***
— У тебя золотые руки, - тихо простонал Эдгар, вытягивая ноги, и кладя щеку на руки. — М-угу, - задумчиво ответил парень, наблюдая перед собой белоснежную кожу художника. Она была гладкой, чистой, не запятнана шрамами или родинками. Наклонив голову, Лука на мгновение задумался, а после прикоснулся к чужой лопатке губами. — ! По щекам прошелся багрянец, но не растерявшись, Эдгар дотронулся до низа чужого позвоночника пальцем ноги, заставляя уже бывшего узника, вытянуться по струнке и покраснеть. Прищурившись, с хитрецой в улыбке, Эдгар приподнялся на руках, опираясь ладонями в свежее постельное белье. — У меня много скрытых талантов, не удивляйся так. Дернувшись от спины, что сама приблизилась к нему, Лука сполз в бок, заглядывая в чужое лицо, пытаясь уловить знакомые нотки смеха в глазах. Но заместо этого, уголки рта художника приподнялись шире, и тот подполз ближе, толкая Луку на подушку и кладя на его плечо свою голову. — Глупый, выглядишь как потерянный щенок. От такого сравнения, Лука всерьёз задумался о своем виде. Ему стояло привести себя в какой никакой порядок, хотя бы ради Эдгара. Приобняв того одной рукой, другой тот забрался в свои волосы, раздумывая о своем состоянии. Валден по истине добр к нему, и Лука готов был отплатить ему тем же. Услышав тихое посапывание, Лука обратил свой взор вниз, и тут же тихо выдохнул. Его художник уже спал, измученный последней картиной, в то время как самому Луке не хотелось спать, потому тот поспешил переложить Эдгара на подушку, укутать потеплее в одеяло, а самому скрыться в мастерской. У него было пару идей, которые могли бы помочь ему в будущем. Он еще не знал, насколько был прав в своих действиях.***
Несмотря на спокойную ночь, Эдгар проснулся будто бы и не спал. Весь растрёпанный, с запутанными волосами и усталым взором, тот прошел к зеркалу. — Ужасно, - поцыкал художник языком, дотрагиваясь до своего лица, и мотая головой. Нужно было исправлять ситуацию. И вот, пока парень сидел перед зеркалом, купаясь в солнечных лучах, которые падали с окна прямо на трюмо, сзади раздался скрип двери. В комнату промелькнула тень, которая не осталась не замеченной. Сладко улыбнувшись, Эдгар подвел карандашом уголки глаз для акцента, и повернул подбородок на любимого, который принес кофе на подносе. — Ты как всегда вовремя, милый. Ласково обратился к Луке Эдгар, и внезапно ощутил по позвоночнику холодок. Приоткрыв рот от изумления, Эдгар несколько раз моргнул, словно пытаясь смахнуть с себя этот образ. Перед ним стоял совершенно иной Лука Бальса. Вместо привычной робы узника, на нем была рубашка. Волосы причесаны и убраны в более аккуратный хвост. Прислушавшись, Эдгар даже уловил нотки одеколона, который неясно откуда взял этот черт. Нахмурившись, Эдгар схватил того за кольца цепи, тут же притягивая того ближе к себе за ошейник, который при всем желании не хотел сниматься. Сколько бы Бальса не бился над ним, этот замок не поддавался. Он бы с радостью попытался распилить его, но Эдгар слишком сильно беспокоился о нем, а Медсестре не хотелось хоронить еще один труп. — Ты у кого все это спиздил? - Не стесняясь, художник перешел на мат, впиваясь всем своим серьёзным взглядом в лицо Луки, который как ребенок жался и в неловкости отводил взгляд глаз в сторону. — Я не крал это. — Лука Бальса, не смей мне врать, - цепь издала железный звон, натягиваясь, и приближая голову Луки ближе к лицу Эдгара. - Я вижу тебя насквозь. Зажмурившись, Бальса опустил руки вниз, сдаваясь и тихо шепча. — У тебя взял... Если бы другие узнали, что я проник к ним в комнаты, начался бы переполох. — Но у меня никогда не было такой рубахи. Отпустив