…
Оставшаяся неделя пролетела незаметно. Все те же неловкие взгляды, касания и совместные завтраки и ужины теперь сопровождались лёгкими, едва ощутимыми поцелуями и попытками взять друг друга за руку, более частыми улыбками и смехом. Теми искренними улыбками, какими Гань Юй улыбалась лишь в детстве. Подруги и родители отчего-то всегда вызывали у нее немного иную, немного натянутую, словно девушка хотела показаться счастливее чем есть. Доказать — но кому? — что она счастлива. Большую часть свободного времени Гань Юй и Сяо провели просто обнимаясь, сидя на диване в гостиной под очередной бессмысленный сериал или лёжа на кровати и о чем-то тихо разговаривая. Гань Юй никогда не думала, что за столь короткий промежуток времени настолько — снова — привыкнет к чужому теплу и осторожным касаниям. Но она привыкла, и вставать ранним утром — куда раньше обычного, чтобы вначале доехать до родителей — ей совсем не хотелось. За окнами едва рассвело, когда у девушки зазвучал будильник. Она, зевая, лениво поднялась с кровати. Рюкзак для двухдневной поездки был собран ещё вчера и уже стоял в коридоре, так что оставалось лишь одеться и чем-нибудь перекусить. Едва проснувшаяся Гань Юй просто зажала в зубах один из тех злаковых батончиков, что разбросаны по всей ее квартире, и принялась натягивать джинсы. День, судя по яркому рассветному солнцу и чистому небу за окном, обещает быть теплым, но девушка все равно надевает привычную черную водолазку. Гань Юй знает, что Сяо ещё спит. Она сама уговорила его не готовить ей завтрак в такую рань, ведь у ее мамы всегда найдется чем перекусить в дороге, а ему предстоит провести весь день на съёмочной площадке. И все же, она не может не приоткрыть дверь в его комнату, чтобы заглянуть. Сяо спит, почти что полностью зарывшись в одеяло, и девушке это кажется немного забавным. Тихий стук закрывшейся двери не тревожит его, и Гань Юй с облегчением выдыхает. «Мило», — подумала Гань Юй. На кухонном столе стоит лишь кувшин с водой, но это ненадолго. Готовить Гань Юй не собирается, но что-то оставить все же хочется; на столе оказывается несколько конфет, о существовании которых девушка едва вспомнила. Как и том, что сожительство с Сяо ей изначально казалось пыткой, на что вдруг тихо рассмеялась. Рядом со сладостями опустилась небольшая записка на светло-зеленом листочке. Простое «доброе утро», написанное аккуратным подчерком и очень неряшливый рисунок котенка. В кармане завибрировал телефон — таймер, напоминающий выходить из квартиры и бежать на остановку, — и Гань Юй, схватив рюкзак и тихо закрыв дверь, принялась спускаться по лестнице. Почему-то эта поездка больше не казалась ей такой пугающей, как раньше. Немного печальной — да, но не пугающей. Это и называют ностальгией? Об этом трепетном чувстве обычно пишут в книгах и блогах, когда возвращаются на родину?.. Гань Юй правда не знала, но сидя в автобусе, где была единственной пассажиркой, улыбалась. Городские пейзажи расслабляли. «Обычно мне совсем не хочется ехать, — мимолетной мыслью подмечает она, рассматривая мелькающие улицы, — А сегодня как-то… кажется, что не так уж и плоха эта затея» Через несколько остановок в пригородный автобус, едва переставляя ноги, завалилась Шэнь Хэ — девушки договорились подловить один автобус, чтобы добраться до дома родителей Гань Юй. С шумным вздохом Шэнь Хэ опустилась рядом с сестрой, тут же вытаскивая из своего рюкзака банку энергетика. — Ты не спала? — сразу спросила Гань Юй, рассматривая бледное лицо рядом. — Не-а. Некогда было, — вздохнула та, делая большой глоток, — Сколько нам ехать? — Минут сорок, — прикинула девушка, взглянув на вид за окном, а потом чуть рассмеялась, — И ещё часа четыре. — Превосходно, — Шэнь Хэ закатила глаза, — Ладно, посплю в машине. Здесь неудобно. — М-м, — кивнула старшая, чуть удобнее устраивая собственный рюкзак в ногах, — Странно, что автобус пустой ещё, обычно в такую погоду все рвутся на природу… — Юй-цзе, время пять утра, — качает головой неспавшая, — Все нормальные люди встают хотя бы в восемь. И это если учесть, что сегодня суббота. — Думаешь? — Гань Юй улыбается, глядя на залитые утренним солнцем улицы. Шэнь Хэ лишь тихо хмыкает. На одной из следующих остановок в автобусе все же прибавляется пассажиров. Всю дорогу до нужного места Гань Юй разглядывает полузнакомые улочки, редких пешеходов и едва заметные облака на голубом небе, а Шэнь Хэ, по-видимому, в который раз читает сценарий университетской постановки. Гань Юй вдруг вспоминаются школьные поездки. Обычно она точно также сидела у окна, болтая обо всем подряд, а Сяо, всегда крайне сонный, и, видимо, не привыкший к долгим дорогам, тихо жаловался ей, пока в итоге не утыкался лицом в книгу или журнал. Знакомый район, где живут родители, встречает девушку куда более свежим воздухом, чем возле ее дома. Шэнь Хэ начинает казаться, что для той, кто проснулся в пять утра Гань Юй слишком уж радостная. Хотя она подмечает это на протяжении практически целой недели, спрашивать не спешит — знает, что Гань Юй сама поделится, когда посчитает нужным. — А-Юй, А-Хэ! — машет рукой женщина, стоящая возле машины чуть поодаль от остановки, и Гань Юй тут же бросается обнимать свою мать. По-видимому, рано вставать было у