Тонкий серп луны едва виден среди кучевых облаков. Он не даёт и капли света. Озеро скрыто в тенях, и Феликсу ничего не остаётся, кроме как рассматривать внутренние мысли, а не внешнее окружение.
Честно говоря… это был полный провал. Так думал Феликс, стряхивая пепел прямо в цветочный горшок с засохшим там столетним кактусом. Внутреннее напряжение, что он испытывал из-за присутствия Минхо, было колоссальным. Собственный интерес к незнакомому человеку ощущался инородным чувством. Ненужным. С ним можно было бы справиться, если бы всё оставалось на уровне: «пару раз посмотрел издалека, полюбовался красивыми движениями, сильными бёдрами и гибкой поясницей». Другое дело, когда объект интереса оказывался на расстоянии протянутой руки. Когда он говорил с тобой. Когда он…
Дым застревает в дыхательных путях, горло дерёт от кашля, а пепел падает на ладонь. Феликс кривится, опирается локтями на балюстраду и опускает голову вниз.
Тяжело.
Джисон спровоцировал его, а Феликс просто сорвался и наговорил всё, что успело в эту секунду прийти ему в голову. Никогда в жизни Джисон бы не оказался бы в подобном положении перед ним. И увидев то, как легко и спокойно Минхо опустился на колени — Феликс растерялся. Не поверил своим глазам.
Джисон не позволял переходить определённую грань и помыкать собой. Для него любая попытка контроля звучала как «это конечно, твои фишки, но ты сильно не расходись там». Джисон слишком свободолюбивый, неподконтрольный никому, в том числе и своим родителям. В отличие от самого Феликса.
Смешно.
Феликс курит медленно. Подносит сигарету к губам и просто стоит и смотрит вперёд, игнорируя окно позади себя. Оно вело прямо в зал. Достаточно было просто обернуться, чтобы узнать, выполнял ли Минхо его указание.
Вот только Феликс даже не рассчитывал, что на брошенную в каком-то странном порыве фразу Минхо действительно это сделает. Такой свободный. Паривший под каплями дождя. И самостоятельно пожелал загнать себя в клетку и ограничить. Подчиниться. Зачем?
Феликс пытается сопоставить придуманный образ свободного человека с тем, что он увидел пару мгновений назад — подчинение. И на мгновение он почти верит, что ему показалось.
Странно.
Нет. Феликс не ждал, что, открыв стеклянную дверь, он увидит сидящего Минхо. Он не рассчитывал, что тот останется в подобном унизительном положении. И уж точно он не верил, что саркастически брошенный приказ — не закрывать рот — будет выполнен.
Феликс знает, что это не так.
Он знает.
Но когда оборачивается и ловит краем глаза две фигуры, одна из которых стояла там же, где её последний раз видели — на полу, то осознаёт, что знание — вещь столь же обманчивая, сколь и ложная вера.
Феликс знал и не верил; вот только Минхо по-прежнему был там.
Он распахивает балконную дверь резко, и Джисон тут же вздрагивает от скрипящего звука ролетов. Но всё внимание и сверлящий взгляд Феликса были устремлены на чужую спину и руки, что были вложены одна в другую.
К черту.
Жизнь — это цепочка из выборов, которые приходится делать в тот или иной момент. Некоторые из выбранных решений отдавали свинцовой тяжестью в конечностях и привкусом алкогольного похмелья на утро. Феликс выбирает рискнуть.
Он шёл медленно. Со стороны выглядел уверенно, выбрасывая скуренный бычок в урну. Стоящая на подоконнике пепельница, принесённая специально для единственного курившего среди них, была забыта в тот момент, когда Феликс решил обернуться. Забыто было всё. В том числе и собственные принципы, из-за которых Феликс отталкивал всех, кто приближался ближе расстояния двух вытянутых рук. Просто на всякий случай.
Но Минхо выглядел безопасно. Подчинённым. Подвластным.
Что-то внутри Феликса не могло сопротивляться этому.
Феликс сглотнул, и слюна была такой липкой, что тянулась по его горлу. Выражение его лица нейтральное, а глаза внимательны и задумчивы. Он остановился перед Минхо и вновь не мог поверить увиденному.
Язык был сухим. Но подбородок — весь мокрый, слюнявый, словно из него лилось водопадом. На белой футболке остались влажные пятна, одно из которых ниточкой было связано с подбородком Минхо.
Сумасшедший.
Феликс чувствовал удовлетворение. Оно обволакивало приятным коконом и ощущалось растаявшей карамелью на языке. Он не торопился дать свой ответ или сделать хоть что-то, дабы сдвинуть их с мёртвой точки. Не осознанно, но он упивался этим моментом. Контролем. Чужим ожиданием.
Колени Минхо стояли на холодном кафеле, раздвинутые на ширине плеч. Заведённые за спину руки натягивали грудные мышцы, от чего они сильнее выделялись. Голова расположена прямо, и только обращённый вверх взгляд провоцировал: изучающий, томящийся, подталкивающий переступить не только собственные границы, но и смять чужие.
На что ты меня провоцируешь? Зачем? Мы не знакомы. Я для тебя никто, а ты для меня просто фигура в окне.
Ниточка слюны обрывается, тяжелая капля падает, оставляя ещё одно крупное пятно на груди, что быстро начало разрастаться, а белая футболка становится прозрачной. Минхо сглатывает. Феликс видит, как под тонкой кожей кадык поднимается, но слюна все равно продолжает вытекать из открытого рта.
Словно дрессированный пёс. Но Минхо не был псом. А Феликс не был дрессировщиком. У него и вовсе никогда не было собаки. Родители запретили, ведь на неё нужно было тратить много времени, воспитывать. Отец исключал любые хобби, что не приносили пользу его будущей карьере или собственному развитию. А вот у брата Джисона собака была. Мелкая псина, что не поддавалась никакой дрессировке.
А вот Минхо выказывал все признаки успешной дрессировки.
Протянув руку, Феликс подцепляет указательным пальцем новую нитку слюны, заводит руку дальше и протягивает липкий след по щеке. Подушечка большого пальца касается уголка губ, откуда собирается вытечь ещё немного. Феликс без капли смущения засовывает палец в открытый рот, сразу же заходя вдоль ряда зубов до самого конца. Он надавливает на большие коренные зубы всей плоскостью пальца и зажимает, обхватив её остальными четырьмя пальцами снизу.
— Надо же, а ты умеешь правильно выполнять то, что от тебя хотят, — чуть прищурив глаза, утверждает Феликс. — В отличие от Джисона.
