Some things are meant to be

- До сих пор все никак не привыкну, что можно лежать просто так и ничего не делать, — Джон поудобнее устраивается на траве, заложив руки за голову, и удовлетворенно выдыхает. - И звезд здесь целая туча, охренеть можно, я первое время каждый вечер выходил на них смотреть, и, знаешь, до сих пор не надоело... Бак, ты меня слушаешь вообще? Клевен пытается вытащить из ладони занозу, которую непонятно как туда загнал, и едва кивает. Джон понимает - нифига он не слушал, и вообще явно думает сейчас о чем-то своем. Да и заноза эта Гейла беспокоит гораздо меньше, чем он пытается изобразить. Потому что кто вообще поверит, что Гейл Клевен стал бы беспокоиться из-за какой-то там занозы? Вот именно, что никто. Джон приподнимается на локтях и смотрит на то, как Гейл зубами старается подцепить что-то, чего, может, и нет вовсе, и сглатывает - кажется, в происходящем нет ничего особенного, но по спине табуном бегут мурашки. - Пойдем-ка в дом. Тут ты себе всю руку до локтя разворотишь. Джон устраивает Гейла в своем любимом кресле, достает из кармана зажигалку, и пытается вспомнить, где можно найти булавку или что-нибудь на нее похожее, потом решает обойтись так. - Давай посмотрим, что у тебя там. Гейл мнется, но все же вкладывает свою руку в руку Джона, и все так же, как и раньше, отводит глаза. Иган проводит по раскрытой ладони Гейла кончиками пальцев раз, затем другой, стараясь действовать максимально аккуратно, но не находит ничего, что могло бы доставлять хоть сколько-нибудь неудобства, и нехотя выпускает его руку из своей. - Мне кажется, там ничего нет. - Наверное, выскочила, — отвечает Гейл, слегка пожимая плечами, и по-прежнему в сторону Джона даже не смотрит. Очень хочется ухватить его за подбородок и развернуть к себе, еще больше хочется поцеловать, но Джон ждет и не делает ни того, ни другого. Клевен пару раз сжимает-разжимает ладонь, вертит ей и так и этак, затем поднимается на ноги. Обходит гостиную, останавливается у шкафа с книгами, разглядывает корешки. Вытаскивает одну из книг, медленно, будто скучая, листает. - У меня ничего не получается, Джон. Гейл произносит это так внезапно, что Иган не сразу соображает, о чем он - книгу, что ли, не может назад поставить? Но пару мгновений спустя до него доходит, что дело гораздо серьезнее, чем книга, которую не выходит вернуть обратно на полку. Клевен поворачивается и впервые за весь день смотрит прямо на него. И выглядит таким растерянным, что у Джона разом заканчиваются все слова. То, что у Гейла и Мардж не клеится с тех самых пор, как Гейл вернулся, было понятно даже самому твердолобому. А Джон каким-каким, но твердолобым уж точно не был. Но начинать разговор и спрашивать, отчего это Клевен мотается к нему так часто, едва ли не каждый месяц, не рисковал. Еще подумает, что Джон ему не рад, и что тогда? А тогда, говорил сам себе Иган, тебе, приятель, станет очень хреново. Поэтому Джон помалкивал и старался не радоваться особо частым визитам. При этом он чувствовал угрызения совести, рассудив, что если Гейл ездит к нему едва ли не по расписанию, значит, ему здесь хорошо. Но это также значило еще и то, что там, откуда Клевен приезжает, ему плохо, и вот это потихоньку сводило Игана с ума. Сводило ли это с ума Мардж он не знал, но человеком она была явно неплохим, раз предложила Гейлу тихо-мирно разойтись, оставшись друзьями. После этого-то разговора он к Джону и приехал. Целый день валял дурака и притворялся, что у него все отлично, но выговорившись наконец, сидел и снова смотрел в пол, на стены, на полки - куда угодно, но только не на самого Джона. - Мы условились, что снова поговорим, как только я вернусь. И надо принять какое-то решение, но я... я не знаю. Мне кажется, что впервые в жизни я не знаю, что делать. Иган, в отличие от него, прекрасно знает, что нужно сказать и как поступить, но с советами не спешит. Потому что сказать: "оставайся здесь насовсем, ведь я люблю тебя и хочу заботиться о тебе. Оставайся, Бак, ведь я дал тебе прозвище, так похожее на мое, словно кольцо тебе на палец нацепил" было слишком рискованно. Клевен сейчас в полном раздрае, черт знает что творится у него в голове. Джон даже не спрашивает о том, когда Гейлу надо уезжать для окончательного разговора с Мардж - вдруг тот решит, что его здесь не хотят больше видеть. Они сидят молча очень долго, затем Джон внезапно произносит: - Давай выйдем. Клевен поднимается и идет за ним следом, а оказавшись на воздухе, слегка поднимает брови, мол, ты чего вообще хотел-то? Иган указывает рукой вверх, на почти черное уже августовское небо, и на сотни звезд, рассыпанных над ними, - Можно любоваться хоть каждую ночь, и не надоест. Он не может сейчас сказать больше, вернее, ему больше и сказать-то нечего. Все здесь твое, Бак, думает Джон, глядя как тот, задрав голову, смотрит на небо. И этот дом, и эти звезды, и я сам. Гейл уезжает рано утром, и в его отсутствие Джон начинает сходить с ума и корить себя за то, что не сказал больше, чем стоило сказать. Он то бесцельно шатается из угла в угол, то судорожно начинает делать что угодно - переставлять мебель, мыть окна, расставлять книги на полках по размеру или цвету обложки. Делает все, лишь бы не думать-не думать-не думать... Дважды он принимается набирать номер Клевена, но всякий раз бросает трубку так, будто это ядовитая змея. Ему начинает казаться, что он все непоправимо испортил. Спустя четыре дня Клевен звонит ему сам. - Небо ведь ясное не каждый день в году, Джон. Что тогда? Игану приходится поплотнее прижаться плечом к стене, потому что колени внезапно начинают мелко подрагивать, и вообще кажется, что еще чуть-чуть - и он упадет. Поэтому он прижимается как можно крепче и произносит: - Здесь всегда можно найти, чем заняться. Когда Гейл возвращается, вокруг ничего не видно из-за дождя, и звезд этой ночью тоже не будет видно, но их обоих это ни капли не беспокоит.