Джет

       «Так что ты чувствуешь, когда он в тебе?» — Джету приснилось или Вожак все-таки вчера об этом спросил? И был ли сном последовавший за этим подробный ответ сына Пепла?..       …Он нависал сверху, опираясь на локоть, а вторая его рука баловала тело Джета легкими, но настолько откровенными прикосновениями, что при каждом из них между пальцами Великого и кожей юнца как будто бы проскакивали микроскопические молнии.       Неизвестно, что именно заставило Полуночного Воя внезапно прекратить свое яростное наступление и вернуться к разговорам, но тактику он сменил достаточно резко. Только что он страстно сжимал любовника в объятиях, впиваясь жвалами в беззащитное горло, и вдруг отстранился, со снисходительной улыбкой принимаясь созерцать парализованного смесью предвкушения и страха Молодую Кровь.       Джет не знал, сколько это продолжалось. Ему казалось, что слишком долго, на деле же пройти могла всего лишь пара мгновений… Потом Вожак возобновил ласки, но теперь он действовал медленно и деликатно, намеренно подвергая юнца сладчайшей пытке и заставляя исступленно желать большего. Его рука затейливо блуждала по трепещущему от растущего желания телу, то замедляясь издевательски близко к паху, то принимаясь самыми кончиками когтей ненавязчиво чертить линии на животе и бедрах. А лицо постепенно склонялось к лицу партнера все ближе и ближе… Кажется примерно в это время и прозвучал вопрос.       Несмотря на раскрепощающее действие алкоголя ответить прямо, глядя в эти томные и манящие, но в глубине своей алчущие глаза, у сына Пепла не хватило духа. Молодой самец лишь приоткрыл рот и рвано выдохнул, силясь произнести хоть что-то. Вожак замер, обратившись во внимание, и Джету оставалось только зажмуриться со стыда. Боги, он же не всерьез предложил! Просто хотел немного подразнить…       Не зная, куда деваться, Джет поспешно обвил руками шею лидера и попытался притянуть его к себе, чтобы спрятаться от пытливого взора, однако Полуночный Вой не поддался. Тогда юнец приподнялся сам и начал упорно пробираться сквозь чащу головных отростков. На этот раз Вожак возражать не стал, позволив любовнику уйти от зрительного контакта и восстановить контакт телесный. Сделав это, Джет сразу же почувствовал себя гораздо увереннее. «В конце концов, почему бы и нет?» — немедленно принялся подначивать его захмелевший внутренний голос.       Действительно, а почему бы и нет?       Тогда, немного поколебавшись, сын Пепла прильнул к самой ушной впадине Вожака и наконец отважился заговорить о том, что так заинтересовало его покровителя. Конечно, он не умел облекать низменные инстинкты в изящную словесную форму, поэтому обошелся в своем рассказе без полунамеков, без витиеватых описаний и пристойных сравнений. Он называл вещи своими именами, не раздумывая слишком долго над каждой фразой, но вместе с тем старался передавать свои ощущения как можно более полно и чувственно. Чтобы Вожак знал, какое наслаждение может подарить своему верному охотнику, если однажды решится…       …Все начинается с того, что член входит в клоаку, мягко задевая приоткрытую от желания половую складку. Он достает до дна полости, где утыкается в пока еще довольно плотно сжатый вход, немного медлит, а затем одним движением прорывается глубже, преодолевая естественное сопротивление мышц. Головка проскальзывает тяжело, с усилием, после чего первая треть пениса заходит уже легко и быстро, а дальше… Дальше начинается мучительно-упоительное погружение оставшейся длины — сегмент за сегментом, которые по мере усиления эрекции становятся все крупнее и отчетливее. Только у основания член вновь немного сужается, и наградой за принятый полностью орган становится недолгая передышка для растянутого входа. Которая заканчивается, когда стержень внутри совершает первый толчок. Он частично выходит — снова сегмент за сегментом, — и его сразу же загоняют обратно. Это повторяется — еще, еще, еще раз… Сначала толчки плавные и глубокие, но потом становятся быстрее и резче. К этому моменту мышцы на входе окончательно расслабляются и начинают пропускать член почти беспрепятственно, их лишь продолжают остро дразнить выступающие на органе поперечные ребра. Это уже не больно, а приятно. Слизи становится больше, и член размашисто скользит по ней взад-вперед, из-за чего отчетливо слышатся пошлые влажные звуки. Это заводит еще сильнее…       Джет все говорил и говорил, в то время как дыхание внимающего его откровениям лидера становилось все более тяжелым и сбивающимся, мешаясь с рвущимся из глотки рычанием, а движения ласкающей руки делались все более беспорядочными и грубыми. Тем не менее юнец не останавливался. Он уже при всем желании не смог бы остановится, так как буквально физически ощущал все то, что в деталях описывал своему Вожаку, растеряв остатки смущения и забыв о гордости.       