Всё равно люблю

— Миша, съел? Будешь ещё? Молчаливый кивок головой — отвечать вслух не хочется. Ольга встаёт из-за стола, чтобы положить ему добавки. Изображает примерную жену. Будто не было всех их ссор, его запоев и героиновых срывов, её истерик, попыток ухода и угроз, что обдолбанному она ему видеться с дочерью точно не даст… Может, она была и права — в те моменты. Видеть отца под кайфом Сашка не должна… наверное. Ольга снова ставит перед ним тарелку. Садится обратно за стол. Миха взглядывает на неё и вспоминает их первую встречу — так, как будто это было в другой жизни. То, как они без умолку болтали друг с другом, смеялись, шутили… решили больше не расставаться… Не расставаться. Как же. В этот, последний раз, он сам долгое время не хотел возвращаться в семью. В итоге, правда, всё же решился — ради дочки, — и Ольга снова приняла его по той же причине. Можно ли вообще между ними всё наладить? Какие-то чувства, безусловно, ещё остались — иначе бы даже Сашка не стала причиной их очередной попытки сохранить семью, — но любовью это чёрта с два назовёшь. Была ли любовь поначалу? Да хрен её знает. Поди вообще пойми, где что — любовь, дружба, симпатия, влечение… С Андреем он, помнится, границу между дружбой и любовью не мог понять долго. Влечение тоже возникло почти сразу, но на этот счёт они оба особо не грузились — тогда всё было как-то по приколу. Может, если бы поняли сразу… Может, если бы не называли любовь — дружбой… Но разве не дружба? Ведь уж точно не такая любовь, как к бабе. Вот и поди пойми, где оно что. Когда сошлись с Анфиской, тоже всё было вроде как по приколу. Почти как с Андреем — и в то же время по-другому. Они и жениться не то чтобы стремились — настаивали родители. Миха тогда ещё пошёл за советом к Шурке как к единственному женатому другу, и тот сказал — женись, если любишь её больше всего на свете. Больше всего на свете? Нет, больше всего на свете Миха Анфиску не любил. Вот она его… она — да. Но, погрузившись ещё немного после разговора с Шуркой, он всё-таки решил жениться. Почему бы и нет? Им ведь вместе кайфово. И Анфиска его точно любит. И он её… ну, наверное, он её тоже. Не может это до конца осознать — но ведь с Андреем тоже не сразу смог? Может, и сейчас так же. А можно ли любить сразу двоих? Чёрт его знает — да и пофиг. С Анфиской ведь у него совсем не так, как с Андреем. Это — разное, это — другое. И у Андрея тоже тёлки бывают. Ещё и почаще, чем у него, Михи. Поди, тоже скоро женится. А то, что между ними двумя, — это никогда не изменится. Ничто из этого. Андрюха… Андрюха, почему, блядь, всё — так… Чувства к Анфиске — уж какие бы там они у него ни были, — умерли к концу их ставшего для обоих роковым брака, где-то в пелене героинового угара. Первые годы после расставания Миха вообще вспоминал о ней без малейшей приязни — а если честно, старался не вспоминать. Всё хорошее, что было поначалу, будто перечеркнулось тем адом, в который превратились их отношения под конец. Вот Анфиска — Анфиска по первости надеялась его вернуть. Пыталась дозвониться через отца Михи — тот, в отличие от матери, как ни странно, так и сохранил к ней тёплое отношение, — через брата Лёшку… Миха на связь с ней так и не вышел. Не хотел. Потом она пропала с радаров. Вроде бы завязала, нашла нового мужика, уехала за границу… Ну и хорошо, — думал тогда Миха. Пусть у неё будет… пусть у неё что-то да будет. Виноватым он себя, конечно, в какой-то степени чувствовал — за то, что подсадил её на герыч. Но с другой стороны — а что, до встречи с ним она была вот прямо вообще чистенькая? А что, ни разу не поспособствовала