a constant record of disillusion

Парни из Pencey привыкли к дерьмовым группам на разогреве. В прошлом месяце это были метамфетаминовые грайндкор торчки, с которыми дружил Тим, а перед этим группа из учителей на замене, которых знал Шон. Он никогда бы в этом не признался, но втайне Фрэнку нравилось смотреть, как их выступления непременно проваливались. Это было хорошим лекарством от его собственных неврозов перед выходом на сцену. Хорошим способом убедить себя, что даже если он проебется, то хотя бы он не этот чел. Фрэнк пробрался вдоль стены в самый дальний конец комнаты. Отсюда ему видны были только плечи людей спереди, но он давно придумал, как справляться с неудобствами своего роста. Он залез на стул и, с теплым пивом в руках, наблюдал, как недавно зародившаяся группа расходилась по своим местам на сцене. Он не знал, чего ожидать. Одно дело было записать дома неплохое демо, совсем другое — выйти и сыграть его перед другими людьми. Он правда не верил, что они способны на такое. Эти четверо, по-видимому, достаточно приятных ребят, были примерно последними в списке людей, которые, по мнению Фрэнка, могли бы оказаться в одной группе. Комбинация жизнерадостного гика Торо и выглядящего как мускулистый укурок Оттера сама по себе была более чем странной, и становилась страннее, когда они утверждали, что им уже не впервой играть вместе, хотя Фрэнк ни разу до этого о них не слышал. К этому добавлялся факт того, что он вполне четко слышал, как причудливый затворник-брат Майки Уэя тихо хихикал о чем-то про Magic: The Gathering, когда они заправлялись пивом в старом желтом фургоне Pencey перед концертом. Он был самой интригующей загадкой для Фрэнка. Неловкий, говорящий мягким голосом Джерард; загадочный старший Уэй, который почти никогда не ходил на концерты и вечеринки лейбла Eyeball и только таинственно появлялся в 4 утра, чтобы отвезти Майки домой, с пачкой сигарет в бледных руках и стеснительной улыбкой. У Фрэнка были лишь кусочки информации. Шон был знаком с ним в университете и описывал его как умнейшего, милейшего, самого крипового человека, которого он знал. А потом на одной из вечеринок лейбла Майки упомянул, что он работает художником в Нью-Йорке, пытаясь звучать непринужденно, хотя гордость младшего брата прослеживалась в каждом слове. Фрэнк всегда мечтал о брате. Глаза всех были окутаны пеленой, пока они покачивались и спотыкались, настраивая усилители, как стадо животных, загнанных на скотобойню. В зале не было сцены, только освобожденный от толпы для групп и аппаратуры уголок покрытого бежевым линолеумом пола. Майки — худощавый, в очках с толстой оправой и со стрижкой как у мамы из родительского комитета, — стоял с опущенной головой, заняв свою позицию. Он был сосредоточен на своей бас-гитаре, как будто если бы он перестал следить за тем, куда ставит пальцы, их бы откусили ебаные струны. Фрэнк гадал, насколько сильно этим парням надерут задницу. Панки могли быть вполне жестокими, панки из Джерси — тем более, а эти ребята и сами по себе были решительно не крутыми; реальные фрики среди изображающих из себя фриков. Ему было немного жаль как минимум Майки; шкет всегда был пиздец каким приветливым и милым, и даже не держал обиды на Фрэнка за то, что тот не взял его в Pencey. Фрэнк сделал глоток пива. Торо нервно глянул на Оттера, который нервно глянул на Джерарда, чьи глаза были закрыты, как будто он молился или сдерживал рвотный позыв или все вместе. Затем, без какой-либо видимой команды, они начали играть. Сердце Фрэнка забилось у него в горле. С самого начала они звучали хорошо. Очень, очень, блять, хорошо. Несмотря на ужасное сведение и дешевые усилители, они звучали гармонично и чисто. Движение пальцев Торо было непринужденным и безупречным. Он умудрялся соединить мелодичный метал рифф с беспорядочно быстрой прогрессией, и каким-то чудом это звучало охуенно. Красиво, но напряженно. Фрэнк знал, что никогда за миллион лет не сможет играть так же. Демо запись даже и близко не отдавала