Не робкая.

Всего три правила. 1. Никаких больше замужних женщин с детьми, насколько манящей бы одну из них не рисовало истосковавшееся сердце. 2. Никакого курения. 3. Никакой одной на двоих сигареты вместе с той самой пресловутой женщиной. Как она могла нарушить их все разом? Земфира, отнюдь, не слаба, она боец; она не проигрывает даже самой себе, и она может справиться с этими импульсами. Всего-то и надо, что положить конец их общению с Ренатой, давно вышедшему за рабочие рамки. — Мне показалось тебе грустно, — кто только начинает телефонный разговор с этой фразы? — Дождь не идет уже вторые сутки. Разумеется, она глухо рассмеялась в ответ и не сбросила ночной вызов, хотя должна была. Литвинова ее разбудила, а она действительно не любит, когда это происходит. Она не любит, когда вторгаются на частную территорию души и переиначивают все на свой лад, когда пытаются научить заставить вспомнить какого это, безудержно смеяться. Земфира не была уверена, что умеет, не тогда, когда не по своей воле и в меланхоличном настроении, не тогда, когда она заперлась в квартире с четким намерением никогда не покидать ее. Никогда в течение пары месяцев, пока не отболит, пока нацарапанные на линованной бумаге строчки не поладят с родившейся мелодией, пока идея-фикс, имеющая и имя, и паспорт, и свободу воли не оставит ее голову. У Ренаты не было поводов ей звонить, ни одного буквально, но она нашла. Такая умница. Как и обычно разговор потек мирными водами, как и обычно ершистые мысли расстелились полотном под звучание мелодичного голоса, как и обычно она почувствовала себя нуждающейся и живой. Открытой в ожидании чужой ласки или удара. В надежде на первую, но готовая ко второму. Земфира с трудом сходилась с людьми, по-настоящему сходилась, чтобы без необходимости фильтровать свои мысли и слова, чтобы вслух произносить все свои мысли в ту же секунду, как только они приходят в голову. Еще и полугода не прошло с момента их знакомства. Как же она умудрилась так сильно и бесповоротно встрять? Проклял что ли кто? Еще немного — и поверит в родственные души, ну не блядство ли? — Я, в общем-то, не нахожу весомых поводов для отказа. Разум опротестовал против этого кощунственного лживого заявления. Он навскидку подкинул сотню: начиная со стройных ножек блондинки, куда так и норовил упасть взгляд, и заканчивая тахикардией при виде нее же в мешковатом свитере. Какая встреча при таких отягощающих? — Тогда я приеду к тебе, — уведомил сладкий голос без тени сомнений. — Сейчас, да? — Что? — рявкнула от неожиданности Рамазанова. Ей показалось, или Рената пригласила саму себя? К ней. Домой. Где мысли запутаются. Где никого не будет. — Ой. — Я, — мягче, будь мягче, — хотела сказать, что… нам было бы куда лучше встретиться где-нибудь на нейтральной территории. — Я бы пригласила тебя к себе, но у меня не прибрано. И вообще, того… Муж. Земфира придушенно хмыкнула. — И мне сейчас не хочется… Людей рядом. Утомляют. Брюнетка прижалась лбом к окну и выдохнула, сжимая ладонь в кулак как перед боем, где шанса выстоять ни одного. —Окей. Я тебя жду.