них в крови, потому что другой причины столь свежим лицам Сянь Цзе и Гань Сюаня — ее тети и дяди — Шэнь Хэ не находит. Она не бросается в объятия, лишь тихо здоровается, пока мужчина приветливо хлопает ее по плечу. Сянь Цзе все же обнимает племянницу, несмотря на ее помятый вид, а затем зовёт в машину, оставляя мужа наедине с сумками и багажником. От количества вещей начинает казаться, что это вовсе не двухдневная поездка. Гань Юй и Шэнь Хэ садятся сзади, и старшая вновь смотрит в окно. Она давно не ездила в машине родителей. На автобусах, с Кэ Цин, такси… Даже с Сяо — да, но с родителями ей выдается прокатиться нечасто. Стоит машине оторваться от парковочного места, как Шэнь Хэ, нагло завалившись сестре на плечо, начинает посапывать. Гань Юй остается лишь улыбнуться и вытащить из кармана наушники, чтобы не мешать бедной девушке подремать в дороге. Сянь Цзе замечает эту картину в зеркале заднего вида, и, не спрашивая мужа, выключает радио. Четырехчасовая поездка проходит почти в полной тишине. Гань Сюань изредка уточняет у жены дорогу, на что та забавно ругается и подсказывает; где-то на втором часу возвращается радио, но музыку едва слышно за шумом колес. Шэнь Хэ спит почти всю дорогу; Гань Юй, покачивая ногой в такт мелодии из наушников, глядит на сменяющиеся пейзажи за окном. Ей всегда нравилось то, как в пути менялись виды. Широкие дороги и занятые улицы сменялись узкими, едва застроенными, пока не превращались в междугороднюю трассу. А трасса, с каждым десятком километров в сторону гор, становилась всё уже; поля сменялись лесами, города — небольшими деревушками, а затем и вовсе горными пейзажами. Именно они больше всего нравились Гань Юй в детстве. Горы. Свежий воздух, крики птиц, шорох животных и много, много зелени. Аоцан — крайне живописное место. Многие деревья поблизости горы и в самом городке имеют желтоватую или красную листву круглый год; вокруг много рек и озёр, и вся округа так и пышет жизнью. Что забавно, именно в горах растут ее любимые цветы. Сяо об этом она не сказала, но… Цинсинь — редкий цветок, растущий в горах. В гавани Ли Юэ его просто не достать. Эти растения слишком привередливы, а срезанными стоят не более двух суток. Но вот в садах горного города…растут прекрасно. У Сянь Юнь был небольшой садик на заднем дворе, и Гань Юй когда-то сажала там эти чудесные цветы. Только вот в год, когда они наконец начали разрастаться, девушка уехала, и состояние своей небольшой клумбы совсем не помнит — в свои редкие визиты она отчего-то не обращала на эти цветы внимания. А еще, чего никто никогда не понимал, Гань Юй нравился их вкус при заваривании. Чай из цветов цинсинь не пьет никто. Он кислый, но в детстве она из раза в раз убеждала и Сяо, и Сянь Юнь, и родителей в том, что с капелькой мёда эта кислятина превращается в сладкий, легкий, успокаивающий ароматный чай. Впрочем, будучи ребенком, она умудрялась пару раз съесть цветок и просто так… Где-то за полчаса до прибытия Шэнь Хэ проснулась, но, пока приходился в себя, они уже практически въехали в город. — Юй-цзе, — тихо зовет она, разминая шею, — …У тебя телефон звонит. — А?.. — Гань Юй выдергивает из уха наушник и непонимающе смотрит на сестру, — Чего? — Телефон, — повторяет Шэнь Хэ с зевком, — Твой. Девушка спешно вытаскивает мобильный из кармана джинсов и смотрит на входящий звонок. Конечно же, звонит Сяо. Но говорить с ним в родительской машине — слишком!.. Гань Юй сбрасывает звонок, а затем легко хлопает отца по плечу. «Не мог подождать пару минут?..» — Пап, высади меня здесь. Я прогуляюсь немного, — просит она. Гань Сюань послушно паркует машину у ближайшего магазинчика — хотя мог остановиться в любом месте, ведь дороги в Аоцане едва ли заняты. Сянь Цзе задумчиво поднимает бровь на эту просьбу, но не задает вопросов — её дочери раньше очень нравилось гулять по городку. — Приходи к обеду, — просит её мать, мягко улыбаясь, — Если будет настроение — захвати нам чего-нибудь к чаю. — М-м, — кивает Гань Юй, уже открывая дверь, а затем вопросительно смотрит на Шэнь Хэ, но та мотает головой, — Я ненадолго. — Купи мне банку холодного чая, — все же отвечает Шэнь Хэ за секунду до того, как дверь закрывается, хотя знает, что сестра, даже если не услышала, всё равно купит. Гань Юй вдыхает свежий горный воздух — болезненно родной, столь привычный воздух — и, узнав ничуть не изменившиеся окрестности, бездумно шагает к ближайшей скамейке. Небольшой сквер, каких здесь куда больше, чем должно быть для такого маленького города, встречает ее щебетом птиц и плеском фонтанчика, девушка усаживается в тени одного из больших деревьев. Все дети Аоцана собирают разноцветные листья по осени — Гань Юй и Сяо не были исключениями, но именно это местечко всегда было их любимым. Листья красиво плавали на поверхности едва работающего фонтана. «Наверное, альбом с листьями всё еще лежит под кроватью, — вдруг думает девушка, чуть хмурясь, — Я ведь так и не выкинула ничего…» Шумно выдохнув, Гань Юй перезванивает, и, не услышав даже гудка, встречается с мычанием Сяо и каким-то шорохом. — Извини, я в машине была, — тут же произносит она, — Доброе утро. Ты как?— О? Я-то ничего. Перерыв, — парень снова шуршит, по-видимому, упаковкой от перекуса, — Как дорога?..