Он рассказывал, как в разгар соития начинает улавливать внутри себя растущую пульсацию, и в животе между налитыми семенниками с каждым толчком все больше горит и распирает. Как, отзываясь на вторжение, трение и скольжение, его член выходит наружу и начинает изливаться при каждой фрикции «актива», который, в свою очередь, заботливо помогает поддерживать нужный ритм рукой. И как наступает пик неистовства, когда нутро переполняется, кажется, до самого предела… После чего орган партнера начинает терять напряжение и легко покидает разгоряченное звенящее тело, оставляя за собой густой след из семени и сладостно-щемящее чувство пустоты…       Джет почти договорил, но внезапно прервался на полуслове и, изумленно ахнув, выгнулся дугой. Протяжный рокочущий стон Полуночного Воя немедленно вторил этому тихому возгласу, и когти как будто бы в поисках опоры глубоко врезались в мягкую плоть пониже спины сына Пепла. Что-то теплое обильно потекло по бедру молодого самца, но немного не там, где следовало ожидать.       — Ты кончил, — переведя дыхание, лидер откинул гриву назад и с неожиданно озорной усмешкой заглянул юному любовнику в лицо.       — Как и ты, мой Вожак, — встречая его обольстительной улыбкой, отозвался Джет. Ему даже не требовалось смотреть туда, где соприкасались их тела, чтобы убедиться в своей правоте.       Чем больше сын Пепла вспоминал, тем больше убеждался, что этот разговор все-таки имел место в реальности. Будь это сон, Вой определенно не сдержался бы и покрыл Джета. Но этого вновь не произошло. Он все сделал руками. Хорошо, умопомрачительно хорошо, но — руками…       Хотя, возможно, это был сон-облом? Джету и такие частенько снились. В любом случае, все, что они вчера творили на пьяную голову, вряд ли могло считаться чем-то серьезным.       Проснулся сын Пепла уже в одиночестве. Он сел в кровати и огляделся. И в очередной раз посочувствовал тем, кто будет прибираться в комнате после их с Вожаком забав. Полуночный Вой поддерживал идеальный порядок на корабле, но за пределы его владений этот педантизм, похоже, абсолютно не распространялся. По крайней мере там, где могли безропотно прибрать рауты.       На полу тут и там валялись бутылки. Одна из них упала, будучи почти полной, и из нее натекла целая лужа браги. На полу и стенах белили высохшие брызги спермы, а в одном месте отчетливо лоснился отпечаток… Вожака. В разгар любовных игр он прислонился к стене мокрой от кожных выделений спиной и простоял так довольно долго, наслаждаюсь видом любовника, сидящего у его ног и старательно ласкающего его член. А больше всего досталось прекрасному покрывалу из черного бархата. Оно выглядело так, словно кто-то густо заляпал его клеем — ворс слипся и затвердел, став колючим; изначальный цвет угадывался с большим трудом.       Джет медленно переместился к краю ложа и осторожно встал на ноги. Алкоголь уже выветрился, но с непривычки мутило и немного пошатывало; голова неприятно звенела — тоненько, на пределе слышимости. Из пасти несло жуткой смесью чужих телесных жидкостей и перегара. Ротовые перепонки пересохли. Самец взял коммуникатор и, взглянув на табло, болезненно скривился: по времени было далеко за полдень, а от Рифта уже пришло четыре сообщения — невероятно много для Безродного.       Читать Джет не стал — он и так знал, что там написано. Он закрыл крышку наручного устройства, вернул его на гору доспехов, и побрел в душ. Душевая, такая же черная, как вся комната, находилась за портьерой. Туда они с Вожаком ночью уже не дошли, хотя в планах было. Откровенно говоря, в этот раз они рано уснули. Что ж, зато душевая осталась чистой.       Сын Пепла тщательно вымылся, прополоскал рот и попил. Состояние слегка улучшилось. Вернувшись, самец облачился в броню. Поразмыслив, он надел маску и включил скрытие. Но попытка незаметно покинуть бордель с треском провалилась: рауты, обеспокоенные тем, что один из гостей слишком долго не выходит, выстроились у дверей. Когда сворка отъехала в сторону, и через порог перешагнул размытый силуэт, хвостатые вытянулись по струнке и хором пожелали невидимке доброго дня. Было очень неудобно. В частности, именно за свою невидимость.       