Знаешь, дебилы плодятся как мухи
Р. Т Барнум это понял и изобрёл цирк
©Майк Шинер
-Раз, два, три, четыре, шесть. Отсчёт поворотов металлического кольца скакивал с языка, резонируя со звоном обруча. Последние репетиции перед выступлением были в самом разгаре, уже через 5 часов под шатер нагрянут зрители, а труппа начнёт их развлекать. Цирк братьев Эмеритусов мог похвастаться большой славой, кто-то обожал их, кто-то высказывал недовольство, но неизменно было одно — мастера своего дела всегда были на слуху. Билеты на выступление раскупались в первые дни старта продаж, а под шатром никогда не оставалось пустых сидений. Чем же так славился цирк Эмеритусов или в простонародье цирк бесов? Ох, это вопрос интересный. Выступление необычайной труппы вызывали восторг зрителей и зависть конкурентов своей экстремальностью. Никакой страховки, никаких рамок. Мотоциклисты, катающиеся в сфере из прутьев? Хорошо, а как насчёт тех же мотоциклистов в сфере, но вокруг жонглёра и жонглирует он закрытыми глазами, а сфера в это время горит? А если я скажу, что он ещё и исполняет арабеск? Безусловно, фокусы с освобождением из клетки с тиграми и безумные акробатические трюки привлекали внимание, а загримированные (или нет) под чертей артисты только добавляли антуража. Ноги Дью осторожно складывались с одной стороны кольца на другую, образовывая идеальный вписанный угол. Гуль плавно перекатывался, словно пузырёк воздуха в закрытом сосуде с жидкостью, мастерски сменяя позиции рук и ног, обхватывая кольцо, как птичка на жёрдочке. Внизу вместе с этим кипела жизнь остальной части труппы, готовились все. Мист, уже закончившая свою часть, спускалась вниз на канатных лентах, шёлк красиво струился, блестящими складками оседал на пол, как искусственный водопад. Красиво. На сколько знает Дьюдроп, ленты безумно мягкие, настолько, что так и норовят вытечь из рук пурпурной водой из шёлка. Старшая гимнастка управляла ими как Катара. Заматываясь ногами где-то в вышине, она была точно в своей стихии, растекаясь в шелках, смешиваясь с блестящим водопадом. Извивалась, точно струйка дыма в кальянной. Казалось, будто с тобой выступает не циркачка, а Шахерезада, готовая забрать тебя в свою сказку. Дью на её фоне едва был гимнастом. Перекатываясь по кольцу, гуль снова устремил взгляд вниз, оглядывая коллег. 8 лет назад, когда он с остальными проходил подготовку, он особо и не хотел заниматься воздушной гимнастикой. В то время высота его пугала так же, как вероятность соскользнуть и разбиться, если не больше. Спустя года тренировок гуль привык. Если часть Мист была плавной и осторожной, то его, наоборот, резкой и точной. Длинные худые ноги Дью рисовали в воздухе ровные фигуры, складываясь то в квадрат, то в трапецию, вызывая овации. Натренированные гибкие конечности завораживали глаз не меньше остальных, как-то по-своему. Безусловно, в его программе был свой шарм, но его это всё равно не устраивало. Дьюдропу больше нравилось наблюдать за экстремалами или фаерщиками, их программа всегда казалась гораздо интересней. Когда захлопывалась дверца шарообразной клетки, Дью видел только летящие искры. Копия со Свиссом разгонялись так, что мелькали только цвета их шлемов. Соединялись в адском вихре, расходясь к стенкам, как размешанный ложкой чай, оставляя место в середине для жонглирующего спицами Маунта. Адреналин на таких выступлениях наверняка зашкаливал. Вот это он называл настоящим зрелищем, экстремалы работали в цирке меньше его, а уже стали легендами, завидовал ли он? Отчасти. Трюки на байках от Копии и Свисса, может, и были круты, также круты, как фокусы Эфира или трюки Секондо с его тиграми. Но всё же самым