Осознание

      День в доме Рашидов начался с очередной ссоры. Рания и Хадижа, стоя в гостиной, громко кричали друг на друга. Не известно с чего началась перебранка, с какой-то мелочи, как всегда, наверняка, но эта склока уже дошла до того, что обе перешли к самым тяжёлым оскорблениям и проклятьям.       — Одалиска! Ты выжила мою маму из этого дома, и я в ответ выживу отсюда тебя! — со всей злобой и ненавистью кричала на Ранию Хадижа, едва ли ни подпрыгивая и топая ногами.       — У тебя ничего не получится, мерзавка! Я рожу Саиду сына! А твоя мать ушла из дома из-за бразильца! — в ответ парировала оскорблениями женщина.       — Это ты встречаешься с бразильцем! А моя мама любит моего папу! И никого ты не родишь! У тебя не будет этого ребёнка! Да сократит Аллах твои дни! — со всей яростью выкрикнула в глаза сопернице девочка и с такой силой толкнула ту в живот, что Рания, даже едва устояла на ногах.       Прошла секунда, ещё секунда… И возможно, склока возобновилась бы с новой силой, если бы…       Рания, вдруг, громко ни вскрикнула и не с хватилась за живот. Раньше, она часто притворялась, что ей становилось плохо от ссор с Жади или Хадижей, но в этот раз по всему было видно, что она не притворяется.       Женщина вся побледнела и сжалась от страданий, из глаз невольно потекли слёзы, а на пол, одна за одной, стали падать капли крови, окрашивая и без того малиновый наряд Рании в алый.       — Ребёнок…       Жалобно и тихо протянула женщина, не в силах больше стоять на ногах и оседая на разноцветный ковёр, который в мгновение ока становился багровым, а Хадижа, сама не ожидавшая такого результата от своих действий просто замерла на месте, не зная, что и сделать.       Рания громко простонала, затем ещё раз, и, сквозь слёзы, трясущимися руками дотронулась до окровавленной юбки. Она смотрела на алые пальцы в ужасе, дрожала и плакала, как будто вот-вот готовая потерять сознание. Новый приступ боли, вдруг накатил на неё, так и не дав женщине лишиться чувств, и она громко вскрикнула, а небольшая лужица крови под её коленями становилась всё больше.       — Ребёнок… Я не хочу потерять моего ребёнка… — сквозь горькие рыдания едва слышно говорила она, всё сильнее и сильнее сжимаясь на полу, становясь всё бледнее и отрешённей, в то время, как, тоже до смерти напуганная, Хадижа стояла рядом и наблюдала всё это.       Поначалу, когда Рании стало плохо, девочка даже отчасти обрадовалась, она ненавидела вторую жену своего отца из-за матери, но, когда та, от бессилия упала на пол, и появилась кровь, Хадижа не на шутку испугалась. Она желала зла Рании, но не думала, что на деле это всё окажется так страшно и ужасно. Ругаться, проклинать, желать зла на словах, это одно, но видеть, как человек в живую истекает кровью и страдает от боли… Это было совсем другое.       Тем временем Рании стало так больно, что она уже просто не могла сдерживать крики и даже толком пошевелиться. Горькие слёзы текли по её щекам, размазывая по щекам чёрную траурную тхоль, ей было так плохо, а рядом не было никого, чтобы помочь.       — Ребёнок… Ребёнок… Я потеряю ребёнка… — с каждой секундой бледнеющими губами почти беззвучно говорила Рания, морщась от очередного колющего приступа боли внутри, и дрожащей рукой прижимаясь к юбке.       Юбка тем временем стала ещё более красной, она почти насквозь пропиталась кровью. Крови было так много, что Хадижа едва не потеряла сознание от этого зрелища, едва не потеряла сознание от понимания того, что она натворила.       — Пожалуйста, умоляю… Помоги… — из последних сил попросила Рания, и не в состоянии больше удерживаться в вертикальном положении, почти бессильно оперлась о диван, корчась от неимоверных страданий.       Только сейчас, когда вторая жена отца попросила, её душераздирающие мольбы как будто отрезвили Хадижу, и она дёрнулась. Поначалу она хотела то ли сбежать, то ли бросить Ранию потому, что считала, что так ей и надо было, или потому, что просто боялась, но созерцание мук несчастной женщины не дали Хадиже её бросить. Жади была доброй, и её дочь, ну, тоже преисполнилась состраданием, когда увидела, что натворила.       Резко сорвавшись с места, Хадижа бросилась к телефону, и едва вспомнив номер врача, вызвала его.       