— Неплохо, — хмыкает Гань Юй, а потом чуть смеется, — Едва ли что-то изменилось. Здесь… Даже пахнет всё также, — и она точно знает, что Сяо слышен и щебет птиц, и шорох листвы, и шум фонтана.— Вот и славно, — даже без видеосвязи понятно, что старший улыбается, — Не унывай там, ладненько? Передай тёте привет.
— Постараюсь улучить минутку без компании родителей, — девушка поднимает глаза к небу — несколько белых облачков лениво плывут по чистой синеве, — Ох, никакая гавань Ли Юэ не сравнится с этим чертовым Аоцаном…— …Съездим как-нибудь вдвоем, — виновато бурчит Сяо в трубку, по-видимому, прикрывая рот рукой, — Прости, пора бежать.
— Мгм, — кивает Гань Юй, — Хорошего дня.— И тебе, — снова шорох, и…звонок завершён.
Это, конечно, немного не тот звонок, на который рассчитывала девушка. Но…было достаточно и такого. Сяо волновался за нее, и нашел минутку позвонить даже посреди рабочего дня — хотя десять утра субботы вряд ли считаются таковыми, но съёмки у парня начинались примерно в восемь, так что перерыв был заслуженным. Гань Юй оглядывается, и кроме высоты некоторых деревьев совсем не замечает изменений в сквере. Быть может, фонтан стал журчать чуть чище, ведь струйка воды больше не прерывается — починили. Но всё остальное?.. Нет, не изменилось. Девушка не любит этого признавать, но такие места… Несмотря на все воспоминания, которые она долгое время старалась игнорировать, всё еще ее любимые. Не шумные вечеринки, не университетские закоулки или крыша, нет. Старые скверы в родном — хотя нет, родилась-то девушка не здесь — городке, скамейки, тени деревьев. Берега рек и озёр поблизости, куда она обязательно сходит ближе к вечеру. Быть может, ее собственная комната в доме тёти. Чердаки и крыши. Гань Юй позволяет себе ненадолго прикрыть глаза и просто послушать шелест листвы. Она, наверное, просидела бы так куда больше пары минут, если бы вдалеке не послышались чьи-то голоса. Девушка нехотя поднимается со скамейки — пересекаться с людьми не хочется. Вместо асфальтированной дорожки она шагает по едва заметной тропинке между деревьями и выходит к потрёпанной годами детской площадке. Качели здесь были не слишком безопасными и в свои лучшие года, но Гань Юй все равно садится и легко отталкивается ногами от земли. Как давно она не качалась на качелях?.. Гань Юй не помнит. Быть может, пару месяцев, потому что находила где-то возле дома площадку, а может и несколько лет со своего последнего визита в Аоцан. Но это неважно; ощущения одни и те же, разве что в этом городке воздух чище, а качели — скрипучее.…
Шэнь Хэ сидит на ступенях внутреннего крыльца и задумчиво вертит в руках небольшой белый цветок. Ими засажен весь задний двор дома её опекуна. Сянь Юнь всегда говорила ей, что эти цветы посадила Гань Юй, и, сколько бы женщина не порывалась выкопать хотя бы часть — рука не поднималась. Цинсинь — красивые цветы. Редкие и обычно не растущие так близко друг к другу, но… Здесь их нет лишь на каменной дорожке и возле стола. Во всем Аоцане цинсинь растут на клумбах, но во дворе Сянь Юнь их, наверное, больше всего. Шэнь Хэ это всегда казалось забавным, особенно после знакомства со старшей двоюродной сестрой… Потому что встретила она совсем не ту девчушку, о которой ей рассказала Сянь Юнь. Пускай Гань Юй и осталась мягкой и заботливой, но больше не позволяла другим себя обижать. Пользоваться собой. И Шэнь Хэ, выросшая в не самых лучших условиях… искренне уважала ее за эту стойкость. Гань Юй похожа на цветы цинсинь — к такому выводу пришла младшая, пробыв рядом четыре года. Отстраненная, словно горный цветок, но мягкая и элегантная; хрупкая, но на самом деле способная выстоять многое. А ещё действительно тянущаяся к заботе и теплу. Шэнь Хэ и сама похожа на горные цветы, но совсем в других аспектах: она, в отличие от Гань Юй, действительно отстраненная, словно закрытая от людей. Для многих даже недосягаемая, ведь её холодный характер отпугивает. Шэнь Хэ не может сравнить себя с цветами цинсинь — скорее с хрустальными колокольчиками, прекрасно цветущими над обрывами и пропастями. От этих странных сравнений Шэнь Хэ отвлекает звук шагов сзади, а затем тепло. Рядом с ней опускается Сянь Цзе. — А-Хэ, можно тебя на минутку? — мягко спрашивает женщина. Девушка кивает, укладывая цветок рядом со своей рукой. — Знаю, мне стоило бы поговорить об этом с самой Гань Юй, но… — Сянь Цзе вздыхает, — Тебе не кажется, что она ведёт себя немного странно? Шэнь Хэ сразу понимает, в чем дело, однако… Гань Юй ведь просила ее молчать. Не рассказывать никому. Но все же…едва заметно кивает. Шэнь Хэ умеет врать, только вот не той, кто так похожа на её опекуна. — Не думаю, что это что-то серьезное, — тихо