***

В собственной крепости Земфира чувствовала себя как-то глупо, стены и беззаботно улыбающаяся ей женщина, давили на ребра. Она находила себя неуместной здесь. С удивлением ловила себя на понимании, что мысли, и без того обычно порождающие в голове хаос своим беспорядочным бегом, теперь и вовсе пустились в пляс, то замолкая как перед прыжком с трамплина, то взрываясь. Она обдумывала слова, потому что каждая произнесенная фраза казалась невероятно глупой и неподходящей, словно она не подходила Ренате, не вписывалась в ее компанию. Проблема лишь в том, что Рамазанова никогда и не собиралась под кого-то подстраиваться, куда-то вписываться — обычно это прерогатива других людей. Общаться с Ренатой по телефону было куда проще, тогда не включался цензор, тогда она не опасалась встретить в глазах напротив непринятие. Она не застенчивая, — пришлось напомнить себе, и как назло жар тут же прилил к щекам при воспоминании об оном чувстве. Их знакомство ознаменовалось протянутой Земфирой ладонью для рукопожатия, в каком-то чисто мужском жесте, и опешившим от удивления лице Ренаты, которая, стоит отдать ей должное, сориентировалась в мгновение ока и протянула в ответ свою, чтобы робко сжать руку брюнетки. Земфира не знакомилась так с женщинами, никогда не знакомилась, обычно она кривила губы в натянутой улыбке, кивала им и мечтала побыстрее очутиться где-нибудь в другом месте с более комфортными людьми. За руку она здоровалась только с мужчинами, с хорошо знакомыми ей мужчинами, в качестве подтрунивания или искреннего уважения и никогда перед камерами. И как же глупо было протянуть в тот раз Ренате ладонь — под камерами, когда она затылками чувствовала направленные к ним взгляды. Это было форменное безумие, чёрт возьми! Но почему-то эта традиция прижилась. Не то чтобы личных встреч было много (все их можно по пальцам одной руки пересчитать). И сегодня она в очередной раз проявила уровень своей смекалки — социальной неуклюжести, когда, распахнув перед ночной гостьей дверь, кивнула ей с безразличным видом, лишь через несколько невообразимо долгих мгновений заприметив протянутую ей руку, которую она в силу помешательства и унизительного торможения так и не тронула. Литвинова не казалась задетой её бескультурьем, но легче от этого не становилось. — Я не знала, что конкретно ты пьешь, — с неизменной чарующей улыбкой тем временем сообщала ей блондинка, извлекая на свет — на кухонный стол — из огромной как по меркам Земфиры дамской сумки — бутылку шампанского с французским названием, вина и виски, — но я честно пыталась угадать. — Я же сказала, что ничего не нужно, — буркнула себе под нос Рамазанова, — у меня есть домашний бар, что-нибудь бы нашли. По твоему вкусу. Но теперь я хотя бы понимаю, зачем тебе нужна такая большая сумка. — Молчи, — хмыкнула Рената, шутливо толкая её в плечо. Земфиру дрожь пробила. Ей бы обладать такой беспечностью. «Это неуместно. Неуместно, — напомнила она себе. — Даже думать об этом нельзя. Рената — друг. Приятельница. Не нужно каждое ее случайное прикосновение воспринимать как знак заинтересованности в физическом контакте. Нельзя каждую улыбку и порой двусмысленные фразы принимать за робкий флирт, как бы многообещающе не блестели голубые глаза при этом, в которых и утонуть за честь.» Все тело натянулось струной. В попытке оставаться сильной и не нуждающейся, Земфира исподлобья посмотрела на новоиспеченную… Кем бы она ей там не приходилась. Рената не отходила, не спешила разрывать их прижатых друг к другу плеч и даже не отворачивалась, продолжая упрямо заглядывать ей в потемневшие глаза. — Кстати, ты прекрасно сегодня выглядишь! Как и всегда, — слабая синева глаз обжигала теплом. Земфира громко хохотнула. Что же, это определенно разрядило напряженную обстановку. — Ага, — согласилась она, продолжая посмеиваться. От прежнего пасмурного настроения не осталось и следа. С музыкой придется сегодня подождать. Не этой ночью. Не в этом расположении духа. — Что? — недоуменно спросила Рената, не разделяя приступа веселья, не понимая его природы. Земфира сглотнула, когда поняла, что Рената говорила всерьез, что она действительно думала то, что говорила, что комплемент не был шуткой или данью хороших манер. Она моргнула, приноравливаясь к этой мысли. Блять. Безопаснее для сердца встречаться при солнечном свете. Под луной все воспринимается ближе, честнее, насыщеннее. И оттого болезненнее будет сокрушение. — Земфира? — узкая женская ладонь легла ей на плечо, приводя в чувства, Земфира отступила, снова сглотнула, и с пропитанным фальшивой иронией насмешливым взглядом прошлась по своему телу что-то доказывая. Чёрные спортивные шорты, видавшие лучшие времена, спускались к голым коленям. Растянутая мешковатая серая футболка дополняла неряшливый вид. А еще она совершенно не помнила, воспользовалась ли утром расческой. Вряд ли. Она навела порядок перед визитом Ренаты, зачем-то поменяла простыни на застеленной покрывалом двуспальной кровати, но даже не подумала при этом посмотреть в зеркало. Чудесно. — Ничего. Это ведь и так очевидно. Я знаю, что прекрасна как никогда, — хмыкнула Земфира, подмигивая женщине. — но при этом не надеялась, что моя… Одежда, скажем так, придется тебе по вкусу. — Я сказала, что ты прекрасно выглядишь, — заметила Литвинова с серьезным выражением лица. Земфира закатила глаза, тайно радуясь тому, что флирт (это же был именно он?) скатился в банальную дружескую поддевку. — Но и этот наряд смотрится на тебе чУдно. Вот зачем она всё портит? Зажигает то, что в лучшем случае должно тлеть. — Ты ударение не на ту букву поставила, Литвинова, — с сияющей на лице улыбкой оповестила Земфира и, заметив явный протест и возражение в голубых глазах, решила спастись бегством, остыть. — Будь так любезна, достань из духовки противень, а я пока схожу покурю. — Я бы тоже не отказалось от сигареты. Вот же блядство.

