Слабоумие и энтузиазм

      — Я сам разберусь! — Кидает Антон, надевая лёгкое пальто на белый шерстяной свитер. — Без сопливых!       — Да ничего ты сам не разберёшься, сдались они тебе, — вздыхает Дима Позов, сосед по квартире, что искренне не понимает рвение Шастуна сделать всё своими руками и допереть до всего собственным мозгом, а не почитать комментарии умных людей в интернете. — Хоть оденься теплее, а то задубеешь, никто тебя не согреет, как в сказке.       — Отвали уже!       Антон наспех натягивает зимние ботинки и, даже не завязав, выходит в подъезд, громко хлопает дверью, из-за чего морщится, поджимая губы. Такой психоз до добра не доведет. Уже были моменты, когда Шастун рукой ударял по косяку, а сверху наличник падал. В таких случаях орать уже начинал Дима, не выдерживая такого проявления агрессии.       Возможно, если бы Позов принял Шастуна таким, какой он есть, то есть нервного, с ебанцой, вспыльчивого, любознательного и ранимого, не пришлось бы постоянно беспокоиться и ругаться. Но стоит только что-то Антону сказать, что ему не понравится, — и вот вам скандал.       — Я похож на маленького мальчика? — Спрашивает Антон сам себя, глядя на своё отражение в зеркале лифта. — Нет. Так зачем меня так опекать?       Поправив волосы, Шастун поворачивается в сторону дверей и ждёт не дождётся, когда же они откроются и выпустят его на волю. Хочется поскорее закончить задуманное дело — найти подснежники и сфотографировать их, после чего опубликовать в своём блоге и кинуть статьёй про эти цветы в редактора платформы, где парень трудится уже полгода, каждый раз вызывая у читателей и руководства восторг. Не раз ему писали, что «все снимки красивые и слишком реалистичные, а текст — ракета-бомба-петарда!».       Да, конечно, Антон мог бы найти в интернете всё, что ему нужно, все фото- и видеоматериалы, но это слишком легко, это для слабаков, да и часто такое бывает, что нет там никаких стОящих изображений, которые можно бы было использовать. Так что Шастун выбрал сложный, но правильный для себя путь — делать всё своими руками.       Когда двери лифта открываются на первом этаже, парень чуть ли не пулей вылетает, быстро преодолевает расстояние до подъездной двери и только на улице останавливается, запрокидывает голову, подставляя лицо под теплые лучи весеннего солнца, руки в стороны разводит и вдыхает слегка морозный воздух полной грудью, чувствуя, как оживает, как почки внутри него набухают, а после из них маленькие листочки зеленые появляются. Шастун изнутри расцветает, агрессия, что брала верх минутами ранее, уезжает на поезде, даже забыв попрощаться и оставить после себя неприятный осадок.       Простояв в неподвижном состоянии несколько минут, Антон достаёт из кармана пальто телефон, открывает карту, нажимает на поисковую строку и вводит название нужной ему деревни, в которую собрался ехать за материалами для статьи.       — Два с половиной часа, — бубнит он себе под нос и открывает уже другое приложение, чтобы вызвать такси. Нет, ну а что? Может себе это позволить. Да и в машине можно проспать это время, если таксист, конечно, болтливый не попадётся и не будет рассказывать о том, сколько он лет таксует и что «такой зеленой дороги без пробок в это время он в жизни в этом месте не видел».       Нажав кнопку «заказать», Шастун вздыхает, потому что ждать водителя придется пять минут, а в Москве это время можно смело умножать на два, а то и на три, потому что заблудиться тут легко. И надо бы видеть удивленное лицо Антона, когда такси подъезжает ровно через пять минут к подъезду. Наверное, удачный день: и солнце, яркое, и будильник утром не проспал, и даже молоко, в котором парень какао заваривал, не прокисло, хотя такое несколько раз уже было.       — Вы метеор, — садясь в машину, весело говорит Шастун, — спасибо. Я бы Вас, правда, хотел попросить меня не беспокоить и разбудить, когда приедем. Если это будет возможным, конечно.       Таксист кивает, не издает больше ни звука, с места трогается и Антона не беспокоит до самого приезда. Только тогда его сначала зовёт, что парень слышит сквозь сон, а потом осторожно толкает в плечо, продолжая говорить о том, что «уже приехали, молодой человек, просыпайтесь, будьте добры». И Шастуну требуется минута после пробуждения, чтобы понять, где он, а после поблагодарить мужчину и выйти из машины, которая остановилась на въезде в деревушку.       — Так, мне до леса через неё, а там уже видно будет, — бубнит он, сверяясь с картой, что представляет в своей голове.       Деревня выглядит так, словно она опустела. Лишь изредка можно слышать лай собак и скрип дверей, которые не смазывали, наверное, лет уже десять, всё говоря о том, что как только потеплеет — так сразу. Но теплело уже много раз, а петли так и остаются сухими, как пустыня Сахара.       