучку, так только она сама.       — Я под успокоительными, — все-таки предпринял последнюю жалкую попытку сын Пепла.       — Сейчас проверим, — невозмутимо отозвалась Тучка, подготавливая аппарат для забора крови. — И гормоны заодно посмотрим. С виду не сказала бы, что они у тебя зашкаливают.       «Вот теперь уже точно конец», — мысленно смирился с неизбежным сын Пепла и, повинуясь приказу лекарши, поплелся к кушетке.       — Ты не бойся, маленький, я тебя не обвиняю, — через некоторое время, сосредоточенно отыскивая под шкурой Джета вену, проговорила Тучка. — Но мне странно, когда я от Вожаков такие требования вижу. А Вой ваш Полуночный тот еще интриган. Я тебе этого не говорила, имей в виду, но чисто самочья у него натура. У всех кланы как кланы, а у него гарем какой-то, простите боги. Это я не про мужественность вашу сейчас, а про диктатуру. Поведение как у избалованного Главного Матриарха. Не удивлюсь, если он и свою старшую жену наставляет, как хозяйство вести, — тут лекарша ехидно застрекотала и встала, чтобы завести взятые образцы в анализатор. Сын Пепла проводил ее обалдевшим взглядом. А ведь… В чем-то она даже была права.       Пока юнец размышлял над тем, что сказала самка, Тучка вернулась и приступила к осмотру. Прощупав буквально каждый сантиметр Джетова подбрюшья она лишь дополнительно утвердилась в своих сомнениях, а затем результаты сканирования окончательно загнали ее в тупик.       — Милый, даже если у тебя и был какой-то приступ агрессии, то причина заключалась явно не в гоне, — усаживая Молодую Кровь перед собой, доверительно проговорила она. — Ты прости меня за такие слова, но я прямо скажу: у тебя семенники как у подростка, они еще даже толком не начали работать. Давай мы с тобой вот как поступим: если не хочешь говорить, в чем на самом деле причина решения Вожака, не говори, я допытываться не стану. Но для длительной гибернации я сейчас не вижу никаких показаний, вреда будет гораздо больше, чем пользы. Раз Вожак в медблок отправил, так и быть, останешься пока под наблюдением, загруженность все равно сейчас небольшая. А с потребностями твоими, глядишь, как-нибудь справимся.       Джет не сразу понял, почему самка ему подмигнула. Но потом понял. Хотя тут же решил, что все-таки понял неправильно.       Несколько дней сын Пепла бесцельно шатался по лазарету под видом пациента. Тучка написала ему какой-то условный диагноз, и остальные медики ничего странного не заподозрили. Делать здесь было абсолютно нечего. Джет пару раз попробовал сунуться в местный зал для реабилитации, но при виде заново обучающихся ходить и держать копье вояк охота тренироваться отпадала. Неуютно становилось рядом с теми, кто реально выкарабкался чуть ли не с того света, осознавая, что сам физически полностью здоров.       Единственным развлечением по вечерам стала игра в кости* со столь же скучающим пожилым фельдшером по имени Фронт. Тучка появлялась нечасто — как всегда, она была вся в заботах. Но пару раз она умудрилась даже приспособить юнца к делу, посадив его заполнять какие-то отчетные таблицы, с которыми сама не успевала.       И все бы ничего, но гон-то так или иначе наступал. Через неделю начало тянуть живот, через полторы засвербило в клоаке. Сновидения все чаще приобретали эротический подтекст. Под конец сыну Пепла приснилось аж групповое спаривание с участием Рифта и Полуночного Воя. При этом у Полуночного Воя почему-то был искусственный глаз, как у мужа сестры.       Еще спустя несколько суток Джет поймал себя на том, что уже активно ищет глазами какой-нибудь бесхозный продолговатый предмет подходящего размера. Самец тут же одернул себя: ладно в своем отсеке грехопадению предаваться, там хоть не видел никто… А в палате этот фокус уже не удался бы. Та же Тучка могла бесцеремонно ввалиться, когда ей заблагорассудится, да и вообще любой медик…       В том-то и заключалась основная проблема: изначально осознавая что его ждет, сын Пепла был совершенно не против лечь в гибернацию. Опасения, что у него, что у Вожака, были одни и те же: одурев на почве Сезона нетрадиционный юнец вполне мог начать приставать к другим воинам, и это поведение даже при сильном желании не получилось бы спутать с агрессией. Джет в данной ситуации закономерно страшился обнародования своей постыдной тайны, а Полуночный Вой, учитывая собственный печальный опыт, наверняка боялся застать по возвращении уже не одного гомосексуалиста, а добрую половину клана, предающуюся однополому разврату.       