Сахарница

      Стэну всегда казалось, что вспыльчивым характером в их тусовке отличается исключительно Кайл, бурно реагирующий на любые провокации. В особенности Картмана. Они оба заводились с легкой руки, но если Эрик делал это с осознанной злобой и считал себя руководящим процессом, то Кайл вспыхивал до звенящих в голове криков и настырных просьб успокоиться.       Стэну всегда казалось, что в их тусовке они с Кенни роднились скромным наблюдением за чужой потасовкой издалека, но мама правильно говорила не доверять первому впечатлению. "Первое впечатление" длилось порядком больше пятнадцати лет, за которые Стэн успел свыкнуться с огнем обзывательств под боком и плечом Кенни к его, когда огонь обзывательств переходил в пожар драки. Оно оказалось ложным. Как только тусовка сселилась в общий дом, разойдясь по двое в квартиру, начался кошмар.       Кенни, никогда ярко не реагирующий на издевательства Картмана и мастерски от них ускальзывающий, в компании Кайла просто взорвался. Первую неделю жили мирно (насколько мирным могут быть препирательства с утра), а в один день этаж наполнился криками и воплями такого характера, что впрямь стоило вызывать экстренные службы. Стэн тогда перепугался до чертиков, отвыкший от эмоционального друга, и в миг оказался в чужой квартире, чтобы просто охренеть.       Напряженно кружащие вокруг обеденного стола парни, один с разбитым носом и лохматыми спутанными волосами, другой с разбитой губой и порвавшейся на плече рубашке — и оба его лучшие друзья. Когда удалось их разнять уже и не вспомнили, из-за чего ссорились. Пришлось купить пару новых чашек, компенсирующих тех, что разбил Кенни.       С того дня начался ужас.       Стэну как-то удалось сжиться с Эриком, который, тоже прихерев от бурной деятельности через этаж, пыл поубавил. Ему, казалось, приносило невыносимое удовольствие наблюдать за двумя истеричными натурами, а хорошее настроение Картмана — хороший день для его близких. Заинтересованный Картман не замечал ничего помимо объекта исследования и это было Стэну только на руку. Он спокойно жил два дня. Пока возбужденный дерганный Кенни не заявился к ним на порог с подушкой под рукой и выражением лица, отлично демонстрирующим готовность убивать. Картман тогда от счастья едва в обморок не грохнулся, разобрав для Кенни диван и завалившись рядом послушать сплетни.       Кенни ничего дельного не рассказал, Картман интерес не утолил, досталось Стэну. Еще взволнованный недавней стычкой с Кайлом Кенни представлял отличный холст, над которым особо корпеть не надо — ткни в любую точку и он расцветет самыми яркими красками. Картман и ткнул, бросив что-то нелестное. Кенни, спокойный приличный Кенни, за словом в карман никогда не лезший, покрылся красными пятнами, на которых отлично выделялись бледные весной веснушки. И вдарил Картману так, что даже Стэн поморщился.       Драки не произошло: Картман царапался и кусался сквозь слезы, а Кенни, придавленный чужим весом, едва мог дышать. Он сипел, дрыгался и клацал зубами, но Стэну не пришлось их разнимать. Стэн постоял в дверях, наблюдая как Кенни никак не может выпустить накопившийся в кулаках зуд и оттого безвольно бесится, по быстрому запихнул в сумку зубную щетку, еще постоял в дверях, дождавшись окончания потасовки, и смылся на этаж ниже. К Кайлу.       Хмурый Кайл, успевший успокоиться и сесть за учебники, встретил радушно, насколько позволяла усталость. Поболтали, выпили пива под смутную передачу с телевизора и легли спать, не затрагивая острых тем.       На следующий день лучше будильника сработали крики над ухом. Лежа в кровати Кенни, Стэн пялился в потолок и слушал возню на этаже выше. Кайл вопил и Стэн представлял его красное лицо; Кенни орал фальцетом и Стэн представлял его в опере. С таким мощным голосом стыдно было тратить его на каждодневные препирательства, но Кенни каждый раз умудрялся и делал это с особым усердием. Еще в школе он великолепно пел в хоре, брал высокие ноты, умудрялся менять голос до неузнаваемости и сейчас так расточительно им пользовался. Стэн тяжело вздыхает и не хочет никуда идти. Тем не менее поднимается на этаж выше.       Дверь чужой квартиры не поддается и Стэн решает, что это знак судьбы не влезать. Картман все же открывает ее и затаскивает смирившегося друга внутрь.       Трясущийся от злобы Кенни, весь нахохлившийся и готовый зубами перегрызть Кайлу глотку, стоял спиной к раковине и чего-то ждал. Кайл напротив расправил руки, способный в случае чего хватануть чужую майку. Стэн его лица не видел, но ему представлялось, что оно совсем невозмутимо и сосредоточено, словно Кайл в бейсбол играет, а не дерется.       Ожидающий Кенни решает взять все в свои руки во всех смыслах и хватает лежащее на столешнице яблоко, в миг запуская Кайлу в голову. Тот пригибается, а Кенни кидает пластмасовую банку из под чего-то, потом запускает тапок, не попадает, берет пустую сахарницу и ужасно пугается от крика Картмана, словно забыв, что в комнате еще кто-то есть.       — Кенни, совсем охренел?! Положи на место!       Дернувшийся Кенни совсем теряется в пространстве и оказывается распластаным на полу усердиями Кайла. Тот прижимает одной ногой его плечо, свистя дыханием и медленно успокаиваясь. В глазах обоих угасает бешенство, Кенни трезвеет и отпихивает от себя чужую ногу. Когда они оказываются на одном уровне, оба всклокоченные, раскрасневшиеся и тяжело дышащие, Стэн не верит своим глазам: Кенни облокачивается на Кайла, а тот, как ни в чем не бывало, закидывает руку ему под поясницу, чтобы было легче стоять.       Картман с удовольствием тычит Стэну под ребра.       — Какого черта произошло? — спрашивает Стэн и совершенно четко понимает, что не хочет знать.       Уставший Кайл жмет плечами, Кенни мычит что-то несвязное. На горящего глазами Картмана смотреть не хочется, он только расплывается в довольной улыбке и что-то шумит себе под нос.       Когда двое неадекватных, совершенно ненормальных и ненавидящих друг друга луших друзей уходят из их с Картманом квартиры, Стэн тянет к себе пепельницу и усаживается на подоконник. Тут же получает недовольный возглас в спину о том, что курить можно только на кухне и игнорирует его так же хорошо, как слышимые из квартиры снизу стоны. Картман садится рядом.       — Знаешь что это было, дорогой мой? — спрашивает и щелкает пальцами упавший мимо пепел. Картман не курит, в его сознании достаточно чертовщины, чтобы уметь расслабляться просто залезая к себе внутрь. Он и пьет только за компанию, только с Кенни и только если угощают. А сейчас неожиданно нетрезво хихикает и доверительно шепчет: — Прелюдия. Только педики способны возбуждаться от боли и трахаться усталыми.       Стэн смиренно качает головой и тушит недокуренную и до половины сигарету.