Эхо демонов

      — Ты сегодня поздно, Мейсон! Я уж думала, ты не придешь. А ведь завтра выходной, магазин-то закрыт будет. Вот я и решила подождать. Все равно мои мальчики с ночевкой у сестры на материке. Куда мне торопиться…       Мейс прикрыл за собой входную дверь, отсекая стылый октябрьский вечер от теплого помещения продуктовой лавочки, и лениво привалился плечом к деревянному косяку. Губы невольно изогнулись в кривой усмешке. Все равно Эва пока ничего не видит, кроме прищурившихся глаз да промокшей под моросью объемной куртки. Можно оттянуть немного удовольствие и продлить предвкушение, неторопливо наблюдая за женщиной. Хочет, ох как хочет все узнать! Зарделась, закрыла пухлую потрепанную тетрадь с учетом закупок, заложив страничку истертой ручкой. Ждет. Все сказала. Ну что за баба! Вот вроде болтала глупости, ненужные никаким припозднившимся посетителям, а в каждом слове ему персональный посыл! Яснее некуда. Месяц приглядывалась к нему, отвечала на все его прямолинейные взгляды — единственное, что могла видеть. Остальное — скрыто для всех.       Она ждет, что он позабудет про свои покупки, вдохновленный ее однозначным предложением. Но он не станет. Он методично выберет все, за чем пришел: упаковки с мороженными мясными фрикадельками, последнюю на сегодня буханку хлеба и ломоть ярко пахнущего сыра. Он расплатится с Эвой, нарочно накрывая ее теплую ладонь и не давая отсчитать сдачу. Чтобы через ткань своей перчатки ощутить ее гладкую, немного натруженную человеческую кожу. Она прикинется смущенной в попытке скинуть лет десять со своего возраста, дабы быть с ним на равных, и будто нехотя высвободит ладонь спустя долгих пять секунд. Вновь давая ему зеленый свет.       Она надеется, что он предложит проводить ее до дома, ведь темная норвежская ночь уже давно прокралась черным пологом на остров. А она ждала его здесь, не закрывая магазин ради этой безумной и опасной встречи. Еще даже не понимая, во что ввязывается и с кем. Но он не станет ее провожать. Он не рыцарь из наивных земных сказок. И даже не простой рыбак, кем считает его Эва. Он мужчина с другой планеты, ненадолго очутившийся на Земле. И позвать к себе домой она должна именно его, а не таинственного парня, что скрывает лицо темной повязкой и прячет голову под глубоким капюшоном.       Мейс не спеша подошел к прилавку, пока Эва поправляла на себе форменный передник и откидывала с плеч густые русые волосы, которыми явно гордилась и в последние пару недель специально не собирала их в хвост. А сама наблюдала за ним из-под опущенных ресниц. Какая же наивная и смелая женщина! Ведь даже ни разу не видела его лица, а уже на все согласная. И не потому что пять лет как вдова, а тело все еще молодо, красиво, пламенно, да вот на острове все сто раз друг другу соседи, и одна надежда на заезжих работяг. И не потому что жалела его, поверив в сумбурную легенду об их с товарищем измененной радиацией внешности. И даже не из-за его участившихся приходов в магазин, когда он ничего не покупал, а лишь перебрасывался с ней парой слов и вновь таинственно исчезал, натягивая посильнее капюшон. Просто она почему-то решила, что «такие синие глаза не могут врать». Ведьма! Врать не могут. А вот обманывать запросто!       Мейс остановился прямо перед ней и сдвинул в сторону тетрадь, освобождая себе место на дощатом прилавке, чтобы бесцеремонно присесть на него. Тяжелая ткань рабочей куртки зашуршала, скрадывая ее удивленный полувдох и предвкушающий полувыдох.       — Эва, — произнес Мейс тихо и вкрадчиво, — ты знаешь, кто я?       Она чуть подалась вперед, ухватывая эту любезную возможность быть ближе, и снисходительно улыбнулась.       — Если ты о том, что болтают в городе, то я не слушаю. И сама лишнего не болтаю. Мало ли выдумщиков! Ты сказал, что ты проездом из восточной Европы, мне и достаточно. А рыбаки, с которыми ты работаешь у нас на острове, только хвалят тебя. И если бы ты был болен или заразен, наш Гутфрит не взял бы тебя с товарищем к себе в рыбацкую команду. Так что я знаю о тебе все, что мне нужно знать.       Милая, наивная Эва… Все просчитала, все выяснила. Но до сих пор ни о чем не догадывается. А ведь сегодня вместо того, чтобы проводить и остаться, как она надеялась, он поведет ее на пустую холодную пристань, отвяжет весельную лодку и отплывет с ней в открытое море. Будет грести мерно, мощно, с хорошим замахом, чтобы за четверть часа одолеть разошедшиеся волны и добраться до невзрачного скалистого островка. Где находилось то, что ему нужно. Где ее крики сможет слышать только он один.       