Правда или действие?

– Нам сидеть здесь еще пару часов, и вообще непонятно, что в итоге решат Мори и Фукудзава, поэтому, – и в следующий миг Дазай достает из кармана светло-бежевого плаща колоду карт. – Предлагаю поиграть в «правда или действие». От услышанного хочется раздраженно закатить глаза, но Чуя держится и лишь переспрашивает. – Во что, прости, ты хочешь поиграть? – Чуя, ну я же вполне ясно произнес «в правда или действие». Чего здесь непонятного? – Я просто надеялся, что мне послышалось. – Да брось, ты же любил в нее играть. – Когда был пьяным и шестнадцатилетним - да, возможно, любил, – с сарказмом произносит Чуя, все еще не веря, что они на полном серьезе это обсуждают. – А что за игра? – интересуется сидящий рядом Накаджима. Зря ты спросил, – проносится у Чуи в голове, но он решает не вмешиваться и лишь откидывается на спинку кресла, устало прикрывая глаза. Вся эта миссия с самого начала была сплошной клоунадой. До сих пор непонятно, зачем Мори с Фукудзавой вновь решили их объединить, да и только ради того, чтобы поймать некоего сбежавшего из тюрьмы эспера, который представлял из себя опасность и для государства, и для мафии. В итоге подняли на уши всех, а его, Дазая, Ацуши и Акутагаву отправили в Токио, на штаб-квартиру, сидеть до дальнейших указаний. Но по прошествии нескольких часов стало известно, что эспер не поехал в Токио, а в последний момент сменил маршрут и сейчас вроде как разъезжает по улицам Киото. Чуя чувствует себя уставшим и измотанным после долгой дороги, изнурительного ожидания, а еще хуже становится от осознания, что придется возвращаться в Йокогаму ни с чем. От понимания, насколько же впустую потрачено время, становится дурно, но он не позволяет себе уйти до официального распоряжения Мори, поэтому продолжает сидеть здесь, наблюдая за медленно входящим в раж Дазаем, который определенно точно не собирается скучать. – Все очень просто, Ацуши, – начинает объяснять Дазай, протягивая тому колоду карт. – Смотри, здесь есть вопросы, еще нам понадобится бутылка, которую мы будем крутить, и на кого она укажет, тот и будет отвечать. – А действие? – Ну, если не можешь ответить, то выполняешь действие. Мы играли, что «действие – всегда поцелуй». Если не хочешь отвечать, то крутишь еще раз бутылку и целуешь того, на кого она укажет. Единственное, есть правило – больше трех вопросов подряд нельзя. Если так все складывается, то придется целоваться в любом случае. Чуя с интересом смотрит на пытающегося сохранить хладнокровие Накаджиму и замечает, как покраснели кончики его ушей. Это выглядит забавно. На мгновение Чуя даже подумал, что все может выйти не совсем уж плохо. В любом случае лучше, чем сидеть просто так без дела. – Я говорил, что этот придурок не предложит ничего путного, – смеется он. – Нужно было сразу удирать. – Ну, уже поздно, поэтому все слезаем на пол и садимся в круг. И да, ты, Акутагава, тоже. – Блять, Дазай, давай ты будешь играть сам с собой, а от нас отъебешься, – шипит Чуя, но все равно неохотно спускается с кресла, садясь ближе. – Не-до-жде-шься, – распевает тот и одним глотком допивает остатки газировки, после чего кладет пустую бутылку на деревянный пол. – Так что играют все. Отказы не принимаются. Накаджима и Акутагава молча смотрят на них, но ничего не говорят, не возражают, хотя Чуя отчетливо ощущает их нежелание во всем этом участвовать. Но сам спорить с Осаму не собирается. Ему уж точно известно, что Дазая не переспоришь, поэтому Чуя лишь принимает более удобное положение, оперевшись локтем на стянутую с стоящего рядом кресла подушку. Все уселись в круг, все еще не до конца понимая, что делать. В этот момент Дазай протянул Чуе колоду рубашкой вверх. – Подставка для шляп, ты ходишь первым. – Схерали? – Потому что они играют в первый раз, а ты все правила знаешь. – Может ты и начнешь, тебе же так неймется. – А вот нет, я ведущий и значит автоматически не хожу первым, ты же помнишь, как раньше всегда было, – ухмыляется он. – Нихуя не помню, но да ладно, мне все равно, – и Чуя смело тянет карту с самого верха и переворачивая ее, не задумываясь читает вслух. – «Любишь ли ты сейчас». Ахуеть начало, спасибо. – Ммм, как интересно, давай, рассказывай. И будь уверен, если будешь врать, то я сразу пойму. Дазай аж искрится от наслаждения, и Чуя невооружённым глазом видит, какое удовольствие ему все это доставляет. Ага, не дождешься. – Душу выворачивать я здесь не собираюсь. Буду целоваться. – О боже, Чуя, неужели так сразу?! – Заткнись, – шипит он и, беря бутылку, одним резким движением раскручивает ее. Ему действительно все это напоминает первые года работы на Портовую мафию, тогда Дазай