«Либо ты, либо тебя».
Она хотела быть сверху, больше, чем быть лучшей. И только одно-единственное явление, что мозолило ей глаза каждый день на протяжении вот уже шести лет, напоминало девушке о тех приметных и скользких годах, когда она еще не применяла в действии это самое правило. Надорвав край бумажной упаковки, Гермиона, вытащив пластинку, закинула ее в рот. Это явление звали Драко Малфой. Кислотно-клубничный вкус жвачки обжег язык. Молодой человек с факультета Слизерин. Лучший ученик Хогвартса и жуткий… сноб и подлиза. Последнее она списывала на его нездоровую покорность своим родителем и их аристократическим корням. Благородно. Холодно. Высокомерно. Драко выполнял все всегда безупречно. Настолько же безупречно чистой была его накрахмаленная белая рубашка, в которой сам Драко, сидя в метре от нее, чуть впереди, читал очередной талмуд. Вышколенный. Его прямая осанка, не походившая ни капельки на искусственную, сохранилась, даже когда он облокотился локтем о деревянную поверхность парты. Она цокнула. Почему-то именно вкус суррогатной клубники ей нравился больше всего. Гермиона надула пузырь. Лопнула. Гарри с другого конца аудитории покрутил у виска, укоризненно указав на свои часы. Намекая, что урок вот-вот начнется. Ругая. Закатив глаза, она воодушевилась — пошалить. — Что сегодня читаешь, зануда, — перегнувшись через свою парту за долю секунды, она выхватила из его рук книжку. И нарочито громко стала декларировать. — Чтобы по-умному объяснить массовые казни, в 1487 году был выпущен трактат «Молот ведьм». Труд повествовал о том… — она нахмурилась, прозрачно удивившись. — Малфой, с каких пор аристократишек интересует магловская история? — когда парень встал, возвысившись над ней, и, отобрав книгу, зло фыркнул, Грейнджер упрямо продолжила. — Малфой, люди свойственны верить в приметы, искать отличительные черты, те же самые… рыжие волосы, и тут нечего изучать, нужно только принять… — дверь за ней хлопнула. Вошла профессор Макгонагалл. Но, не отводя взгляда от ледяных зрачков собеседника, она с прежним запалом договорила. — Все мы полны предрассудков. Смирись, — подмигнув, постучала ноготком по своему учебнику, сиротливо лежащему на ее столе. — Лучше к занятию бы приготовился, умник. Развалившись на стуле и сложив руки на груди, она снова надула пузырь из жвачки, пропустив многообещающий взгляд Малфоя. Гермиона даже не делала вид, что вникает в лекцию. Она снова размышляла. У нее была цель. Слабенькая. Недальновидная. Она хотела показать на примере Малфою свое второе правило и научить его ему. Послать. Научить. Именно поэтому она его донимала. Но в ее цель, такую точную, вмешался неучтенный фактор. И только позже гриффиндорка поймет, кто кого… учил.