произносит Шэнь Хэ, стараясь придумать сестре оправдание, — Она просто стала чуть радостнее. Может, потому что получила серьезную роль. — Наверное, глупо так заботиться о взрослом человеке, — немного горько вздыхает Сянь Цзе, качая головой, — Мать из меня никудышная: все детство дочери провела на работе, а теперь никак не приму, что она такая самостоятельная… — Тётя Цзе, — Шэнь Хэ кладет руку ей на плечо, — Это не так. Шэнь Хэ не уверена, в какой момент стала для всех той, кому можно выговориться, но… По-видимому, ее молчаливость прямо-таки подталкивает на душевные разговоры. — Раньше она улыбалась немного по-другому, — сменяет тему старшая, — Ты, наверное, не видела, но… Это была искренняя улыбка, действительно счастливая. И…такой улыбки у нее я не видела почти одиннадцать лет. Но… сегодня, кажется… Девушка знает: Сянь Цзе — умная женщина. Она наверняка понимает, что в жизни ее дочери появился кто-то, способный заставить ее так улыбнуться. Только вот тетя Цзе наверняка не обрадуется, скажи Шэнь Хэ ей о том, что причина — вернувшийся Сяо.…
Гань Юй доходит до дома через несколько часов, практически около полудня. Она обошла как минимум половину городка, и во многих местах останавливалась просто подумать. Вспомнить. Но больше всего воспоминаний навевала родная улица. Дома здесь тоже не изменились. Даже деревья выглядят все также. Девушка какое-то время разглядывает соседний дом, где раньше жил ее лучший друг. Возле него больше нет наспех брошенного велосипеда, не растет так много цветов; кажется, будто в доме вообще никто не живёт уже долгие годы, хотя Гань Юй помнит, что когда-то видела в окнах свет. А вот дом Сянь Юнь ничем не отличается от того уютного места, которым Гань Юй его всегда знала. Вдоль забора растут цветущие кустарники, где-то вдоль тропинки расставлены забавные садовые фигурки, а у крыльца стоит скамейка. Вечно горящая жёлтая лампа над дверью; светло-голубые шторы гостиной, которые видно из большого окна. Все точно такое же. Гань Юй без раздумий открывает дверь — знает, что не закрыто — и ее встречает аромат яблочного пирога. Когда только тетя успела?.. Лишь взглянув на настенные часы, девушка понимает, что слонялась по городу два часа. Она сбрасывает с ног кеды и проходит в кухню, где ее тут же встречают объятия знакомых рук. — А-Юй, ну и задержалась же ты, — тут же причитает Сянь Юнь, мягко хлопая по спине племянницу, — Мы уж поесть успели, но тебе я оставила! — Спасибо, — сквозь улыбку тихо отвечает Гань Юй, позволяя пакету выпасть из рук, чтобы обнять тётю в ответ, — Захотелось прогуляться, вот и… — Приезжала бы почаще, — чуть ругает ее женщина, отстраняясь, — Ну, это все на потом, сейчас у нас чайник закипает, — и спешно отходит, чтобы выключить газ. Девушка, немного помедлив, все же поднимает пакет и выкладывает его содержимое на стол: пачка печенья, несколько банок чая для Шэнь Хэ, любимые конфеты Сянь Юнь и полупустая бутылка газировки. — А где все? — вдруг спрашивает она, когда понимает, что кроме нее и Сянь Юнь в доме никого не слышно. — Цзе вышла во двор, А-Хэ где-то там же, — женщина уже принялась раскладывать пирог на тарелки, — А отца твоего я попросила посмотреть дверь на втором этаже, она стала просто ужасно закрываться. Гань Юй кивнула и уселась за широкий стол, и перед ней тут же очутилась тарелка с куском пирога и чашка чая. Вкусно. Как в детстве, разве что на соседнем стуле нет соседского парнишки, привередливо доставлено кусочки ягод вилкой. Гань Юй невольно улыбнулась при этом воспоминании; ей вдруг стало интересно, до сих пор ли Сяо избегает смородину? Сянь Юнь села напротив и задумчиво — или словно что-то задумала! — улыбнулась. О… В этом доме равное количество человек и знало, и не знало о том, что у Гань Юй вообще есть сосед по квартире. — Вы поладили? — негромко спрашивает женщина, постукивая ногтями по столу. Гань Юй, занятая яблочным пирогом, чуть отвела взгляд и кивнула. К счастью, от допроса ее спас тихий скрип двери и шаги — за стол через пару мгновений опустились Шэнь Хэ и Сянь Цзе. «Ради всего святого, не проболтайтесь маме! — вдруг по-детски взмаливается Гань Юй, — Она или меня, или его просто убьёт!» — О, спасибо, — тихо произносит младшая девушка, когда замечает жестяную банку с чаем, — Долго ты. — Засмотрелась, — вздыхает Гань Юй, — Просто…тут совсем ничего не меняется. — Такое уж место этот Аоцан, — мягко смеётся Сянь Юнь, — Меняются только люди в нем. — Юнь-Ю, — хотела было позвать сестру Сянь Цзе, но вдруг поняла, как глупо звучит такое обращение к взрослой женщине — да и сама она ведь не ребёнок, — Вечно ты с этим Аоцаном. В гавани тоже неплохо. — В столице? Ну уж нет, там слишком