***

Время с ней, Земфира поняла это еще по их полуночным разговорам, протекало всегда так стремительно. Они никогда не успевали наговориться, наслушаться, насытиться. И так приятно было найти человека, с которым на одной волне; пусть этот человек и самый неподходящий из всех на свете. Но это не оправдывает решения проводить ее. Зачем она только вызвалась? Почему, если ей так сильно хотелось произвести впечатление галантной и обходительной особы (впервые во всей ее хреновой жизни) она просто не вызвала такси? Показался этот жест мелочным? Не хотелось расставаться так скоро, когда наконец ей удалось расслабиться, только потому что кто-то (ее муж) трезвонил Ренате через каждые полчаса с одним-единственным вопросом? Потому что хотела заявить свои права? Повинуясь зову прихоти, Земфира выдернула знакомого водителя, который точно не из словоохотливых и продажных, с предложением заработать; по року судьбы он не отказался. — Я могла бы и того… На такси, — блондинка суетливо, нехотя взмахнула ладонью в сторону случайного припаркованного автомобиля, словно именно там и таился таинственный таксист, которого она еще и не успела вызвать. — Не хочется тебя дергать просто, — оправдалась она. — Ночью. И ты ведь хотела проводить меня только до лифта? А потом до подъезда. И… Иногда она слишком много говорила. Но звук ее голоса не был раздражающим. Земфира отмахнулась, молчаливо признавая свое предложение незначительным и мелким, она буквально каждый день так делает — провожает кого-то чёрт подери куда от нечего делать. Сейчас всего лишь полтретьего ночи, самое время… Провожать. Если что и тревожило её на самом деле — так это взгляды Ренаты, пробирающие до костей, заставляющие чувствовать себя без кожи, они росли и набирали градусов в течение вечера с каждым новым бокалом шампанского. Земфира завидовала ее беззаботности и открытости, сама она была сосредоточена и так и не опьянела, иначе никому не ведомо чем бы закончился этот вечер. Брюнетка передернула мерзнущими плечами и прикурила сигарету. Чужой шарф, пропитанный запахом горьковатых духов, обвился вокруг ее шеи. Рамазанова прокашлялась, стараясь утихомирить разбушевавшееся сердце. Неужели с годами сделалась такой сентиментальной? — Будешь? — потрясла она пачкой в приглашении. — Твою. Пару затяжек. Снова кашель. Ладно, здесь нет ничего такого. Автомобиль бизнес-класса приехал за ними чересчур быстро. И доехали они чересчур быстро. И все было чересчур близко. Даже то, что Земфира приняла волевое решение занять переднее пассажирское кресло, чтобы свести физический контакт с Литвиновой к минимуму, но оглядывалась всю дорогу назад. Чтобы встретить направленный на нее задумчивый взгляд. Она собиралась кивнуть ей на прощание и остаться в безопасности автомобиля, выдохнуть наконец, но, ведомая слабостью, неустойчивыми, дрожащими в коленях от неизвестности ногами, вышла вслед за блондинкой. Потянулось было за сигаретами, но после передумала. Прикинула оценивающим взглядом высокие ворота особняка. — До двери, — хриплым голосом сообщила она, следуя за Ренатой. Дверь оказалась слишком близко. Обе замерли, не зная, как прощаться. Снова протянуть ей руку? Противный голосок внутри вещал, что Рената могла бы и поцеловать ее. В щеку. В качестве благодарности за вечер и охренительную компанию в лице певицы. И это было бы не совсем неуместно. Земфира по первой встрече увидела, прекрасно узнала, что остальных своих подруг при приветствии Литвинова с легкостью приобнимает, некоторых целует в щеку, у некоторых — не близких видать — целует воздух возле щек. Земфира видимо не дотягивала ни до одной из этих категорий. Ей, блять, пожмут руку. А почему бы и нет? Сама же придумала этот ритуал. Рената облизнула губы и посмотрела ей прямо в глаза, оказавшись неожиданно для Земфиры слишком близко. Взгляд последней метнулся к подкрашенным алой, наверняка дорогущей, помадой губам, и споткнулся о них. Грудь буквально вибрировала от желания сделать хоть что-нибудь. — Спокойной ночи? — Окей. То есть, да. Ночи. Спокойной, — Рамазанова привычным жестом взлохматила волосы и попыталась улыбнуться. Скорее почувствовала, чем увидела, то, как Рената склоняется в ее сторону, теплое дыхание обожгло зардевшуюся кожу. Земфира глаза закрыла, боясь, что с открытыми ее просто вынесет в океан. Утонет. Глупостей понаделает. Разрушит все. Щека к щеке. Огонь и лёд. Это было достаточно по-дружески, верно? Окей. Нос коснулся щеки, губы мазнули по уголку рта, неуверенно, точно сомневаясь в том, что это позволено делать, в последующей реакции. Земфира громко выдохнула. Да катись оно все к хуям. Она поймала уже отстраняющееся от нее лицо за подбородок в последний момент, притянула к себе, накрыла губы жадным поцелуем. Получая моментальный ответ. Пальцы Ренаты скользнули к ее шее, поднялись к волосам, царапая кожу голову короткими ногтями, зарываясь в ней. Она задыхалась буквально от вкуса Ренаты, ее запаха, ее смелых, нахальных рук, жадно оттягивающих волосы, щупающих плечи, попутно спускающихся все ниже и ниже. Это было невыносимо сладко. Пьяно. Она отрезвела от Ренаты, когда ручка двери с тихим лязгом опустилась вниз, и постаралась отстраниться. Разъединить удалось лишь губы, ладони блондинки по-прежнему оставались поверх ее тела, как и руки самой Рамазановой на её тонкой талии, сжимающие ткань светлого плаща. — Спокойной ночи, — тихо шепнула она, целуя ее в ухо. — Я сейчас, — голос стал холоднее льда, обращенный за спину. Земфира и думать не хотела о том, что сейчас вернется в пустую квартиру, в которой до сих пор витает аромат духов Ренаты, одна. Что сама Рената останется здесь. С ним. Не сегодня. Не сейчас. Перебор.

