Портрет

      — Мне как-то... Как-то неловко...       От снисходительной улыбки Глэма Вики передёргивает лишь ещё больше, отчего она сконфуженно и даже раздраженно поправляет спадающую лямку поношенной майки, которая, по ее скромному мнению, не очень подходит для позирования будущей картины мужа.       Ещё в начале отношений — да даже просто их довольно необычного знакомства — Виктория заметила, как сильно любит Глэм рисовать. Как сильно он любит рисовать саму Викторию, что лишь подтверждало огромное количество простых набросков на просторах его бесчисленных скетчбуков и альбомов, где Вики была регулярно запечатлена в самых разных позах, образах, ракурсах. Обычно Глэм рисовал ее по памяти или опираясь на особенно любимые им фотографии их семейного фотоальбома, но почему-то именно сегодня, предварительно сбагрив сыновей куда подальше, он решил порисовать...       С натуры.       И ради этого выдернул Вики из в кои-то веки, тихого и спокойного гаража, где та лениво мыла байк в наспех натянутой старой одежде, которую не жалко замарать машинным маслом, грязью или той же пеной.       Боже, Вики даже душ принять не успела, как Глэм с самой невинной и умоляющей улыбкой из своего арсенала дёрнул супругу в гостиную, усадил ее на диван и, совершенно не обращая внимание на ее непривычно-неловкие блеяния, с удобством устроился напротив. А ведь это он ещё умудрился притащить сюда мольберт!       Говорило это прямо лишь о том, что творческий дух захватил мужчину в свои сети сегодня особенно настойчиво — а может, и не сегодня, раз он ещё за неделю до этого придумал, куда отправить мальчишек и как задержать жену дома — и потому тот был упрямо настроен на рисование наверняка очень красивого портрета.       Но черт... Как же Вики было стрёмно тут сидеть в таком виде и краснеть под пристальным, какого-то хуя восхищённым взглядом Глэма, что цеплял каждую мелкую деталь и в спешке делал набросок будущего портрета в блокноте. Блядство, Вики ведь даже во время секса так не краснела, а это, вроде как, вещь более интимная, чем простое рисование!       Хотя, впечатление сейчас складывалось совсем обратное...       — Тебе вовсе не стоит смущаться, Вики, — ласково протянул Глэм, мягко улыбнувшись после очередного потока тихих матов от рыжей и ее отчаянных попыток как можно удобнее устроиться на, вроде как, мягком диване, — Веди себя как обычно. Если хочешь, я могу включить телевизор, чтобы тебе не было скучно, и принести пиво.       — Пиво? — заинтересовано вскинулась девушка, после недоуменно нахмурившись, — А... Стоп. Ты сам... Сам предлагаешь мне тут... Выпить?       — Ну я же вижу, как ты напряжена, — без задней мысли ответил Глэм, педантично раскладывая тюбики с краской, — Я бы не хотел, чтобы ты так переживала из-за моей прихоти.       — Может, я тогда хоть приоденусь что ли? — раздраженно буркнула Вики, откинув голову на спинку дивана и сложив руки на груди, — У меня из этой майки сиськи вываливаются! И плюс эта майка далеко не свежая! А шорты! Если тряпки нет под рукой, я ими обычно пыль стряхиваю!       — Я знаю, Вики, — все также спокойно ответил Глэм, что лишь больше взбесило и без того нервную Викторию.       — Знает он! Ну так хули хоть в душ не дашь сходить?!       — Потому что это нарушит всю твою естественность, — спокойно парировал блондин, а на вопросительно изогнутую бровь жены также беззаботно пожал плечами, — Если ты заранее будешь подготовлена к картине, это нарушит весь ее интерес и живописность...       — Какая тут живописность в моей потной заднице? — отчаянно простонала рыжая, раздраженно вскинувшись после раздавшегося смешка, — Это нихуя не смешно, Глэм!       — А почему ты так начала меня стесняться, стоило мне только попросить тебя попозировать для картины? — с интересом спросил мужчина, наконец обратив внимательный взгляд на зажатую Вики, — Прежде тебя не смущал твой внешний вид.       — Потому что...! Ох... Потому что... — поджав губы, Вики свирепо мотнула головой, отчего пара непослушных кудрей закрыла половину ее лица, — Ну бля... Я... Я не стесняюсь тебя, нет! Просто... Ну ты типо... Рисовать меня собрался... А я тут выгляжу, как... Ну блять, ты меня понял и... Хули ты ржешь?!       — Ах, Вики, — нежно протянул широко улыбающийся блондин, что, грациозно поднявшись с табуретки, неспеша подошёл к по-прежнему злобно настроенной жене, — Прости, я не думал, что в такой ситуации тебя настолько будет смущать твой внешний вид, — и с такой же нежной улыбкой Глэм аккуратно присел перед нахмуренной Вики на одно колено, — Просто я думал, что мое написание картины не настолько важное занятие, из-за которого тебе бы пришлось приводить себя в порядок.       — Ну, знаешь! — фыркнула та, наконец обратив благосклонный взгляд на улыбающегося мужа, — Одно дело, например, просто щёлкнуть камерой, которой можно сфоткать всех и вся в любой даже самой стрёмной ситуации. А... А картина! Ну это же... Картина! Искусство, ёб твою душу! И пока ты там над холстом колдуешь, я тут... Как бомжиха...       — Ты не представляешь, как сильно я тебя люблю, — неожиданно восхищенно брякнул Глэм, отчего Вики смущённо пискнула, поджав ноги и вызвав этим хихиканье просто сияющего Метала, — Прости, серьезно, прости, что не учел этого... Если тебя правда это настолько смущает, то, конечно, ты можешь и переодеться, и принять душ — все что хочешь. Мне не будет сложно подождать.       — И... Вдохновение твое это... Не съебет? — настороженно протянула Вики, на что Глэм согласно кивнул.       — Оно держится уже неделю. Подождёт и часик другой, — с улыбкой склонил голову блондин, тряхнув копной светлых волос.       Все также пристально смотря на мужа, Вики медленно поднялась с дивана и, по-прежнему не отводя от него взгляда, неспеша вышла из гостиной, только на пороге задумчиво застыв.       — Слушай... Тебе... Тебе ж не принципиально, во что я там оденусь, да? — медленно спросила Виктория, выпрямившись.       Глэм, что уже отошёл обратно к мольберту, недоуменно нахмурился.       — Да вроде нет...       Хмыкнул, Вики молча кивнула и спешно покинула гостиную, за пару секунд пересекая и коридор.