Странно, что Вожак вообще позволил всему случиться… С Джета что взять? Джет себя не контролировал. А вот Полуночный Вой, такое впечатление, был очень даже в своем уме… И потом, после того, как все произошло… Он отреагировал как-то слишком спокойно. Сын Пепла ожидал, что лидер просто свернет ему шею, не дав оправдаться, однако тот и оправданий не потребовал, и ликвидировать не попытался.       — Я не могу оставить тебя во время Сезона в клане, — только и сказал Полуночный Вой. — Что будет, если ты потеряешь контроль и начнешь, точно полоумная нимфоманка домогаться бойцов? Я не могу этого допустить. Поэтому утром я лично доставлю тебя в медблок под видом учинителя беспорядков. Сезон ты проведешь в гибернации — так для всех будет спокойнее. После Сезона ты вернешься как ни в чем не бывало, и мы с тобой поговорим с глазу на глаз. И тогда решим, что делать с твоими… особенностями дальше. Ибо Кодекс молчит об этом, а я сам сейчас не в том состоянии, чтобы принимать решения без его подсказки.       Успокаивало то, что в словах Вожака не было угрозы. А его глаза… В тот момент перепугавшийся было Джет заглянул в них и тут же буквально растаял, едва не предложив себя старшему самцу снова — чудом удержался. Его глаза…       — У-у-у, что это тут у нас? — игривый старушечий голос мгновенно отрезвил замечтавшегося юнца.       Сын Пепла от неожиданности и стыда чирикнул, словно пернатая тварь, и поспешно вытащил руку из набедренной повязки. Тучка, приветливо скалясь, вошла в отсек.       — Пойдем-ка в процедурную, — зачем-то поманила она.       Для чего нужно было идти в процедурную, Джет осознал слишком поздно — когда огромная самка буквально втолкнула его внутрь и заблокировала дверь, выставив предупреждение «занято».       — Почтенная Туча, ты меня не так поняла, — пятясь от решительно обнажающейся самки, пробормотал юнец.       — Не бойся, малечек, я не как твои прошлые партнерши, я тебя не обижу, — нежно проворковала Тучка и попыталась ухватить сына Пепла, чтобы прижать к своим мощным телесам. Удивительно, что она в свои годы еще на что-то подобное была настроена…       Джет резко отпрянул назад, уворачиваясь, как от соперника в поединке, и лапищи Тучки поймали воздух. Самка опустила руки и озадаченно поглядела на юнца, затем повторила попытку, но результат был тот же: молодой воин в панике кинулся наутек. Спасаясь, он врезался в стеллаж, запнулся о кушетку, не рассчитав прыжка, и кубарем откатился к двери. Вскочив на ноги, юнец попытался разблокировать замок, но у него естественно не получилось, так как кода он не знал. Тогда Джет повернулся к насильнице лицом и приготовился обороняться до последнего.       — Да что с тобой такое? — в недоумении останавливаясь и как будто даже чуть смущенно натягивая одеяние, проговорила Тучка. — Ну да, я, конечно, девочка не первой свежести, но так на меня еще никто не реагировал. Хорошо, не хочешь — не будем, успокойся… Но тогда я не понимаю… Видно же, что хочешь! Будь так добр, объясни…       Видя, что угроза миновала, Джет позволил себе встать прямо и отдышаться. Возможно еще оставался шанс отделаться малой кровью.       — Я… Боюсь самок, Великая, — осторожно приближаясь, еле слышно прострекотал сын Пепла.       — Даже когда совсем припрет? — отходя в сторону и пропуская пациента к кушетке, уточнила лекарша.       — Даже тогда, — подтвердил Джет, усаживаясь напротив Тучки и принимая максимально жалобный вид.       — Все после общения с Воительницами?       — Наверное…       С минуту старая самка молчала. Затем тихо подошла, опустилась перед юнцом на корточки и проникновенно заглянула ему в глаза.       — Но ведь это нужно исправлять, милый, разве ты сам так не считаешь?       — Я не знаю, как, — опуская голову и уходя от зрительного контакта, ответил сын Пепла. Сейчас он говорил истинную правду.       — Я хочу тебе помочь, — после очередной продолжительной паузы сказала лекарша. — В конце концов, это мой долг.       Все происходящее Тучка велела считать не более чем терапевтической процедурой**, напомнив, что все разумные воины строго исполняют предписания врача, потому что в здоровье главная сила любого самца. Приказав Джету раздеться и лечь, она присела рядом и подсунула одну руку под его голову, приобняв, а второй начала осторожно массировать область семенников, поглаживая от живота к паху и постепенно усиливая давление. От непривычных ощущений юнец заерзал и тихонько заскулил. Было немного больно, но вслед за болью волной приходило облегчение, затем следовал новый спазм, сменяющийся еще большем расслаблением. Тучка наклонилась и ободряюще заурчала.       — Когда я так делаю, уже не страшно? — поинтересовалась она.       Джет слабо качнул головой. Страшно не было. Но было неуютно. Как при любой медицинской процедуре, собственно.       — Вот и хорошо. Скоро ты привыкнешь не бояться, тогда сам захочешь большего. Попробуй обхватить меня руками за шею, не стесняйся.       Сын Пепла покорно обнял старую самку и уткнулся лицом в ее морщинистую шею. Кожа Тучки почти ничем не пахла. Разве что легкой затхлостью. Джет закрыл глаза и попытался расслабиться. Вдруг это и правда могло что-то изменить? Сделать его нормальным? Рука лекарши поддержала его за спину, массаж ускорился и перешел на половую складку. «Это правильно», — жмурясь, убеждал себя юнец, когда головка пениса ощутила прикосновение ладони, затянутой в прохладную резиновую перчатку.       — Вот так, молодец, еще немного осталось, — опять заворковала Тучка, прижимая пациента к себе и наглаживая крепнущий орган. Джет невольно задышал чаще и внезапно выгнулся на кушетке.       После того, как все закончилось, сын Пепла чувствовал себя оглушенным. Самка ласково объяснила, что это просто последствия оргазма и велела отдохнуть, свято убежденная, что подопечный с ее помощью впервые в жизни нормально кончил, но черта с два, Джет был в курсе, что такое оргазм, и это точно был не он.       На следующий день все повторилось. И лучше так и не стало.       «Процедуры» продолжались три дня. На четвертый Джет не выдержал. Понятно ведь уже было, что его положение абсолютно безнадежно.       — Пожалуйста, Великая, помести меня в гибернацию, как Вожак сказал, — буквально взмолился сын Пепла. Тучка успела надеть одну перчатку и замерла со второй в руках.       — Это еще что за новости? — сердито закудахтала она, опомнившись.       — Это сложно объяснить, — Джет сел и потупился. И впрямь, как такое объяснишь?       — Мне показалось, у нас есть прогресс, — стягивая перчатку и подсаживаясь к юнцу, заметила лекарша.       — Я старался, честно… — вздохнул сын Пепла. — Но больше не могу.       — Расскажи, что именно тебя тревожит?       — Так сразу и не объяснить… О таком даже не говорят, почтенная Туча.       Лицо старой самки вдруг стало серьезным, даже суровым. Жвала дрогнули в предупреждающем оскале, а из горла донесся приглушенный рык.       — Твой врач, малек, — единственный, кто может и должен знать о тебе все! — угрожающе поднимаясь, пророкотала Тучка. — Или ты думаешь, что у меня полно свободного времени, чтобы угадывать, что творится в башке у моих пациентов? Лежал бы ты в коме — другое дело, а нет, так потрудись объяснить как следует!       — Не могу, — горько шепнул сын Пепла.       — Тогда и никакой тебе гибернации! — рявкнула самка. — Быстро лег, ноги раздвинул, время мое не трать! Меня там еще пятеро болезных ждут, пока я тут с тобой нянчусь!       Юнец в страхе вытаращился на нее, мысленно продумывая пути к отступлению, но ситуация была настолько дикой, что ни одной стоящей идеи на ум так и не пришло. Подумать только, он довел Тучку до рыка… Да все знали, что такое в принципе невозможно!       Тем временем остаткам терпения лекарши подходил конец. Казалось, еще чуть-чуть, и она просто осуществит весь процесс принудительно, как когда-то делала Желанная. Или еще хуже… Кто знает, насколько может быть страшен в гневе врач?       — Хорошо, я скажу… — Джет сам не поверил, что все-таки произнес это. Больше не верилось лишь в собственное намерение — сказать сейчас всю правду.       