***
Дазай вошёл в палату и, прикрыв дверь, тихо приблизился к кровати, где перемотанный бинтами и напичканный обезболивающими лежал Чуя. Стоя всего лишь в шаге, Дазай рассматривал его, отмечая про себя его травмы. И не только их. Разлетевшиеся по подушке огненные пряди, в которые он любит зарываться пальцами, лаская при этом кожу головы и извлекая из Накахары чудесные звуки. Белоснежную кожу лица с мелкими царапинами, разлёт узких изогнутых бровей, курносый нос и тонкие губы, от которых невозможно было оторваться. Открытая шея, которую обычно украшала цепочка из засосов, и открытый участок красиво выпирающих, божественных ключиц. Остальное тело, скрытое под одеялом, и тонкое запястье с выпирающей косточкой. Дазай увидел его — хоть и потрепанного, но живого, — и тяжёлый узел в груди немного развязался. Чтобы не потревожить чужой сон, Дазай аккуратно, кончиками пальцев прикоснулся к внутренней стороне его запястья, где под фалангами чувствовался пульс. Из-за этого, казалось бы, обычного явления Осаму понял, что снова чуть не потерял его. Его самого не было рядом с ним, чтобы защитить, и кто знает, сколько ещё может произойти таких случаев, ведь когда-то он может и не успеть. Осознав, что сжимает его запястье всё крепче, Дазай успокоился. Он отпустил его, сжав в руках напоследок, и вышел из палаты.***
После всё вернулось на круги своя: через несколько дней Чуя выписался из палаты и продолжил свою работу. За это время они с Дазаем не разговаривали, так как после этого случая нападения начались и другие. В итоге выяснилось, что это была подпольная организация эсперов, ранее работавших в мафии, которые были недовольны правлением Дазая. Со всеми беспорядками пришлось разбираться Чуе и остальным Исполнителям. И после всех этих неразберих, единственное, чего хотел Чуя — принять душ в своих аппартаментах и отдохнуть, желательно в компании своего парня-босса. Входя в их общую комнату, Чуя не ожидал увидеть там Дазая, сидящего на кровати и смотрящего в одну точку перед собой. А он полагал, что ему придётся силой вытаскивать его из работы. Несмотря на своё явное нежелание и шутовское поведение, Дазай становился серьёзным и ответственным, когда дело касалось серьёзных вещей, где организации могла угрожать опасность, и иногда он усердствовал даже слишком сильно. Тогда Чуе и приходилось силой вытаскивать его из кабинета, чтобы тот хоть временами брал необходимый ему перерыв. Накахаре казалось, что ситуация с эсперами из той же категории. Как видно, он ошибался. Свидетельством этому был Дазай, который проморгался и посмотрел на вошедшего, стоило только услышать звук открывшейся двери. Увидев его в непривычно тихом состоянии, Чуя решил действовать немного иначе. Мягче, с нежностью, которая была почти чуждой, чем-то новым в их отношениях. Чуя решил пока его не трогать и стал постепенно избавляться от рабочей одежды, переодеваясь в белую майку и свободные чёрные штаны. Лишь после того, как он закончил, Чуя присел на край кровати рядом с Дазаем, отмечая про себя то, что Осаму был уже в пижаме. — Эй, скумбрия, ты чего такой тихий? — всё же попытался действовать он как обычно. Заметив, что Дазай никак не отреагировал, он сказал тихим голосом: — Дазай, ты в порядке? И только тогда Осаму обернулся к нему, разглядывая его лицо с каким-то болезненным отчаянием. Чуя был удивлён, впервые наблюдая у него такое выражение лица. Он и сам стал рассматривать Дазая в ответ и был шокирован тревогой, беспокойством (за него?) в глубине тёмно-карих, почти чёрных глаз и подрагиванием уголков губ, которого никто другой бы не заметил. Чуя неосознанно потянулся руками к его лицу, желая стереть это выражение. Он обхватил лицо Дазая ладонями и прислонился лбом к его лбу. Заглянув в его глаза, попутно лаская