Совсем близко

Саша забрался на верхнюю полку, лëг на живот и упëрся ступнями в потолок. Так он мог плотнее прижиматься к матрасу, наблюдая за Андреем. Ну и, что говорить, поглядывать на всех сверху было приятно. Куда приятнее было от того, что полувозбуждëнный член тëрся о матрас. Автобус, который плавно покачивало на гладком хайвее, делал всю работу. Они спорили - спроси, не вспомнил бы о чëм. Кажется, о сотворении мира. Горшок неведомым образом перескакивал от одной мысли к другой, Саша отчаялся вернуть его на путь связного мышления. Остальные галдели кто во что горазд. Андрей рисовал, отключившись от окружающего мира, и лицо у него было непривычно сосредоточенное. Даже одухотворëнное, хотя рисовал он, скорее всего, какую-нибудь пошлятину. Как ум и талант сочетались в нём с пошлостью и необразованностью, у Саши в голове не укладывалось, но красота и удаль - почему-то в голову лезло именно это старинное слово - завораживали и притягивали. Взаимностью тут и не пахло, уж чего-чего, а ума Саше хватало, чтобы это понять. Так что оставалось облизываться на заветную тушку, а потом, заперевшись в номере, дрочить на фотку согруппника в заштатной газете. Сейчас Саша собирал коллекцию воспоминаний. Как Андрей чуть высовывает язык от старания. Как прижимает ручку к губам. Сердито сводит брови - автобус неожиданно качнуло и линия пошла не туда. Принимается исправлять, вроде остаётся доволен. На живом, подвижном лице сменяется тысяча выражений. А вот вечно жестикулирующие руки наконец присмирели. Руки у него были изящные, пухлые у основания ладошки и сужающиеся капелькой к кончикам пальцев. Ловкие руки музыканта и художника, способные на многое. Саша любил представлять их на своём члене. Воображал, как сперва пошло, многообещающе оближет их, посасывая, толкаясь между ними языком, дразня нежную кожицу у самой ладони, а потом опустится на колени и возьмëт у Князя в рот. А плечи? Надо было бы запретить Андрею носить майки с открытыми плечами. Сразу вспоминалось, что бёдра под неприлично обтягивающими бриджами у него такие же белые и налитые. Хотелось представлять, как перед концертом или после, улучив пару минут, он быстро трëтся членом между этих бëдер, или под мышкой, приказывая возбуждённому Князю терпеть до гостиницы. Андрей взъерошил светлые волосы, заложил их за ухо. Саша вообразил, как трётся об это оттопыренное ухо, как спускает на эти волосы, на этот красивый лоб, капли повисают на светлых ресницах, на кончике смешного курносого носа. Князь почесал нос и поглядел прямо на Сашу. Неправильно истолковав его пристальный взгляд, погрозил пальцем: - Не подглядывай! - Что ты вдруг застеснялся? Хтоническо-эротические фантазии с точки зрения психиатрии лучше нездоровой фиксации на сосисках. Нам читали курс, - Саша поправил очки. - Ветеринарной психиатрии? - Андрей задрал бровь. - А этику и психологию сексуальных отношений с коровками? - Вашей паре нужна консультация? - Саша подвигал бровями. Все остальные дружно кинулись проверять, что там Андрей такое прячет. Кроме Горшка, забившегося в угол лавочки, и самого Саши, который, пользуясь общей сумятицей, сильнее потëрся о матрас. Рисунок безжалостно выдернули, принялись дразнить им Андрея. И тут, как назло, водитель - тоже Саша - объявил стоянку. Пришлось покинуть уютное место. Времени было буквально десять минут - в туалет и покурить, кабинок мало, все на виду, не передëрнешь. Перекурили, размялись, даже выпили на свежем воздухе, как будто в автобусе было мало. Сашу как магнитом притянуло к Андрею, он начал шептать на ухо придуманные на ходу смешные глупости. - Давай заново открывать Америку. Я назову что-нибудь в честь тебя, а ты в честь меня. - А Миха ко всему приделает "мерзкий, гадкий, отвратительный", - покивал Андрей. - Как по-латыни будет "отвратительный"? Уж что-что, а "макулатурного" Брэдбери он читал. Миха тут был, по мнению Саши, третьим лишним. - Я ему не дам. - Используешь секс как инструмент давления? - ухмыльнулся Князь. "А ты нет?" - чуть было не ляпнул Саша, но в контексте Андрея и Михи могло выйти и не шуткой, можно было и огрести. Пауза затянулась - от близости Андрея вело, кровь отливала от мозга. Хотелось сказать что-то умное, чтоб Князь к нему проникся. Хотелось просто больше Князя. Рука сама собой обхватила плечи, прижимая. - Всё понятно с тобой, Америка - не твой уровень. Надеешься на вон ту звезду в подарок? - ткнул пальцем в осеннее солнце. - Только попроси. Так они и сели в итоге рядом, потому что стратегический матрас заняла Маша. Радуясь очередной удачной шутке, Саша дружески хлопнул Андрея по бедру, да там бы рука и осталась. Но автобус неудачно качнуло и Саша без всякого умысла ухватился за княжеские коки. Его всего обдало жаром, и как ни хотелось продолжить, пришлось тут же отпустить. Ладонь горела воспоминанием. Но в этом автобусе, среди ржущих гоблинов (и одного унылого), шила было не утаить. Андрей почти моментально открыл рот, чтобы сгладить неловкость, но Яша его опередил. - Чё, проверил? Ничего Князь на стоянке не оставил? - А мы недалеко отъехали? Или придётся жить с