его срыву, когда, уже во время брака с ней, он пытался завязать? Нет, конечно, он её срывам тоже пару раз поспособствовал… Ладно. Расстались — и хорошо. И к чёрту. К моменту встречи с Ольгой он уже сформулировал для себя, что снова по серьёзке сойтись с девчонкой из рок-тусовки не хочет. Общие интересы, одинаковые взгляды на музыку — это, конечно, замечательно, но рано или поздно запросто может получиться как с Анфисой. Его снова потянет к хмурому, он предложит ей, она согласится… Нет. Анфисе он жизнь уже сломал — даже если и она ему тоже, но он ей всё-таки больше, пусть и оба невольно, — и больше ни одна девчонка такого не заслуживает. Ему нужна… более правильная?.. Нет, не чересчур, конечно, но… Может, менее разделяющая его взгляды. Но такая, что поможет ему — самую чуточку, чересчур не надо, он всё-таки панк — остепениться. И показалось, что Ольга — именно такая. Балу ещё беззлобно пошутил наедине, что внешне она одного типажа с Князем. Миха шутку не оценил и огрызнулся; потом задумался, что, может, так и есть, но… пофиг. У них ведь с Андреем всё по-прежнему. Всё равно — по-прежнему. Бабы, семьи — это само собой; то, что между ними, не уйдёт и не изменится никогда. Казалось, что всё правда хорошо. Он полюбил как родную Ольгину дочку — и какое-то время действительно вообще не хотелось ширнуться. Какое-то время. Потом не помогало уже ничего — даже рождение их общей дочери. Ремиссии, срывы, снова ремиссии… попытка заменить герыч алкоголем… Говорят, все нарки — особенно героинщики — когда завязывают, чем-то хмурый да заменяют. Или другой наркотой — и даже если с виду более лёгкой, в итоге она часто оказывается как бы и не ещё хуже, — или алкашкой. Вроде бы и Анфиска, завязав, много пила. Во всяком случае, поначалу — Лёшка как-то обмолвился, что она звонила ему пьяная. Что ж. хотелось бы, конечно, стать счастливым исключением из правила — да хрен тут станешь. Миха опять смотрит на Ольгу и вспоминает одну из их ссор. Он в очередной раз сорвался с алкашкой (впрочем, Ольга ведь тоже не совсем трезвенница, верно? Но ладно, ладно, так, как он, она никогда не пила…), пришёл домой пьяный в говно… Ольга снова начала кричать, что устала. Что больше так не может, что уйдёт — вот прямо сейчас, вот соберёт вещи и… — Что, блядь, пьяного меня не выносишь?! — забыв обо всём на свете, заорал на неё в ответ Миха. — Я тебе когда что плохое пьяный сделал, можешь сказать, а?! Да даже угашенный… зрачки она мои проверяла! Спасительница, блядь, как один раз сорвался, так решила, что на слежку право имеешь?! Я тебя и под хмурым ни разу пальцем не тронул, с Анфисой до драк доходило, но похуй на Анфису, Андрея вон однажды вообще… вообще, можно сказать, изнасиловал, так и то он стерпел… Сказав это, он тогда осёкся. Даже чуточку протрезвел — поняв, что в пьяном угаре ляпнул Ольге то, о чём прежде не говорил никому. С Ольгой они вообще не обсуждали его отношения с Андреем — те, что выходили за пределы дружбы. С Анфисой поначалу обсуждали — пока всё было по приколу, пока она не начала ревновать и они не стали всё чаще сраться и срываться друг на друге, под кайфом или в момент ломок… Ольга, скорее всего, догадалась — если не изначально, то вскоре после того, как они сошлись. Она всё-таки тоже не дура… ну, во всяком случае, не совсем дура. Но с Ольгой они об этом ни разу не говорили — вслух. Миха и не собирался — о чём догадывается, её проблемы, а говорить… Анфисе вон сказал всё как есть — и хотя поначалу всё было путём, в итоге получилось, что лучше бы, наверное, не говорил. А теперь — сказал то, о чём не собирался говорить никогда и