придумывал подобные игры, и они частенько развлекали себя так в свободное время. Правда, обычно это было по вечерам, когда они уже изрядно набрались, и все заканчивалось на середине, когда кто-то из них тянулся к другому, переводя поцелуи в рамках игры в поцелуи совсем другого уровня. Именно для этого все и было нужно, но сейчас… Чуя не понимает. Все еще не понимает, зачем Дазай все это задумал. Особенно после их последней встречи, которая произошла слишком быстро, скомкано и завершилась поспешным уходом Осаму. Порой ему кажется, что их жалкие попытки восстановить некое подобие отношений спустя четыре года раз за разом сводят все к еще большему тупику. Чуя не знает, что со всем этим делать, и больше всего бесит, что с Дазаем так или иначе приходится контактировать, отчего полный разрыв кажется совсем невозможным. Бутылка начинает вертеться волчком, пока в какой-то момент не замирает и не останавливается горлышком по направлению к Ацуши. – И эээ что теперь? – неуверенно произносит тот и будто хочет уже вскочить на ноги уйти. Чуя буквально чувствует смущение Накаджимы, что придает ему азарт и смелость. Целоваться с кем-то не по любви скучно, особенно на трезвую голову. Но не противно. Поэтому, недолго думая, Чуя пододвигается ближе, будто преграждая путь к отступлению. Ацуши весь напрягся, словно готовится к прыжку. Блять, надеюсь, в тигра ты сейчас превращаться не будешь, – с надеждой думает он, иначе все станет еще более нелепо. – Я не вкладываю в это что-либо такое, – ведет плечами Чуя. – Это просто поцелуй. И, не позволяя Накаджиме что-либо возразить, зарывается рукой в волосы, притягивает к себе и прижимается своими губами к его. – Ничего себе, какие вы шустрые, – слышится со стороны голос Дазая. Прикрыв глаза, Чуя немного углубляет поцелуй, ощущая, как чужой язык скользит по собственному. Целовать Ацуши приятно, пусть он и делает это неумело, боязливо, зато Чуя может полностью перехватить контроль. Когда они делают это с Дазаем, все превращается в поле битвы за право доминировать, отчего уже забылось, каково это - целовать столь медленно и трепетно. Отстранившись, Чуя на автомате вытирает рот тыльной стороной руки. – Вот и все. Доволен? – бросает он гневный взгляд на Дазай. – Более чем, – самодовольно отвечает тот. – Ацуши, это был твой первый поцелуй? – Нет… – растерянно говорит тот, будто все еще находясь в прострации. – Ну и славно. А то я уже подумал, что Чуя украл твой первый. Он, конечно, хорошо целуется, но для первого раза можно поискать… – Дазай, заткнись и крути, – шипит на него Чуя, с трудом сдерживаясь, чтобы не запустить в него чем-то тяжелым. – Да ладно тебе, не злись, все же прошло хорошо, – и резким движением он заставил бутылку вращаться на полу. Сделав несколько оборотов вокруг себя, она замирает и указывает горлышком на все еще не пришедшего в себя до конца после поцелуя Ацуши. – А теперь тяни карту, – и Дазай протягивает ему колоду. Тот неловко берет одну пальцами и, поворачивая лицевой стороной, хмурится. – Читать вслух? – Ага. – «Какой человек может понравиться в романтическом плане»… А если я не хочу отвечать? – Тогда крутишь бутылку и целуешь того, на кого она указала, – поясняет Дазай. – Так что будешь делать? Накаджима немного мнется, но, видимо, в итоге понимает, что на еще один эксперимент не готов, и произносит. – Я, если честно, об этом никогда не думал… У меня не особо много опыта. Но я бы хотел, чтобы это был кто-то добрый, понимающий, чтобы мы принимали друг друга такими, какие мы есть. И чтобы он позволял о себе заботиться. Наверное, да, это самое важное. После повисает неловкая пауза, которую прерывает глухое покашливание Акутагавы. Все это время он тенью сидел между ними, почти не напоминая никому о своем присутствии. – Я ответил? – Ага, давайте дальше, – и, потянувшись к бутылке, Дазай снова ее раскручивает. Чуя цепко смотрит на него и понимает, что Осаму получил не то, чего ожидал. Это веселит. Все же редко, когда что-то идет не по плану Дазая. – А вот и снова Чуя. Опуская взгляд, он понимает, что бутылка снова предательски указывает на него. – Да почему?! – Тяни карту, – ухмыляется Дазай. Выбора нет. Взяв одну, лежащую сверху колоды, Чуя раздраженно читает вслух. – «Как часто занимаешься самоудовлетворением». Вокруг послышались неловкие смешки и один громкий, исходящий от Дазая. – Блять, я не пойму, мы что, в детском саду? Кто придумывал эти вопросы?! – Чуя, поверь, в детском саду точно бы не было таких вопросов, – смеется Осаму. – Так что, отвечаешь? – А что тут отвечать? Я что, считаю… Когда придется. По-разному. – Это не ответ, – отрицательно мотает головой Дазай. – Давай