Феликс скашивает взгляд вбок на откровенно поплывшего от зрелища Хана. Тот уже заканчивал третью банку из-под пива и, судя по всему, останавливаться в своём желании нажраться не собирался. На его лице кривая улыбка и убеждённость в собственной правоте. Приглашая сюда Минхо, в его голове уже был план, но он даже не понадобился.
— Детка, а я и не должен, — усмехается Джисон, опершись локтями на кухонный остров.
Феликс склоняет голову, прокручивая настойчиво бьющуюся мысль, но бороться с ней было по-настоящему тяжело. Он вновь обращает своё внимание на ожидавшего Минхо.
Тот был спокоен. Феликс чувствовал, как чужое дыхание касалось кожи на его руке.
— Значит, предлагаешь… — пальцы чуть сильнее сжимаются на челюсти, Феликс приподнимает голову Минхо выше, — мне себя?
Феликс не даёт Минхо возможности ответить, зафиксировав челюсть и подняв голову, чтобы тот не мог ни произнести, ни кивнуть. Он не хотел слышать ответ и не хотел его видеть. Не хотел давать возможности кому-то подобраться ближе, но Минхо находит как.
Проводит сухим шершавым языком по чужому пальцу и, словив тяжелый взгляд, медленно моргает.
Ухмылка расползается по лицу.
— Примешь установленные правила?
Минхо чуть щурится, но без раздумий моргает.
У него было достаточно времени, чтобы подумать. И это было интересно. Он ждал, что этот кукольный мальчик мог ему предложить. Минхо знал Джисона, и тот уже был достаточно настойчивым. Временами строил из себя альфу и если ему попадался подходящий партнёр — мог поставить на колени. Минхо не был подходящим Джисону, а Джисон не подходил в этом плане Минхо.
Феликс же был… любопытным. С ним захотелось пойти ещё дальше, куда Джисон не смог продавить и пробраться.
— Будешь слушаться и выполнять приказы?
Минхо вновь моргает, словно бы подписывая устный контракт на сегодня. Для Минхо было всё очевидно, в отличие от самого Феликса. Он говорил, что чувствовал, делал по наитию. Для него подобное было в первый раз. Он не собирался брать на себя эту роль, но Минхо сам подтолкнул его к этому. И Феликсу… понравилось.
Оказывается, это чертовски приятно, когда у тебя в руках оказывается поводок управления, который никто не пытается выдернуть. Поводок, который не натягивается от сопротивления, а гладко лежит в руке. И самое главное — ему собственноручно вложили в ладонь этот самый поводок.
Выдох получается резким. Казалось, что густая слюна заполнила не только рот, но и опустилась в лёгкие. Феликс забыл, как дышать; как пускать кислород по венам; как напитывать организм полезными веществами. В его крови ртуть — тяжелая, ядовитая, забивающая все капилляры в мозгу. Другого объяснения Феликс не видит, ибо ему хотелось поддаться этому чувству.
Маленькие, но сильные пальцы разжимаются, освобождая челюсть от тисков. Феликс вытаскивает палец изо рта. Бумажные полотенца находятся всего в шаге. Феликс отрывает два и, вернувшись к Минхо, промакивает стекающую слюну. Рот, конечно, никто не сказал закрыть, и Феликс чувствует какое-то новое, неизведанное ранее чувство садистского удовольствия от этого.
— Закрывай, — хрипотца в голосе пробрала даже стоящего сбоку Джисона. Пока Феликса не было, он успел подшутить над Минхо, и даже попытался засунуть ему в рот пальцы, но быстро поплатился за это укусом. Это ведь не считалось закрытым ртом? Так, лишь на секунду зубы сомкнулись.
Аккуратные губы наконец-то сомкнулись. Минхо сглотнул. Феликс не мог оторвать взгляда от мокрого лица, а Минхо не отводил легкий прищур от потемневшего взгляда.
Хрупкую атмосферу тягучей страсти разрывает ворвавшийся Джисон. Он забрасывает руку на плечо Феликса и, обняв его другой, прижимает к себе.
— Ты что, решил устроить тут БДСМ сессию на моей кухне? — со смешком. — Так никуда не годится, друг мой.
Феликс напрягается. Это было практически незаметно, но для Минхо, который следил за ним неотрывно, было совершенно очевидно, что Феликс выпал из своего состояния.
— Небольшая игра, Ханни, — облизывает губы Минхо. Он ведёт плечами, чуть проворачивает голову и вздёргивает выше подбородок. — Мы играем, видишь?
— Ещё бы, такое сложно не заметить, — хмыкает прямо в ухо Феликсу, совершенно беззастенчиво нарушая личное пространство другого человека.
И почему Феликс продолжает ему позволять это делать?
— Завидуешь? — с долей пренебрежения спрашивает Феликс и криво ухмыляется. — Тц, верно. Это же, наверное, и был твой план на сегодня.
Феликс отцепляет от себя руку Джисона, изворачивается и объятий и делает шаг в сторону.
— План? — переспрашивает Джисон, ничего не поняв из сказанного.
Феликс дёргает щекой, не собираясь объяснять, что имел в виду.
Конечно же, Джисон не завидовал. Он мог бы подключиться, что вообще-то и собирался сделать, а мог бы просто уйти, оставив этих двоих тут. Но совершенно очевидно, что у Феликса начало срывать крышу. И он собирался залезть туда, где вообще не имел опыта. Джисон это знал, а вот Минхо — нет.
— Чел, не знаю, о каком плане ты говоришь, но я хочу поучаствовать в этом мероприятии сегодняшнего вечера, — ладонь опускается на макушку Минхо и одобрительно проходится. Минхо не сопротивляется, хоть ему и не доставляет это радости. С Джисоном у них были обозначены роли. — Хён может быть таким послушным, поразительно, никогда такого не видел.
Феликс сминает салфетку в ладони и бросает её на стол, косясь взглядом на играющую с каштановыми волосами руку. Желание залить в себя алкоголь и поднять градус в крови подталкивает к холодильнику. В то время как Джисон продолжал испытывать терпение Минхо своим шебуршением в его волосах. Шипящий звук открытой банки пива врезается в уши. Феликс делает глоток и, опершись бедром о край столешницы, направляет свой взгляд обратно к Минхо.
По-прежнему стоял. Не шевелился. А ведь ноги, должно быть, уже затекли. Сколько он так сидит? Десять минут? Пятнадцать? Непреодолимое чувство жадности поднимается внутри, и Феликс поддаётся ему.
Тонкая выбеленная бровь показательно изгибается, посылая Минхо немой вопрос. Всё, что он хотел узнать — как долго тот будет продолжать играть свою роль. Кошачий взгляд гипнотизировал. В действительности ему не хотелось сопротивляться, и Феликс не мог. Ни сейчас, ни тогда — на набережной, ни позже — в университете. Взмах ресниц — словно новый ответ. Излом губ — лишь подтверждение.