ни в каком виде. Ольга зажала ладонями уши. Зажмурилась, замотала головой, по исказившемуся лицу потекли слёзы… — Не хочу… не хочу, не хочу, молчи!.. Что между вами… что между вами — то между вами, вы — друзья, не хочу, не хочу, больше ничего не хочу знать… Бабские слёзы на Миху всегда действовали эффективнее бабской злости — и в этот раз вышло так же. Не выдержав, он шагнул к Ольге, обнял, забубнил что-то о том, что это всё неправда, он спьяну ляпнул, не было ничего… Вряд ли Ольга поверила — но, прорыдавшись у него на груди, никуда не ушла. И долгое время потом они этот разговор не вспоминали — будто его и не было. На самом деле, именно после того страшного случая с Андреем (первого из двух их страшных случаев, первого из двух, после первого Князь пообещал, что второго не простит, — и не простил…) Миха пришёл к мысли, что надо бросать не только герыч, но и Анфиску. Нет, конечно, не она стала виной, что он Андрея… что он — Андрея… Но вдвоём они не завяжут. Уже пытались. Не раз. Ребята правы: надо расходиться. Похуй на то, что он обещал ей быть вместе до конца — и вместе уйти. Под ширевом ведь обещал, так? Значит, не считается. И вообще, дознуться с Анфиской после того, что сделал (угашенный, снова угашенный…) с Князем, будет чистой воды предательством. Да и от чувств к ней ведь ничего уже толком не осталось. Разве что вина — но что, если он виноват, то обязан теперь… с ней?.. И вообще, насильно не подсаживал. Даже не уговаривал. Она тоже пыталась завязать — вот и пусть завязывает. И он завяжет. Без неё. Потом эти мысли снова смылись новой волной героинового трипа — к тому же, бросить Анфиску, находясь рядом с ней, оказалось гораздо сложнее, чем надумать бросать, пока он в туре, а она в Питере. Возможно, от чувств всё-таки ещё что-то оставалось… хрен его знает. В итоге разойтись им помогли ребята и родители. Но если бы Миха не был уже внутренне к этому готов — чёрта с два бы их развели. Раньше ведь уже пытались — но пока они оба хотели быть вместе, никто с ними ничего сделать не мог. Но теперь — всё. Разошлись — и к лучшему. И то, что он сделал с Андреем, ужасно, но зато после этого… На этих мыслях Миха себя всегда одёргивал. Как, блядь, вообще можно думать, что то, что он сделал в невменозе с Князем, могло привести хоть к чему-то хорошему?! Но так или иначе — Анфиску он бросил. На время подвязал. Встретил Ольгу. Какое-то время казалось, что вот теперь всё точно к лучшему. Даже мысли о смерти стали появляться реже — и случались моменты, когда Миха почти готов был представить себя старым седым панком. Лет шестидесяти-семидесяти. Если доживёт, конечно… но если доживёт — а что, ещё и молодым фору даст. А дальше… дальше у него снова начались срывы — и в итоге всё окончательно пошло по пизде. После ухода Князя… после того, как наконец не выдержал Князь… и последней каплей стало то, что Миха его — во второй раз… Об этом Ольга вряд ли догадалась. Но в момент очередной их ссоры бросила в лицо: что, и у Андрюхи твоего любимого терпение лопнуло? Что ты мне там говорил — что он от тебя всё стерпит? В тот момент Михе захотелось её придушить — как когда-то Анфиску. Но Ольга, в отличие от Анфисы, никогда не поднимала на него руку первой (впрочем, Анфиса тоже вряд ли начала бы поднимать, если бы не хмурый), — и он тоже ни в каком состоянии не мог первым тронуть женщину, которая сама не лезет с кулаками и ногтями. Поэтому он просто выдохнул Ольге в лицо: «Да ты…», после чего она взвизгнула и испуганно попятилась — как будто правда поверила, что он может первый раз в жизни её ударить. Но Миха только плюнул на пол (чего