конкретику. – Какую нахуй конкретику, скумбрия? Почему-то от тигра ты ее не требовал, – злится Чуя, пусть и прекрасно понимая, что тот просто снова выводит его на эмоции ради веселья. – Что ты хочешь от меня услышать? Сколько в день я дрочу? Как я сказал, по-разному. Вчера нисколько. Позавчера может один раз утром. Больше не помню, сорри. Достаточно? – Более чем, – самодовольная улыбка все так и не слезает с его губ. – Что ж, идем дальше. Потом выбор внезапно падает на Акутагаву. Немного помедлив, он взял карту из рук Дазая и какое-то время смотря на нее, думая. – Так что там? – не выдерживает Чуя, подгоняя. – «Что тебе в себе не нравится». И снова замолкает. – Ну? – Недостаточно сильный, чтобы один конкретный человек мог мной гордиться, – на выдохе произносит он, и его взгляд устремляется прямо на Дазая. Чуя вздыхает, понимая, что прямо сейчас является свидетелем драмы, которая длится с самого появления Рюноске в Портовой Мафии. Вообще, он никогда не одобрял методы Дазая, но при этом не позволял себе вмешиваться. Это было не по правилам. Нельзя было подрывать авторитет другого исполнителя в глазах подчиненных, поэтому чаще ему приходилось молчаливо наблюдать за тем, как Осаму раз за разом проходится по самым болезненным точкам Акутагавы, в прямом и в переносном смысле. И даже сейчас, когда Дазай не имеет прямого влияния на Рюноске, второй все еще не может нормально с ним взаимодействовать и продолжает жить, опираясь на эти ненормальные установки, которые взрастил тот в нем. – Нельзя никого заставить собой гордиться, это можно только заслужить, – говорит Дазай, раскручивая бутылку. – А без комментариев никак? – все же решается ответить ему Чуя. Теперь их не связывает одна организация, и он вполне может заступиться за своего подчиненного. – Это же игра, которая направлена на то, чтобы все общались и весело проводили время. Почему это я должен молчать? Чуя хочет ответить ему колко и грубо, но внезапно видит то, что сработает получше любой ругани. – Теперь уже нет, потому что кое-кому нужно будет отвечать, – и Чуя довольно кивает в сторону остановившейся бутылки, которая горлышком указывает прямиком на Дазая. Тот скептично хмыкает, будто не веря, что его задумка обернулась против него же, но все равно тянет карту и почти сразу же читает написанный на ней текст. – «Тебе приходилось когда-нибудь скрывать свою влюбленность?». От услышанного внутри у Чуи все стягивает тугим узлом. Он знает ответ, абсолютно точно, но совершенно не имеет понятия, как на это ответит Дазай. Но собственная реакция все равно пугает. Почему спустя столько времени его все еще так задевает происходящее и почему он так отчаянно хватается за любую веру в то, что все это не может быть просто так? Их история длится уже больше семи лет, и за все это время почти никто не узнал, что их связывает на самом деле. Потому что никому из них двоих не нужны были неприятности, а любые привязанности, особенно такие неправильные, неодобряемые, ставят в уязвимое положение. Поэтому они скрывали все, шифровались как могли. И когда Дазай был в Портовой мафии, и спустя несколько лет, когда он ее покинул. Чуя хочет верить, что его все устраивает, что ему искренне плевать на подобное положение дел, но отчего-то каждый раз тоска колючей проволокой проходит по его внутренностям, когда он видит Дазая, понимая, что у них никогда ничего не будет нормально. Их удел – нечастые ночные встречи, неловкие взаимодействия при других и долгие дни одиночества между. – Конечно приходилось! Еще когда я работал на Портовую мафию, в одном из баров я повстречал очаровательную незнакомку. Такую голубоглазую блондинку со светлой, почти молочной кожей и красивыми руками. Мы с ней мило поболтали, выпили, а потом провели ночь вместе. Я влюбился в нее, как мальчишка, но в итоге ничего толком не сказал, так как она училась в Токио, и мне не хотелось, чтобы она строила надежды на наши отношения, потому что, ну, какие со мной отношения, – хохотнул он. – Так мы и расстались, а та прекрасная дама так и не узнала о моей влюбленности. Монолог Осаму не удивил. Глупо было ждать чего-то другого, особенно сейчас и здесь. На самом деле Чуя не знает, насколько правдива была эта история. Он не тешит себя иллюзиями и прекрасно понимает, что Дазай спал и спит с женщинами, возможно, с другими мужчинами тоже. И в этом нет ничего такого. Они никогда не клялись друг другу в верности, и их отношения не подразумевали исключения других связей. Поэтому Чуя упрямо держит лицо, делая вид, что ему все равно, хотя где-то внутри все равно заскребло, заболело от ревности и какого-то глухого отчаянья. – Дазай-сан, – внезапно подает