Какие-то участки, и правда, при первом взгляде настолько заброшенными кажутся, будто там не жил никто уже больше века, а какие-то, наоборот, выглядят так, словно в них жизнь вдыхают каждую минуту. На таких территориях, огороженных невысокими зелеными заборчиками, хочется остаться, постучаться в дом какой-нибудь старушки, попросить воды и поговорить с ней по душам, когда она предложит путнику зайти на чашечку чая с самодельным печеньем. Но все мечты разлетаются как песок во время сильнейшей бури, потому что жизнь в двадцать первом веке даже самых добрых стариков приучила никому двери не открывать и даже пакеты с продуктами незнакомцам не давать нести, потому что каждый может оказаться мошенником.       Такие мысли весь настрой Шастуна немного омрачают, но вновь радость появляется тогда, когда он думает о подснежниках.       Вспоминает, как в детстве в деревне по ранней весне в одной кофте, прохудившихся штанах и сапогах на босу ногу убегал в лес, исследовал чуть ли не каждый сантиметр земли, чтобы найти тот самый заветный цветочек, сорвать его и принести маме. А потом от неё же получить нагоняй за то, что, во-первых, чуть ли не голым убежал из дома, и, во-вторых, что нельзя срывать эти прелестные растения. Антон так несколько лет одно и то же слышал, но от этого энтузиазм и жажда приключений на свою многострадальную жопку не пропадали.       Наверное, если бы Антон в детство вернулся, он бы маме всё равно нарвал целый букет подснежников. И пускай ему бы пришлось несколько часов лазать по лесу, он бы ради неё всё сделал, да даже бы в январе эти цветы пошёл по собственной воле собирать, а не по указке мачехи, только бы она улыбнулась, пускай бы сначала и отругала, но потом поцеловала в макушку и крепко обняла, взяв обещание с Шастуна, что он больше не будет убегать в такую холодную погоду без куртки и шерстяных носков.       Пребывая в своих мыслях и разглядывая деревню, Антон доходит до леса. Оглядывается по сторонам, когда идёт по тропинке, ищет взглядом цветы, пробивающиеся из-под снега и останавливается, когда взгляд натыкается на подснежник. Улыбка сама собой появляется на лице, от уха до уха растягивается.       Шастун подходит, садится на корточки, настраивает камеру телефона и делает пару снимков, после чего встает, разглядывает получившиеся фотографии и идёт дальше. Но только вот леса уже нет. Тут поле, вдалеке виднеется мост через реку, слева течёт река, что наконец-то оттаяла. Бурный поток воды уносит предметы, что в него попали, образуя крошечные воронки. И Антон не был бы Антоном, если бы не захотел подойти ближе, чтобы посмотреть на несущее всякий природный и человеческий мусор течение. И какого же было удивление Антона, когда он, пробираясь сквозь грязь, что так и норовит как зыбучие пески в себя затянуть, увидел крохотный подснежник. Что он здесь делает? Парень так и не понял. Но не сфотографировать это чудо природы — грех.       Шаг за шагом Шастун приближается к обрыву, снова усаживается на корточки, делает несколько снимков и, встает, пытается выпрямиться, поднять ногу, но ту затянуло так, что если и вытаскивать, то точно без ботинка, а ведь для этого надо его расшнуровать.       Пытаясь раскачаться и всё же выбраться из природного весеннего плена, Антон начинает падать вперёд, цепляется руками за воздух, надеясь, что грязь не даст ему слишком далеко улететь. Но она, словно насмехаясь, отпускает ногу Шастуна, заставляя того закрыть глаза и постараться сгруппироваться, чтобы если уж падать, то без увечий.       Чувствуя, как намокает одежда, Шастун понимает, в какой ситуации оказался. В белоснежном свитере, в черном пальто и высоких ботинках он вверх тормашками лежит на мелководье бурлящей реки. Наверняка уже такой грязный, что жители деревни его легко спутают со сбежавшим поросёнком.       — … живой?! — Доносится мужской голос до Антона, чуть позже слышится лай собаки. — Нильсон, сидеть!       Антон не знает, сколько времени проходит, прежде чем его бренное тело переворачивают так, как надо, а после ещё и за собой тянут, крепко держат за руку, взбираясь наверх. Шастун и так уже настрадался, а тут ещё нужно своё мастерство в скалолазании показывать, цепляясь за выступающие на склоне обрыва камни и одинокие корни растений.       — Блять, — незнакомец швыряет Шастуна на землю, как только он оказывается на ровной поверхности, — ты нахуй туда полез?! — Кричит мужчина, а его собака тем временем подходит к Шастуну и обнюхивает его. — А если бы не я?!       Спорить у Антона нет никаких сил. Сейчас хочется сказать, что он и сам бы справился, но нет, не справился, так бы и лежал, обратившись попой к небу, в реке, потом полчаса бы пытался выбраться, точно бы замерз, заболел пневмонией и получил потом от Позова кучу ласковых.       — Ты немой?! — Продолжает мужчина. — Или слепой?!       — Там подснежник, — произносит Антон негромко, садится, а после и встает, оглядывает свой свитер, пальто, джинсы, ботинки и понимает, что домой он так не может поехать.       — Поджопник бы тебе за твой подснежник, — вздыхает незнакомец, берет Антона под руку и ведёт в противоположную от леса сторону.