***
Она стояла неподвижно. Почему-то на эшафоте. Руки крепко связаны какой-то дряхлой невнятной веревкой. Голые ступни ловили занозы от необработанного дерева и прутьев соломы, что валялась вокруг. Повсюду. Гул толпы. Крики: «Ведьма». Казалось, она провоняла пеплом. Неописуемо жарко. Горячо. Невыносимо. Когда спиной она почувствовала бушевавший огонь, призванный для того чтобы сжечь «исчадие ада», что, видимо, в этой реальности, как и в ее, было ругательством, Гермиона закрыла глаза. Почувствовала скатившуюся по виску отчаянную капельку пота. С запахом гари в ноздрях Грейнджер распахнула ресницы и перед глазами оказался потолок. Как всегда, кремового цвета с облупившейся краской, потолок ее комнаты. На часах полчетвертого ночи. Это был первый подобный сон, благодаря которому она провела учебный день со слипшимися глазами и бесконечными зевками. Второй и третий сон были лаконичнее. Она просто проводила время в сырой и жутко темной темнице и разговаривала с мимо пробегавшими крысами. В четвертом она висела на цепях и касалась оголенными лопатками холодного камня стены. И почему-то с завязанными глазами. Лента, пропахшая черничной жвачкой, которую никак не снять, натирала переносицу. Эти сны будили ее рано и заставляли принимать снотворное перед сном. Пятый начинался так же, как и четвертый. Игриво, чуть даже с издевкой, Грейнджер болтала ножками. Вися на уже знакомом месте, слушала тишину, что поглощала все пространство и вычленяла звуки капающей вдалеке воды. Кап. Кап. Гермиона услышала скрип. А потом ощутила на ключицах ледяное прикосновение. Чьи-то пальцы выводили незатейливый узор на ее коже. Кап. Они отвели ее растрепанные волосы и провели по плечам. Грейнджер нахмурилась, не понимая, почему не чувствует дыхание того, кто так нагло трогает ее. Он собрал складки льняного платья на ее талии и дотронулся до скулы. Кончиком пальца задел повязку. Большим пальцем провел по губам. Еще раз. И еще раз. Кап. Ее губы приоткрылись в немом стоне. И она почувствовала, как в рот ей протолкнули пластинку. Которую на подсознательном уровне Грейнджер принялась жевать, пока пальцы незнакомца продолжали свой путь. Черничная. Ей подсунули головокружительно яркую по вкусу черничную жвачку. Грейнджер цокнула и поймала момент, когда на ее напряженном животе остановилась ладонь незнакомого ей мужчины. Она хотела возразить, но в следующую секунду перед ней снова оказался кремовый потолок с облупившейся краской. Она тяжело и слишком громко дыша села на кровати. Оглянулась на часы. Завтрак уже заканчивается! Гермиона вскочила, ища в ворохе вещей, разложенных по комнате, одежду. Чулки. Руки действовали на автомате. Спеша натягивает юбку. Застегнула и заправила рубашку. Заколола кое-как палочкой волосы. О галстуке она вспомнила только в коридоре. Приняв эту дистанцию от ее комнаты до зала за обычную утреннюю зарядку, она большими и решительными, а что главное, быстрыми шагами бежала успеть хоть кусочек проглотить перед новым ужасным учебным днем. — Черт, — проворчала, в кого-то врезавшись. Подняла взгляд, встретившись с ехидными смешинками в глазах Малфоя. Довольными такими. — Ты похожа на взбесившуюся кошку. А ты — на кота, объевшегося сметаной. Гермиона закатила глаза, отмахнувшись, и продолжила путь, возвращая себе прежнюю скорость и не забыв ответить: — А ты переборщил с гелем для волос, Малфой! Его ответ потонул в шуме коридора. Но она точно знала, что он был.***
Седьмой. Это седьмой сон и самый необычный. Он не был связан с прошлой тематикой, которая преследовала ее по пятам и по которой она прочитала уже три книжки. Были попытки понять одну простую вещь. Что происходит? Почему эти проклятые сны навели ее на чтение книг про времена «Охоты на ведьм»? Гермиона и так не высыпалась, а тут еще и в библиотеке пришлось торчать по вечерам. Снова мешки под глазами. Запасы пакетиков кофе, что она вместе с жвачкой привозила с летних каникул. Снова мигрень. Снотворное перед сном. В этом своем сновидении она лежала на шелковых простынях, что гладили голую кожу. Руки ее были связаны над головой той же лентой, что и глаза. Грейнджер глубоко дышала влагой, что доносилась из, как она поняла, открытого окна. И считала про себя капли дождя, ударившиеся по подоконнику. Раз. Два. Три. Кап. За эти семь снов у нее