Рифт был сердит. От его вчерашнего спокойствия не осталось и следа. Стоило Джету заглянуть в каюту, как он тут же был грубо схвачен за шею и брошен через весь отсек. Приземление вышло жестким — бедный самец угодил в аккурат на край койки, со всего маху ударившись хребтом о каркас. Как назло, отправляясь к Безродному, Джет зашел к себе и снял доспехи, чтобы не мешались, поэтому незащищенная спина смогла прочувствовать на себе всю силу Рифтова гнева. Прийти в себя партнер Джету не дал. С рычанием накинувшись сверху, он насильно перевернул сына Пепла, заставив встать коленями на пол, вдавив грудью в матрас и лишив таким образом возможности брыкаться. Одна ручища доминанта мертвой хваткой вцепилась в загривок младшего самца, а другая, в два счета освободив заднюю часть жертвы от набедренной повязки, переместилась на голову Джета, побуждая его уткнуться в койку лицом. Одновременно с этим Безродный, бесцеремонно орудуя коленом, раздвинул ноги партнера шире и поспешно прижался пахом к приоткрывшийся клоакальной щели…       Яростно отымев покорно замершего в унизительной позе собрата, а затем еще трижды примерно в том же духе повторив, Рифт немного остыл и соизволил отпустить измученного Джета, который к тому времени уже едва дышал под весом взбеленившейся туши. Сын Пепла тяжело сполз на пол и несколько минут просто хватал ртом воздух, бессмысленно таращась перед собой. Безродный молча плюхнулся рядом. Сгорбившись и угрюмо опустив голову, он тоже переводил дух. На партнера он при этом не смотрел и сохранял полное безмолвие. Хотя сел максимально близко, чтобы, не касаясь Джета, тем не менее ощущать его присутствие.       Вот сказал бы Джет ему…       Но… Нет. Пожалуй, не стоило.       Рифт был не из тех, кто охотно обсуждал отношения. И, если честно, даже к лучшему. С Безродным все было понятно и без дополнительных обсуждений. Они бы только все усложнили…       После Рифтовой «мести» понадобился регенератор. Много регенератора. Рифт сам достал его из аптечки и молча протянул партнеру. А к вечеру самцы окончательно помирились — все так же без лишних слов. Перед уходом Джета они снова спарились, но уже в более спокойной манере.       — Помни, что ты — мой, — напоследок поймав сына Пепла и крепко прижав к себе, рыкнул Безродный.       — Твой. Конечно, твой. Не сердись. Люблю! — мурлыкнул Джет, выскальзывая из ревнивых объятий.       Ковыляя в бордель, Джет впервые размышлял о том, как же все-таки хорошо, что Вожак не горит желанием с ним спариваться. Иначе, если бы он сейчас еще после Рифта добавил… Была бы просто катастрофа.       В заведении молодого воина уже поджидали. Неизвестно, были ли среди этих раутов утренние — Джет не различал их усатые морды — но держались они, к большому облегчению самца, предельно вежливо, не позволяя себе косых взглядов и не пряча подозрительных ухмылок. Не то чтобы сына Пепла очень волновало, как он выглядит в глазах раутов, но мысль о том, что представители низших народов могут со смаком обсуждать моральное падение слабого духом охотника, все-таки вызывала не слишком приятные чувства.       Комната, в которую его проводили, была отделана мягким пружинистым материалом цвета темного вина. Насколько знал Джет, подобные интерьеры были в традициях урм и не подразумевали стандартной мебели. Любое место на полу могло считаться лежанкой, а роль стола выполняла огромная подушка с то ли керамической, то ли каменной плитой, уложенной сверху. С потолка свисали многочисленные, испускающие мягкое розоватое сияние, каплевидные светильники. Стены изобиловали неровностями, а по комнате были разбросаны пуфы причудливых форм — то и другое, судя по всему, предназначалось, чтобы разнообразить позы для совокупления.       Впрочем, в настоящий момент Вожак нашел этим штукам более прозаичное применение — собрав их них что-то вроде кресла, он уселся туда и с хмурым видом… изучал какие-то голограммы.       При взгляде на лидера, явно находящегося не в духе, Джета вдруг одолел приступ неловкости. А вдруг состояние Полуночного Воя напрямую было связано со вчерашней совместной попойкой и ее откровенным продолжением? Конечно, они не делали чего-то более запретного, чем обычно, но все-таки Молодой Крови, наверное, не до´лжно было созерцать командира в нетрезвом состоянии… И то, что Вожак сам же инициировал употребление алкоголя, служило слабым оправданием.       