— Совершенно очевидно, что вы оба этого хотите, — слизнув остатки пены с крышки, произнёс Феликс. Нет, он не был против. Да и как вообще можно быть, когда тебе настолько откровенно предлагают себя в столь беззащитном положении? — Ну так давайте
поиграем.
Голос опускается на октаву ниже, уходя в резонирующий бархат. Он умеет. Намеренно сексуализирует звуки. А Джисон тащится. И не только Джисон — любая девушка, что оказывалась с ним в постели, быстрее раздвигала ноги, едва слышала этот тембр.
Джисон нетерпеливо облизывает губы, зарывается ладонью в волосы и спускается по затылку вниз, к шее, спине. Он цепляется за футболку Минхо, тянет её, вынуждая Минхо подняться, но тот никак не реагирует.
— В таком случае, Ликси, продолжай то, что начал, — мурлыкнул Минхо, — посмотрим, чем это закончится сегодня.
Поводок в руке даже не натянулся, не вырвался, а по-прежнему удобно лежал в ней.
Какой хороший. Ну надо же.
— Поднимайся.
Минхо поднимается медленно, опирается ладонями о пол, напрягает ноги… И Феликсу приходится приложить определённые усилия, чтобы пиво не пролилось мимо рта. Объёмы и силу мышц Минхо можно было увидеть даже невооружённым взглядом. Но когда они напряглись… Это уже был совсем другой разговор. Феликс и до этого беззастенчиво прилипал взглядом к этим формам, но теперь, словно бы получив внутреннее разрешение, всё стало ощущаться острее.
— Твоя футболка промокла. Пора её снять.
Голос Феликса звучит так, что это не было похоже на пожелания. Там не было вопроса, сомнения. Озвученный приказ не давал двойного толкования.
— Ханни… — такое мягкое обращение на языке ощущается странно. Мягко. Непривычно. Феликс смакует его, смотря на Джисона. — Как на счёт быть выебанным на этом столе?
О, Феликс определённо бы на это посмотрел. Он хотел увидеть, как эти бёдра будут двигаться, а ягодицы напрягаться при новом толчке, поясница изогнется плавной дугой, посылая новую вспышку удовольствия своему партнёру. За три дня наблюдения Феликс рассмотрел достаточно, чтобы суметь предположить, что и в сексе Минхо сумел бы двигаться плавно, текуче, а когда нужно и жестче, сильнее.
— Я?
— Ага, ты.
— Почему бы и нет, можем поменяться, — хмыкнул Джисон.
Волна жара поднялась в теле, прокатилась вдоль всего позвоночника и устроила фейерверк в животе. Почему-то вполне обычное действие превратилось в реальный стриптиз, за которым наблюдать было просто преступно. Появилось ощущение что, вообще-то, сам Феликс должен был заплатить за это шоу.
Он ещё не знает, чем закончится сегодняшний вечер и каково будет завтрашнее утро, но, чтобы там ни было, сейчас он закроет на это глаза и отпустит себя.
Пиво прокатывается по горлу, опускается в голодный желудок. Алкоголь быстро проникает сквозь стенки сосудов в организм, отравляя.
— Наши фрукты всё ещё недорезанные. Минхо, займись сначала ими, — кинув голову на тарелку с грушей, произносит Феликс.
Минхо растягивает уголки губ ещё сильнее, но послушно становится перед досточкой. Берёт в руки нож и начинает резать. Теперь со спины мышцы на спине выделялись сильнее, при каждом движении руки крылья напрягались, выделялся треугольник трапеций.
— Теперь яблоко, — Феликс следит пригвождённым взглядом за каждым движением. Но яблоко оказывается слишком близко. Хотелось, чтобы Минхо потянулся ещё немного. — Нет, не то. Дальнее, у стены.
Минхо переводит руку, затем тянется к другому. Но, едва коснувшись красного спелого бока, слышит:
— Замри.
Феликс жадно облизывает губы, смотрит за натянувшимися трицепсами на руке. Ждёт. Просто смотрит.
Но Минхо вновь не шевелится, послушно стоит, вытянув руку с чуть наклонённым вперёд корпусом. Ему должно быть неудобно. Да?
— Сначала оближи его. Нужно убедиться, что оно чистое, — голос на удивление ровный, но под языком скрываются дьяволы с пиками, которые подталкивают произносить то, что Феликс бы никогда раньше не сказал. Не подумал бы даже сказать.
— Конечно, — растягивает гласные Минхо, а Феликс чувствует, как эти самые буквы обволакивают липкой плёнкой похоти. Он наблюдает за тем, как Минхо открывает рот и облизывает яблоко.
— Кусай.
Оттопыренная губа прикасается к яблоку. Слышится характерный хруст.
— Жуй.
Минхо, словно послушная игрушка, выполняет, напрягая челюсти. Феликс облизывает пересохшие губы и удивительно хрипло выдаёт:
— Глотай, Минхо.
Кошачий взгляд блестит под боковым светом. Минхо совращает, практически ничего при этом не делая. Мышцы шеи напрягаются, кадык, наоборот, поднимается, и Феликс может видеть, как рот Минхо опустел.
Во рту должно было быть не яблоко. Руки должны были трогать не фрукты. Мышцы должны напрягаться не работой.
Джисон молча наблюдает за представлением. За тем, как Минхо превратился в чужую игрушку, следуя лишь бархатистому голосу, что опустился вниз на хорошую октаву. Он получает удовольствие уже только от голоса. Джисон любил этот голос — не скрывающий собственную похоть — но держащийся на какой-то грани, определённом виде внутреннего контроля.
Но, несмотря на удовольствие от звуков, Джисон хотел и прикосновений.
Он уходит за смазкой, быстро возвращается и тут же стягивает с себя одежду в несколько движений, оставаясь даже без трусов. Затем сдвигает в сторону все пакеты и запрыгивает на столешницу.
— Как на счёт облизнуть не только яблоко? — Джисон отодвигается дальше, упирается локтями позади себя и раздвигает шире ноги. — Мм?
У Джисона стыд отсутствовал как факт. А ещё он легко заявлял о своих желаниях и не стеснялся этого.
Феликс усмехается, оставляет пиво на столе и взяв тюбик, выливает себе на ладонь жирную каплю.
— Думаешь, ты заслужил? — смотрит сверху вниз, на разложенного на столешнице
друга, затем склоняет голову и ухмыляется. — Ничего. Я помогу тебе.
Иногда это бывает смешно — давать лейбл их отношениям.