интересным в их цирке он считал фаершоу. Альфа, Ифрит и остальные огненные гули были теми, ради кого в большинстве своём люди и приходили в цирк. Они не просто управлялись с огнём, нет, они сами были чем-то обжигающим и острым. Пахнущие керосином и смелостью, они устраивали постановочные сражения на арене. Объятые пламенем, они могли сражаться на горящих шпагах или раскручивать стафф до такой степени, что искры летели во все стороны, осыпаясь искристым золотом. Софиты погасали, а затем свет снова загорался, но уже не от прожекторов, а от самих гулей. Превращая арену цирка в кусочек ада на земле, раскрывая в него ворота своего сердца, выпуская огонь и катехоламины из недр самого своего бытия. Сколько страсти было в этом чудесном представлении, только они и чистая, неподвластная стихия. И всё в руках его простых циркачей, с которыми он видеться каждый день. Хлысты, облитые керосином, метали по полу, щёлкая из стороны в сторону, изворачиваясь китайским драконом от твёрдых метких ударов. Было преступлением выглядеть так хорошо. Дью всегда тянулся к фаерщикам. Ещё во время учёбы он больше любил уроки, связанные с искусством театра огня, чем свою гимнастику, а уже во время работы всё свободное время проводил с лучшим другом Ифритом. Он знал его программу практически наизусть, ему нравилось, когда Огненный гуль старался обучить Дьюдропа своему мастерству. Нравилось, как с лёгкой тяжестью в запястьях в руки ложились металлические огненные чаши. Или как он часами пытался понять, как правильно крутить цепь, чтобы не хлестануть себя по неосторожности. Проще говоря, искусство владения огнём было его хобби, если б не его стихия, он бы с радостью сменил должность, но увы и ах. Гулей определённых стихий не просто так призывают на определённые роли. — Семь, восемь, девять Перед крайним поворотом Дью переставил руку на низ обруча, опускаясь всем телом вниз, теперь уже ноги плотно обхватывали правую сторону кольца, касаясь верхушки ступнями, а сам он плотно прилегал грудью к внешней стороне кольца. Колено тянулось назад, складывая бедро и икру правой ноги в острый угол. Репетиция его номера сорвалась вместе с вскриком, исходящим снизу. — ТВОЮМАТЬСУКАСУКАСУКА Это определённо был голос Ифрита. Блять. Они в жопе. Как позже выяснилось, Гуль неправильно развернулся и под неверным углом вывернул себе запястье. Вроде ничего серьёзного не произошло, но выступать он всё равно больше не мог. Это было катастрофой для Терцо. Шпрехшталмейстер ходил из стороны в сторону, постукивая каблуками по полу трейлера. Фаерщики просто не могли выступать без Ифрита, он не играл какой-то главной роли или вроде того, но программа была прописана на них троих. Без него было бы уже не так красиво. Что же теперь, отменять фаершоу? Нет, этого тоже нельзя допустить. Это представление, которое все ждут. Решение возникло на удивление так же быстро, как и сама проблема. Запыхавшийся Дью явился, как только занятые ахуем аппаратурщики наконец опустили его несчастный обруч на землю. По его растрёпанным волосам и осыпавшемся гриму с блёстками было очевидно, что он немного не в порядке и очень беспокоится за своего друга. Правда, он не совсем ожидал увидеть здесь шпрехшталмейстера, который как бы его начальник, а он приказал остальным не отвлекаться и продолжать репетицию. Ой. -Здрасьте, сэр. Ифрит приулыбнулся, увидев обеспокоенное лицо Дьюдропа. Терцо же только раздражённо потёр переносицу, пытаясь разгладить заработанные многолетним стрессом и уважаемым возрастом складки на лбу двумя пальцами. -Дьюдроп, мальчик мой, нам сейчас вообще не до тебя, не видишь? Дью видел, сам понимал, какая катастрофа случилась, если