шею любовника, Эдгар прошелся по каждому сантиметру белой ткани, выискивая то, чего ранее на ней не было. Узоры, вышивки, все это казалось лишним для Эдгара, но так хорошо подходило Бальсе. — Я постарался подшить еë. Тебе нравится? — Ты мне нравишься любым, глупыш. Поднявшись, парень взъерошил Бальсе волосы, в доказательство своих слов, и прошел к шкафу. — Рад это слышать. Сегодня в час должен прибыть список тех, кто участвует в следующем матче. Наверное твое имя будет там, ты не появлялся на публике уже несколько раз подряд. — В отличие от тебя, ты популярная ставка. Перебрав ленты, Валден достал белую и повязал еë на хвост, который специально сделал ниже, ближе к шеи. Лишь с такой прической было удобно рисовать, иначе более маленькие волоски у висков выбивались и лезли в глаза. Подойдя сзади, Лука приобнял того, утыкаясь в чужое плечо носом. Запах химозных красок ударил по обонянию, заставив рецепторы работать лучше, и все же, пока многие считали этот аромат ужасным, Лука был от него без ума. Ведь помимо красок, он чувствовал еще и состояние своего партнёра. От ликования, до усталости. — Я просто хотел быть похожим на тебя. Тихо выдохнул Лука, отстраняясь от повернувшегося к нему художника. Его взгляд выражал какое-то призрение и даже отвращение. — Зачем это? Или ты не понял меня с первого раза? Тебе уши промыть? Отведя виноватый взгляд, бывший узник неловко потер пальцами кусочек рубашки, пытаясь скрыться от неудобного ему взгляда. — Повторю еще раз, только для тебя лично, - прокашлявшись, Эдгар застегнул пуговицы на рубашке и подойдя ближе, поправил воротник Луке. Чужие руки излучали тепло, к которому Лука тут же прикоснулся щекой. — Мне ты нравишься таким, какой ты есть. Даже если ты не идеален. Уяснил? — Тогда чем я тебя так привлекаю? — Хм, - задумавшись, Эдгар отошел к трюмо, дабы отпить кофе и после хорошего глотка, произнес. - Ты послушный, с тобой можно поговорить на отвлечённые темы, ты понимаешь мою страсть к картинам и оцениваешь каждую по достоинству. И похож на щенка, - "А родители никогда не позволяли мне завести собаку", но последнее Эдгар добавил уже в своей голове. Родители... Кажется именно они сплотили двух парней. Что у Эдгара не сахар, что у Луки. Они оба прошли похожий путь, благодаря которому оба могли понять травмы друг друга и помочь их залечить. Жить в роскоши на самом деле не так прекрасно и радужно, как многие считают. — А ты мне нравишься, потому что ты честный. Тихо произнес Лука, улыбнувшись. Пускай он не может назвать список того, что ему нравится в Эдгаре, но если он начнет, то не остановится на одном листе бумаги. Зато он мог назвать самую главную черту, за что он полюбил его. — Спасибо милый, - наконец чужой взгляд потеплел, и оставив на дне чашке пару глотков, поставил её на поднос, возвращаясь к сборам. Луке пришлось подождать еще пару минут, и наконец они оба смогли спуститься в общий зал. Здесь редко кто собирался, просто потому что мало кто мог найти схожие взгляды, а те кто находил, предпочитали уединиться. Но был такой час раз в день, в который все жильцы собирались, дабы узреть тех смертников, которые будут участвовать в матче. Матч - придуманное событие, смеха ради. Четыре выживших пытаются сбежать, один Охотник пытается помешать им. Правила просты. Только порой, Охотники не жалели силы из-за чего выжившим приходилось не сладко. Переломы, ушибы, синяки, сотрясения мозга. Но не только Выжившим не везет, раны могут получить и Охотники. Сколько раз Ганджи попадал мячами в слабые места, вызывая адскую боль. Или же проклятие Шаманки, некоторые до сих пор отойти не могут. Одним словом - пытка для