шумно, — со смехом отмахивается та, — Мне больше по душе спокойные места. — Я бы хотела побывать в Цинцэ, — вдруг добавляет Шэнь Хэ, — Говорят, там красивые водопады. — У меня есть знакомые там, — Сянь Юнь продолжает стучать ногтями по столу, — Думаю, Гуй Чжун согласится показать нам город, если мы приедем, — но вдруг встречается с недовольным взглядом своей сестры. Гань Юй невольно напрягается. — Мне там не понравилось, — пожимает плечами Сянь Цзе, и тон ее не слишком… дружелюбный, — Слишком много всего превратили в развлечение для туристов. — М… Спасибо за пирог, — неловко произносит Гань Юй, поднимаясь из-за стола и оставляя пустую тарелку, — Я…пойду отдохну. Она практически сбегает, лишь бы не заставать этой неловкой перепалки. Как ей вообще сказать родителям, что она, чёрт, встречается с Сяо?! Сянь Цзе точно прибтьет их обоих! Девушка ещё никогда так не радовалась тому, что ее комната находится на втором этаже. Тут не слышно разговоров с кухни. Гань Юй заходит в свою комнату под заинтересованный взгляд отца, умирающего инструменты обратно на чердак, но тот ничего не говорит. А в её комнате… Все действительно по-старому, разве что кровать не застелена, но всё необходимое аккуратно сложено в углу матраса. Те же фотографии и плакаты на стенах, те же забитые подаренной или сделанной своими руками мелочью полки, те же… Цветы в глиняной вазе. Гань Юй чувствует, как при их виде сжимается сердце. Все ещё больно. « Так и не убрала их со шкафа, — вздыхает она, — Не место им там…» Когда ее взгляд возвращается к невысокому стеллажу со старыми игрушками, она все же вспоминает, откуда они. Почти всю эту мелочь подарил ей Сяо, когда они были детьми. Гань Юй сохранила даже бумажные фигурки, складывать которые когда-то их обоих научила ее тетя. Находится здесь все ещё больно, даже если сейчас все хорошо. Настенные фотографии, подвешенные на тонкую красную верёвочку — их совместные снимки с самого детства и до средней школы. Гань Юй прекрасно помнит, сколько раз порывалась выкинуть, изрезать или сжечь их, но… Дальше того, чтобы снять фотографии со стены никогда не заходила и каждый раз, тихо всхлипывая, вешала обратно. Она бездумно опускается на незастеленную кровать и устремляет взгляд в потолок. Вместо привычного чисто-белого ее встречает слегка розоватый оттенок — у Сянь Юнь закончилась белая краска при ремонте пятнадцать лет назад — и свисающие бумажные фигурки. Гань Юй помнит, как старательно нанизывала бумажные звёздочки на леску, чтобы развесить. В некоторых из них были написаны желания. О будущей карьере, ведь тогда она хотела стать врачом, о том, какой крутой должна быть средняя школа, в итоге превратившаяся в персональный филиал ада, о дружной семье (хотя бы одно из них исполнилось) и других мелочах, которые может придумать девятилетний ребенок. Девушка точно помнит, что в одной из бумажек писала о том, что они с Сяо всегда будут друзьями. Гань Юй прикрывает глаза, лишь бы не провалится ещё глубже в эти мысли. Обычно не визиты в Аоцан проходят не так: она не вспоминает все в таких деталях. И…обычно воспоминания не из приятных, но в этот раз в памяти всплывают только хорошие мгновения. Счастливые. Возможно, годами ненавидеть горный городок было ошибкой. Гань Юй все же провела еще несколько часов просто рассматривая собственную комнату, листая старые журналы, альбомы, тетрадки и много-много думая. Вспоминая. И… Сейчас всё это кажется ей столь глупым. За исключением школы — и командировок родителей, хотя сама девушка в этом никогда не видела столь большой проблемы — всё ведь было действительно хорошо. У нее были любящие родители и тётя, хороший дом, лучший друг… Даже в старых тетрадях и дневниках, которые Гань Юй нашла в ящике стола, все не так плохо. Почти каждая запись об обидчиках сопровождается тем, что Сяо или прогнал их, или нашел способ подбодрить ее. А ещё… Даже в детских записях проскальзывают те трепетные чувства, которым Гань Юй не смогла вовремя дать волю. В её предпоследнем дневнике, том, что вёлся до переезда Сяо, очень многие страницы посвящены именно ему. Тому, какой он заботливый, смешной, милый, красивый, и Гань Юй, перечитывая собственные глупые строчки, не может с ними не согласиться. В итоге ей даже захотелось забрать что-нибудь с собой. Может, одну из плюшевых игрушкек или пару фотографий… Девушка всё же снимает со стены одну из фотографий: ту, где стоит целая толпа людей. Гань Юй узнает среди них своих родителей, тётю, добродушную соседку, имени которой не помнит, а также родителей Сяо и его самого; в самом центре широко улыбается маленькая Гань Юй. На обратной стороне кривым детским почерком выведено «8й день рождения!». «Нет, эта