Очень долгий сон

      Кажется, ему снится сон.       В этом сне уже привычный жар отступает, а тело погружается в прохладу, которую он не чувствовал так давно. Тут нет шума битвы, ему не больно и на душе спокойно.       Он медленно открывает глаза, чувствуя как кто-то гладит его по голове, и тут же моргает несколько раз, замечая отсутствие стянутости век, к которой уже привык.       Рука, зарывшаяся в волосы Даби, кажется удивительно большой и прохладной. Это успокаивает. Пожалуй, он слишком устал, чтобы подскакивать и швыряться огнём в нарушителя его личного пространства.       Взгляд голубых глаз наконец проясняется, и парень обводит взглядом комнату.       Чтобы тут же сжаться в каком-то первобытном ужасе от одного вида этого места. Пусть он и не был тут уже так много лет, он ни за что не спутает. Да, это оно.       Взгляд начинает метаться по помещению, подмечая всё больше знакомо-незнакомых деталей. Кажется, ему трудно дышать.       — Тойя? — нежный женский голос зовёт его откуда-то сверху и он поднимает голову, понимая, что до этого лежал на чужих коленях. — Милый, всё хорошо?       Даби хочется истерично засмеяться, сжечь всё до тла, а потом зарыдать во весь голос.       Потому что это всё бред. Бред, который даже определённо поехавший крышей парень отказывается признавать. Бред, в котором он какой-то маленький, без ожогов, ничего не болит, рядом нет никакой битвы. Есть только она. Молодая, нежная, любящая и здоровая.       Даби хочется поджечь себя, лишь бы не видеть этого.       Но вместо этого он отвечает: «Да, мам».       И снова расслабляется на её коленях, с каким-то ранее неведомым спокойствием принимая происходящее.       Оказывается, что ему снова семь лет, у него есть младшие брат и сестра, а у мамы круглый животик, в котором созревает проблема всей жизни Даби.       И он принимает это.       В конце-концов, это всего лишь сон.       В этом сне кажется, будто времени нет, но одновременно с этим оно течёт слишком быстро. Даби понимает это, когда заплетает волосы сестры, и мама хватается за большой живот, начиная вызывать скорую.       Да, всё правильно. Ровно неделя до дня рождения Тойи.       Взрослый парень в теле почти восьмилетнего мальчугана ожидает, что его мир вновь рухнет, но этого не происходит. В этом сне он почему-то слишком спокойный и счастливый. В этом сне почему-то он даже никогда не тренировался и не хотел стать героем. В этом сне он обычный мальчишка и это так… хорошо. Что же, Даби подыграет, пока идёт сон, а потом после пробуждения вновь пойдёт сеять смерть и хаос, одним своим упоминанием вызывая ужас.       Это не так уж и сложно.       Особенно когда в груди становится тепло от радостной Фуюми, которой он всë-таки доделывает причёску (она, откровенно говоря, ужасна, но девочке, кажется, нет до этого дела), а к его боку прижимается пока ещё совсем крошечный трехлетний Нацуо.       Был ли он когда-либо так близок с ними? Было ли когда-нибудь в его груди это тепло от их присутствия и любящих взглядов?       Даби уже и не помнит. Да и не хочет вспоминать. Хотя бы пока длится этот сон.       Стоя за спинами младших у маленькой детской кровати, он снова ничего не почувствовал. Кроме, пожалуй, лёгкой брезгливости от вида слюнявого красноватого морщинистого лица. Дети всë-таки страшненькие и противные, в этом Даби убеждается в четвёртый раз, второй раз глядя на новорождённого Шото.       Чудо-мальчик не вызывает ничего. Ни злости, ни ужаса, ни ненависти, ни желания поджарить. Ничего. И это не так уж и плохо.       В том, что время в этом сне летит катастрофически быстро он снова убеждается, когда Шото уже перестал быть похожим на красный сморщенный изюм, не способный шевелиться.       — То-о-о…       — Тойя.       — То-то!       Вновь чувствуя странное умиротворение, он послушно кивает, понимая, что в ближайшие пару месяцев будет вынужден откликаться на «То-то», пока мелкий не научится нормально говорить.       О том, что этот сон слишком странный он предпочитает не думать, со спокойствием монаха принимая всё. Даже заботливого и адекватного Старателя.       Когда время снова пролетает и по дому становятся слышны шлепки босых ног бегающего туда-сюда Шото, Даби переводит взгляд на мужчину, треплющего его красные волосы в какой-то неловкой попытке похвалить за хорошие оценки в школе, и понимает, что не хочет того, чтобы этот сон заканчивался.       Примерно с этого момента, который парень про себя прозвал «отправной точкой», время начинает бежать с такой скоростью, что он едва поспевает за ним. Но это не плохо.       Ему, тринадцатилетнему Тодороки Тойе, нравится этот сон, который таковым уже и не ощущается. Воспоминаний до сна почти не осталось, из них были только несколько человек. Пугающий парень с рукой на лице, девочка с ножами, забавный мужчина с раздвоением личности, фокусник, ящерица, девушка с щетиной и туман. Он не помнит, но понимает, что по-своему ценил их.       Ведомый наваждением, он впервые за весь сон бредёт на пик Секото, словно очарованный. Задумчиво оглядывает местность и собственные руки, прежде чем пожать плечами и улыбнуться, разворачиваясь в сторону дома.       Дома его ждёт семья. Немного неловкий, но всё же хороший папа, ласковая и нежная мама, любимая младшая сестра, задорный младший брат и совсем мелкий чудо-мальчик, что любит забраться к нему на спину с просьбой «покатай».       Полностью сгоревший собственной силой в этой битве, он наконец испускает свой последний вздох, мысленно говоря «спасибо» за этот долгий сон.       Тодороки Тойя, так же известный как Даби, умирает пусть и мучительной, но спокойной смертью, зная, что стоит ему закрыть почти не видящие глаза, как он снова окажется там.       Д о м а .