При появлении сына Пепла Вой не сдвинулся с места, лишь поднял на вошедшего угрюмый взгляд, а затем сразу же вернулся к изучению своих документов. Джет замер в поклоне, но когда и через несколько минут не последовало реакции, решился заговорить.       — Мой вожак, я приношу свои извинения, если чем-то оскорбил тебя. Молодой Крови нельзя пить спиртное. Вчера я совершил ошибку и готов…       — Ты сейчас намеренно или по глупости упускаешь важную деталь — я же тебя и напоил, — внезапно прервал его лидер, на этот раз даже не удостаивая юнца взглядом. — Значит, я тоже совершил ошибку? — тут он резко поднял голову и продемонстрировал полуоскал, предупреждающий о том, что сейчас молодой самец ходит по опасному краю.       — Я не… — инстинктивно пытаясь отступить назад, но на втором шаге упираясь спиной в дверь, начал было сын Пепла. Начал и умолк. Потому что наконец догадался, в чем дело.       — Успокойся, сезон прощает ошибки. Даже твою теперешнюю, — немедленно подтверждая его догадку, Вожак свернул голограмму, после чего принял более открытую позу, откидываясь на подушки и слегка запрокидывая голову, чтобы продемонстрировать влажную шею и расслабившиеся жвала. Во взоре из-под прикрытых век читалось ожидание.       Вот же демон, право слово… Он опять разыграл спектакль, подтекста которого сын Пепла не смог уловить сразу. Все-таки огромная разница в статусе давала о себе знать. Даже теперь, когда Сезон сблизил двух самцов до точки невозврата, Джет скорее был готов поверить в то, что Вожак им недоволен, чем в попытки лидера корчить из себя недотрогу.       Поспешно исправляясь, младший самец нежно заурчал и сделал то, что явно требовалось от него с самого начала: решительно пересек комнату и заключил любовника в объятия.       — Что же я делаю не так, Великий? — вкрадчиво проговорил он, начиная кончиками жвал ласкать шею Полуночного Воя.       Вожак миролюбиво зарокотал, но ответил не сразу. Вместо этого он еще сильнее отклонился назад, чтобы удобнее разместить юнца на своей широкой груди, после чего одна его рука осталась лежать на спине Джета, а вторая скользнула вниз и подхватила младшего самца под бедро. Броня заскрежетала о броню. Проделывать все это в доспехах, наверное, было не слишком хорошей идеей, но лидер не разделся заранее, и не дал такой возможности своему охотнику, а медлить сейчас было нельзя.       — А сам не понимаешь? — уже без негативных нот в голосе, а с добродушным снисхождением старшего товарища, осведомился Вожак. — Не разобравшись, ты говоришь о неловких вещах и ставишь меня в неловкое положение. Тогда как мое настроение связано отнюдь не с этим. Что ж. Я хочу ввести новое правило. Давай условимся никогда не обсуждать, что было вчера. Было и было. Так будет проще.       — Впредь я буду следовать этому правилу, — с готовностью отозвался сын Пепла. — Но могу я спросить, исправилось ли твое настроение сейчас?       — Начинает исправляться, — хитро мурлыкнул Полуночный Вой и как бы невзначай подцепил защелку на доспехе любовника.       Ночь близилась к завершению. Пресытившись любовной игрой, самцы перебрались на чистое место и устроились отдыхать. Приобняв младшего воина, Вожак в полудреме ворошил отростки его гривы, легонько задевая когтями шею и плечо.       А вот Джету спать не хотелось. В его голове еще со вчерашнего дня засел один вопрос, от ответа на который Полуночный Вой в первый раз мастерски ушел. И, кажется, настал удобный момент задать его снова. Немного изменив формулировку.       — Великий, я давно хотел спросить тебя, каково это — быть… Ну… С другой стороны? Скажем так, действующим началом при спаривании? — Сын Пепла слегка запнулся. Все-таки говорить о таком на трезвую голову было сложнее. И, скорее всего, не только ему…       — Ты же утверждал, что имеешь кое-какой опыт? — усмехнулся лидер, как и ожидалось, предпринимая попытку увильнуть. Не вышло. На этот раз Джет твердо решил не сдаваться. Ведь даже если бы Полуночного Воя сейчас рассердила его навязчивость, согласно правилу, заведенному самим же Вожаком, к следующей ночи он был обязан все забыть.       — Он был довольно скудный. Строго говоря, у меня толком нечего не получилось…       Сын Пепла был совершенно честен. Матриарх пользовалась им как вещью и главным образом делала все сама, поэтому Джет понятия не имел, как это — ухаживать, добиваться и брать. Проявлять инициативу он, конечно, умел, но скорее в женской манере. И не то чтобы он подумывал когда-либо испробовать иное, просто уж очень хотелось услышать описание процесса и ощущений от Вожака. Раз тот не собирался в конечном итоге крыть его, пусть хотя бы даст представление о том, как это могло бы быть. Как знать, вдруг такие откровения сдвинут затянувшуюся прелюдию с мертвой точки?       Кажется, Полуночный Вой просек эту уловку, потому что внезапно ответил с достаточной прямотой:       — Я могу тебе рассказать, каково быть с самкой, но не думаю, что это то же самое, что быть с другим самцом. Почему бы тебе не спросить Безродного?       — Из этого вряд ли что-то выйдет, — сын Пепла отрицательно качнул головой. — Мы вообще мало разговариваем…       — Почему? Не о чем? — Вой поднял брови.       — Не совсем, Великий… — внезапно замялся Джет. — Мы просто изначально научились понимать друг друга без слов. И как-то неудобно получается, когда мы пытаемся говорить. Я много раз пытался, но потом понял, что в нашем случае слова только все портят.       — А в нашем, стало быть, они к месту?       Это в вопрос заставил младшего самца растеряться, став причиной неловкой паузы, которую лидер сам же и прервал:       — Знаешь, мне кажется, в любых отношениях так: или слова, или секс. Я ведь уже упоминал об этом: меня тоже не тянет разговаривать со своими женами. Наше общение на бытовые темы за пределами спальни — не в счет. А то, что происходит на ложе… Это просто череда инстинктов, удовлетворение потребности, которая в Сезон выходит на первый план. Зрелые самки выделяют много феромонов, и под их воздействием сознание теряет свою ясность. Ты просто ощущаешь невыносимое напряжение, от которого хочется избавиться немедленно. И осознание, что перед тобой сейчас покладистое тело, которое поможет это сделать. Когда входишь в самку, ощущения разные, с каждой — свои. У юных дев семяприемник тугой, и удовольствие с ними ярче, но короче. Ты оставляешь все свое семя, пока прорываешься внутрь. Лоно Матриархов другое. Оно обнимает орган мягко, позволяя возбуждению нарастать постепенно. Ты сразу погружаешься до основания, чувствуя лишь, как внутри тепло и скользко, и только потом начинает ощущаться равномерное давление. Это давление усиливается в месте вашего соединения и волнами прокатывается вдоль твоего органа, заставляя извергаться помалу, но десятки раз. Но с какой бы самкой ты ни спаривался, неизменно возникает ощущение, что твой член находится там, где ему самое место. Поэтому хочется быть там как можно дольше. И возвращаться как можно скорее. Если самка пытается убегать или сопротивляться, ты применяешь силу, потому что просто знаешь, что твой член должен быть в ней, что так — правильно. На самом деле можно даже не двигаться — достаточно того, как тебя будет сжимать твоя партнерша. Но если желание очень сильно, ты поневоле начнешь толкаться глубже, даже если глубже некуда. Когда же ты приходишь к высшей точке наслаждения, ощущения угасают, и по телу разливается приятная усталость. После этого несколько часов тебя ничто не беспокоит, но затем ты вновь начинаешь искать возможность поместить член в какое-нибудь влажное и податливое место. Вот, пожалуй, и все. Ну что, я достаточно удовлетворил твое любопытство? — договорив, лидер внимательно поглядел на раскрывшего от изумления жвала юнца. Тот вообще не ожидал, что Великий вот так просто возьмет и выложит все как на духу. Да еще с таким невозмутимым видом.       Крылась ли причина в том, что на момент этого разговора Вожак уже кончил раз десять, или же Полуночный Вой намеренно подавлял возбуждение, но сейчас его дыхание было абсолютно ровным, а половая складка не приоткрылась ни на миллиметр. Джет подобным спокойствием похвастать не мог, ибо воображение уже вовсю рисовало на месте жен Вожака его самого. Но пришлось взять себя в руки и тоже изобразить максимальное равнодушие.       — Вполне, мой Вожак, — ответил он, старательно игнорируя сигналы собственного тела, отчаянно желающего поскорее вновь испытать ощущение заполненности.        «И еще теперь я точно знаю, что со мной ты чувствуешь себя иначе», — очень хотелось добавить сыну Пепла. Тем не менее он благоразумно промолчал.