Она будет думать, что он романтичен и позвал на невероятное ночное свидание под россыпью холодных северных звезд и задувающим просоленным ветром. Что он не скучный, предсказуемый мужлан, спешащий в ее гостеприимный дом и мягкую постель, а изобретательный кавалер, способный удивить и покорить. И будет верить в это ровно до того момента, пока не узнает, какими на самом деле бывают марсиане. Каким являлся он сам.       — Не хочешь сперва увидеть мое лицо? — с усмешкой спросил Мейс, накрывая ее ладонь своей и впервые ощущая через грубую ткань перчатки ответно дрогнувшие женские пальцы.       Подняла глаза, засветилась от нетерпения, не верит, что все случится прямо сейчас. Ох и любопытная же баба!       — Конечно, Мейсон, хочу! Если ты готов… открыться. А меня, знаешь ли, уже ничем не удивить. Я всякое видала.       Боится! Иначе не напомнила бы о том, что намного старше его. Защищается, ставит на место, храбрится. Вовсе не уверена, что найдет под повязкой красавчика — такой бы не скрывал свою внешность столь тщательно. А потому она и не тешит себя иллюзиями. Согласна и на рябого, и на кривого, лишь бы вел себя вот именно так, как это делал Мейс.       А ведь его чуждая, непривычная земным людям природа именно сегодня заставит ее позабыть все литературные слова и ругаться отборной бранью вперемешку с мольбами и всхлипами. Потому что как только они окажутся на том самом одиноком островке, где на холодной мрачной скале вздымается заброшенный старый маяк, Мейс больше не станет таиться. Там это уже ни к чему. Там отступать некуда. Они останутся один на один со всеми своими желаниями и ожиданиями.       Он отопрет отмычкой тяжелую, давно проржавевшую дверь — это в первый раз было трудно, и пальцы никак не могли поймать хитрый угол. Но тогда он был один и никуда не торопился, изучая привлекшее его покинутое строение. Теперь же замок щелкнет уже привычно, впуская их в черные недра своей башни. Эва схватится за его руку, боясь споткнуться в темноте. Или просто боясь брошенного, угрюмого, мертвого здания, пропахшего солью, сыростью, истлевающим деревом и призраками. Но Мейс затеял это все не ради ее страхов. А ради того переливчатого эха, что закрутит в своем чреве маяк от каждого их шага и вздоха. Эха, которое сегодня ему нужнее любых удовольствий и прелестей.       Он разожжет припасенную свечу, пихнув ее в зазор между каменными плитами, и Эва сможет осмотреться. Она увидит округлые стены, вздымающиеся ввысь и теряющиеся во тьме. Железные ступени ржавеющей лестницы, прилепленной к кирпичной кладке словно ползущая в небо змея. Обсыпанную штукатурку, обнажающую старые бурые камни. И черные проемы мутных окон, в которые давно никто не смотрел.       А потом она увидит его. Потому что дальше Мейс расстегнет невзрачную осеннюю куртку и скинет ее прямо на пол. Она еще будет хранить его тепло какое-то время, пока Эва не согреется. Он стянет через голову вязаный свитер и зацепит за торчащий из стены гвоздь. И тогда Эва ахнет и застынет, неотрывно глядя на открывшееся тело марсианина. На статную двухметровую фигуру, увитую крепкими мышцами и короткой огненной шерстью. На навостренные мохнатые уши и красные кожаные антенки, торчащие на макушке из густой копны лохматого загривка. Она, завороженная, захочет впервые прикоснуться сама, но он не позволит. Он расстегнет ботинки и отшвырнет их в сторону, звякнет массивным ремнем, раскрывая пряжку, и стащит плотные штаны, обнажая себя окончательно и вставая перед ней во весь рост. Чтобы насмотрелась, пока ничего не началось.       Ее вздох прокатится ветерком по стенам маяка, пока она будет потрясенно оглаживать его тело взглядом, не веря, но уже не сомневаясь. Она зацепится за мерно шевелящийся за спиной длинный хвост, за босые мохнатые ступни на пыльном каменном полу, за старый, не заросший шерстью шрам на бедре и за густые пылающие завитки на паху. Стыдливо и запоздало покраснеет, понимая, что его член почти такой же, как и у людей, и в эту ночь он будет уже не в штанах, а в ней самой.       