***

      Наверняка стоило хотя бы спросить, кто этот самый мужчина, прежде чем заходить в его дом, раздеваться, мыться в душе и надевать его вещи. Можно бы было подумать, что он маньяк, но, кажется, такие заботливые такими психами не бывают. Или у него есть тактика и он её придерживается?       Антон внимательно наблюдает за мужчиной. Он на крохотной кухне заваривает чай, ставит на небольшой столик перед Антоном кружку и закатывает глаза, когда тот щурится и ни слова не говорит.       — Я у незнакомцев ничего не беру, — через несколько секунд говорит Шастун.       — Ага. Кроме сухой одежды, — кивает мужчина. — Я Арсений.       — Антон.       — Познакомились, — Арсений придвигает чашку ближе к Антону, а после, видя, что Шастун так и не шевелится, берет его руки в свои и укладывает ладони на чашку. — Вот так держи. Ох, блять, чё ты полез туда? Ты так и не дал вразумительного ответа на такой простой вопрос.       Антон опускает взгляд на руки, краснеет слегка и не знает, как ответить, потому что любая фраза будет смешной, а уж правдивую историю можно будет комикам на сцене рассказывать.       — Я фотографировал подснежник, увяз в грязи, пытался выбраться и упал с обрыва. Наверное, чудом не сломался, да?       — Звезда, — на выдохе говорит Арсений, убирает свои руки и, выдвинув табуретку из-под стола, садится на неё, ставит локти на стол, голову подвирает и глаз с Шастуна не сводит. — А зачем тебе нужен был подснежник?       — Я… хотел написать про подснежники и предоставить свои фото. Нет, я не хотел брать из интернета! — Тараторит последнее Шастун, зная, что его обязательно об этом спросят. — Даже когда в одном из районов Москвы было нашествие улиток у какого-то подъезда, я ездил и сам фотографировал, а потом уже публикацию делал. Хватит на меня смотреть, ты смущаешь.       Арсений улыбается, а Антон поджимает губы, прикрывает глаза на пару секунд, отворачивается, чтобы не видеть мужчину, хотя взглянуть в его красивые глаза ещё раз хочется, но гордость и смущение не позволяют.       — Знаешь, — говорит мужчина, встаёт из-за стола, выходит из кухни, а возвращается с салфеткой в руках, на которой лежит одинокий подснежник, — я тебе его сорвал. Всё равно он уже не жилец был после того, как ты на нём повалялся. Ну, я помыл его. Может, между страницами энциклопедии положишь дома, гербарий будет… Ну короче на тебе, держи, владей.       Антон смотрит на мужчину, встает с места и подходит ближе, всё же смотрит в синие озера и вздыхает глубоко.       — Арсений, можно у тебя остаться, пока одежда не высохнет?       — А ты думал, я тебя отпущу такого домой? Щас прям! Пока что в одной комнате с Нильсоном поспите, он следить будет, чтобы ты не поперся никуда. Вот же идиот, — Арсений снова улыбается, а после начинает смеяться. — Господи, подснежники… Нелепее истории я ни разу не слышал.       — Что я тебе должен? Я заплачу за ночь и за спасение. Ну… деньгами или, может, помощь нужна? — Начинает Антон, а в ответ получает очередной смешок.       — Отплатишь ужином при свечах, — вдруг говорит он серьёзно. — У меня тоже шило в заднице. Таким, как мы, нужно держаться вместе. Вот я и не готов тебя отпускать. Вдруг ты в ещё какую реку свалишься?       Антон тоже смеётся, понимая, каким же придурком со стороны выглядит, но радуется, что не он один такой — с шилом в одном месте.