им должное. Но Фрэнк больше не смотрел на Рэя Торо. Джерард откинул голову назад, сбрасывая короткие черные волосы с бледного лица. Он выглядел до боли юным в своей самодельной футболке, со своими все еще по-детски пухлыми щеками. Фрэнк не видел его взгляд под яркими флуоресцентными лампами, но представлял, что тот смотрит прямо на него. You're not in this alone. (Ты в этом не одинок) Большинство парней выходили на сцену, изображая некую крутость. Они хотели казаться выше той отчаянной нужды в близости, из-за которой сами же здесь и находились; пытались скрыть свою уязвимость, не разоблачать то, что часами сидели над этими текстами в своей комнате, в надежде только стать обожаемыми и желанными, отдать себя другому человеку, но боясь попросить об этом. Не он. Джерард простанывал свои слова. Он кричал их. Он не был обеспокоен срывающимся голосом, только ломал его дальше, полностью оголяя свои эмоции. Он наклонялся лицом к лицу с людьми, кружился во все стороны по самодельной сцене. Между ним и слушающей, наблюдающей толпой не было никакого барьера. Это выступление больше походило на эксгибиционизм. Такая прямолинейная искренность, казалось, должна была быть унизительной, но нет. Джерард развел пальцы, протянув раскрытую ладонь толпе. Like butane on my skin. (Как бутан на моей коже) Он забыл о своем пиве. Забыл, что должен проверить сгоревшие кабели на гитаре перед выходом на сцену. Забыл об экзамене во вторник, к которому не готовился, и о флаерах для концерта, которые должен был распечатать завтра на работе, и обо всем ебучем Нью-Джерси. В этот момент, каким бы пьяным, небрежным, едва разборчивым сквозь ужасное сведение оно ни было, Фрэнк знал, что наблюдает рождение чего-то бессмертного. Небольшая толпа стояла, ошеломленная, а затем восторженно ринулась в действие. Фрэнка почти скинули со стула в бешеной энергии короткого выступления, набирающего обороты, пока уверенность группы росла с каждой песней. Джерард зажато и странно дергал руками, словно одержимый призраком Иэна Кертиса. Между песнями он кричал в толпу, яростно и непристойно, еще больше накаляя обстановку в зале. Торо мотал головой с закрытыми глазами, широко улыбаясь и оскалив зубы. Он врезался в Джерарда, который в свою очередь пинал его по ногам, пока Майки аккуратно избегал их, усердно концентрируясь на своем басу. Пот лился с них ручьями. Они перестали быть нердами и полностью трансформировались в рок-звезд. Джерард с широкими глазами и почти что религиозным пылом закончил выступление, поблагодарив толпу, хрипло прокричав и бросив микрофон на пол. Он ни разу не сказал название их группы. Позже, облака сигаретного дыма затуманивали холодный воздух между столпившимися на улице группами. Двери зала были открыты настежь, и пришедшие на концерт слонялись туда и обратно; почти все из них — друзья, родственники и девушки ребят. Фрэнк даже не пытался сдержать свой пыл. Он дергал свои дреды, хихикая, улыбаясь, перепрыгивая с ноги на ногу, как перевозбужденная чихуахуа перед Торо. — Чувак, это было просто нереально. Просто лучшее дерьмо, что я видел в своей жизни. Просто. Боже. Охуеть. Охуеть. Майки Уэй пристально смотрел на него укуренным взглядом. Все четверо, по-видимому, все еще пребывали в шоке от хуй знает чего только что произошедшего, но Фрэнк предполагал, что ходящий по рукам косяк начинал сглаживать самые острые углы этого шока. Оттер снял насквозь пропитанную потом футболку и завязал ее вокруг шеи, видимо совсем не обеспокоенный холодом. Гигантская улыбка Торо потихоньку возвращалась, расплываясь по всему лицу. Он положил руку на костлявые плечи Майки, потрепав его по волосам, обсуждая с Шоном их общих знакомых, которых они встретили на прошлых выходных на вечеринке Eyeball, и выступления других групп. — Ты отлично сыграл, — сказал Оттер, протягивая Фрэнку пиво. — Я ни разу не видел шкета, который бы так сильно пытался уебашить себя и всех вокруг, как ты. Было круто. Пьяное мямленье переросло в железные планы снова