Он не церемонится. Проталкивает пальцы грубо, по очереди, не так, как Джисону обычно нравится — вместо довлеющей нежности — лёгкая грубость. Безымянный сменяет указательный. Феликс сгибает пальцы крючком и, словно зацепив, изнутри тянет Джисона вверх, за задницу. Тот чуть морщится, откидывает голову назад, дыхание прерывается несколько раз.
Феликс переводит взгляд на подошедшего ближе Минхо. Было видно, что тот не хотел стоять на одном месте — губы смялись в изломе, штаны слегка топорщились, а тёмный губительно-жадный взгляд скользил по ним двоим.
Феликс переводит взгляд на Минхо. Он становится так близко, что Феликс может рассмотреть тонкие пурпурные линии под кожей, бьющуюся на шее артерию, несущую не только чистую к сердцу кровь, но и накачивающую тело похотью. Феликс может рассмотреть каждую трещинку на губе и тонкий след от зубов, которые ещё минуту назад крепко сжимали собственную плоть.
Минхо тянется вперёд. Медленно, как в замедленной сьемке, и это даёт слишком много времени Феликсу на раздумья. Он отстраняется, делает шаг вбок и отпускает Джисона.
Твёрдый взгляд на секунду становится хрупким, разбивается трещиной недоверия, но Феликс быстро устремляет его вбок, затем вниз, проскальзывая по лежащему телу, даёт себе долю секунду на то, чтобы вернуть контроль, и вновь поднимает голову. На этот раз взгляд провоцирующий, намеренно отталкивающий. Искрящая грубость виднеется в слегка вздёрнутой губе, на едва заметных кончиках зубов.
— Ты ничего не боишься? — насмешливо уточняет Феликс. — Я, знаешь ли, сильно кусаюсь.
Феликс отталкивал его каждым возможным жестом, каждым полувзглядом, интонацией. Он использует все способы, давая понять, что к нему не стоит подходить. Для Минхо это было очевидно. Но также Феликс вновь делал шаг вперёд, пытался протянуть руку и уцепиться в Минхо когтями, проверяя, убежит ли тот.
Минхо видел всё это. И давал возможность проверить силу и крепость чужих когтей.
— Надеюсь, что так и есть, — ухмыляется Минхо.
Феликс чуть задирает голову, изгибает бровь, затем протягивает руку и, схватив Минхо за загривок — притягивает к себе. Зубы сталкиваются с зубами. Феликс агрессивно кусает Минхо за нижнюю губу, тянет за волосы с такой силой, что у Минхо кожа натягивается и на секунду появляется опасение, что части волос он всё же лишится. Минхо заводит руку Феликсу за спину, проходится вдоль широчайшей мышцы, сжимает на ней пальцы, медленно ведёт к пояснице, цепляется за ремень и сжимает ягодицу. Зубы резко сжимаются, оставляя в этот раз не лёгкий укус.
Минхо шипит, но прижимается сильнее к хрупкому Феликсу. Под одеждой он оказался ещё меньше, чем выглядел изначально.
Они целуются так, что губы болят уже на пятой секунде. А на двадцатой и вовсе начинают кровоточить.
Феликс отстраняется. Прослеживает взглядом липкую слюну. Взгляд горящий, живой, наполненный потусторонним огнём. У Минхо такой же. Минхо сам по себе был неутомимым топливом, что подкидывал напалм в тлеющий костёр. Одно касание обжигает.
Так никуда не годится. Феликс не вытирает собственную грязь с лица. Он толкает Минхо к столу и, схватив за руку, разворачивает того лицом к лежащему Джисону.
— Покажи мне, как ты трахаешься, — прижавшись губами к шее, шепчет так, что по коже стекает лавина из мурашек. Искры пламени касаются её поверхности, уже не распаляя, а по-настоящему сжигая заживо. — Хочу посмотреть.
Минхо кладёт руки на бёдра Джисона, медленно ведёт от коленок к паху. Он чуть поворачивает голову вбок и адресует вопрос прижимающемуся со спины парню.
— Хочешь этого? — едва слышно.
— Да.
Феликс гладит Минхо по спине, прижимается губами к шее и возле седьмого позвонка и проводит влажную линию до плеча. Покатые широкие плечи идеально пропорциональны идеальным бёдрам.
— Снимай штаны, — дьявольский шепот.
Феликс наступает ногой на застрявшие на середине голени чужие штаны и помогает стянуть, а затем отбрасывает вбок одним пинком. Он бросает взгляд через чужое плечо, наблюдая за тем, как лицо Джисона становится жадным, требовательным. За тем, как меняется его мимика, когда твёрдый член ложится сверху на его собственный. У Минхо были небольшие ладони, такие же, как у самого Феликса, а тот не мог обхватить оба члена рукой.
Феликс жмётся губами к влажной шее, вдавливается собственной натянутой ширинкой в чужие ягодицы и подталкивает бёдра вперёд. Толкает раз, другой.
— Вставляй. Он уже хочет, — хрипло, нетерпеливо. — Вставляй, Минхо.
Но Минхо словно перестал слушаться, он издевательски упирался головкой между яиц Джисона, проезжался по промежности и ждал. Испытывал. Проверял.
Бёдра медленно двигались вперёд, сдерживая давление стоящего позади Феликса. Послышалось сиплое шипение. Зубы коснулись кожи плеча, проехались вдоль трапеции к уху.
Тихий рык несдержанных чувств вибрирует на коже. Минхо задирает голову и словно приглашает сделать задуманное.
У Феликса мутнеет перед глазами, мышцы под зубами натягиваются, и он с силой сжимает их на чужом теле. Он не сдерживается. Ни на секунду не останавливается, чтобы задуматься, придержать себя, вернуть адекватность мысли. Кусает так, что сделай он это ещё немного сильнее, то кровь определённо бы полилась.
— Ааах! — Минхо стонет громко. Его голос отбивается от поверхностей, усиливаясь и возвращаясь эхом обратно. Тело на мгновение напрягается, пережидая болезненную фазу, а затем расслабляется. Влажный язык касается углублений, оставленных зубами, вновь вдавливает, посылая эхо боли по телу.
Столь яркий звук — услада для ушей. Нежный голос Минхо был создан, чтобы звучать, чтобы его слышали, чтобы…
Феликса пробирает дрожь. Неожиданный выдох вырывается изо рта.
Захотелось снова вгрызться. Ещё глубже.
Больнее.
— Повторим? — Голос Феликса дрожит. Он хочет, чтобы ему ответили да. Не контролирует себя, падает в собственное желание причинить тупую боль. Хочет услышать, как Минхо развалится, будет издавать ещё больше звуков, подрагивать.
Перед глазами стоит пелена из воображаемых картинок. Пальцы оставляют красные полумесяцы на талии Минхо, тот стал мягким, подвижным, податливым. Феликс чувствовал, как чужое тело превратилось в мягкое подтаявшее масло. Это будоражило слишком сильно.