бы фаершоу отменили, из-за этого последние 20 минут на иголках суетилась вся труппа. Даже их старый добрый фокусник иллюзионист Омега, которому обычно срать с высокой колокольни на цирк хотелось, был встревожен и ходил по арене от одного конца до другого как забагованный нпс. Но Дью ведь пришёл не просто так, поинтересоваться в порядке ли их фаерщик, нет, у Дью на уме была авантюра, которая скорее всего не приведёт ни к чему хорошему. Мозгов у него не было, но был план. -Я знаю, что вы переживаете из-за шоу, но у меня есть одна идейка. Предложение гуля, состоящее в том, чтобы заменить им Ифрита, Терцо по началу даже слушать не хотел. Со стороны это звучало как какой-то бред, их нежнорукий гимнаст и фаер реквизит? Представить Дью, держащего пои, или диаболо было без преувеличения сложно. -Ты с своего обруча упал? Какое тебе фаершоу, ты водный гуль. В этом шпрехшталмейстер конечно был прав, не зря гулям распределили роли в зависимости от их природной склонности к тем или иным способностям, и конечно, в фаерщики Эмиритусы брали только огненных гулей. Исходя из их прирождённого пирокинеза и устойчивости к огню, их было банально выгоднее обучать. Дью был не намерен сдаваться, до шоу оставалось всего ничего, и им срочно нужно выбираться из этой ситуации. Сам Ифрит его идею поддержал и попытался отстаивать перед начальником. В самом то деле Дью программу Ифрита знал, они не раз развлекались с огнём в свободное от репетиций и выступлений время. Плюс сегодня ему по сути не дадут ничего сложнее стаффа, а со стаффом ничего сложного и не надо, палку он и на гимнастике крутил, тут тоже самое, разница лишь в том, что металлическая палка теперь будет гореть. Другого выбора у Терцо собственно и не было, а что ещё сделать в такой ситуации? Либо так, либо совсем отменять шоу. Никакого костюма они сшить на него конечно не успели, а костюм Ифрита ему был чудовищно велик. Пришлось выступать в его обычном голубом, зато блестящем. Чтож, видимо сегодня он будет выделяется больше обычного. Всё оставшееся время они провели за подготовкой, небольшие трудности, связанные с отсутствием стихии Дью легко уладились. Было решено надеть ему на руки перчатки и налокотники, чтобы обезопасить от ожогов. А стафф пропитать жидким парафином. Опытные факиры обучались в течении нескольких лет, Дьюдроп постарается за 4 часа. — Твоя проблема в том, что ты пытаешься приручить огонь, подчинить себе, а оно тебе не надо! Голос Ифрита тёк как капли пота на лбу, медленно и нервозно. Он что-то твердил о том, что в фаерденсе огонь не инструмент, а твой партнёр. Судя по тому, как переживал Дью, огонь будет его партнёром в преступлении. За последние два часа они выяснили вот что — благодаря многолетней карьере гимнаста у него абсолютно не тряслись руки. А ещё Дью, согретый огнём, очень секси. За его технику безопасности Ифрит не переживал. Он был более чем уверен в успехе их мини перфоманса. Напарник его наоборот, был уверен в том, что он сожжёт блядский цирк. Времени оставалось совсем чуть-чуть, вся фаерденсерская группа вертелась вокруг Дьюдропа, как стая уточек вокруг своей мамы. Терцо молился всем верховным демонам, чтоб они не просрали представление и его не сняли с должности шпрехшталмейстера. Копиа пытался поддержать брата, но был послан чистить байк, ну и пожалуйста. Шатер наполнился музыкой и ярким светом, зрители хлынули на места волной, замывающей дамбу — край арены. Шоу началось как обычно, как обычно, прекрасно. Люди были очарованы харизмой Терцо, когда он один за другим объявлял выход артистов. Им понравился и номер Секондо с его послушными тиграми, и эквилибристика Циррус. Особенно поразили их