они не любили

      Он изменился. Повзрослел и бросил курить. Теперь от него пахло дорогим парфюмом, а не тем дешёвым табачным дымом. Он сменил стиль и даже успел покрасить волосы, но его голос оставался тем же. Всё тот же тёплый заразительный смех. Он излучал лишь счастье и радость и был не один. Девушка рядом тоже смеялась, тоже была счастлива, находясь с ним. Также, как когда-то на её месте был счастлив Скарамучча.       Конечно, он узнал. Узнает из тысячи этот до боли знакомый тембр, сияние сапфировых глаз и ту самую нелепую татуировку на щеке, сколько бы времени ни прошло. Он хорошо помнит всё, что с ним связано.       Когда-то они тоже были подростками. Их не заботило ни будущее, ни люди вокруг — они жили для себя. Они могли завалиться к кому-нибудь домой в четыре утра, а потом вместе получать за это по шее от старших. Ну и плевать. Зато весело. Когда-то давно они дрались за последнюю парту в школе, а потом обоих в наказание сажали за первую, либо же не могли поделить последнюю оставшуюся булочку с повидлом, а в итоге она доставалась кому-то из грозных старшеклассников. Они не любили друг друга, нет. Даже друзьями не были. Просто как-то так получалось, что их все время сближала общая беда.       Когда-то на втором курсе его выгнали из общежития. Он всегда был таким, всегда глупцом. Скарамучча принял его тогда, пустил к себе. Зачем? Чтоб не скучно одному было, вот и всё. Больше причин и не могло быть. Жили вместе как друзья, но в жизни бы вслух не назвали друг друга так. Скарамучча просто помогал несчастному знакомому, деля с ним свою квартиру, а тот просто жил там. Просто готовил каждый раз на двоих, просто имел собственную связку ключей, просто каждый вечер возвращался домой с учёбы.       Один раз Скарамучча задержался. Встретился со старым другом, а там слово за слово, и счёт времени потеряли. Так и вышло: пришёл около полуночи. На кухне горел свет.       Значит, ещё не спит?       Но нет, он спал. Не в мягкой постели и даже не на удобном раскладном диване. Он спал за столом. Сидя в неудобной позе и положив голову на сложенные руки, а перед ним — две тарелки с остывшими спагетти. Он ждал его. Приготовил ужин на двоих, разложил по мискам и ждал, но уснул.       Скарамучча тогда не то что дар речи потерял, он сам, можно сказать, потерялся. С обветренных губ слетело лишь тихое: «Лини…»       Он тогда не спрашивал, где так долго был Скарамучча — знал, что тот не любит, когда к нему лезут с такими вопросами. И Скарамучча не спрашивал, почему он его ждал — причина та же. Они знают друг друга практически наизусть, но они не любят.       Когда-то Лини появился на пороге комнаты Скарамуччи с бутылкой виски и двумя бокалами. Скар был занят курсовой, не заметил сожителя, но и тот молча наблюдал, оперевшись на дверной косяк. Ждал, пока у второго появятся магические способности и его чудным образом увидят? Либо же ему просто нравилось смотреть, непонятно.       — Эй, — Лини проходит вглубь комнаты, подходя к письменному столу, где сидел Скар. Он ставит на стол бутылку, разворачивая её этикеткой к Скарамучче. Словно им никогда не было всё равно, что пить в компании друг друга. — Присоединишься?       Скар встретился с его глазами. Такими же уставшими и пустыми, как и всегда. Такими же, как у Скарамуччи, вот только он никогда не прятал их за фальшивой, тошнотворной улыбкой. Лини же улыбался даже сейчас.       Они часто проводили вечера на балконе, будь то лето или зима — неважно. Разговаривали обо всём или ни о чём. Могли не умолкать часами, а могли коротать время в тишине, выкуривая одну сигарету на двоих. Им было по-настоящему спокойно, но они не любили.       А в другой вечер Лини мог заказать доставку на всю свою стипендию, включить записанные заранее на флешке караоке и танцевать, совершенно не заботясь о соседях. Скарамучча же не был против отомстить им за дрель с самого утра по выходным, а потому и никогда не останавливал Лини в такие «порывы». Да и он, честно говоря, вряд ли смог бы. По крайней мере, точно не тогда, когда в него по чистой случайности прилетает диванная подушка, а где-то рядом слышен ехидный смех. Естественно, он был просто обязан отомстить!       А потом вместе убирать осколки какой-нибудь разбитой вазы, так и не решив, кто из них оказался виноват. Оба виноваты. Оба не любят.       Они много шутили друг над другом, много подкалывали и смеялись. Много молчали каждый о своём, ведь у каждого были собственные проблемы. Они никогда не спрашивали о самочувствии друг друга, никогда не заботились, тем более. Лини всего лишь молча приносил Скарамучче крепкий чай без сахара, даже когда его не просили. Его никогда и не попросили бы. Скарамучча всего-навсего накидывал на холодные плечи одеяло, когда Лини очередной раз во время сна скинет его с себя. Он без того мерзляк.       Лини мог видеть настоящего Скара, когда тот после тяжелого дня мог случайно уснуть у него на коленях. Так тихо и спокойно. Так только с ним. Тот никогда не возражал — лишь продолжал в полной тишине осторожно перебирать тёмные пряди. Донельзя приятно. Видел ли Скарамучча настоящего Лини? На самом деле он был уверен, что Лини и сам не знает, какой он настоящий. Только они вдвоём были в этом уверены, а значит, они вдвоём были уязвимы только друг перед другом. Но они не любили.       Теперь Лини был счастлив, но не с ним.       Он всё так же очаровательно смеётся и улыбается, но не Скарамучче. Теперь не его руки трепетно касаются фарфоровой кожи на мягких щеках, и не его губы мажут по нахальной ухмылке. Не он ночью обнимает чужое тело, крепко прижимая к себе. Ведь любили не его.