поиграть вместе, однозначно, в любое время. Все пытались помочь, когда гитары и усилители почему-то перестали помещаться в багажник Тойоты Seca Рэя, несмотря на то, что каким-то образом были в ней привезены. Понадобилось несколько попыток, чтобы запихать все внутрь, но в итоге бас Майки пришлось засунуть на заднее сиденье к нему и Оттеру под ноги. Когда улица наконец опустела, все ребята с концерта ушли, а все вещи были разгружены по машинам, Фрэнк подошел к Джерарду. Он стоял один, курил и задумчиво разглядывал мусорку. Фрэнк наблюдал за ним весь вечер, пытаясь остаться незамеченным, но был слишком взвинчен, чтобы начать разговор. Он улыбнулся, надеясь что ямочки на щеках делают его милым. — Можно сигаретку? — А, конечно, — сказал Джерард так же тихо, как и до этого, но с новоприобретенной хрипотцой. Фрэнк заметил на его ресницах немного туши, выделяющей его карие глаза. — Ты неплохо так разъебал себе голос, — сказал Фрэнк. — Это я виноват. Надо было подправить сведение, когда услышал, что у тебя такой низкий голос, но я немного увлекся, наблюдая за вами. Джерард улыбнулся своими неровными маленькими зубами. — Не, не переживай. Фрэнк потер нос тыльной стороной ладони. Он хотел спросить, о чем Джерард размышлял в одиночестве, пока Фрэнк не подошел к нему, и доволен ли он был тем, как все прошло, и смотрел ли он выступление Фрэнка после, и зашло ли ему. Он хотел всем телом наклониться к нему и спросить где он блять был все это время. — Эй, Джерард? — Да? — Это был полнейший разъеб. Вы, тип реально крутые. Я серьезно. Он вдруг осознал, что стоит намного ближе, чем, наверное, стоило бы. Звучит чересчур восторженно. Он был неуверен, это в нем говорит пиво, или все-таки он сам. Джерард изящно приложил руку к шее, как будто проверяя свой пульс, снова улыбаясь. На нем было длинное черное пальто, которое странно прилегало к его талии и бедрам, очевидно рассчитанное на более феминный силуэт. От него несло потом и пивом, и он немного пошатывался. Взгляд Фрэнка был прикован к родинке на кончике его вздернутого носа. — Спасибо, чел. Правда. И за то, что дал нам выступить. Тип, блять. У нас бы не было ни единого шанса найти что-то самим. Фрэнк был немного не согласен, учитывая, что Алекс уже оценил их хуево-но-интригующе звучащее демо, но, с другой стороны, Алекс не был особо придирчив к тому, что он выпускал на своем лейбле. На пути домой в фургоне Pencey было тихо. Обычно они обсуждали свое выступление: жаловались на места, в которых проебались, и запутавшиеся кабели, сравнивали впечатления о девчонках в толпе или о людях, которых узнали с других концертов. Они почти приехали в Бельвиль, когда Хамбон шмыгнул и невнятным голосом сказал: — Каким хуем Майки Уэй оказался в группе, которая лучше, чем наша? Шон усмехнулся с переднего сидения. Фрэнк промолчал, прижимаясь щекой к окну, наблюдая за тем, как пар от его дыхания расползался по стеклу как сердцебиение. Он читал «Под стеклянным колпаком» Сильвии Плат по пути в Юинг — за что Нил его подъебывал, — и сейчас подумал об этом: Я есть, я есть, я есть. Только на концертах он мог наконец-то отпустить в своей голове ту хлипкую булавочку, удерживающую каждый импульс к разрушению и безрассудству, с которыми он боролся каждый день с переменным успехом. Это чувство было единственным, что имело значение; лучше, чем оргазм, облегчение от надолго задержанного дыхания. Он знал, что он действительно выступил; ощущал знакомую приятную боль в мышцах предплечий и шеи, и у него уже набухала шишка в форме стойки для микрофона на порезанной голени, которую он абсолютно не понимал, чем заслужил. Но сегодня, он осознал, он не смог бы прокомментировать, как прошло их выступление, даже если бы захотел. Он не помнил абсолютно ничего. Он с трудом помнил даже свое имя. Только спустя несколько часов, когда он, опираясь на плитку в душе, дрочил своей мыльной рукой, оно наконец-то вернулось к нему в нежно-грубом тембре того ебейшего голоса, крошечном и одновременно огромном: Фрэнк.