***

      — В-Вики... Это...       Ухмыльнувшись в ответ на смущённо-восторженные блеяния уже Глэма, Вики элегантно откинула влажные кудри за спину, сменив позу и оперевшись крепким голым плечом об косяк.       Да что уж там — она вся была голая.       Голубые глаза жадно и одновременно ласково осматривают каждый изгиб сильного тела, плавно переходя от бледных лодыжек к насмешливому веснушчатому лицу, обзор на которое скрывали по-прежнему спутанные буйные пряди волос. Зелёные глаза игриво смотрят на Глэма из под рыжих ресниц, а потом, залихватски подмигивают, после чего Вики круто разворачивается на пятках и, без малейшего смущения, что сильно констатировало с спектром ее эмоций полчаса назад, походкой от бедра дефилирует из гостиной, предварительно задорно выкрикнув:       — Летс гоу в спальню, блять. Мольберт тоже хватай. Нарисуешь свою жену обнаженной — так хоть можно будет оправдать то, что мы так нагло выкинули пиздюков из дома.       — Ты... Ты уверена? — с надеждой спросил Глэм, послушно хватая холст и краски.       Хмыкнув, Вики с ухмылкой кивнула, заманивающе махнув ладонью.

***

      Плавные изгибы бледного тела, по которому искусно были разбросаны светлые веснушки и родинки. Крепкий торс, сильные ноги, накачанные руки. Чернеющая в полумраке татуировка, мягко обвивающая тугой бицепс. Неукротимые рыжие кудри, ниспадающие на спину и оголенную грудь. Затвердевшие от прохлады комнаты розовые соски. Впадинка пупка. Очерченные тазовые косточки. Широкие бедра. Колени.       Она лениво распласталась на рекамье, словно бы устало откинув голову на спинку, пока прикрытые зелёные глаза пристально, насмешливо и хищно смотрели на своего зрителя.       В данный момент — художника.       В груди Глэма все болезненно сжимается, пока он с особым трепетом водит кистью по холсту, любовно очерчивая каждую непослушную рыжую кудряшку. Он восхищенно пишет картину любимой супруги, фиксируя каждую мелкую деталь, пока пальцы рук едва заметно дрожат от желания отбросить кисть в сторону и, после резкого подъема со стула, броситься к ногам своей личной богини, чтобы расцеловать каждый пальчик, каждую косточку, каждую веснушку под аккомпанемент тихого любимого смеха.       А Виктория, его властная, страстная и пылкая валькирия, словно бы прекрасно видит его душевные терзания в глубине голубых глаз, отчего ее пухлые розовые губы, на которых до сих пор не высохли капли вина, растягиваются в насмешливой, но мягкой ухмылке, отчего желание Глэма впиться в эти уста становится лишь сильнее.       Вики, она... Она прекрасна.       Прекрасна в своем гневе, прекрасна в своем веселье, прекрасна в своей томной неге, прекрасна в своей страсти... Прекрасна в своей ласке, прекрасна в своей грусти, она прекрасна в любой момент дня и ночи, и Глэм так сильно, так сильно ее любит, что в какое-то мгновение ему даже приходится отнять кисть от холста, чтобы ненароком не испортить почти готовую картину.       Вики же, заметив заторможенность в движениях мужа, улыбается ещё шире, после отстраняясь от спинки рекамье и с хрустом потягиваясь, пока она с интересом смотрит на потерявшегося в прострации Глэма. Его глаза горят, пока с восторгом смотрят на холст, отчего любопытство Вики вспыхивает ещё больше, не позволяя ей дальше спокойно рассиживаться.       Несмотря на то, что Глэм, вроде как, пока не давал ей разрешения посмотреть на результат своих часовых стараний, Виктория все равно аккуратно заходит мужу за спину, уже собираясь спросить, на месте ли он, пока она не замечает...       Ее.       Точнее, саму себя.       Вики не так хороша во всех этих витиеватых эпитетах, чтобы должным образом описать весь тот восторг, что она испытала при просмотре картины, но одно она могла сказать точно — это просто... Восхитительно.       Нет. Слишком мягко сказано. Это просто ахуительно.       И то, насколько красиво она вышла на этом портрете, по мнению самой Вики совершенно не вязалось с тем, как она выглядит в реальности, и...       Наверное, Глэм именно такой ее и видел? Такой... Такой красивой?       Вики кажется, что она вот-вот позорно расплачется от умиления и любви к своему мозговитому чуду. Глухо всхлипнув, она, с трудом сдерживая эмоции, чтобы ненароком не убить ими своего мужа, аккуратно обнимает Глэма со спины, продолжая, также как и он, восхищенно любоваться картиной. Глэм же, наконец заметив, что рекамье напротив пустует, а его плечи удивительно мягко обвивают крепкие руки, ласково гладит ладонью нежную кожу предплечий Вики, также как и она не отрывая взгляда от холста.       Какое-то время они молчат, каждый погрузившись в свои мысли, пока Вики, со свистом втянув в себя воздух, тихо не смеётся, звонко целуя красного от удовлетворения Глэма в щеку.       — Ты... Ты пиздец какой рукастый, — весело хихикает рыжая, теперь щекой прижимаясь к острой скуле Глэма, — Это... Это потрясающе.       — Я рад, что тебе нравится, — шепчет Глэм, аккуратно разворачиваясь в объятиях.       Вики стоит напротив совершено голая, но все, что Глэм чувствует в данный момент, это не огонь неукротимого желания, а огонь пылкой любви к ней. К той, что делает его счастливым. К той, что вызывает у него улыбку по утрам. Той, что когда-то согласилась выйти замуж за него. Той, что подарила ему двух прекрасных сыновей.       Он с мягкой улыбкой прижимается к груди той, кого безумно любит.       А его сердце бешено и восторженно бьётся от понимания того, что его также сильно любят в ответ.       Глэм негромко дышит, обвивая тонкими руками талию Вики, пока она сама, кусая губы от наворачивающихся слез, ласково гладит светлые волосы, восхищённо любуясь собственным портретом, нарисованным таким талантливым и способным абсолютно во всем художником.       Ее мужем.