***

Молчание было ожидаемым, но весомым. На иной исход и надеяться не стоило. Пьяный поцелуй. Сиюминутное развлечение. «А почему бы и не попробовать? Это ведь так забавно.» Погоня за новыми эмоциями в унылом течение размеренной семейной жизни. Сколько раз ею пытались развеять скуку? Не сосчитать. И должно быть плевать, всегда было плевать, но… От Ренаты она ожидала большего участия, небезразличия. Им же было неплохо вместе? Не притворялась же она, не играла очередную роль? Такую долгоиграющую роль, включающую в себя чуть ли не каждодневные ночные звонки с разговорами, ласковые глаза, улыбающийся голос, заинтересованность… Кто разберет этих актрис? Опираться стоит лишь на голые факты, а факты таковы: телефон молчит вторые сутки. Это больше любых слов. Виски красил одинокий вечер. Ноющее сердце заставляло чувствовать себя как некогда живой: оно способна еще испытывать эмоции, гореть… Значит, это того стоило. В любом случае все… «Надеюсь, мы сможем остаться друзьями.», — как же жалко звучит, — проворчала Земфира, — буквально как «мне так плохо, я так тоскую, утешь меня». Не стоило отправлять этого сообщения. «Или этот поцелуй так сильно перевернул твою жизнь?» — бросила вдогонку, чувствуя себя немного отомщенной. Сильной. Гордой. Ей не отвечали целых две минуты. «Перевернул. Сможем.» Пауза. «Но если только очень близкими ;)».