голос Накаджима. – Но ведь вы не должны были сейчас отвечать. – В смысле? – Ну, вы сами говорили, что три вопроса подряд нельзя и что четвертый в любом случае придется целоваться. Это был четвертый вопрос. Повисает неловкая пауза. – Упс, кажется, ошибочка вышла. Ну, поцелуй так поцелуй, – и Дазай как ни в чем не бывало резким движением крутит бутылку снова. И когда она замирает, то оказывается повернутой в сторону Чуи. Нет, эта ситуация не может получиться еще более ебанутой – отчаянно проносится в голове, но при этом внешне никак не реагируя. Пусть думает, что ему все равно. Пододвинувшись ближе, Чуя сразу оказывается рядом с Дазаем и абсолютно без промедления тянется к нему, утягивая в поцелуй. Тут уже было все знакомо и понятно, не как с Накаджимой. Обхватив его руками за талию, Дазай прижимает к себе, заставляя Чую задрать голову под неудобным углом и продолжая жадно впиваться в его губы. Это был первый поцелуй за долгие три недели. Вообще хоть какая-то близость за последнее время, и Чуя чувствует, как плывет. Его реакция на Дазая всегда какая-то неадекватная, животная. Ему буквально физически хочется быть с ним, находиться в зоне доступа, и, когда они на протяжении долгого времени находятся вдали друг от друга, это невозможно выматывает. А ты так просто не сдаешься, – ухмыляется Чуя в поцелуй, позволяя Дазаю вести. Целуются они долго, страстно, и лишь когда, наконец, отдаляются друг от друга, то сталкиваются с распахнутыми глазами Ацуши и Акутагавы. Чуя тяжело вздыхает. Все же, они слишком много увидели за сегодня и скорее всего увидят еще больше. Ему должно быть неловко, но отчего-то становится абсолютно все равно. Он безумно заебался взаимодействовать с Дазаем, делая вид, что ничего нет. А оно есть. Точнее, Чуе хочется, чтобы было. И поэтому сейчас ведет себя назло своим же принципам и правилам. Пусть смотрят, раз согласились играть, он врать никому не собирается. Вытерев рот, Чуя отодвигается назад к своему месту. Чертовски хочется выпить, и ему обидно, что сейчас они на миссии и ничего крепче газировки позволить себе не могут. – Теперь я точно выполнил все условия, – заключает Дазай, ведя себя как в ни в чем не бывало. – Играем дальше. В следующий раз бутылка вертится недолго и почти сразу же указывает на Ацуши. – Будешь снова целоваться? – играет бровями Осаму. – Или попробуешь ответить на вопрос. – Думаю, мне лучше не стоит с вами в этом деле соревноваться, Дазай-сан, – посмеивается он и тянется за карточкой. – Какие соревнования в любви! Ничего, кроме искреннего наслаждения. Ацуши лишь хмыкает и смотрит на карточку, после чего его глаза странно сузились. Читать он не торопится и какое-то время продолжает сжимать кусок картона в пальцах, теребя его. – Что там, тигр? – спрашивает Акутагава волнительно. – Читай уже. – «Расскажи про свой первый сексуальный опыт». – Воу-воу, ты уверен, что точно не хочешь целоваться? – смеется Дазай. – Или ты по-читерски скажешь, что тебе не о чем рассказывать? – Почему не о чем, – внезапно смело говорит Ацуши. – Мне есть, о чем рассказать. Как и вам с Накахара-саном. Теперь удивляться пришлось уже Чуе. И он действительно был удивлен. Понятное дело, что тут все они давно взрослые люди, но, честно, последнее, что ему хотелось знать – это сексуальная жизнь Ацуши или Акутагавы. Но при этом он понимает, что они с Дазаем их про себя тоже не спросили и втянули в подробности, которые, возможно, были не нужны. Поэтому сейчас наступает его черед слушать и стараться хоть немного держать лицо, чтобы не заржать или как-то еще странно не отреагировать. – Ого, Ацуши, ты интригуешь, – глаза Дазая опасно загораются. – Я не знаю, что вы хотите услышать, но это произошло относительно недавно. Мы ходили сначала в ресторан… Это было свидание. Мы долго там сидели и уже потом пошли в отель, который сняли для этого. Нам не хотелось по такому поводу идти к нему или ко мне. – О, так первый твой раз был с мужчиной, – ухмыляется Дазай, внимательно слушая. – И что было дальше? – Если честно, я не хочу рассказывать детали… Но это было хорошо, – его лицо краснеет, и светлые волосы сейчас особо ярко с этим всем контрастируют. Чуя переводит взгляд на Акутагаву и видит, что тот даже не покраснел, а скорее побледнел, став еще более нездорового цвета, чем обычно. Ему точно нехорошо. Тошнит или типа того. Возможно, ему нужно как-то помочь, но Чуя лишь растерянно смотрит, не имея понятия, что сказать. И ему очередной раз за вечер хочется провалиться под землю. Все же эта игра была очень тупой идеей. – Тебе понравилось? – не унимается Дазай. – Да, более чем. – Ты чего? – Чуя все же трясет Акутагаву за рукав, заставляя