***

На дворе был болезненно тусклый январь. Желтушные облака собрались над очередной удручающей репетицией в гараже. Фрэнк и Шон стояли под дорожным знаком на углу и курили в тишине. Ничего не звучало хорошо. Ни одна из новых песен не работала, и они это знали. Фрэнк был слишком уставшим, чтобы даже расстраиваться по этому поводу. По правде говоря, он не думал о своем собственном дерьме уже несколько недель. Он был слишком занят прослушиванием записанных на CD демок перед сном каждую ночь, обнимая своих собак, пока Discman нагревался в руке. Сайт группы был написан маркером на обложке рядом с рисунком кинжала. К ним, шурша листьями, подошел Алекс, обвив себя руками. Он выглядел недовольным всю репетицию. Он выглядел недовольным прямо сейчас. — Фрэнк, есть минутка? Шон выдохнул облако дыма, без слов потушил сигарету о столб и вернулся в гараж, оставляя их одних. Фрэнк пошаркал ногами, мечтая находиться где угодно, только не здесь. Он как будто снова оказался в школе, ожидая быть оставленным после уроков. — Вы звучите как полнейшая хуйня, — Алекс всегда переходил прямо к сути. Это была одна его положительная черта, решил Фрэнк. — Я не буду притворяться вашим ебаным боссом, вы можете делать все, что пожелаете. Но я не думаю, что вы способны на еще один альбом. Даже на EP. По крайней мере не такой, ради которого стоит снимать у меня студию. Фрэнк кивнул, опустив взгляд на свои руки. Он мог бы выпросить больше времени или придумать отмазки, но втайне он был согласен. — Да, я знаю. После изначального порыва музыкального вдохновения от новой группы Майки Уэя он просто устал пытаться писать тексты своим собственным песням. Они все выходили до неприличия слабыми. Переслушивая то, что они уже записали, он не мог поверить, что когда-то гордился этим. Кто, блять, это написал? — размышлял он, чувствуя отвращение. Однозначно не он. Его музыка не была единственным, от чего он отстранился. Фрэнк прогуливал пары по четвергам, чтобы приходить на репетиции той четверки, и Алекс прекрасно об этом знал. Каждый раз, когда Pencey не выступали в один вечер с ними, он отпрашивался с работы и уговаривал Майки найти кого-нибудь, кто сможет его подвезти, чтобы он мог смотреть и напиваться, а после концерта мешать всем, пытаясь завлечь Джерарда в разговор. Фиксации Фрэнка всегда были такими. Абсолютно непредсказуемыми. Бьющими под дых своей интенсивностью, удушающими в своей мертвой хватке. Но эта ощущалась по-другому. Она прорастала внутри него, вытесняя все остальное. Находить возможность услышать, как поет Джерард, стало тем, вокруг чего он строил всю свою жизнь. Его восхищение не ослабевало. Каждая новая песня разрывала его грудную клетку заново. Он не знал, как делать это. Как писать слова настолько грандиозные, что в них помещались бы все его чувства; превратить волнующий все его существо трепет в историю, заслуживающую признания. Как это делал Джерард. Он начал приносить чипсы и свою заначку травы в контейнере его мамы на их репетиции, чтобы делиться со всеми. Он сделал бесчисленное количество фотокопий нарисованных Джерардом флаеров для их концертов и познакомил их со всеми, кого он знал в Нью-Джерской сцене, пытаясь сделать себя незаменимым. Иногда ему приходилось становиться миротворцем, учитывая что у Джерарда развилась плохая привычка выводить из себя участников других групп, выступающих с ними, пьяно распеваясь песнями из мюзиклов перед девушками, которые приходили за кулисы, и обливаясь пивом. Хотя каждое их выступление только усиливало хватку, в которой маленькая группа держала слушателей за горло, они знали ровно нихуя про бронирование и продвижение. Фрэнк знал, что их менеджер Сара, хоть вроде и разбиралась в MySpace и всей хуйне, в отличие от него не имела тесных отношений с владельцами площадок, на которых они по-настоящему находили слушателей. А Фрэнк начал воспринимать нахождение им как можно больше слушателей миссией всей своей ебучей жизни. Он знал, что без него они бы никогда не играли нигде, кроме open mic вечеров в барах. По этой причине следующие слова Алекса были как удар прямо в челюсть. — В общем. Джефф спрашивал про демо. То, с поножовщиной*. В голове у Фрэнка загудело. — Да? И как ему? Алекс подергал заусенцы. — Я переслушал еще пару раз. Качество отвратительное. Они ведь записывали в подвале? — На чердаке. Фрэнк осознал, что его сигарета догорела до фильтра и быстро потушил, прежде чем она могла обжечь его. Алекс усмехнулся: — Боже. Ну. Их репетиции очень такие нехуевые. Он считает, что их стоит отправить к Джону. — А ты? — спросил Фрэнк, немного паникуя. — Ты ведь уже решил, что отправишь их, я прав? Алекс странно посмотрел на него. — Ну, бля, я же не подписал их ради прикола. Это не благотворительность. Но да. Их песни хороши. Типа, лучше, чем большинство местной хуйни. Фрэнк прекрасно услышал его намек, и то, что он даже не оскорбился, послужило подтверждением тому, как сильно на самом деле он отдалился от Pencey Prep. Возможно все-таки стоило уже распустить группу. Он бы наконец-то сосредоточился на учебе. Его мама была бы очень расстроена, если бы узнала, что он проебывал свою стипендию с тех пор, как вернулся с тура. И, виновато подумал он, у него бы освободилось больше времени, чтобы упарываться травой и дрочить в наушниках. Он смотрел, как мусоровоз подъезжает к дому напротив. Из него вылетел полиэтиленовый пакетик и мечтательно закружился в воздухе полудня. — Ты талантливый парень, Фрэнки, — продолжил Алекс более мягким голосом. — Ты мне очень нравишься. Тебе просто нужна правильная группа, — он ушел и оставил Фрэнка наедине с самим собой. Фрэнк скурил еще одну сигарету и наблюдал, как пакетик пролетел над мостом и скрылся из виду.

