Кара Небес

- А это действительно поможет? - спросил с сомнением молодой юноша, стоя перед зеркалом. - Конечно! Повелитель Небес исполнит обещание, как только получит плату, - суетливая служанка затягивала пояс расписного ханьфу на исхудавшем стане юноши. С приходом весны в Императорский дворец пришла беда — хворь забирала один за одним членов императорской семьи. Первым пал младший сын императора, следом ушли и его сестры, а после и сам правитель слег. Много лун лекари и знахари сражались за его жизнь с язвами, заживо разлагающими тело. Жрецы неустанно возносили молитвы Верховному божеству, расшибая лбы от усердия. Но все их попытки были тщетны, жизненные силы императора угасали с ужасающей скоростью. От свечи остался лишь огарок. Ужас поселился во дворце. Смерть императора, не оставившего наследника символизировала междоусобицы и войны за власть. Приближался закат Империи — это понимал каждый, кто был приближен ко власти. В день цветения вишни у ворот дворца появилась сухонькая старушка, облаченная в грязное ситцевое ханьфу. Возраст безжалостно исчертил ее лицо и руки морщинами, а некогда прямой изящный стан, согнул и иссушил. Опиралась старушка на грубый посох, что венчала нить белых жемчужин. - Доложите советникам, что пришла прокаженная Шучун, - проскрипела она, небрежно махнув рукой. - Я знаю, как спасти Императора. Стражники отправили гонца бежать со всех ног, дабы принесть благую весть, как можно скорее. Услышав слова слуги, советники немедля приказали впустить прокаженную старуху и доставить в тронный зал. Женщина неторопливо вошла в помещение, шаркая ногами. Мутный взгляд сновал по присутствующим, словно что-то выискивал. Жаждущий получить ответы, главный советник встал со своего места и несдержанно ударил по столу: - Старуха, если ты зря тратишь наше время, я прикажу тебя казнить. Поспеши и расскажи, как спасти от хвори императора! Женщина не обратила на него никакого внимания, продолжая вглядываться в лица, наводя ужас на каждого, на ком остановился ее взгляд. Шамкая, Шучун поворачивала голову набок и прикрывала один глаз, после переходила к следующему. - Говори! -Терпение благодетель, юноша, - укоризненно прокашлялась она и тут же замерла. Казалось, на мгновение она даже выпрямилась. Очевидно, прокаженная нашла того, кого искала. Морщинистая рука медленно поднялась и указала на толпу служанок. Те испуганно стали переглядываться. Все, кроме одной, что опустила взгляд. Сердце девушки заколотилось, как ритуальный барабан. Невольно она сделала пару шагов назад. - Попалась, голубушка, - улыбнулась Шучун. - Она та, кто проклял императора. Подать сюда! Главный советник кивнул, стражники быстро подхватили служанку под руки и швырнули под ноги старухи. Девушка умоляюще глядела в морщинистое лицо, в поисках сочувствия и снисхождения. Прокаженная рассматривала заплаканное лицо, криво улыбаясь беззубым ртом, постукивая посохом. Крючковатые пальцы впились в щеки и запрокинули ее лик выше. Чем дольше длился этот контакт, тем смиреннее становилась виновница, готовая принять любое наказание. - Приведите Чангпу! - наконец прокаженная нарушила повисшее молчание. - Нет! Пощадите, Шучун, умоляю! - служанка упала на пол, целуя ноги старой женщины. - Только не трогайте сына. Делайте со мной все, что угодно. Это я! Я ворожила, я хотела погубить императора и всю его семью! Голос молодой женщины звенел в нефритовых стенах отчаяньем, ужасом и мольбой. Тело ее сотрясалось от немых рыданий. Ногти отчаянно царапали пол, цепляясь за швы плит, окрашивая те красными кровавыми полосами. Но она не чувствовала физической боли. Ее сердце сжималось за сына, что был свидетельством единожды совершенного насилия, но так же и единственным лучом света в непроглядной тьме бедности, ничтожности и стыда. - Лишь первенец отданный Повелителю Небес, может стать достойной платой за спасение и наказанием для творящей заклинание матери, что не обдуманно отвернулась от истинной силы и власти, - серьезно проговорила старуха не своим голосом, стукнув посохом, а жемчужины на нем засветились зеленым светом. Жрецы тут же попадали на пол, скрывая лица и не смея поднять взор. Голос властный, холодный и величественный принадлежал никому иному, как самому Повелителю Небес — Сонхва. В этот момент даже невежды затрепетали и повторили поклон за жрецами. Все присутствующие склонились перед прокаженной старухой, что нависала над замершей в ужасе молодой женщине, только сейчас осознающей глубину своей вины. Но было уже поздно. - На рассвете я приму в жертву юношу. Виновница должна присутствовать, позже, поступайте с ней по вашим, человеческим законам, - Шучун отвернулась, направляясь к выходу. - Не будет матери, не будет спасения. Да будет так. Удар посоха, как гром во время грозы, сотряс стены тронного зала, а яркая зелена вспышка ослепила людей. Прокаженная растворилась. Самый тихий час — пред рассветом. Но во дворце никто не спал. Служанки облачали Чангпу в ритуальное ханьфу, цвета ясного неба, расшитое золотыми и красными