Мейс снова усмехнулся и, отвечая на просьбу Эвы открыть лицо, одним движением переместился на прилавке прямо к ней, обхватывая рукой за талию и притягивая к себе. Сидеть, изогнувшись полубоком, было неудобно, но загоревшиеся глаза женщины того стоили. Они вспыхнули сизым огнем оправданных ожиданий и жадно всматривались в узкую полоску между повязкой и капюшоном. Эва была умной. И прекрасно видела рыжеющую шерсть на его переносице и вокруг глаз. И ничего не боялась. По тому, как она с выдохом потянулась к нему, Мейс понял, что она даже готова остаться здесь, в своей лавочке, и не тратить время на проводы до дома. Он же уже ее обнял и вдавил ее мягкую пухлую грудь в свое все еще укрытое курткой тело. Но нет, Мейс никуда сегодня не торопился. И не хотел эту женщину среди упаковок с молоком и корзин с капустой. Он хотел ее свободных криков и стонов. А она хотела видеть его лицо.       Мейс склонился к ней и вкрадчиво пробормотал:       — Я сниму повязку. Ты увидишь меня и сможешь даже распробовать. А потом дашь мне ответ. Если нет, я заберу покупки и уйду спать. Если да, то пойдешь со мной. Согласна, Эва?       И он слегка зажал ее подбородок свободной рукой, наслаждаясь зрелищем взбудораженной женщины.       Эва ощутимо сглотнула и коротко кивнула, так и не отрываясь от его глаз. Мейс вовсе не был уверен, что она захочет куда-то с ним идти или продолжать общение, узнав его истинную природу, но терять ему было абсолютно нечего. Он потянул край капюшона и скинул его на плечи, обнажая взлохмаченную огненную голову и пока еще прижатые в ожидании большие уши. А потом снял и повязку, шевельнув темным кончиком кожаного носа и свободно вдыхая воздух и аромат Эвы, смешанный с трепетом и предвкушением.       Ее серые глаза распахнулись, перебегая по инопланетным чертам лица, таким похожим и непохожим на земные, а четко очерченные губы невольно приоткрылись, не удержав возглас удивления.       — Ты… — едва слышно выдохнула она, вновь замирая на синих глазах. — Зачем такое скрывать?       — Не все зовут к себе домой, — прямо ответил Мейс. — Некоторые хотят убить.       — А я хочу узнать…       Мейс медленно и криво улыбнулся. Возможно.       Возможно, она узнает его сегодня там, среди молчаливых каменных стен маяка. Когда увидит его уже всего, целиком. Когда приблизится и впервые прикоснется к его мохнатому телу. Проведет по нему руками, убеждаясь, что он почти как человек, но он другой. Когда опустится перед ним на колени, чтобы добраться ладонями до его члена, сжать, обхватить, огладить и увериться: он ее хочет. Он позволит ей ласкать себя, как она привыкла делать это со своими мужчинами, будет тихо порыкивать и подбадривать ее, навострив уши и ловя все пошлые звуки от ее губ и языка. И ее жаждущее дыхание.       Он остановит ее сам. Стащит и ее куртку, потянет вверх теплую кофту, обнажая запрятанные в тесное кружевное белье полные груди. Рвать ее лифчик не захочет и просто поспешно расстегнет, задирая его и добираясь руками до крупных темных сосков. Он будет оглаживать, сжимать и мять ее грудь, наслаждаясь ее округлостью, жаром и чувствительностью. И, наконец, услышит первые нетерпеливые стоны, что отдадутся робким эхом о стены маяка. Но этого будет мало.       Мейс хочет большего. Он повалит Эву на свою расстеленную куртку и стянет с нее джинсы с трусами до колен, не заморачиваясь раздеванием. Не сейчас, еще рано. Обхватит ее лодыжки, поднимая и прижимая ноги к ее животу, открывая себе доступ к округлым белым бедрам и свободной от волос промежности. Готовилась, ждала, хотела быть красивой и желанной. Но откуда ей знать, что Мейсу плевать на такое, и что на Марсе мохнаты абсолютно все: и мужчины, и женщины. Туда не смотреть надо, а входить.       И он решительно проникнет в нее до самого конца, удивляясь податливости и покорности этого дважды давшего жизнь женского тела, впустившего его без труда и тут же обвившего внутренними мышцами до его несдержанного рыка. Он толкнется в нее настойчиво и резко, чтобы на этот раз она уже сделала то, чего он так сильно хотел: застонала в голос, расцвечивая стены маяка эхом желания. Еще и еще. Он будет двигаться в ней размеренно и четко, пока его не охватит приятная дрожь от гармонии и музыки ее обрывистых стонов. Он будет мучить ее и себя, то переходя на жадное совокупление, вцепившись в ее мягкие бедра, то тягуче замедляясь до сладких поскуливаний, пока она не всхлипнет от первого оргазма, запрокинув голову и срываясь на крик. Мейс прикроет глаза, позволяя ушам утягивать внутрь до последней вибрации эти вожделенные звуки, а члену болезненно пульсировать внутри так долго извивающейся в оргазме женщины.       