большими пальцами скулы, он сказал, выдохнув тому в губы: — Эй, эй, посмотри на меня. Я здесь. Дазай, я здесь. Со мной всё в порядке. — И он увидел, как смягчились черты его лица, как ушла тревога из глаз, создавая такое ощущение, будто наконец вышло солнце после долгой грозы. — Я и не сомневался, чиби, — ответил Дазай хриплым голосом. Чуя хотел было привычно возмутиться, как его тут же прервал Дазай долгим поцелуем. Сначала он всего лишь мягко скользнул своими губами по его, а после лизнул нижнюю, как бы спрашивая разрешение. На что Чуя тихо простонал и открыл рот, и чем сразу воспользовался Дазай, проникая внутрь языком. Попутно исследовав им рот Чуи, в конце он переплёл их языки, соревнуясь, кто же возьмёт верх. Спустя несколько мгновений Чуя ему уступил, а из-за нехватки дыхания они вскоре разорвали поцелуй, тяжело дыша. Опрокинув Чую спиной на кровать, Дазай попросил: — Позволь мне позаботиться о тебе. — И начал стягивать с него вещи, попутно оставляя на открытой шее лёгкие поцелуи. Не успев опомниться, Чуя уже остался без одежды, но долго думать об этом ему не позволил Дазай, повсюду исследуя его тело, будто в первый раз, и нажимая на нужные точки, благодаря которым срывал с уст Чуи стоны. Достав смазку из ящика рядом с кроватью, Дазай начал подготавливать Чую, всё время бормоча ему в кожу о том, какой же он хороший, какой прекрасный и идеальный для него. Из-за этого Чуя непроизвольно вздрагивал, чувствуя, как покрывается краской от щёк и до самой груди. Через секунду Дазай вынул пальцы, однако входить не спешил — лишь ласкал тело Чуи руками, ничего не предпринимая. Когда Чуя нетерпеливо застонал, дёрнув бёдрами, Дазай успокаивающе поцеловал его во внутреннюю часть бёдра и начал неспешно входить. Из них обоих вырвался короткий стон, и Осаму остановился, давая время привыкнуть им обоим. Он коротко поцеловал Чую и сказал, делая первый толчок: — Ты не представляешь, какой же ты идеальный, какой ты узкий и как я потрясающе чувствую себя внутри тебя. Если бы мог, я бы остался тут навсегда, ты будто бы создан для меня. Эти слова вызвали какое-то чувство в его груди, стесняя дыхание, и всё, что оставалось Чуе — это стонать, выражая таким образом то, что он испытывал. И будто бы почувствовав это, Дазай продолжил говорить всякие похвалы, и о том, как же хорошо Чуя заставляет его чувствовать. В таком темпе они оба не продержались долго. Дазай выдохнул сквозь зубы стон и излился внутри Чуи, с парой движений доводя и его. Они оба полностью выдохлись и несколько минут просто лежали рядом, слушая тяжёлое дыхание друг друга. Через какое-то время Дазай встал и почистил их обоих от следов, а затем вернулся к Чуе, притянув того к себе. Одной рукой он держал его в объятиях, а другой неспешно водил пальцами сквозь огненные волосы, при этом массируя кожу головы. Привычно. Прочистив горло, Дазай проговорил: — Я испугался. — Накахара на миг задержал дыхание, но всё же продолжал сосредоточенно его слушать. — Я боялся, что это был тот самый раз, когда я не успел. Что всё закончилось, и я не смог тебя защитить. Что я потерял тебя. — На миг он остановился и продолжил: — Одна только мысль об этом была невыносимой. Я понял, что я не могу тебя потерять. Я не смогу с этим жить, не снова, Чуя. Я не настолько силён, — признался Осаму. Чуя слегка приподнялся и, глядя в его глаза, мягко произнёс: — Я здесь, Дазай. Ты меня не потеряешь. Что бы ни случилось, я всегда к тебе вернусь. Дазай тихим, уязвимым голосом ответил: — Ты не можешь обещать… — Я обещаю, Осаму, — твёрдо перебил его Чуя. — Я клянусь в этом, и будь я проклят, если не сдержу эту клятву. И Дазаю оставалось лишь кивнуть и поверить, ведь это Чуя — его Чуя — и он бы не соврал, не давал бы обещание, которое не сможет выполнить.