нитями, сплетающимися в символ Повелителя Божеств, слуги под надзором жрецов готовили ритуальный эшафот, укладывая ветви поверх толстых бревен, что были пропитаны маслом из соцветий лаванды, листьев мяты и горючей жидкости. Виновница, которую заперли в пустой комнате без окон перебирала жемчужины и без остановки просила о прощении и милости, просила, забрать ее но не сына. Юноша, что должен был сгореть во имя Верховного Бога, в уплату греха матери, решительно сжимал кулаки. Великое благословение — проститься с жизнью на ритуальном костре для всеобщего блага. Однако же ему никто так и не сказал, что его смерть не благо для матери и страны, его смерть — то, что уничтожит душу ее душу во имя спасения насильника. А потому он охотно, даже гордо принял эту участь. Заря нежно ласкала небо на востоке. Наступило утро. Удар в Императорский гонг оповестил о начале ритуала, как только первые лучи коснулись небес. Ни минутой раньше, не минутой позже. Чангпу ступил на красные плоды ландыша, что под весом давились и пускали красный сок, окрашивая белоснежные полы ханьфу. Под звук поперечных флейт Ди и размеренного перебора струн саньсаня, молодой человек совершал свое шествие до ритуального эшафота, постукивая в такт шагам жемчужными нитями, вплетенными в черные, как смоль волосы, что развевал ветер. Два охранника под руки поддерживали обессиленную мать, что продолжала перебирать жемчуг, все еще надеясь на милость Сонхва. Жрецы выстроились вокруг костровища, а главный подал Чангпу руку и проводил к столбу. Музыка нарастала, становясь все быстрее и агрессивнее, нагнетая момент и взывая к Верховному Божеству, сообщая, что они готовы приступить к исполнению его воли. Лишь только руки юноши приковали к столбу поверх головы, зеленая вспышка окрасила небо, разгоняя облака. Там наверху, на небесах, в Небесном Чертоге, Сонхва стоял на балконе и взирал на жалких трепещущих людей. - Пусть смерть породит жизнь! - Громогласно проговорил жрец, вскинув руки к небу. - Повелитель Сонхва, прими в жертву юношу, что готов развеяться прахов во славу Небес! Чангпу поднял уверенный и прямой взор. Такой бывает лишь у чистых сердцем и помыслами. Ни сожаления, ни страха ни торга. Непоколебимая решимость. - Разжигайте огонь! - Неееееет! Крик матери настолько сильный, настолько отчаянный, что достиг Небесного чертога. Она билась, как птичка в клетке, в попытке вырваться и спасти свое чадо от неминуемой гибели. Но сильные руки военных крепко держали в плену, позволяя лишь извиваться и бессильно метаться. С четырех сторон, что символизировали части света, в костровище упали факелы. Поднялся ветер, подначивая небольшое пламя, что с каждой секундой разрасталось, облизывая сухие ветки и бревна. Танец огня завораживал наблюдателей, в воздухе повис плотный запах лаванды, гипнотизируя и успокаивая всех участников. Лишь Чангпу, чувствуя жар, так и не сводил глаз с неба. Музыка ветра и духовых вторила треску бревен, сливаясь в единую мелодию, что можно услышать раз в жизни, когда плавиться кожа, топиться жир, лишь подпитывая жаркие объятья огня, и лопают мышцы, сводя с ума от нестерпимой боли. Языки ласково опутывали юношу, вырывая из его горла стенания и хрипы, забирая его из мира живых, перенося сознание в иное место. Послышался хлопок, затем еще один, а после шипение — огонь преодолев оболочку, принялся вылизывать юношу изнутри, изгоняя влагу из органов, разрывая их. Упрямый взор погас в последний момент, когда пламя полностью укрыло собой прекрасного юношу, зачатого в насилии и воспитанного в истинной и чистой любви. Дым от ритуального костра поднимался по самые небеса, распространяя запах лаванды и сгорающей плоти. Искры стремились вверх и гасли, взмывая через чур высоко. Ветер продолжал подпитывать огонь, увеличивая и раззадоривая его еще больше. Хватила пару дуновений, чтобы стихия перекинулась на ближайший сарайчик, что вспыхнул в одно мгновение ока, распространяя пламя дальше. Увлеченные своими страстями люди не сразу заметили, как оказались в кольце огня, что неудержимо поглощал все, что попадалось ему на пути. Началась паника, каждый старался спасти свою жизнь. И лишь обезумевшая от горя мать сама, намеренно бросилась к останкам своего ребенка, несмотря на пламя. Обхватив дрожавшими руками, обгоревшее тело юноши, она неразборчиво зашептала слова любви, слова покаяния. В миг зеленым вспыхнул жемчуг, языки пламени полностью поглотил мать и сына, превращая в прах одним мгновением. - Ни одно жестокое деяние не должно оставаться без наказания, как ни одно наказание не должно не быть искупленным. Искреннее покаяние и чистая любовь — та монета, что покрыла долг. Добро пожаловать в Небесный Чертог. Да обретут ваши души здесь покой. Отныне и вовеки веков. Да будет так. Сонхва повесил на ветвь древа Диму две сросшиеся жемчужины и приложил ладонь к груди, смиренно прикрыв глаза. Легкий ветерок доносил предсмертные крики погибающих от пожара людей, треск рухнувших зданий. Империя пала. Цикл завершен. До следующего жестокого деяния...