Но все это будет потом. Потому что сперва Эва должна согласиться. Не ожидая ее ответа так сразу, Мейс обхватил ее ладонью за затылок и приник к все еще чуть раскрытым губам, не давая ей опомниться и сразу врываясь в ее рот. Как он и предполагал, она лишь истомленно выдохнула и полностью ему подчинилась в этом жарком, жадном, сокрушительном поцелуе, который он обрушил на нее так внезапно, позволяя ей верно оценить его намерения. Она отвечала охотно, послушно, стараясь угодить и всецело следуя за его жесткими тонкими губами и наглым языком. Нет, Эва, сегодня не ночь послушания. Сегодня ночь освобождения самых громких демонов.       Потому что там, в холодных стенах заброшенного маяка, он окончательно стащит с нее всю одежду, пока она будет приходить в себя после оргазма. Еще разгоряченная, не замечающая стылости и сыри вокруг. Он огладит ее покрытое испариной тело и перекатит на себя, укладываясь на взмокшую и измятую куртку. Он усадит ее верхом, вновь войдя в нее до конца и мягко подтолкнет, чтобы она двигалась так, как нравится ей. Эва не сразу поймет, начнет стараться для него, как это всегда делала всю свою жизнь, но Мейс перестанет реагировать и закинет руки за голову, оставляя ее одну, с самой собой и его телом.       И тогда понимание, наконец, проникнет в ее сознание. Что он жаждет ее наслаждения, ее чистого кайфа, высвобождения глубоко запрятанной страсти. И Эва начнет двигаться для себя, сперва неуверенно и несмело, а потом и вовсе не замечая, как вновь застонет и забормочет сбивчивые и бессмысленные слова. Эхо подхватит, разнесет по каменной кладке и вернет ему в уши подтверждение ее искреннего удовольствия. Мейс тоже примется двигаться ей в такт, обхватив за горячие взмокшие бедра и иногда сжимая так призывно скачущие перед лицом груди.       И Эва отпустит себя. Перестанет его видеть и слышать, полностью провалится в исступленную погоню за спасительной волной. Будет стонать до хрипоты, ругаться как сапожник, прикусывать до синяков губы. А Мейс будет кайфовать от этого зрелища распаленной женщины в предоргазменной агонии и с трудом сдерживаться, чтобы не перейти на свой ритм. Он дождется фееричного финала, который грянет вихрем охрипшего вскрика, прокатится торнадо по холодным лестницам, ударится яркой волной о крышу маяка и ухнет вниз прямо в самый мозг, вызывая долгую ответную судорогу, выливающую ему в кровь чистую порцию свежих гормонов.       И когда Эва обессилено упадет на него, не видя и не различая больше этого мира, Мейс оставит ее лежать на куртке, поднимется на ноги и сожмет в руке до боли напряженный член. Он накайфовался сполна. Теперь только освободиться. Рваными движениями он догонит Эву и с сиплым выдохом сквозь зубы кончит прямо ей на грудь, пачкая густым семенем соски и шею. Это то, чего он хотел с земной женщиной, не побоявшейся узнать его до конца.       Поцелуй оборвался ровно в тот момент, когда Эва начала терять голову. Мейс отлепился от ее искусанных губ, вдыхая напоследок ее аромат, уже пропитавшийся легким возбуждением, и чуть отстранился, замечая в ее тут же раскрывшихся серых глазах тень сожаления. Не здесь, Эва, не здесь. Он всего лишь показал ей, кто он и на что готов. И теперь ждал ответа, выпустив ее из объятий и прищуриваясь, чтобы сразу уловить любые изменения в ее настрое. Эва удивленно выдохнула, уже забыв, что он у нее спрашивал, и не понимая, почему остановился. Но постепенно сознание прояснилось, и она растерянно присела на стоявший возле прилавка стул.       — Уж не знаю, кто ты такой, Мейсон, — пробормотала она, одергивая замявшуюся кофту, — но зря ты думал, что меня как-то смутит твоя внешность. Я все еще хочу узнать тебя и провести этот вечер с тобой. Но что ты задумал? Куда мы должны идти?       Согласилась.       Приятный адреналин прокатился по венам и стек нетерпеливым зудом в пах. Мейс довольно кивнул и слез с прилавка, накидывая обратно капюшон и подхватывая темную повязку.       — Одевайся потеплее. Запирай магазин. Иди со мной и ничего не бойся. Я отвезу тебя туда, где ты узнаешь не только меня, но и саму себя. Мы вернемся не скоро, я провожу тебя до дома. И уйду спать. И если тебе понравится, в следующий раз мы это сделаем вот здесь, в твоей лавочке. Или где угодно, мне без разницы. Но сперва я хочу услышать эхо твоих самых смелых и громких демонов.