выработалась привычка: терпеть и наслаждаться тишиной. Она не считала время. Скорее, то считало и мучило ее. Во снах вообще время-то есть? От неожиданности девушка дернулась. По ее животу прошлось что-то мягкое. Похожее на перышко. Гермиона знала и чувствовала, что лежит в сей откровенной позе в одном лишь нижнем белье. Перышко коснулось ее ребер и снова спустилось вниз. Чьи-то пальцы. Знакомые. Обвели полукруг на ее ключице. Девушка стоически задержала дыхание. Перышко коснулось шеи. Поглаживая. Пальцы, пробравшись под чашечку лифа, сжали грудь, и Гермиона, прикусив нижнюю губу, пыталась растянуть веревки на запястьях, но те не поддались и только больше раздразнили резкой болью. Натирая нежную кожу запястий. Мужчина невесомо коснулся губами ее плеча. И она сдалась. Позволив себе вздрогнуть и ощутить на своей коже табуны мурашек. До ее слуха донесся смешок, что перекрыл ритм капель, стучащих по окну. Ее губ достиг жесткий поцелуй, и на контрасте с касанием перышка или пальцев девушка растерялась. Гермиона чувствовала, как сминают ее губы. Кусают. Обводят языком. Как раскрывают и проводят по небу. А сама она замерла в предвкушении. Мужские пальцы проводят по животу, опускаясь ниже. Поглаживают бедро, отчего Гермиона, ахая, раскрывается шире. Поцелуй прекращается, и она, приоткрыв рот, глотает свежий воздух. Ее губ касается что-то твердое, и Грейнджер понимает, что это снова жвачка. Черничная. Принимаясь жевать ее, она чувствует, как с нее стягивают трусики. Проводят губами по низу живота. — Ты мокрая, — шепчет он. — Ведьма. Мурашки продолжаю путь вслед за настойчивыми пальцами. — Кт… Ах. Мужчина касается клитора, вызывая разряд в ее теле. И он продолжает кружить вокруг него, пока Гермиона пытается задать вопрос. Но все вопросы превращаются в горстку пепла, когда спустя две минуты в ней оказывается палец и растирает ее влагу. Она поджимает колени и понимает, что чужая ладонь холодит ее кожу, приподнимая за поясницу. Глубже. Он всего лишь дразнит ее пальцами и своим шепотом:«Ведьма»
Не прекращая жевать чертов черничный вкус. Вкус его поцелуя. Гермиона взрывается, ощущая яркие вспышки. А палец кружит по клитору не останавливаясь. — Аааах. С силой сжала чертову резинку в зубах. Ее губы снова легонько коснулись чужие. — Милая моя ведьма, за это время ты далеко продвинулась, и я предлагаю подвести итог, — грань ее сознания узнавала этот голос. Но в таком состоянии до нее все медленно доходило. — За три века европейцы казнили до шестидесяти тысяч человек, — его дыхание касалось ее шеи. — Охота на ведьм превратилась в массовую истерию. Кто-то свято верил в священную борьбу со злом, другие пытались удержать свою власть, а третьи сводили счеты со старыми врагами, моя маленькая ведьма, — когда уже почти сформировалась мысль, кто перед ней, парень сбил ее, коснувшись губами ее подбородка. — Все это алчность, боль и страх. Люди сотканы из них. Управлять ими, как скотом, когда они боятся, проще всего, — повязку спустили с ее глаз, а он продолжал. — Этот вопрос был намного глубже, Грейнджер. Невербально он развязал её руки, но Гермиона не сразу это ощутила. Она смотрела на него. На Драко Малфоя. Не понимала, почему не двигается. Не брыкается. Не бежит. А лишь смотрит и не может отвести взгляд от его зрачков, в которых мелькали серебряные лезвия пугающих клинков. Сглотнула. Ощущая, как пальцы его размазывают смазку по ее промежности, появившуюся после оргазма. — Надеюсь тебе понравилась… — сделав паузу, мазнул на прощание по клитору. — Черничная жвачка, — Малфой отстранился, и к ней вернулись сырость и холод дождя. — Вывод нашего урока, Грейнджер. Либо ты, либо тебя.***
Какой уже раз она гипнотизирует кремовый потолок. На нем уже нет - облупившейся краски. Смотрит на него намного дольше, чем обычно, касаясь себя там, где ее нагло возбудили во сне. Проводит по животу, ключицам, груди. Зажимает сосок. Стонет. Через десять минут находит силы вскочить, понять, что на часах три ночи. Надеть форму. Закинуть в рот жвачку. Одну из своих любимых. Искусственно-клубничную. Выйти из комнаты. И с целой тирадой, которую она формировала в голове, пока Малфой, попавший в ее сон с помощью магии, говорил, девушка направилась в подземелья. Этот человек заслуживает горячей, как тот костер, мести от Гермионы Грейнджер.