— Нет. Просто вставляй уже, блять, — недовольно заявляет Джисон, устав от поддразниваний. Он сжимает член Минхо и направляет внутрь себя.
Минхо поддаётся. Выдыхает ещё раз, а затем чувствует новый укус, в этот раз на спине.
Почувствовав первую кровь, он, как голодная акула, пытался отгрызть ещё по кусочку. Минхо напрягался каждый раз, как чувствовал зубы на себе. Но больше не таял, как в первый раз. Он двигался жестко, входил глубокими сильными толчками, подтянув к себе за таз Джисона.
Феликс положил ладонь на спину, провёл ею до ягодиц. Те красиво напряглись, выделяя ямочки по бокам. Этим можно было залюбоваться. Тем, как двигались мышцы, как работали мощные бёдра. Он был совершенен.
Минхо был идеален.
Феликс делает шаг назад, оставаясь на расстоянии вытянутой руки. Затем ещё один.
Он и правда был идеален. Слишком хороший.
Нереальный.
Невозможный.
Внутри щёлкает переключатель. Резко. Со щелчком.
Феликс оглядывает Минхо ещё раз. Как он входит в постанывающего Джисона. Как дёргается торчащая стопа и поджимаются пальчики ног, когда Минхо задерживается там чуть дольше и с опозданием выходит.
Картина та же самая. Чувства другие.
Феликс берёт бутылку пива, допивает её залпом. С безразличием открывает следующую и смотрит на то, как Минхо дотрахивает Джисона.
— Кончи ему на лицо, — произносит спокойно, поднеся горлышко к губам. — Он любит грязь.
Минхо не замедляется, поворачивает голову вбок и сталкивается с бездонным взглядом, с запертой на ключ тьмой. Он резко выходит из Джисона и набрасывает от руки.
— Кончай.
Минхо подтягивает Джисона за шею к себе, напрягается и выстреливает белыми каплями на голый торс.
— Какой молодец, — ухмыляется Феликс. Он оглядывает Джисона, что по-прежнему не кончил, но упорно продолжал дрочить себе.
Свою роль он доиграл, как должен был. Дальше ему не нужно было присуствовать на этом фестивале обнаженных душ. Феликс спрыгивает со стола, забирает с полки бутылку чистого виски, вытаскивает один стакан и, махнув бутылкой, произносит:
— Дальше вы справитесь сами. Чао.
Уходит. Оставляет их одних на кухне. Даже не расстегнув собственные штаны, не позволив подобраться ближе.
♡
Феликс преувеличенно медленно поднимает ногу на журнальный столик, упирается пяткой в торец и смотрит так, что становится сразу понятно — зря времени он не терял и развлекался в обществе вместе с шотландским виски. А судя по едва сфокусированному взгляду, ему уже давно не было дела до каких-либо тонких нот мёда, ванили, орехов и чем там ещё славится макаллан. У него явно была цель нажраться. И цель была выполнена.
Проскользнув взглядом от развязно раздвинутых ног до откинутой на подлокотнике головы, Джисон провел языком по зубам изнутри и уселся между раздвинутых бёдер.
— Ты ушёл меньше десяти минут назад, — с недоумением. — Как ты сумел напиться до такого состояния за это время? Я думал, из нас двоих алкоголик тут я.
Феликс разводит руки в разные стороны и салютует опустевшим тумблером. Выдох получается тяжелым, насыщенным алкогольными парами, говорящим о многом без произнесённых слов.
— Тебе грустно, Ликси?
Взгляд прямолинейный, но словно покрытый трещинами бродивших в голове мыслей.
— Нет, мне хорошо, — звучит неправдоподобно.
— О чём ты думаешь?
Джисон редко спрашивал так прямо. Феликс улыбается блаженно и тихо смеется.
— О том, что у Минхо классная задница, — он задирает голову вверх, растягивая мечтательно слова. — И…
Но что ещё было хорошего у Минхо, Феликс не озвучивает. В его поле зрения появляется объект обсуждения. В полумраке спальни было практически не видно ничего, кроме силуэта, но и этого было достаточно, чтобы уловить блеск чужих глаз. Тёмных. Губительных.
— Спасибо, — со стороны двери.
Джисон не поворачивает голову к вошедшему и никак особо на него не реагирует, продолжая смотреть лишь на Феликса.
— Ты ушёл в самом разгаре, даже отсосать себе не дал, — Джисон поглаживает Феликса над коленкой. — Разве мы собрались не для того, чтобы забить на всё и развлечься?
Губы растягиваются шире. Феликс медленно переводит глаза с лежащей на его ноге ладони на сверлящий своей открытой прямотой взгляд. Это вызывало лишь очередное желание посмеяться. Действия Джисона были больше похожи на то, что он хотел затащить Феликса в свою секту похоти и блядства. Да какая, в общем-то, разница?
— Хочешь сосать? — белый клык сверкнул под приподнявшейся губой. Феликс раздвинул шире ноги и поманил пальцем к себе. — Вперёд.
Джисон придвигается ближе, но чужой вопрос вынуждает его остановиться.
— А мне позволишь? — звучит сверху над головой. Минхо оказывается рядом и произносит это тихо, в макушку. Неизвестно, от чего волоски зашевелились: от прозвучавшего вопроса, или же интонации, с которой это было сказано.
Удивление вспыхивает на лице вместе с округлёнными блюдцами глаз самого Джисона. Феликс бросает в Минхо всё своё недоумение и хмурится.
— Зачем тебе?
— Ты не подпускаешь меня к себе, в таком случае я сам подпущу тебя ближе.
Звучало настолько тихо, что сам Феликс едва расслышал интимные слова. Дыхание спёрло, а кровь загустела, забивая все капилляры одновременно. Кончики пальцев похолодели от конденсата или от той силы, с которой Феликс сжал стакан. Он опустил руку вниз, оставляя тумблер на полу. Иррациональное желание схватить Минхо за шею и бросить его на пол вспыхнуло так ярко, что Феликс вынужден был прикрыть глаза, чтобы стереть эту картинку из головы.
— Слушай, харе ломаться, давай разок потрахаемся все и всё. Ты, я и Минхо, — Джисон нетерпеливый.
— Разок потрахаемся? — кривит губы Феликс, садясь на диван.
— Ну так.
Феликс просовывает пальцы в упавшие на лицо светлые пряди, медленно загребает их ладонью и откидывает назад.
Какого вообще черта?
В нём уже было достаточно алкоголя, чтобы на любую ерунду, если не воодушевленно, то хотя бы не кривясь сказать да.
— Отлично.