его прийти в себя. – Тебе плохо? – Мне кажется, что кое-какая информация стала доступной без согласия одной из сторон, – комментирует Дазай, переводя взгляд от Ацуши к Акутагаве и обратно. – Но не переживайте, ничего не выйдет за пределы этой комнаты! Что он, блять, несет? – злится Чуя, совершенно ничего не понимая. Он снова смотрит на покрасневшего Ацуши, потом на бледного словно смерть Акутагаву, и до него внезапно доходит. – То есть вы… – Так, давайте играть дальше, – прерывает его Ацуши и сам раскручивает бутылку. – Зачем тратить время на пустые разговоры. Чуя все еще не может собрать мысли в кучу. Новость его пиздец как шокировала, и он все еще не может отойти. Конечно, если взять их с Дазаем, то возникшая ситуация между Накаджимой и Акутагавой не могла вызвать каких-то вопросов, но это все равно странно. И дико. Чуе все еще некомфортно, что его с Дазаем связывают столь тесные отношения, так как, находясь на должности исполнителя Портовой мафии, это, по крайней мере, небезопасно. Но когда это всплывает между кем-то еще, Чуя оказывается в полной растерянности. Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. – Чуя, тяни, – слышит он голос Дазая и, поднимая глаза, видит его хитрый взгляд. – Чего? – Твой ход, подставка для шляп, не тормози. Черт. Все повторилось снова, и в итоге, вытянув карточку, он читает ее вслух. – «Ты мог бы предать товарищей ради любви?» Что за тупые вопросы? Откуда он вообще их взял? – Я не буду отвечать, – отшвыривает он ее от себя, жмурясь. Тогда Дазай кивает в сторону бутылки, складывая руки на груди. – Тогда крути. И Чуя крутит. На самом деле он сам до конца не осознает, почему так отреагировал. Вопрос относительно безобидный, и всегда можно соврать, но почему-то он знал, что, выбери он ответ, Дазай начнет анализировать каждое его слово, реакцию… Да и он сам не до конца понимал, что бы ответил. Это сложно. Слишком сложно. Бутылка тем временем останавливается и указывает на Акутагаву. Да уж, мне сегодня однозначно не везет. Нет, не потому что Чуе неприятно его целовать, а просто дело в том, что Акутагава не выглядит как человек, который готов целоваться направо и налево. Поэтому Накахара пододвигается к нему неспешно и, замерев на полпути, спрашивает. – Ты не против? Акутагава молчит, но и не отшатывается, скорее наоборот, наклоняется немного вперед, и Чуя воспринимает это как согласие. Пододвинувшись ближе, он резко прижимается губами к чужим, обхватывая их, мягко лаская без напора, не настаивая на ответе. Но Акутагава отвечает. Немного приоткрыв рот, он позволяет Чуи углубить поцелуй, провести языком по зубам. Поцелуй с ним сильно отличается от поцелуя с Накаджимой и тем более отличается от поцелуя Дазая. От Акутагавы пахнет чем-то приятным, цветочным, слегка сладким. Чуя ловит себя на мысли, что ему приятно, и если бы Рюноске захотел, то он бы продлил это поцелуй еще немного. – Что за несправедливость! – недовольно восклицает Дазай на фоне. – Чуя уже всех здесь перецеловал, а мы сидим, скучаем. – Кажется, скучаешь тут только ты, – отвечает Чуя, отодвигаясь от замершего подобно статуе Акутагавы и садясь на свое место. Чуя не хотел его смущать, и ему отчасти совестно, что он так резко вторгся в чужое пространство. Акутагава не выглядел как тот, кому будут приятны такие штуки, но он все равно его не оттолкнул. Посмотрев на него еще раз, Чуя замечает, что Акутагава покраснел и смущенно отводит от него взгляд. Это довольно мило. Следующим отвечает Ацуши, и его вопрос звучит как «Хотелось ли тебе попробовать бдсм». Услышав это, Чуя хмыкает и заинтересованно смотрит на него. Представить это сложно. Вообще, думать о том, как именно Накаджима трахается, особенно с Акутагавой, совсем не хочется. Тут скорее чисто антропологический интерес, насколько их это привлекает. Сам Чуя не особо стремился пробовать что-то новое, но вот Дазай любил, и он чаще поддерживал это лениво-осторожно, но потом все равно активно вовлекался. – Я никогда не пробовал, – неловко говорит он. – Как-то не приходилось? – Но хотел бы? – включается Дазай. Ацуши пожимает плечами. – Наверное, это было интересно, но я не знаю, насколько мне это понравится. – Попробуй-попробуй, – играет бровями Дазай. Чуя хочет провалиться сквозь землю, настолько это глупо все выглядит, будто они школьники, ржущие над словом «пенис» в рамках уроков биологии. – Играем дальше? – Ага, – кивает Ацуши и снова крутит бутылку. И в этот раз она снова указывает на Дазая. – Неужели! – радостно произносит он, доставая карточку. – А то я уже начал скучать. Так что, тут у нас… «Как ты относишься к человеку, которого целовал последним». Его голос звучит как