фокусы Эфира, зал рокотал восхищением, когда по щелчку его пальцев накрытый белой тканью слон исчез. После фокусов и клоунады по программе должны были быть фаерщики, чтобы разогреть зрителей перед экстремалами. Копиа нервно натирал шлем мягкой тряпкой, лакированная молния разрезала его лицо в отражении на две половинки. А ведь ему выступать только после факиров. Представили, как переживал Дью? Под кожаными перчатками непривычно потели руки, а от запаха парафина кружилась голова. Нервозность кусалась, кололась под рёбрами, как велюровый костюм с блёстками из детства. Костюм у Дьюдропа был качественный, удобный, а вот нервотрепка настоящая. Он уже и не помнит, сколько таблеток тенотена заставила выпить Мист. Она возилась с ним последние полчаса, а потом, к сожалению, ушла, так как ей самой надо готовится к выступлению. Молодой акробат Рейн поправлял ему грим. Крупный глиттер слегка щипал веко. Живот бурлил от страха. «Спокойно, это не страшно, просто крутить палку, просто крутить большую, большую палку, я так уже делал», — утешал себя Дью. Ну да, жезл он ещё в училище вертел, почти стафф, ну да только блять, не горящий, не тяжёлый и не способный тебя убить. Громкий голос Терцо отзвенел как раскат грома среди ясного неба. Только что выступившие клоуны под руководительством Фантома и Айви завернули за кулисы, подтвердив страшное. Ну всё. Сейчас будет их выход. Когда свет софитов умолк под возвышающимся, казалось, до самых небес, шатром. В руки Дью упал тщательно натертый парафином огненный стафф, и до него, наконец, дошло. — Ифрит, а может не надо, я передумал. Слова попадали на пол со звоном металлической бусинки. И в спину уперлись тёплые мягкие руки, толчок. — Пошёл, пошёл, пошёл!!! — Давай, мужик, не спали себе волосы! — И наш шатёр! Ифрит подтолкнул гуля на арену, остальные скандировали слова поддержки, заглушаемые музыкой. Страх отступил вместе с искрами, разбившись об пол и затушившись под подошвой. Дью был хорош дьявольски. Первый раскрут стаффа обсыпал арену крошкой золота. Резкость и точность Дьюдропа, которая была неуместна в его собственном номере, здесь была в самый раз. Второй раскрут ударился об коленку, ровный угол гуля и здесь сыграл на руку. Огонь шёл у него по струнке, послушно раскатываясь и поднимаясь наверх. Где-то третьего оборота вокруг плеча Дью вошёл во вкус. Страх — страшное слово, сковывающее сердце — сменился страстью. Запах керосина, тревожащий голову, уже не тянул блевать, а наоборот, пьянил, как настоявшееся виски. Огонь принимал его, позволял прикоснуться. Не жалил так, как его родной холодный обруч. Он согревал стихийным теплом и каким-то душевным уютом. Танцевать с огнём всё равно, что танцевать дома со своим близким другом. Нет не пафоса, ни лишних глаз. Музыка поскрипывает с винтажной пластинки. И ковёр под ногами мягкий, и смех друга тебе близкий. Никогда в жизни Дьюдроп не чувствовал того счастья, которое он испытал сейчас. Обрамлённый колким мотком пламени, он был укрыт, словно тёплым одеялом. Переступить от воздушной гимнастики к фейерденсу ощущалось так же, как зайти в дом зимой с мороза. Пустить руки под горячую воду и растереть красные щёки. По икробедренному углу прокатился стафф, подхватился рукой с пальцев ноги и скатился во внутреннее углубление локтя. Под лопаткой. Вокруг талии. Огонь хотелось подпустить к себе ближе, Дью и подпускал. С грохотом колонок, бившим по ушам музыкой, мягкими софитами, ослабившими свой свет, чтоб не затмевать артистов. С аплодисментами зрителей, одобрительным свистом и трелью, вспотевшей ладошкой и поддерживающим плечом товарища, Дью вдруг осознал. Огонь не кусается. И дальше не будет.