обоих сторон. Стоило парням наступить на скрипучую ступеньку, которую ныне никто не замечал, как Эдгар поймал на себе тысячу косых взглядов. Лука в свою очередь, лишь склонил голову в бок, наблюдая за воцарившейся тишиной. Это было так непривычно для этого места. — Что за траур? Высокомерно спросил художник, проходя мимо всех, кто поспешил расступиться, открывая дорогу к стойке, на которой появлялись списки. — Тебя хороним, - цыкнул ковбой, терпение которого кончалось. Его все больше раздражал надменный тон художника. Проигнорировав угрозу, а Эдгар вполне себе считал это угрозой, прошел к бумаге, срывая ту с кнопки и вчитываясь. На стене из ниоткуда появился точно такой же лист. Пока Эдгар вчитывался в имена и рассматривал фотографии, а к каждому выжившему была приложена полная информация, Лука подошёл ближе, бросая на ковбоя мрачный взгляд. От такого нахальства тот аж побагровел, но в словесную драку вступать не спешил. Кто бы что не говорил, а Лука был высоким брюнетом, пускай и худым, не лишённым какой никакой массы, следовательно в драке противник из него неплохой. — Вот как,хм...Лука, ты сейчас дыру в нем прожжешь, прекрати. - Не поднимая головы на любовника, произнес Эдгар, подавая тому бумажку. - Лучше ознакомься. Услышав слова Эдгара, Лука отвернулся от ковбоя и взял из рук парня список. Первым был Бальзамировщик, за ним шло имя медсестры, а дальше выписаны имена Валдена и Бальсы. Они вдвоём попали в один матч, вот как... — Матч через три часа, пока не появился еще один список, советую всем отдохнуть. Вызвался лидером Романтист, и лишь из-за уважения к его персоне, все послушно разошлись по своим делам. — Будь аккуратен, - прошептал Лука, собираясь отойти в свою мастерскую. — И ты, увидимся в матче. - Грустно улыбнувшись, Эдгар проводил того взглядом и отряхнув рубаху, задумался об очередной картине, направляясь к себе. Студия Эдгара Валдена была просторной, а каждая вещь стояла на своем месте. Холсты с холстами, краски рядом с кисточками. Большие панорамные окна выходили в сад, и из которых виднелся пустующий горизонт. Эдгар ценил то пространство, которое у него имелось, потому каждый пергамент и свиток убирал на полки. Книги предпочтительно стояли там же. Здесь он мог быть часами и даже днями. Не раз бывало, когда Эдгар измученный собственными идеями, забывал какой сейчас час или месяц. Не всегда тот был доволен своими работами, но это было единственное, что отвлекало его от апатичности этого места. Но сейчас, сколько бы тот не пытался занять себя работой, в мыслях так или иначе вылезали переживания о грядущем матче. — Вот же блядство, - прорычал Эдгар, не смея контролировать себя. Все тело пылало от сковывающего ужаса, которое проникало до глубины души. Он соврет, если скажет, что не боялся за Луку. Каждый день тот уходил и возвращался целым, объснял тем, что его задача расшифровка машинок, а не побегушки с охотниками, и от этого страшнее. Чем меньше встречаешься с ними, тем меньше понимания куда бежать и что делать. И ладно, когда он уходил один, теперь Эдгар будет с ним и он боялся Луку. Боялся его мыслей. Боялся того, что Лука может сделать ради него. И страх Эдгара был обоснованным. Художник не знал как, но Лука явно стоял за всеми проишествиями, которые случались с теми, кто пытался как-то насолить Эдгару. Вспомним тот случай с Адвокатом. Он налетел на Эдгара, пока бежал по своим делам: не извинился, так еще и прошелся по эскизу ботинками. Якобы случайно. Было обидно, но Валден не опускался до такой низкой вещи, как месть. Впрочем, справедливость все равно восторжествовала. Адвокат споткнулся на лестнице, да сломал ногу. Слишком