обычно, но в нем все равно слышится небольшая неуверенность. И Чуя понимает, почему. Последнего, кого целовал Дазай, был он. Чуя не знает, насколько он хочет знать правду и вообще обнадеживать себя чем-то. Но, в целом, он не видит причины начать тому юлить. Здесь все в курсе, и ответить можно максимально честно и при этом без лишних соплей. Но надеяться, что Дазай не будет врать – слишком большая самонадеянность. – И? – хмыкает Чуя, чтобы разбавить раздражающую тишину. – Будешь отвечать? – Ну, всем очевидно, что я к тебе чувствую, Чуя, и поэтому я буду целоваться – спокойно отвечает Дазай, убирая карточку в колоду. – Разве? Так озвучь, думаю, всем интересно, – и он машинально потянулся к шляпе, поправляя ее и пытаясь сделать это максимально вальяжно. – Эммм… Ничего? – Дазай пожимает плечами и крутит бутылку. Это было ожидаемо, но отчего-то все равно больно. Да, порой слова ранят сильнее самой быстрой пули. Чуя старается никак не реагировать, но отчего-то все равно сжал пальцы в кулаки, чтобы хоть немного привести себя в порядок, успокоиться. – Ты чего? – Дазай не сильно толкает его рукой. – Думал, что я выплесну на тебя всю ненависть? Брось, я не ненавижу. – Вау, спасибо, – выдыхает он, раздраженно стискивая зубы, следя взглядом за вращающейся в центре бутылки. Сейчас как никогда сильно хочется остаться одному. А еще курить. Да, очень хочется курить. Внезапно, бутылка останавливается, и Чуя сначала не понимает, почему все замерли в удивлении. – Ого, интересно, – слышит он голос Дазая. Судьба однозначна решила поиздеваться, потому что горлышко указывает прямо на него. Ему не хочется целоваться, с Дазаем особенно. И вообще играть дальше. Не после того дерьма, которое здесь происходит. Чуя уже хочет встать и уйти, но Дазай оказывается проворнее и рывком пододвигается ближе, притягивая его к себе, касаясь губами. Сначала он даже не реагирует на чужую ласку и движение знакомых губ, но Дазай старается, слишком хорошо старается, и в какой-то момент Чуя поддается. Приоткрыв губы, он пропускает чужой язык в рот, позволяя углубить поцелуй. И от этого становится хуже, потому что он уже ни черта не понимает. С Дазаем никогда не было просто. Но кажется, что чем дальше, то тем становится хуже. Даже вот сейчас, когда нет никаких причин концерта, но Дазай отрывается на всю катушку, попутно втягивая в это Акутагаву, Накаджиму, его самого… Чуя злится. Невероятно злится, хотя тело так мерзко и безвольно реагирует, потому что привыкло, потому что скучает, потому что ему самому так невыносимо не хватает чертового Дазая Осаму в своей жизни. Всегда и все еще. Блять. Ненавижу. Мысли пчелиным роем жужжат в голове, и Дазай будто это чувствует, потому что целует слишком долго, и Чуя почти осязает его взгляд сквозь прикрытые глаза. Он будто ждет реакции. Но какой? Порой Чуе думается, что он ни черта в нем не понимает. И в себе тоже. Все так запутано, сложно и, кажется, им всей жизни не хватит, чтобы со всем этим разобраться. Наконец, он находит в себе силы отдалиться. Вытерев рот тыльной стороной руки, Чуя садится на свое место, не поднимая глаз. Как же хочется уйти. Но он почему-то остается на месте. Возможно, чтобы прийти в себя, перевести дух и случайно не убить Дазая, который даже сейчас, ничего толком не делая, все равно умудрился разорвать его сердце в клочья. Какая же ты мразь, – и сам не ожидая, он улыбается, непроизвольно ловя себя на мысли, что с этими эмоциональными качелями уже окончательно разучился понимать, что именно сейчас чувствует и чего хочет. Тем временем игра продолжается, и через ворох своих гнетущих мыслей, Чуя понимает, что в этот раз отвечает Акутагава, и его вопрос звучит «Куда бы направился, если бы остался на улице без одежды». – В реальность, – отвечает Рюноске почти без заминки. – В каком смысле? – не понимает Ацуши, любопытно поглядывая на него. – Потому что без одежды я мог бы оказаться только в своем ночном кошмаре, – хмыкает он. – Такой ответ достаточен? Чуя это понимает, без одежды тот даже более беззащитен, чем другие. Дальше отвечает опять Дазай, глядя на свою карточку, он читает. – «Если бы ты мог спасти только одного человека в этой комнате, включая себя, кто бы это был?», – сощурившись, Дазай убирает карту обратно в колоду. – Скууучно, лучше буду целоваться. И снова раскручивает бутылку. Чуе даже не хочется за этим всем следить. Единственное, он надеется, что не попадет на него. В данный момент от Дазая хочется быть как можно дальше. Осаму будто тоже это чувствует и смотрит на Чую неотрывно, заинтересованно, отслеживая каждый жест. От этого он ощущает себя как под лупой и раздраженно отводит взгляд в