прежде тоже себе при Ольге не позволял) — и впервые ушёл от неё сам. А она только стояла молча, широко раскрытыми глазами глядя, как он пытается попасть в рукава куртки, и, кажется, сама опешив от своих слов. И… всё окончательно полетело в тартарары. — …Миша, пей чай, остынет… Ольга кивает на дымящуюся чашку. Миха послушно подносит её к губам, отхлёбывает. — Странный какой-то, — он кривится. — Вкус странный. — Зелёный. Вчера купила. Говорят, полезный. Не нравится, да? — Нормально. Чай. Зелёный чай. Полезный. Ольга что, всё ещё верит, что полезной пищей — и чаем — можно как-то поправить его здоровье? Хотя — верит же она, что можно поправить их брак. К тому, что было высказано в пылу ссор, они не возвращаются. Делают вид, будто этого не говорили. И хорошо. Потому что как это можно было бы обсудить, он не представляет. Чай… Почему-то вспоминается, что Анфиса любила чёрный. Ольга не знает (она всё ещё многого не знает — и к лучшему, и так выболтал спьяну гораздо больше, чем собирался) — но в последний год он вспоминал Анфису гораздо чаще, чем до этого. Чем даже после того, как узнал (случайно узнал, на самом деле, друзья ведь пытались от него скрывать…) о её смерти. Тогда он просто разок напился сильнее обычного — и всё. Не стал даже звонить её матери — а смысл? Как она вообще умерла? Действительно ли больше ни разу не сорвалась на хмурый — с тех пор, как рассталась с ним? Может, и так. Но если и нет — он этого уже не узнает. В этот, последний, год… когда всё полетело к чертям… …если бы… если бы Анфиса была ещё жива… За этот год Миху порой посещали мысли — если бы она была жива, может быть, он бы ей наконец позвонил. Может быть, она взяла бы трубку, может, они бы поговорили… и может… Она ведь пыталась его вернуть. Поначалу. И кто бы там у неё после него ни появился — Миха почему-то чувствовал, что её чувства к нему так и не угасли. Наверное, они и правда всегда были сильнее, чем его чувства к ней. Немудрено. Ведь в его сердце всегда был ещё и Андрей… и, сказать по правде, был на первом месте. А вот в сердце Анфисы — только он. Интересно, если бы она была жива… и если бы он позвонил… Согласилась ли бы она… после всех этих лет… …попробовать заново?.. Михе почему-то упорно кажется, что согласилась бы. Что была бы рада, что бросила бы ради него любого мужика, который был бы с ней на этот момент. В конце концов, у неё ведь и детей не было — значит, уходить, если что, совсем легко. Забавно было бы, если бы они снова сошлись. Интересно, получилось бы? После всего… оба — с проторчанным здоровьем… Может, и получилось бы. Анфиса его понимала… во всяком случае, лучше Ольги. И когда ей доводилось за ним ухаживать, это почему-то не бесило, как со второй женой. Блядь. У него даже творческие разногласия с Князем начались после расставания с Анфисой. Вроде и нихуя не взаимосвязано — но ведь правда же. Но если бы не расстались на тот момент — точно бы сдохли. Может, и к лучшему? И с тобой, Андрюха, не успели бы тогда рассориться… Нет. Блядь, нет. С Ольгой у них… во всяком случае, с Ольгой у них дочь. Это главное. А что могло бы — или не могло бы — получиться заново с Анфисой, уже неважно. Всё равно её нет уже четыре года. Андрюха… Андрюха, а с тобой у нас может получиться… заново?.. Вроде даже снова начали общаться… Надолго ли меня хватит?.. Ольга уверена, что всё ещё наладится, что всё может наладиться, — но я-то знаю… Так хочется поверить. Хоть ненадолго… совсем на чуть. Поверить, что что-то будет. Что-то — да будет. И что мы с тобой ещё, Андрюха… Андрюха, я ведь тебя всё равно люблю. Всё равно — больше всех. Понимаешь, да?..