Тучка тотчас же поджала жвала, многозначительно повела бровями и обратилась во внимание.       — Последние несколько лет я спаривался с другим самцом, — набрав побольше воздуха в грудь, на одном дыхании выпалил сын Пепла. И… ничего. Потолок не рухнул, станция не сошла с обриты, Тучка… Тучка лишь изумленно округлила глаза, затем нахмурилась, затем прищурилась, а затем вновь присела рядом и повернулась к юнцу. В ее взгляде читалась по меньшей мере сразу сотня вопросов.       — Это очень редкое явление, милый, — ее доброжелательный тон фантастическим образом вернулся, как будто и не рычала только что как зверь. — Признаюсь, я сталкиваюсь впервые. И что же? Вожак об этом знал?       — Сначала нет. Сначала никто не знал. Но один из наших собратьев догадался. Мой партнер вспылил и убил его в поединке… Нечестном. И Вожак его покарал — срезал гриву и отправил в трюм. Я был виноват не меньше и потому последовал за ним. А когда мы почти через год поднялись на верхние ярусы, его отправили на задание, и он погиб. Потом Вожак узнал, как все было… Он сжалился и не изгнал меня из клана сразу, но обязал провести Сезон в капсуле, чтобы не смущать своими наклонностями достойных воинов.       — Так вот оно что… — задумчиво протянула Тучка, давно уже глядевшая не на собеседника, а куда-то перед собой. — Я с самого начала поняла, что тут дело нечисто… Но обман никогда не приводит ни к чему хорошему, запомни.       — Я боялся и до сих пор боюсь своей сути, — вздохнул Джет. — А Вожак… Думаю, он просто растерялся.       Некоторое время они молчали. Затем старая самка вновь повернулась к сыну Пепла и неожиданно спросила:       — Как его звали? Твоего партнера.       Вот это уж точно сейчас к делу не относилось…       — Пойми меня правильно, почтенная, — осторожно проговорил Джет, — свою грязную тайну я раскрыл, но к чему порочить честь того, кто уже не в состоянии за нее постоять?       — Обещаю, я никому не расскажу. А тебе станет легче, если ты произнесешь его имя, — возразила Тучка, к огромному удивлению юнца, беря его за руку. — Не с равнодушием, как того ждут в клане, а с… С тем чувством, с каким тебе хочется его произнести. Если он сгинул в стане врага, то такое поминовение заменит ему погребальный ритуал, а твоя душа успокоится. Ну так?       Джет некоторое время молчал, собираясь с мыслями. А затем все-таки решился.       — Рифт Безродный… — он услышал свой голос как будто со стороны. Слабый и срывающийся голос отчаявшегося малька, который остался один на всем свете, беззащитный, никому не нужный, жалкий. В глазах зажгло, и Джет раскрыл их шире, чтобы слезы высохли, не успев выступить наружу. — Его звали Рифт, он не знал своей семьи. Он был несносный, злой и жестокий. Потому что никто его никогда не любил. А потом мы появились друг у друга. И он, наверное, сам понял, что не такой. Но это продлилось недолго. Он отправился защищать Арбитра и больше не вернулся. Я слышал, из таких походов редко кто возвращается. И… Я скучаю по нему, Великая. И не знаю, что буду делать без него дальше.       Самец замолчал и прислушался к себе. И правда вроде как легче стало…       Подумать еще о чем-то Джет не успел. Тучка изменилась в лице: ее брови вскинулись, а мандибулы съехали вниз, затем жвала скрестились поверх рта, а лоб рассекла глубокая продольная складка.       — Рифт? Безродный? — переспросила самка, еще плотнее придвигаясь к юнцу. — Уж не такой ли крупный, с коричневой шкурой?       — Очень похоже на него по описанию, — согласился сын Пепла, на всякий случай настораживаясь.       — Джетушка, милый! — Тучка внезапно выпрямилась и всплеснула руками, отчего все до одной складки на ее седой шкуре всколыхнулись. — Так здесь же он! Живой! В девятом секторе лежит! Его еще Арбитр наградил!       — Где?! — не веря своим ушам, сын Пепла вскочил на ноги и кинулся к двери.       — В девятом… — начала было самка, но юнец уже выбежал в коридор.

__________________________________________

*Я не утверждаю, что наша игра в кости и игра в кости у хищей — это одна и та же игра. Но мне почему-то кажется, что хищей обязательно должна быть игра с таким названием))))))) **И тут я поняла, от кого Кошмарик нахватался умных терминов…