опалённый

беннет целует аякса в разбитое им же ебало такими же разъебанными губами, потому что пять минут назад они пиздились до кровавых соплей. и у аякса горит рот, правда горит — у беннета слюна словно кипяток, а в местах, где кожа соприкасается с кожей, всё шипит, и пар забивается в ноздри с запахом горелой плоти. он сминает его губы своими кровоточащими, задевает языком зубы, целует не то чтобы умело, — пускай ему сравнивать считай не с чем — зато уверенно, отчего всё внутри закипает, плавится. и у аякса горит рот, но он больше не чувствует боли. только жар. огонь беннета исцеляющий, пускай и лечит не до конца. огонь беннета колючий, совсем не мягко лобызает кожу. аякс едва стонет ему в рот, но не отталкивает, рукой опирается о выжженную землю, второй держится за чужой локоть. чувство, что пиро вылизывает ему рот, заставляет какие-то остатки его человеческой части желать одёрнуться, но уже бездновское нутро верещит — не то от первородного страха тьмы перед огнём, не то от больного наслаждения купанием в пламени. он кашляет в поцелуй, почти сплёвывает кровь ему в рот. беннет следом кашляет тоже, но эту кровь вместе с его слюной — кажется, скорее случайно, чем намеренно — сглатывает. и, честно говоря, делает это совершенно не сексуально, почти морщится, хмурясь, но аякс чувствует как в штанах становится более тесно. тем не менее, беннет вновь припекает его разбитую губу языком, под которым кожа шипит, исцеляясь, и наконец отстраняется; аякс тянется следом, всё ещё щурясь, и клюёт носом, когда чужая голова оказывается сильно дальше. беннет не делает нового вдоха, чтобы вновь залезть языком ему в рот. беннет спрашивает "теперь не болит?" как-то так искренне, с абсолютно чистыми глазами. на секунду, всего на секунду аякс зависает в сомнении, что не выдумал произошедшее, когда моргнул. — нет, не больно, — а следом смеётся, — вкусно было, кстати? беннет роняет хрюкающий смешок, стирая остатки крови и слюны с подбородка. — отвратительно.