Свет сопроцветания

Поезд медленно шёл на восток, медленно открывая картину того ужаса, который представляла собой Сибирь с тех пор как царская власть в Приморье закончила свои последние конвульсии. Сущим чудом оставалось то, что Транссибирская Магистраль всё ещё находилась в состоянии достаточно приемлемом для того чтобы по неё всё ещё могли курсировать поезда. Разве что бандиты Унгерна, лелея свои жалкие мечты о Монголии до самого Енисея, разбойно нападали на станции и пытались подорвать рельсы. Впрочем, поезду, мчащемуся на восток нечего было переживать. Сохранность этого состава была в интересах едва ли не всей Азии. По крайней мере, именно так хотелось думать Трубецкому. Николай Сергеевич беспокойно смотрел в окно на бескрайнюю тайгу. Именно в ней, думал он ныне будет покоиться самосуть России. О Европе придётся забыть. Попытки влиться в единую семью её беспокойных народов окончательно пали прахом. Путь России на запад — к тем, кого они так глупо считали своими братьями, окончился не начавшись. Вильнюс, росчерком немецких чернил на новом унизительном договоре, поставил жирную точку. Теперь домом России должна была стать Азия. Николай Сергеевич присел за рабочий стол, как-то задумавшись взял в руку карандаш и так и застыл в нерешительности. Добрую половину своей жизни он истратил на то, чтобы доказать что будущее России никак не на Западе, но на Востоке, и вдруг теперь, когда его сковала такая робость, которой он не находил здравого объяснения. Точнее говоря, причины её он вполне сознавал, но признаваться самому себе никак не хотелось. Впрочем, теперь уже сомневаться было поздно. В противном случае зачем он клеймил Дмитрия Павловича? Зачем было с позором, поднимать народные массы, чтобы прогнать из думы и сената всех тех, кто по дурости, безразличности или предательству довёл страну до того прискорбного положения? Если он сейчас дрогнет и сделает что-то необдуманное, то значит всё это было зря. Поезд ехал долго. Несколько недель, он медленно но верно шёл из самой Москвы до Владивостока… Сердце Приморья, что так долго было разъединено с Родиной, силами шайки предателя Колчака, который к своему счастью успел умереть раньше, чем до него успело добраться правосудие. После — бойня устроенная Дитерихсом и его чуть ли не черносотенной империей. Теперь же Владивосток был свободен… над ним скоро будет реять флаг… уже не российский — флаг Единой Евразии, что так долго ждала своего расцвета. Для этого нужно сделать только одно. Согласиться на предложение от которого невозможно отказаться. Поезд въехал в город, который встречал новую власть, а вместе с тем и главу русского-евразийского государства. В небо бросались шляпы и шапки, народ ликовал. Всё утопало в трехцветных флажках России и ещё столь непривычных флагах, которые венчал золотой крестострел. Неволей, Трубецкой подумал о том, что пожалуй в этот день, кончалась та вековая война, которую неустанно вели западники и славянофилы. Наконец эта война, окончилась. Окончилась для России и Мировая Война, только всё-же не победой, а горьким поражением. Он смотрел в окна вагона, краем его взгляда тут и там он видел японских солдат, несущих дозор на улицах русского города. Не было бы той робости и той неуверенности, ежели бы Владивосток был отбит силой русского оружия и мужеством русских солдат. Но Владивосток прежде них заняли японцы… и он сомневался что они просто так его отдадут, ничего не востребовав взамен. Именно от того он робел, представляя как маленький островок, размером едва ли с половину самого Приморья, оковывает молодую Евразию своими кандалами и накрепко превращает в один из придатков Империи Восходящего Солнца. Он робел. Но с каждой минутой робость всё более и более становилась преступной. Поезд мягко остановился. Под многотысячные овации Трубецкой и его делегация вышли из поезда на перрон. Богатый кортеж японских автомобилей, недавно спущенных с конвейеров, которые даже не снились русской промышленности, работавшей последние пол десятилетия на проигранную войну. На центральной площади, где их встречала японская делегация было столько людей, что Николаю Сергеевичу не верилось что не вся Сибирь пришла посмотреть на сегодняшнюю знаменательную встречу. Две делегации встретились. Японский премьер министр подал Трубецкому руку и уважительно кивнув промолвил «коничива». Трубецкой почувствовал, что именно в этот момент. Когда они с министром Исоо Абэ, смотрели друг другу в глаза, поистине становится поворотной точкой в истории нового мира. Робость никуда не делась. Ни он, ни кто бы то ни было ещё не мог в точности сказать, чего ждать от Японии. Но времени для сомнений уже не было. «Я рад вас видеть.» — улыбнувшись проговорил Николай Сергеевич и Азию озарил свет нового союза.