сторону. Судьба действительно ему улыбнулась, а вот Акутагаве – нет. В этот раз бутылка замерла в аккурат напротив него. Дазай присвистывает. – Все и правда становится интереснее. Акутагава не двигается. Опустив взгляд, он смотрит в пол, будто находится вовсе не здесь, но по его более бледному, чем обычно, лицу заметно, насколько сильно он шокирован происходящим. – Да ладно тебе, – подает голос Дазай. – Ты же уже целовался с Чуей. В чем проблема? А проблема есть, и она огромная. Чуя уверен, что Дазай тоже о ней знает, но просто придуривается и не хочет признавать, что именно он значит для Акутагавы и насколько подобное для него некомфортно, страшно или, наоборот, желанно… На самом деле, Чуя не до конца знает, что между ними происходит. Рюноске всегда был слишком закрытым, и его непонятные отношения с Дазаем всегда были тайной за семью печатью. Что удивительно, Чуя никогда не испытывал ревности или чего-то подобного. Потому что обожание, которое испытывает Акутагава по отношению к Дазаю, точно не носит чего-то сексуального или романтического. Он просто его обожает, как Бога. И пусть это раздражает, но точно не вызывает ревности. Скорее, Чуе его всегда просто жаль. Поняв, что Акутагава не планирует предпринимать никаких действий, Дазай сам подвигается ближе и, взяв его за подбородок, заставляет посмотреть на себя. – Вот так, – и, улыбнувшись, он наклоняется, касаясь его губ своими. Поцелуй недолгий, почти поверхностный. Возможно, Дазай бы сделал и что-то более резкое, долгое, но в какой-то момент Акутагава дернулся назад, словно выйдя из помутнения и оказываясь на безопасном расстоянии. – Видишь, совсем никаких проблем, – разводит руками Дазай. – Продолжаем! Дальше отвечает Накаджима, и его вопрос звучал как «Нравятся ли тебе ролевые игры? На какую конкретно тему?» – Воу, Ацуши, давай подробности. – Каких подробностей? – растерянно говорит он, глядя на Дазая. – Ответ на вопрос. – Я не… Не знаю. Точнее это… Ну… – А, значит отвечать не будешь, тогда поцелуй. Ну, крутим! – и Дазай резко крутит. – Дазай-сан! – Эй, вообще-то это против правил, придурок! – не выдерживает Чуя, вмешиваясь. Все окончательно превратилось в какой-то фарс, и он уверен, что ни Ацуши, ни Акутагава положить конец этому не смогут. – В игре нужно реагировать быстро, иначе другие игроки, особенно ведущие, могут взять право раскрутить бутылку за другого. – Вообще-то таких правил нет! – Есть, Чуя, – улыбается Дазай. – Ты просто ничего не помнишь. Ооо, это интересно. Бутылка остановилась снова напротив Акутагавы. – Ацуши, ты не обязан этого делать, – говорит Чуя. – Можешь просто ответить на этот дебильный вопрос, а Дазай пусть идет в жопу. – Эй! – возмутился Осаму, но Чуя резким толчком в бок заставляет его заткнуться. – Все в порядке, Накахара-сан, – внезапно хитро улыбается он. – В таком случае я лучше поцелуюсь. Чуя интригующе поднимает бровь. Ничего себе, какие мы резвые. Они целуются совсем недолго, немного соприкасаются руками, но при этом бросается в глаза, насколько спокойно выглядит Акутагава рядом с Накаджимой. Возможно, ему неловко, у него точно нет желания показывать все на публике, но он держится раслабленно и спокойно, сам сжав пальцами плечо Ацуши, будто из последних сил сдерживаясь, чтобы не прижаться к нему ближе. И даже когда отдаляются, на мгновение задерживает свой взгляд. Чуть дольше обычного, но по этой реакции считывается все без проблем. Наблюдая, Чуя хмыкает. Это мило в любом случае. Любовь вообще прекрасная штука, когда она взаимная и оба партнера делают все, чтобы ее сохранить. В этот момент он понимает, что совсем не может соотнести подобное с собой. Даже тогда, когда все было хорошо, он не ощущал того самого желанного спокойствия. Все всегда было как на пороховой бочке. И если раньше он верил, хотел верить, что ему это только нравится, сейчас он испытывает лишь невозможную усталость и тоску. Чуя настолько ушел в свои мысли, что не замечает, как бутылка снова останавливается напротив него. Ну уж нет. Хватит. – Я все, – говорит он, поднимаясь с места. – Наигрались. – Эй, Чуя, так нельзя. Сейчас твоя очередь, – недовольно говорит Дазай, протягивая карточку. – Отвечай! – Иди в жопу, Дазай. Я не собираюсь ничего делать… – Ответишь и пойдешь, – не унимался тот. – А то некрасиво так сливаться. Неужели, испугался? Не переживай, там нет ничего страшного. Можно поспорить, встать в позу, но Чуя отчего-то поддается на провокацию и раздраженно берет верхнюю карточку. Подавись ты своими играми. – «Кого ты сильнее всего ненавидишь?», – у Чуи вырывается нервный смех. Это настолько в тему, что еще немного и он перестанет верить в случайности. – И правда, какой