Ранию увезли на скрой, стараясь оказать ей всю возможную помощь в такой ситуации, вроде бы всё было хорошо, или относительно хорошо. Но Хадижа не находила места.       Она металась по комнате, едва ли не рвя на себе волосы, неистово молилась за Ранию и плакала в три ручья, обнимая свою плюшевую лягушку. Когда-то она злилась на вторую жену отца, желала ей родить жабу или вовсе не родить ребёнка, но та кровавя сцена, которую она узрела сегодня, настолько напугала Хидижу, что все её мысли в миг изменились.       Нельзя желать кому-то горя! Нельзя желать кому-то смерти! Нельзя желать кому-то зла!       «Только бы ребёнок Рании выжил, только бы с ним было всё в порядке!» — неистово повторяла и повторяла Хадижа, всё сильнее и сильнее сжимая свою плюшевую лягушку.       Это было единственное, что она могла сделать в данный момент.       А потом, когда вернётся Рания, она знала, что сделает ещё. Увидев кровь своего ещё не родившегося брата, она в один миг переосмыслила всё.       Саид привёз Ранию домой уже вечером и, ничего не говоря дочери, от которой он явно отдалился из-за случившегося, на руках занёс жену в её спальню.       Они долго-долго были вместе и о чём-то говорили, и Хадижа, с замиранием сердца, подслушивала под дверью, в надежде узнать выжил ли её брат, и ещё более неистово молилась.       Вскоре Саид куда-то ушёл. И Хадижа точно улучила момент, когда папа покинул комнату Рании, а затем, незаметно прошмыгнула туда.       Девочка надеялась, что, увидев вторую жену отца после больницы, узреет картину, абсолютно здоровой и хорошо себя чувствующей женщины, но, Рания выглядела ужасно.       Она была бледна, как мел, слаба, и её глаза покраснели и явно распухли от слёз. Такой несчастной, такой измученной Хадижа не видела вторую жену отца никогда.       Увидев девочку, ставшую виной всему произошедшему, Рания даже не смогла закричать, у неё просто не хватило сил, она лишь в ужасе закрылась руками так, как будто сейчас последует удар… Но ни удара, ни боли не последовало…       Ещё больше разрыдавшись, чем до этого, Хадижа, неожиданно, кинулась на постель ко второй жене отца, и крепко-крепко обняв её, заговорила.       — Прости меня, Рания. Я не хотела, чтобы так получилось. Да, я кричала, ругалась, но я, правда, не желала такого. Я не желала никому столько боли и смерти. Я так раскаиваюсь. Аллах видит, как я раскаиваюсь во всём, что я совершила. Я ругала тебя, изводила, старалась выжить, думая, что из-за тебя ушла моя мама… Но, если бы мои родители сами так не захотели, ничего бы такого не произошло… Я делала столько подлостей, хитрила, юлила, уговаривала отца вернуть тебя… А, однажды, даже пересолила твои сладости… Я очень хотела, чтобы папа выгнал тебя, но я никогда не желала тебе таких мучений, как сегодня, я никогда не желала смерти моему братику… Прости меня Рания, я всё осознала, я была не права… Прости, прости, прости… Сегодня, когда я увидела, как у тебя пошла кровь, я сильно испугалась… Нет, не за себя, а за тебя и твоего ребёнка… Мы многое друг другу сделали, мы многое друг другу сказали, но я не хотела, я всего этого не хотела… Я вызвала врача, как только опомнилась… И я молила Аллаха, чтобы он спас моего брата… Потому, что я, наконец-то осознала, как отвратительно себя вела. Потому, что я, наконец-то поняла, что натворила… И я очень, очень хотела бы, чтобы с твоим ребёнком было всё в порядке… Чтобы с моим братом было всё в порядке… Прости меня, пожалуйста, прости… Простите меня оба…       Хадижа ещё более неистово заплакала и мягко, нежно погладила живот Рании. Сейчас были уже не важны их прежние разногласия, прежние ссоры и склоки. Сейчас была важна лишь жизнь ребёнка Рании.       Резко ухватив Хадижу за руку, женщина отстранила девочку от себя, и слабо, едва заметно улыбнулась, не убирая кисть Хадижи с живота.       — Мой ребёнок жив… Твой брат жив… И я прощаю тебя…       Не говоря больше ни слова, обе плачущие соперницы за внимание главы семейства обнялись вновь.       И сию сцену видел, принёсший Рании большой букет цветов, замерший в дверях в недоумении Саид.       А ещё позже, этим же вечером, когда страсти в доме немного улеглись, отец поговорил с дочерью и рассказал ей всю правду о Лукасе и Жади.       Больше в доме Рашидов не было ссор.