тем, что осталось? - состроив испуганное лицо, спросил Саша. - Не дотягиваешь ты, Князь, по лосиным стандартам, - Яша не упустил возможности подколоть. - Проиграть быку-производителю не страшно, - отмахнулся Андрей. - А Миха бы рискнул помериться, скажи, Мих? - влез Поручик. - Нахуй иди, - Миха покраснел и заржал. - Да ты лидер, тебе положено иметь большой хуй, - Поручик решил закрепить успех. - Такой... эээ... - Путеводный, - с невинным видом подсказал Князь. Что ему было - краснеть как девице и пересаживаться от Саши подальше? Может, и не верил в такие случайности, но предпочёл месть Яше, а не Саше. Саша млел - Андрей прижимался к нему горячим бедром и боком, иногда приваливался плечом, шептал на ухо, затевая сговор против Яши. Рука опять перестала слушаться, переползла на спинку сиденья и периодически притягивала Андрея ближе. Андрей в своей обычной манере подхихикивал и жестикулировал. Саша залип на эти пальцы, нестерпимо захотелось взять у Князя в рот, и он сунул между губ сигару, чтобы чём-то его занять. Нервно вытащил, сунул опять. Он тут, по ходу, был не один такой: Горшок, поглядывая на Князя, потянул в рот зажигалку и принялся гонять языком. Посидеть рядом с Андреем лишний раз, ощущая его тепло, и мягкость, и твёрдость, и запах, было приятно, но опасно. Саша, особенно после такого интимного соприкосновения, совсем потерялся в ощущениях, кивая и соглашаясь на все дурацкие приколы, но они совсем неожиданно приехали. И он, убаюканный автобусом и расслабленный желанием, принялся тискать Князя, без тормозов под общий смех выдал то, что давно на языке вертелось: - Яблочко ты моё наливное! А потом понеслось - выгрузка, общая гримёрка, саунд-чек. Беготня, ни минуты покоя и уединения. Саша отвлёкся было, но чуть не взорвался, когда Князь, повернувшись к стене гримёрки, потянул с себя дорожную футболку. Сильная спина обнажалась сантиметр за сантиметром, Сашу как приморозило, но скоро концертная уже тряпка скрыла всю красоту. Сглотнув слюну, он схватил нужную приблуду и вернулся на полутёмную сцену. Потом был концерт, и с каждой минутой Саша заводился всё больше. Сцена была тесной. Он стоял со стороны Горшка и периодически ловил его пьяную тушку, завидуя стоявшему на другом краю сцены Балу, на которого то и дело налетал Андрей. А тот дурачился, читал свои пошлые вирши, баловался с микрофоном, отчего по телу Саши пробегали огненные волны и оседали приятной тяжестью в паху, к середине концерта доходящей почти до боли. Проклятье, да он едва не в открытую трахал свою гитару, представляя собственный член на месте этого гуляющего перед открытым ртом микрофона. А Князь шкодничал, дразнил зал - и Сашу заодно, - изображая томный взгляд и проводя пальцами по шее, крутил бёдрами, был весь сплошная провокация. Джинсы жали нестерпимо. Князь обхватил губами горлышко бутылки. Его кадык ходил вверх и вниз. Саша выдавал такие риффы, каких, при всём уважении к себе, даже не ожидал. Андрей вылил часть воды на себя, тряхнул мокрыми волосами, поморгал склеившимися ресницами. Блестящие в свете софитов капельки сбегали по коже, он слизнул одну. Мокрая футболка облепила мускулистый торс, сквозь ткань проступили соски. У Саши давно пересохло во рту, дыхание сбилось напрочь. Он бы сам облизал все эти капли, провёл бы языком по кадыку, прижался бы к нему губами, чувствуя движение, ощущая биение жилки. Он бы покусывал и дразнил эти соски языком сперва сквозь ткань, а потом бы стянул футболку выше, спутывая руки, и выписывал узоры языком по коже... Андрей нагнулся, принимая что-то из зала, бриджи натянулись, облепляя задницу, и у Саши потемнело в глазах, член, казалось, зазвенел как струна от желания сдёрнуть эту чёртову тряпку и засадить, резко, безжалостно, за все сегодняшние мучения. Хорошо, что он знал порядок песен наизусть, потому что голова сейчас была занята только тем, как он отодрал бы Князя где угодно, хоть прямо здесь, при всех, до криков, до хрипов сорванного горла, до полного изнеможения. Кинул бы на содрогающуюся колонку. Вошёл бы одним движением, взял бы напористо и быстро, без пощады, вколачиваясь сходу с силой, оставляя на бёдрах синяки. Концерт отыграли, впереди была ещё ещё афтерпати, и предстояло терпеть до гостиницы - там-то можно было хоть ненадолго улизнуть и дать себе разрядку. Надо было успокоиться, но не получалось никак. Ему было нужно, нужно, он почти не видел, куда шёл, и вдруг понял, что сослепу налетел на Князя, тоже в послеконцертном неадеквате бредущего куда-то. Налетел, и оба никак не соображали отойти. Андрей был такой мокрый, взлохмаченный, разрумянившийся, пахнущий крепким мужским потом. Пытаясь разойтись, они снова сталкивались, и получалось, что Саша тёрся то о живот, то о бедро Андрея неприкрытым стояком. Князь пьяненько ржал, а Саше было не до смеха. Ещё раз столкнувшись, на этот раз уже нарочно и сильнее, он втянул поглубже лишающий остатков разума запах и спустил в штаны. Перед глазами медленно прояснялось. Он стоял, прислонившись к стенке, мимо туда и сюда болтались какие-то люди, а звонкий смех Князя разносился дальше по коридору.