Феликс стаскивает с себя футболку, отбрасывает её в сторону, затем
— Ты хорошо сосёшь? Хочу трахнуть твой милый рот, Минхо, — ухмыляется Феликс, подзывая ладонью парня. Минхо мягко ступает, обходит его, словно охотящаяся кошка, и где-то на задворке сознания блуждает мысль, что охотились именно за ним.
— Есть опыт, — уклончиво отвечает Минхо. И, следуя указывающему пальцу, идёт к дивану.
— Он делает горловой, — вставляет свои пять копеек Джисон, становясь рядом с Феликсом. — Блять, он так сосёт… лучше меня. Я тогда кончил за пару минут.
Феликс резко вскидывает брови и посылает недоверчивый взгляд вбок. Вопрос, конечно, был хороший. Это Минхо делает хороший минет или Джисон просто скорострел. Так странно, что Джисон преподносит и рекламирует Минхо словно товар.
— О, я смазку забыл, — вспоминает Хан и быстро направляется из комнаты.
Они остались одни. Снова. Вдвоём.
Палец касается покусанной, уже раненной зубами губы. Феликс оттягивает щеку Минхо вбок, засунув большой палец внутрь. Затем наклоняется и прижимается своими губами.
— Потанцуем? — не отрываясь от губ, спрашивает, а затем, не дожидаясь ответа, Феликс толкает Минхо, вынуждая того лечь на диван. — На спину ко мне головой.
Член твердеет быстро, стоит лишь коснуться чужой щеки, провести головкой по губам. Минхо задирает голову и открывает рот, бросив напоследок единственный комментарий перед тем, как вообще потеряет способность говорить что-либо на сегодня.
— Можешь не нежничать.
— Я уже заметил, — сверкнул лёгким оскалом Феликс.
Нежностью тут и не пахло. Феликс не умел быть нежным в постели, не хотел вкладываться в нежность, не хотел дарить её и получать в ответ. Ему это всё было не нужно. Слишком много чувств.
Минхо выглядел как тот, кто готов был принять всё то, что ему дадут. Непонятно было, всегда ли так, или это ложно-обманчивое впечатление. Но хотелось верить именно в это.
Феликс упирается головкой в щеку изнутри, стонет от мягкости шелковистой кожи, а затем проталкивается дальше, постепенно пробираясь в горло. Под ладонью чувствовалось, как головка проходит в горле, и будь тут чуть больше света, он смог бы рассмотреть каждое движение бугра под кожей. Бёдра толкаются ритмично, медленно, входя глубоко, до самого лобка. Всё, что было слышно в комнате — хлюпанье вытекающей слюны, низкие стоны Феликса и временами то, как давился Минхо. Это был особый момент блаженства, Феликс задерживался ещё на секунду, доводя Минхо до кислородного голодания, и выходил, давая набрать в грудь воздуха.
Просто «грубо» это не то, чем можно было описать происходящее. Феликс словно дорвался до самого желаемого, до райского оазиса, существующего лишь в мечтах.
Живот Минхо напрягался, выделяя тренированный пресс, и Феликс успел даже полюбоваться им между долгими толчками. Минхо расставил широко ноги, упираясь пятками в диван, и временами подкидывал таз выше. Даже в таком полумраке было заметно мокрое пятно на трусах — единственное, в чём тот был.
— Ты так хорош, — голос вибрирует от желания и похоти.
Джисон подходит тихо, бесшумно. Никак не комментирует картину перед собой, но его выдаёт щелчок крышечки тюбика. Он капает себе на член, проводит несколько раз по нему, а затем садится между ног Минхо. Феликс замедляется, пересекается взглядом с Джисоном. Они проводят молчаливый диалог, по итогу которого Джисон стаскивает с Минхо трусы и начинает того разрабатывать. Минхо, словно ждавший этого, сильнее раздвигает ноги и без доли смущения, закидывает одну на плечо Джисона.
У Джисона на языке вертится столько пошлостей, что он не может выбрать, какую именно ему нужно озвучить. Потому что открывшаяся картина была верхом греха.
Затягивающаяся в животе пружина нарастает медленно, стягивает органы в одну спирать, но никак не выстреливает. Алкоголь в крови настолько высокий, что Феликс не может кончить.
Он выходит изо рта, размазывает по щеке предэякулят, смешанный с пузырившейся слюной, и сжимает коричневый сосок Минхо. Пальцы выкручивают его, сдавливают горошину, а Минхо от этого буквально подкидывает на диване.
— Поднимайся, — Феликс тоже звучит теперь нетерпеливо. Минхо кашляет, хрипло постанывает от натуженного горла, но следует за повелевающими жестами. В четыре руки его быстро раскладывают на диване в удобную позу.
Округлые сладкие ягодицы становятся скользкими от дополнительно вылитой смазки. Феликс проскальзывает внутрь пальцами, проверяет растяжку и несдержанно стонет от того, как хорошо и узко там.
Адекватные, связные мысли уже давно ушли куда-то далеко, смешавшись с бурлящим в крови виски.
Он делает толчок и теряет связь с реальностью. Чёткие линии и формы перестают иметь значения, как и хоть какой-то смысл.
Всё, что он чувствовал, было невыносимо. Слишком глубоко. Слишком горячо. Всего было слишком: мокро, жарко, липко. Руки были везде. Их было много. Феликс не знал, как позволил этому произойти и почему он поддался этой волне. Между ягодиц проезжался твёрдый член, раз за разом всё сильнее надавливая на вход, но так и не проникая внутрь. Собственные толчки становились рваными, не чёткими. На какой-то миг даже захотелось, чтобы Джисон надавил сильнее и вошёл. Чтобы его дыхание не только щекотало область шеи, но и стон, блаженный стон, раздался рядом с ухом. Чёрт возьми.
Минхо прогибался красиво. Феликс знал, что его поясница способна на многое во время танца, но оказалось, что его умения были хороши и для секса. Пальцы сжимали бок до будущих красных пятен. Феликс медленно ведёт ладонью от поясницы вдоль хребта до самой шеи. Два пальца чуть расходятся, чтобы сильнее вдавить вдоль верхних позвонков. Затем волосы. Уже влажные — от пота, от того количества слюны, что Феликс оставил на нём. Он долго копил. Внутренний голод призывал сожрать этот приз. Феликс истекал слюнями, смотря на Минхо, когда они были на кухне. Глотал собственный язык и пытался не захлебнуться в желании. Но сдерживался.
Мягкий свет от торшера красиво ложился на мышцах спины, что прорисовывались при каждом толчке. Минхо сжимал руками спинку дивана, легко выдерживая двойное давление со спины. Джисон сбивал ритм своими движениями, вжимался в Феликса, порой тормозил его. Член соскальзывал
— Блять, хочу трахнуть твои бёдра, кис, кончай, — горячее дыхание касается уха, минута тишины, а затем ещё одно предложение. — Или, может, твой зад?