лучше пусть остается здесь, — тут же качает головой девушка, вновь закрепляя фотографию на веревочке, — Я и забыла, что подписывала их…» Вместо этого снимка Гань Юй находит тот, где они уже постарше. Наверное, один из последних — Сяо на нем уже едва отличается от себя нынешнего, разве что черты лица чуть мягче, а рост — ниже. На этой фотографии, кажется… Начало школьного года, потому что девушка узнает столь ненавистную ей форму. Сяо вполне идут клетчатые брюки и рубашка, а вот Гань Юй рядом выглядит довольно забавно. И все же… Сейчас, глядя на снимок, она печально улыбается. Да, ее одноклассники были в чем-то правы, но все они были глупыми детьми, одни из которых не понимали, как сильно слова способны ранить, а другие — как защитить себя. «Мне тоже шла эта форма, — признается она самой себе, глядя на кадр одиннадцатилетней давности, — И мне правда нравилось надевать ее в первые разы» Гань Юй не любит вспоминать школьные дни — в них и вправду было мало хорошего, — но эту фотографию вкладывает в записную книжку, которую привезла с собой. У нее чуть щемит сердце, но это не та боль, которую испытывает обиженный на мир ребенок, совсем не та. Это…немного приятное тянущее чувство, напоминающее о чем-то давно забытом. Чуть посомневавшись, Гань Юй раскрывает старый шкаф с одеждой. Большую часть вещей она забрала при переезде, ещё сколько-то просто выбросила, но старая школьная форма до сих пор лежала на полке; где-то в глубине наверняка сохранилось и платье, когда-то купленное на выпускной, который девушка так и не посетила. Она достает едва ли мятую рубашку — Сянь Юнь, видимо, прибиралась здесь, — и задумчиво расправляет ее, прикидывая размеры. Старая школьная форма в разы больше той одежды, что она носит сейчас. Что-то заставляет Гань Юй просто накинуть ее поверх водолазки и уставиться в зеркало. Ткань свободно свисает и с плеч, и с груди. Рубашка попросту слишком большая, и даже рукав, который должен был быть выше локтя, превращается в три четверти, и эта картина заставляет девушку глупо усмехнутся. А ведь ей предстоит играть роль старшеклассницы! Хотя с этим, конечно, проблем не будет. Старая форма старшей школы ей была по размеру и сейчас, она уверена; разве что не сошлась бы пара пуговиц на груди. Гань Юй небрежно свернула рубашку и затолкала обратно. Пусть лежит. От досконального изучения собственной комнаты отвлекает мягкий стук. — А-Юй, можем поговорить? — спрашивает Сянь Юнь из-за двери. Гань Юй открывает дверь и кивает; женщина заходит в комнату, держа в руках несколько чашек и заварник. — Мы с твоей мамой чуть не поцапались, — шутливо произносит она, устраивая посуду на рабочем столе, — Уж не думала, что моя сестра настолько злопамятна к какому-то ребенку. — Вы говорили о Сяо? — негромко спрашивает девушка, садясь на кровать. — Случайно вышло, когда я упомянула Гуй Чжун и Цинцэ, — Сянь Юнь принялась разливать чай, немного покачивая головой в знак неодобрения, — Но вы ведь ужились, правда? —…Ага, — кивает Гань Юй, принимая из рук тети чашку с теплым чаем. Пахнет приятно, и лёгкий пар, когда она делает глоток, позволяет ей скрыть чуть покрасневшие щеки, — Вполне. — Вот и я ей пыталась сказать, что столько лет спустя можно и не злится на них, — Сянь Юнь опускается рядом, — Если и винить кого, то уж явно не мальчишку. — Тётя Юнь… — тише обычного вдруг произносит девушка, — Сяо не писал писем? Тогда, десять лет назад… Бумажных писем. — Вообще-то, была парочка, — хмыкает женщина, задумчиво склонив голову чуть вбок, — Но я отдавала их твоей маме, как только она приезжала. — О… — губы Гань Юй невольно застывают в удивлённом положении, а затем она, приложив руку ко лбу, качает головой и горько смеётся, — Она не говорила мне… — Сянь Цзе не передавала тебе ни одного?.. — переспросила старшая, невольно пропуская в голос искреннее негодование. — Она, наверное…думала, что лучше не стоит, — снова качает головой Гань Юй, — Я многое наговорила после переезда, и… Мама ведь всегда заботилась о моих чувствах, наверное вот и решила… — Это не повод скрывать от тебя письма, — вздыхает Сянь Юнь, приобнимая племянницу за плечи — и та послушно укладывает голову ей на плечо, — Особенно письма от близкого друга. Гань Юй сжимает горячую чашку крепче, до побеления костяшек. Сянь Юнь всегда была лучшим родителем, чем Сянь Цзе; и именно Сянь Юнь, даже не зная всей ситуации, всегда угадывала настроение Гань Юй, всегда находила момент поговорить или наоборот оставить наедине; именно Сянь Цзе долгие годы была той, чьи руки и спокойный голос утешали девочку. Она всегда была рядом в тяжёлые моменты. Даже сейчас. —Мне стоило догадаться, — вздыхает Гань Юй, на что женщина