хороший вопрос. Думаю, ты знаешь на него ответ. И, отшвырнув карту в сторону, Накахара пошел на балкон, попутно доставая из кармана смятую пачку сигарет. Наконец он мог покурить. Зажигалка срабатывает со второго раза. Проведя пальцем несколько раз по колесику, Чуя, наконец, подпаливает сигарету и вдыхает крепкий дым. Небо вокруг темное, звезд в городе почти не видно. Сейчас бы он очень хотел оказаться дома, в своей квартире, где он почувствует себя хоть немного лучше. Но до Йокогамы еще предстоит долгая дорога, где в машине он, скорее всего, будет не один. – Накахара-сан, – в дверях появляется Акутагава. – Мори-сан сказал, что все отменяется. Мы можем вернуться назад. – Да, хорошо, – задумчиво отвечает он, делая затяжку. – Тебя подбросить? – Нет, я сам. И Чуя прекрасно понимает, почему «он сам». Это вызывает невольную улыбку, особенно, когда он замечает небольшой румянец на щеках Рюноске. Все же он не планировал становиться свидетелем рассекречивания чужой личной жизни, но наблюдать за этим крайне забавно. А еще отчего-то завидно. Почему-то Чуя уверен, что Ацуши точно прилюдно не продемонстрирует оскорбляющее равнодушие по отношению к партнёру, когда еще пару недель назад находился с этим самым партнером в одной постели. – Я могу идти, Накахара-сан? – Да, иди, – кивает Чуя. И когда Акутагава уже почти перешагивает через порог, он внезапно снова заговаривает, заставляя того остановиться. – Знаешь, я рад за тебя, – искренне признается Чуя. – И не переживай, никто об этом не узнает. Обещаю. – Спасибо, Накахара-сан, – и в следующее мгновение он исчезает с балкона. Какое-то время Чуя докуривает сигарету, потом берет еще одну, в душе надеясь, что Дазай уже ушел и когда он вернется в квартиру, то не застанет его там. Да, было бы идеально не видеть его неделю, две, месяц или вовсе никогда. Порой Чуя думает, что, только вырвав все с корнем, он сможет, наконец, освободиться от этой отравляющей привязанности. Но этого не происходит. Вернувшись обратно в пустую комнату, Чуя начинает собирать свои вещи – сложенный на диване плащ и шляпу. Дорога до Йокогамы предстоит долгой, и он почти соблазняется на то, чтобы снять себе номер в местном отеле на переночевать. Но он все еще не знает, что будет лучше – выспаться или все же добраться до дома, после чего отдохнуть. Внезапно, позади раздаются шаги. Он до последнего надеется, что это Накаджима или Акутагава, но за столько лет эта походка узнается из тысячи. Чуя буквально спиной видит, кто это, и поэтому тянет время, не желая оборачиваться. – А вообще-то, мы не доиграли, – слышит он и все же оборачивается, встречаясь взглядом с Дазаем, который протягивает ему игровую карточку. – Посмотри. Чуя берет ее пальцами и, повернув лицевой стороной, читает: «Какого человека тебе не хватает рядом.» – Мой ход, и я выбираю ответить, – взгляд его карих глаз цепкий, внимательный. Он неотрывно смотрит на Чую, и тот понимает, какой именно будет ответ. Здесь даже не требуется ничего говорить. Но, возможно, именно сейчас Чуе было необходимо, чтобы с ним поговорили нормально, извинились в конце концов, а не устраивали продолжение никому не нужной игры. – Ты думаешь, что так просто все? Можно сделать вид, что ничего не было? – у него даже нет сил злиться или повышать голос. Он чувствует себя устало, разбито, ему просто хочется домой, чтобы не видеть маячащего, постоянно напоминающего о его собственных ошибках Дазая перед глазами. – Чуя… Это всего лишь игра, я не был серьезен. – У тебя всегда все просто «игра», – хмыкает Чуя, сминая карточку и отбрасывая ее в сторону. – Я уезжаю домой, Дазай. Один. И не говоря ни слова, проходит мимо него, попутно надевая шляпу. Чуя не надеется, что Дазай пойдет за ним следом. К сожалению, он слишком хорошо его знает, и, чтобы хоть немного сохранить собственного самоуважения, уходит сам. Прежде чем выйти из квартиры, он останавливается и через приоткрытую дверь видит в одной из комнат Накаджиму и Акутагаву. Их руки переплетены, тела близко прижаты к друг другу, а губы соприкасаются в долгом поцелуе. Они не планировали, что их увидят, и в этой интимной сцене столько неприкрытой нежности, что Чую пробирает насквозь. До мурашек. Но внезапно от чужого счастья, наоборот, становится больно. Чуя чувствует, как внутри разрастается жгучая тоска, она заполняет собой все, подкатывает к горлу, почти лишая возможности дышать. Все делается лишь хуже. Он уже не знает, чего хочет – остаться, уйти или попросту исчезнуть. Лишь на мгновение Чуя обхватывает себя руками, сжимая собственные плечи, после чего поправляет на себе одежду, выпрямляется и, как ни в чем не бывало, быстро уходит прочь.