— Завались, — бросает Феликс, не задумываясь. Он не слышал чужих слов, не улавливал смысл. В его мире существовали только ощущения и говорить с ним можно было только на языке прикосновений.
Джисон сжимает ягодицу Феликса, та напрягается, выделяя ямочку сбоку. Затем отпускает и проводит большим пальцем вдоль ложбинки до самого входа. Налитой смазки было так много, что в ней можно было утонуть. Джисон постарался, вылил, наверное, пол тюбика. Густые капли, стекавшие по ногам, уже дотекли до колен, а остатки образовали на полу скользкую лужу. Джисон любил, когда мокро. И грязно.
— Ты почти готов, — хрипит где-то в затылок. Подушечка пальца входит в расслабленный зад легко, словно в нём уже что-то бывало. Но нет, Феликс никогда подставлялся. Хотя, может, Джисон чего-то не знал о нём…
— Уёбывай, — Феликс бросает резко, но когда вместо большого пальца там оказываются сразу два, он останавливает движения и задерживает дыхание. Он опирается рукой рядом с ладонью Минхо и сжимает пальцами искусственную кожу. Дыхание поверхностное. Напряженное. В голове туман, а перед глазами лишь мельтешащие яркие пятна. Минхо так хорошо сжимал. В нём было горячо. Скользко. Приятно. Он прогибался и насаживался сам, когда Феликс останавливался. Минхо вообще ни разу не выказал, что быть принимающим для него что-то зазорное или оскорбительное. Хотя внешне… Внешне он выглядел так, словно готов был сам трахнуть всех окружающих.
Феликс не мог устоять.
— Да ты же сам хочешь, — хмыкает Джисон, когда замечает, как Феликс чуть прогнулся.
— Сука…
Для Джисона Феликс выглядел тем, кто хотел, но запрещал себе из-за каких-то блоков в голове. Быть принимающим для Джисона не было проблемой, хоть он и предпочитал быть сверху, но Феликс… там явно были демоны в голове. Прямо сейчас, выпивший, не контролирующий себя совершенно, он откровенно подставлялся и сам тянулся назад. Джисон хорошо умел работать пальцами. Даже фригидная кошка потечёт и захочет поглубже.
— Тебе ещё, может, налить? А? Загоны уберёшь, — голос Джисона звучал нетерпеливо и слишком разумно и связно, как для человека, что выжрал четыре банки пива.
Тихий низкий рык раздаётся позади Минхо. Волоски на коже встопорщились от вибрации, зародившейся в чужой груди.
— Сломаю, — угрожающе, — пальцы.
Джисон замер. Перестал на мгновение дышать.
— Затем руку.
Минхо повернул голову вбок. Взгляд Феликса дикий. От зрачков осталась лишь тонкая карамельная нить.
Джисон отстраняется, почувствовав натуральную угрозу, но Феликса уже было не остановить. Адреналин смешанный с выделившимися гормонами во время секса, стали решающими в дальнейшем сценарии.
Феликс теряет себя. Рычит.
А дальше только яркие вспышки…
Он вбивается в Минхо так, что тот в какой-то момент вынуждено прижимается щекой к спинке дивана. Пальцы тянут за волосы, выворачивая голову. Феликс кусает за щеку, затем, вдавив туда же и нос, рычит, словно вытекающая из появившейся трещины злоба.
— Подчиняться любишь, да? Подставляться? — с агрессией дёргает за волосы. — Загнал себя в клетку и кайф получаешь?
Феликс вновь наклоняет голову, вгрызается в подставленное плечо…
Снова вспышка.
Чужая рука держит его горло в захвате. Прижимает локтем к торсу, а тихий успокаивающий голос нашёптывает что-то на ухо.
Снова вспышка.
Спина касается чего-то облачно мягкого, слышатся невнятные голоса, а затем вновь темнота. На этот раз окончательная.
♡
Утро начинается с гадкого ощущения собственной мерзости. Липкое тело в смазке и других всевозможных жидкостях. Во рту иссушающая пустыня, а в душе — испуганная тоска. Феликс даже не успевает разлепить глаза, как уже чувствует — его засасывает куда-то под землю. Чужая рука касается его живота, обнимает поперек и притягивает к себе. Он едва приоткрывает глаза, но ему и смотреть не нужно, чтобы знать, что это был не Джисон — тот никогда так не делал. Он либо скручивался в одеяльный кокон, либо раскидывал все конечности во время жары. Значит это Минхо.
Феликс сглатывает тяжело. Слюны во рту не хватает, но в миг захотелось подавиться и захлебнуться хотя бы остатками тех капель, что у него были.
Он осторожно выбирается из постели, совершенно при этом не помня, как тут оказался. Споласкивается, быстро меняя холодную с горячей водой, но трезвость рассудка всё равно не наступала. Похмелье омрачало и без того плохое настроение. Грудь была усыпана засосами с особенно жирным возле левого соска. Феликс не помнил, как они там оказались. Звук перемолотых зёрен бьёт по голове неприятным шумом, но аромат кофе дарит небольшое успокоение.
Всё его внутреннее естество было напряженно, испуганно сжавшись от неизвестной угрозы, которой он даже не видел.
Сигарета бьёт по рецепторам резко. Феликс делает затяжку и начинает кашлять от промелькнувшей картины в голове. На какую-то секунду вчерашние воспоминания стирает глитч, вмешивая в них другие кадры.
… тебе понравится,
малыш …
Голос грубый, с хрипотцой,
совершенно не слышащий слабых возмущений. Руки большие, обхватывают тонкую талию легко. Тяжелый запах дорогого парфюма заполняет ноздри, проникая в тело на клеточном уровне…. пряжка ремня царапает поясницу…
Феликс смотрит вперёд, не мигая, пока картинка не уходит туда, откуда взялась. Он спокойно делает новую затяжку, медитируя над тлеющим угольком. Стряхивает одним движением. Вновь затягивается.
Запах сигарет перебивает любые другие настолько хорошо, что после них не остаётся больше ничего.
Раздвижная дверь на террасу открывается, и оттуда выходит зевающий Минхо.
— Привет, — голос Минхо спокойный, в отличие от ментального состояния Феликса. Он кидает взгляд на кружку с пахнущим кофе и чуть растягивает губы. — Не покажешь, где тут можно получить утренний кофе?
Феликс скашивает взгляд вбок, оглядывая хмуро Минхо, затем разворачивается и опирается тазом о балконный бортик. В его голове сначала щёлкает что-то, пазлы пытаются сложиться, картинка обрести какую-то логичную закономерность, но всё это ломается в тот же миг, как взгляд цепляется за наливающийся синим укус на шее. Сбоку. Прямо под челюстью.