удачное совпадение... Не считаете? О, еще был случай с кабаном Дикаря. Это животное пробралось в студию и навела беспорядок, да такой, что Эдгар убирался с открытыми окнами. На этот раз, хозяин животинки извинился и даже изъявил желание помочь... Затычкой в бочке стал Нортон, который съязвил на тему того, что в принципе разницы никакой. Что ДО, что ПОСЛЕ, мусор да и только. Эдгар вновь промолчал на эту бесцеремонную критику. Зато в ночь, в комнате Нортона произошло замыкание, из-за чего чертежи шахт сгорели. Благо комната цела, а вот имущество пострадало знатно. Вспоминая эти события, и не только, Эдгар постарался успокоиться, взявшись за кисточку. — Ну не убьет же он Охотника в конце концов. Посмеялся Эдгар.***
"Больно. Больно. Больно. " Эдгар не обладал плаксивостью, но сейчас, тот готов был разрыдаться от ноющей боли в спине. Острая сабля разрезала не только ткань, но и кожу, будто это ей ничего не стояло. Чистейший, голубой взгляд лишь насмешливо сверкнул, наблюдая за слезами выжившего. Джозеф не любил наносить боль, но он любил эмоции, которые та доставляла. Слезы, крики, мольбы, все это можно было запечатлеть на фотографии. Живые эмоции намного ценнее фальшивых. Медсестра и Художник заставили его побегать, и сколько бы Фотограф не делал снимков, число машинок стремительно падало с 5 до 0. Теперь, когда Медсестра уже улетела обратно в особняк с открытыми ранами, Джозефу оставалось догнать лишь одного. Узник и Бальзамировщик скорее всего уже должны были сбежать. Создав фотографию из воздуха, Джозеф уже представлял запечатленное на века агонию художника. Но вспышка ослепила не выжившего, а самого охотника. Эдгар зажмурился от душераздирающего, переходящего в истерический крик мужчины. Вопль прокатился по всему кладбищу, пугая ворон и поднимая их в воздух. Осознание того, что произошло, дошло до него только тогда, когда Лука вместе с ним пересек ворота. — Лу-Лука, - сказанное имя вышло с заиканием, на что названный лишь прижал того ближе к груди. — Молчи, придем, обработаем твои раны. Коротко отчеканил Лука, смотря прямо. Извилистая дорога вывела их к особняку, потому Бальса ускорил шаг, не смотря на розовое личико Валдена. — Да, - прикрыв ресницы, Эдгар лишь измученно улыбнулся, прижимаясь к нему ближе. Несмотря на произошедшее, Лука Бальса был горд собой. Он смог защитить любимого. И то, над чем он работал ночами оказалось не безделушкой, а по истине сильной вещью. Прибор, что накапливал электричество от машинок, и в удобный момент, его можно было выпустить. Конечно же, только в случае опасности. Когда Лука увидел, насколько сильно ранен Эдгар, перед ним будто предстал туман. Сам не понял, как нажал на кнопку, и как поднял Эдгара. Зато он помнил то изувеченное болью лицо. Бальса не знал, что такое количество вольт будет практически убийственным для Охотника, ведь у них разные болевые пороги. Впрочем, над этим он подумает тогда, когда Эдгар придёт в сознание.***
Сорвавшись на крике, Джозеф рухнул наземь, опираясь на воткнутую в почву саблю и тяжело дыша. Электрический заряд пронесся по всему телу, пробирался под кожу, и ослеплял болью. — Больно? Эти слова звучали издевательством но не теряя маски, Джозеф лишь дернул подбородком. — Врешь, - устало произнес Бальзамировщик. — От тебя нельзя ничего скрыть, не так ли? Оперевшись на одну ногу, фотограф наконец нашел в себе силы подняться, морщась от пробирающего холода. — Не нужно от меня ничего скрывать, - сложив ладони на груди, единственный оставшийся выживший прошел к охотнику, помогая тому встать. Отвергнутые обществом, те нашли друг друга в ночи. Кто же знал, что их сущности были разными.