в вопросе поднимает брови. — О том, что он написал бы на твой адрес, — поясняет девушка, — Мы… Поговорили, но о письмах он даже не заикнулся. — Столько лет прошло, — мягко качает головой Сянь Юнь, — Может он и сам забыл. Ты ведь тоже не помнишь все в деталях, а время… Время лечит, Гань Юй, — и в ее голосе слышно, что она улыбается. Мягко и терпеливо, как улыбается лишь с детьми. — …Это так, — тихо соглашается она, ненадолго отрывая голову от теплого плеча, чтобы сделать глоток, — Сейчас мне…совсем не страшно в Аоцане. Только немного печально. — Ты скучаешь по старым денькам, — Сянь Юнь словно читает мысли своей племянницы, только вот слова подбирает куда лучше, чем если бы Гань Юй постаралась описать эти чувства, — Порой время возвращает в наши жизни тех, о встрече с кем даже и не задумываешься, пока она не произойдет. В ответ — тихое «Мгм». — Судьба забавная вещь, — продолжает женщина, — Иногда, совсем не надеясь на это, можно встретить того, кто предназначен тебе, и, поверь, — она делает особый акцент на этом «поверь», — Речь совсем не о родственных душах. — О друзьях, — бормочет Гань Юй, — Семье… — Именно о них, — подтверждает Сянь Юнь, гордо улыбаясь. Она рада, что ее племянница понимает такую простую истину, — Нити судьбы, может, и связывают двух людей особой связью, только вот… Нити путаются, растягиваются и даже рвутся. — Моя нить уж точно запуталась, — с невольной улыбкой тихо произносит девушка, вдруг поднимая глаза на тётю. Гань Юй знает — ей можно рассказать. Она поймет. Не станет злится, но… Что-то до сих пор ее держит, хотя А-Хэ уже знает. Надёжность ее младшая сестра уж точно переняла от Сянь Юнь. — Любой узел можно распутать, — голос женщины ровный и спокойный, хотя в нем и слышится нотка грусти, — А ещё нити можно завязать самостоятельно, — она вдруг чуть смягчается, легонько прижимая Гань Юй к себе поближе, — Я ещё в детстве поняла, с кем тебя свяжет судьба. Я угадала? —…да, — едва слышно признает девушка, вдруг снова чувствуя себя ребёнком. Той четырнадцатилетней Гань Юй, которая часами рыдала о том, что Сяо уехал, уткнувшись в плечо тёти. Пусть и нехотя, но она пришналась Сянь Юнь еще в одной мелочи, — Он тоже знает. — Не слушай Цзе, — вдруг серьезно советует женщина, — Ты знаешь, как она познакомилась с твоим отцом? Гань Юй вдруг уставилась на нее ужасно любопытными глазами. Она не знает. — Ты только ей не говори, что я сболтнула, — тихо смеётся Сянь Юнь, — Они встретились совершенно случайно, когда твоя мама была в очередной командировке. Гань Сюань ради неё всё бросил, лишь бы не упустить родственную душу. Через полтора года появилась ты. Гань Юй не знает, смеяться ей или серьезно размышлять над этим. Полтора года?.. Этот временной промежуток кажется ей ужасно маленьким! Она… Кэ Цин не подпускала к себе почти столько же, и спустя столько лет дружбы они до сих пор многое не знают друг о друге. —… Я говорила ей не спешить, — тихо вздыхает Сянь Юнь, — Но Цзе всегда была ужасно упрямой, — и треплет Гань Юй по волосам, заставляя тихо смеяться, — Зато благодаря им двоим у меня есть такая прелестная племяшка, — и сама широко улыбается, — Ты была очаровательным ребенком, и выросла в прелестную девушку. Гань Юй остаётся лишь тихо принять всю эту информацию. Выходит… Что свою родственную душу она знает почти всю свою жизнь. Ей не придется ничем жертвовать, как это сделал её отец, и ей уж точно не придется… Идти на поводу у мимолётно возникших чувств. Нет, ее родители любят друг друга, только вот любить — не значит действительно знать. Полтора года…ужасно маленький срок от знакомства до рождения ребенка. — А ты?.. — вдруг спрашивает Гань Юй, любопытными глазами глядя на старшую, — Встречала?.. — Ты о ней слышала, — признает Сянь Юнь, — Встречала. Была ужасно близка. Но… Я ведь уже сказала, нити рвутся. — Вы… Разошлись?.. — девушке отчего-то хочется надеяться на лучшее, даже зная, что «рвутся» скорее всего отсылает к смерти. — Да, — кивает женщина, и Гань Юй с облегчением выдыхает, — Так случается. Но ещё на нитях можно завязать новый узелок, — в голосе Сянь Юнь лишь искреннее тепло, — Родственная душа может быть не только любимым человеком, но и другом. Семьёй.…