Что-то внутри обрывается вниз, с тяжелым звуком падает, разбрызгивая гнилые капли собственной личности.
— Ты же понимаешь, то, что было на раз, разом и останется? — Выдаёт со всей прямолинейностью Феликс. И это было совершенно не то, чего ожидал Минхо. Он вскидывает брови вверх. Моргает дважды, будучи в полнейшем недоумении, и слегка приоткрывает рот. Феликс не даёт ему ничего осознать, понять или хотя бы дать хоть какую-то логику выданному опусу; он тут же выдаёт новый перл.
— Давай избежим всей этой неловкости, и я закажу тебе такси до города.
Минхо моргает. Один раз. Второй. Затем уголок губы резко поднимается вверх, создавая на лице яркую ухмылку. Оценивающий взгляд пробегается сверху донизу и обратно. Минхо цокает и в один шаг оказывается совсем близко. Движения быстрые, хлёсткие и чертовски раздраженные. Он хватает рукой за тонкую шею и, сжав её крепко, вдавливает парня в забор, вынуждая того опереться локтями о перила.
— А ты та ещё сука, — шипение прямо в чужое обескураженное лицо.
— Чт-
— Тц. Ты уже высказался, — Минхо сдвигает руку чуть выше, сдавливает пальцы сильнее, прямо под челюстью, не давая возможности произнести хоть что-то связное. — Я похож на одноразовую шлюху?
Кошачий взгляд изменился, сузился, превратился в опасный, змеиный. Феликс такого совершенно не ожидал. Горло сдавливало, кислород едва поступал.
— Мычи. Позволяю.
Минхо не получает никакого ответа даже после такого указания. Он дёргает уголком губы, кривиться, затем подносит вторую руку и даёт пощечину. Голова дёрнулась. Глаза округлились в шоке и абсолютном неверии. Хлёсткий звук был столь громкий, что на секунду оглушил Феликса. Но звон в ушах был ничем по сравнению с огненным плевком на щеке. Феликс хватается за руку Минхо, но тот был не сдвигаемым, как гора.
— А теперь ещё раз: я похож на одноразовую шлюху? — голос хрипящий. Натруженное после грубого минета горло всё ещё не восстановилось, и это добавляло особый оттенок озвученному вопросу.
Феликс сжал губы в тонкую белую полоску и промычал. Минхо этот ответ не понравился.
— Не слышу. Активней.
Он вновь ударил по щеке, в этот намеренно зацепив и губу. Та сразу же треснула, выпуская алую каплю по подбородку. Феликс даже не сморщился, будучи в полном неверии от происходящего.
— Нгх…ет, — кое-как выдал Феликс, разлепив губы. Металлический привкус во рту был неприятен, но он ушёл на десятый план, пока перед ним были эти два ядовитых глаза.
— Вот именно. Ты что-то перепутал или придумал там, в своей очаровательной головушке. И сейчас ты поступаешь, оч-чень некрасиво, — Минхо выплёвывает каждую фразу, будучи практически в сантиметрах от широко раскрытых глаз. — Со мной так обращаться нельзя. Думаешь ты тут покоритель?
Я позволил тебе это.
Я разрешил тебе взять на себя эту роль. И
я мог в любой момент это закончить. Сечёшь?
Минхо выхватывает сигарету из чужой руки, что чудом не была брошена на пол, делает глубокую затяжку, сверля убийственным взглядом молчащего парня, а затем выдыхает дым прямо в лицо. Дым неприятно коснулся слизистой глаз, от чего те заслезились. Те немногие крупицы кислорода, что ещё хоть как-то попадали в организм, тоже исчезли, а на их месте оказался углекислый со смесью сигаретного дыма. Кашель подступил к горлу мгновенно. Минхо немного ослабил хватку.
Покрасневшее лицо со слезящимися глазами не вызывало никакой жалости.
Минхо вновь наполняет лёгкие дымом, но в этот раз выдувает вбок и не уносит далеко сигарету — приподнимает её выше, и стряхивает пепел на чужую щеку. Серые хлопья падают на кожу, попадают на губы. Красный огонёк горит ярко, но не падает на кожу, не опаляет её.
А мог бы.
Феликс дергается в ужасе, но Минхо не позволяет ему отравиться или сбежать.
— Знаешь, каков ты на вкус? — более спокойно и почти безразлично спрашивает. Он высовывает язык и медленно проводит по лицу Феликса, слизывая выступившую красную каплю крови с подбородка, пепел с губ, затем ведёт дальше к скуле, собирая ещё серых хлопьев. Чуть отстраняется, показывает язык с остатками пепла и крови на нем и показательно облизывает губы.
— Как выжженное поле боя.
Сказать в ответ было нечего. Получилось только замереть истуканом и смотреть, смотреть и ещё раз смотреть на мчащийся в лобовую поезд. Так могла бы выглядеть смерть или её первый слуга. Внезапно Минхо стал выглядеть как дьявол, вылезший из земного разлома — подавляющий, экспрессивный, смертоубийственный.
— Разберись сначала в себе, — скривился Минхо. Расширенные зрачки Феликса уже сказали достаточно.
Минхо тушит окурок и тут же отпускает Феликса.
— До города уж я доберусь на автобусе, справлюсь, — промелькнувшее презрение резануло не только по ушам, но и воткнулось в сердце. — Провожать не надо.
Феликс с дрожащими руками смотрел на удаляющую спину. Грудная клетка расширялась, пытаясь запустить в лёгкие больше воздуха, но вместе с кислородом добавлялся и яд. Собственный яд вины.
Это было отвратительно. Омерзительно. Всё это. Он сам. Минхо. Вся эта ситуация.
Адекватные мысли в голову не лезли. Щека горела огнём. Шея тоже болела.
Захотелось орать. Сильно. Громко. Перед глазами всё начало плыть. Чёткие цвета окрашиваться в красные тона.
Спусковым крючком становится звук закрытых ворот.
Ушёл.
Феликс хватает первую попавшуюся под руку вазу и, заорав, бросает её в стену. Керамические осколки разлетаются по всей террасе, несколько долетает даже до босых ног Феликса. Несчастное растение с поломанными ветвями падает на пол. Земля из горшка размазывается по стене и комьями разбрызгивается по всем поверхностям.
Феликс дышит глубоко, смотрит сумасшедшим взглядом в одну точку. На громкий звук выбегает испуганный и сонный Джисон. Он оглядывается, пытаясь понять, что произошло, но даже при всех попытках истолковать по-другому, картина вырисовывается только одна.
— Блять! Феликс! Ты уёбок! Это же мамин вазон!
♡