Сянь Юнь ещё долго рассказывала о хитростях судьбы и том, как не всем суждено обрести счастье; разве что так и не сказала, с кем оказалась связана сама. Гань Юй отчего-то кажется, что ситуация её тёти ужасно запутана, и… Ещё она узнала, что «связать нити» — это про Шэнь Хэ. Что какая-то едва значимая часть этих несчастных татуировок может измениться, впутывая в эти запутанные связи кого-то третьего; что родственной душой может быть семья, которая станет куда ближе кровной. И это… Интересное открытие, ведь Шэнь Хэ никогда не показывала своего интереса в этой теме. Девушка давно позабыла, какой хороший из Сянь Юнь рассказчик, и… Как она заботится о ней. Долгие размышления тёти действительно отвлекли Гань Юй и даже развеяли некоторые ее тревоги, которые она отчего-то не могла произнести вслух — но Сянь Юнь и не нужно было слышать вопроса, ведь она словно понимала все по глазам племянницы. Гань Юй успела забыть, что Сянь Юнь ей практически как вторая мать. Возможно, даже ближе чем настоящая — именно с Сянь Юнь девушка провела все детство… Ближе к вечеру Гань Юй выходит во дворик дома, где устраивается на повидавшей жизнь скамейке. Уже начало чуть темнеть, и… Заросшая цветами цинсинь лужайка будто бы чуть мерцает. Переливается оставшаяся с утра роса. В воздухе витает плотный аромат этих цветов, и девушка невольно улыбается. Она помнит, как сажала здесь первые несколько и как печалилась, когда цветы в первые дни опускали свои листья. Ее губы трогает спокойная улыбка. Сейчас это решение кажется немного неуместным, но она обязательно покажет это место Сяо. Ему точно понравится. Гань Юй знает, что глупо понимать одну простую истину столько лет спустя, но… Ее настоящим домом всегда был Аоцан. Здесь ей нравится куда больше, чем в шумной гавани Ли Юэ, и… Здесь ее лучшие воспоминания, пусть некоторые из них и забылись со временем. В углу участка есть небольшой пруд, и там точно растут лотосы. Гань Юй чувствует нотку их аромата, хотя не видит самих цветов. Раньше их здесь не было, но за долгие годы хоть что-нибудь да должно было измениться в этом месте. От бессвязных мыслей отвлекает вибрация телефона в кармане. Девушка тут же глядит на экран, но это лишь бессмысленное смс с рекламой. Гань Юй задерживается взглядом на времени — уже семь вечера. «Сяо, наверное, уже закончил?» — вдруг задумывается она, открывая мессенджер.@yuiyui
как день?
Длинные и содержательные сообщения в переписке Гань Юй почему-то терпеть не может. Сяо отвечает почти сразу же — и тоже довольно коротко. @__xiao Отсняли всё, вроде нормально @__xiao У тебя как?@yuiyui
неплохо. весь день просто…вспоминаю всякое.
@__xiao Аоцан все такой же? Гань Юй вместо ответа отправляет фотографию заполонивших двор цветов. Это, пожалуй, единственное, что вообще хоть как-то значительно изменилось. @__xiao Красиво@yuiyui
а ещё тётя угадала с тем, что мы…
@yuiyui
родственные души
@__xiao Она с детства об этом шутила@yuiyui
а кто бы ей тогда поверил?
@__xiao Я Дальше переписка перетекла в краткий пересказ рассуждений Сянь Юнь, и, к их же удивлению, многие из слов женщины совпадали с собственными убеждениями. Деталь про Шэнь Хэ девушка умолчала — не так уж это и важно. После Сяо перевел тему к тому, что тоже хотел бы погулять по Аоцану, на что в ответ получил грустные смайлики. Перед тем, как все же закончить — или приостановить — переписку, Гань Юй пишет короткое «приеду завтра вечером». Слово «домой»… сейчас кажется неуместным. Её дом — настоящий, родной дом — здесь, в Аоцане. На обмен сообщениями каким-то образом ушло почти сорок минут; на улице сильно стемнело и чуть похолодало, но Гань Юй не обращает на это внимание. Никому не сказав, она выскальзывает за калитку и неторопливо шагает вглубь небольшого лиственного леска — впрочем, других на Аоцане нет. Примерно через десять минут ходьбы вдоль старой каменной тропинки Гань Юй выходит к огромному озеру, окруженному разноцветными деревьями. Листва приятно шелестит, где-то вдалеке слышится пение вечерних птиц.Вода кажется неподвижной, ведь даже лёгкий ветерок не тревожит зеркальную поверхность. Гань Юй всегда нравилось это место. Здесь тихо, спокойно и очень красиво. Чуть поодаль от тропинки есть давным-давно обрушившийся каменный мост, на краю которого усаживается Гань Юй, без раздумий свешивая ноги к воде. О, она помнит, как в последний раз сидела здесь вместе с Сяо — они смотрели на звёзды поздним вечером, а рядом с ними потрескивал костёр, за которым приглядывала Сянь Юнь. Это был хороший вечер, и… Гань Юй вдруг поднимает глаза к небу — чистому, безоблачному звёздному небу — и невольно улыбается. Точно такой же вечер. «Нет, я и вправду дуреха, — ругает сама себя девушка, разглядывая мерцающие звёзды, — Столько лет бегать от воспоминаний…которые на деле-то вполне безобидны…» И все же, отражение звезд на водной глади привлекает больше. Кажется ближе, и Гань Юй чуть наклоняет голову, чтобы взглянуть и на собственное отражение. «Маленькая я, наверное, обрадовалась бы, узнав о том, что мы с Сяо — родственные души, — вдруг думает она, глядя на собственные длинные волосы в отражении, — И… Я сейчас, вернувшись домой, ведь тоже рада»