***

— Хэй, Фрэнки пришел! — Рэй был в футболке Iron Maiden и самых нелепых нердовских очках в проволочной оправе, которые Фрэнк когда-либо видел. Он нагнулся, чтобы обнять его обеими руками, лучезарно улыбаясь, когда Фрэнк завернул на их репточку. — Ооо, чел, ты снова принес нам чипсы? Ты как будто наш маленький ангел. Наш маленький крошечный нагой ангелочек. Фрэнк сделал вид, что укусил Рэя за руку, сразу уклоняясь на безопасную дистанцию, чтобы показать ему средний палец. Ну да, он был маленьким, и да, возможно, он был младше всех них; младше даже Майки, к которому все относились как к коллективному младшему брату, но он не был ребенком. Он играл дольше, чем все они. Он вырос, наблюдая как его отец готовится к концертам, еб вашу мать. — У меня теперь есть Game Boy Advance, — рассказал ему Рэй. — Он охуенный. Я тебе потом покажу. — Оо, чувак, это клево, — ответил Фрэнк, неспособный долго оставаться сердитым на него. Майки тихо улыбнулся ему, согнувшись над своим телефоном. Единственным движением были его быстрые щелчки по клавиатуре. Он перманентно сидел в этом ебаном телефоне; или же, Фрэнк знал, дома за компьютером, проверяя сайт группы и следя за музыкальными досками сообщений, каким-то образом всегда находя что-то новое, прежде чем все остальные об этом узнавали. Джерард вышел из другой комнаты вместе с Алексом, в облегающей голубой футболке, подчеркивающей его бледную шею и мягкую, неспортивную фигуру. Алекс выглядел так, будто они обсуждали что-то серьезное, но Джерард выглядел расслабленным, барабаня пальцами по бедрам, лениво жалуясь на зубную боль, с которой он проснулся несколько дней назад, и смущенно восторженным, рассказывая Фрэнку сколько раз песня про вампиров, которую они выложили в интернет, была скачана. Фрэнк выкурил несколько трубок, откинувшись на покрытый пятнами просевший диван и наблюдая. Джерард достал из кармана исписанную текстами тетрадь в линейку, и Рэй просмотрел их, моргая через линзы очков, пока Джерард объяснял свои идеи. — Я хочу, чтоб это часть была типа та-та-та-та, та-та, — говорил он, ссутулившись, размахивая руками в ритм своим мычаниям. — И потом, я подумал, как считаете, стоит ли сделать еще часть под ней, которая будет таааа, та та-та-тааааа? Его запястья были такими изящными, размышлял Фрэнк. Рэй сидел и смотрел, как Джерард мучительно пытался вытащить ноты из головы, беря в руки гитару каждые пару фраз, чтобы перевести этот беспорядок в музыку. Они должны были начать записывать альбом всего через несколько дней, но новая песня уже приобретала форму так быстро, что Фрэнк знал, что она будет готова вовремя. Она звучала намного менее агрессивно, чем все остальное, что они играли до этого, настолько грустная и красивая, что заставляла всего Фрэнка сжиматься изнутри. Фрэнк абсолютно не понимал, как Рэй схватывал то, что Джерард пытался сказать. Выглядело это как слияние разумов. К тому времени, когда Оттер явился на реальную репетицию, Фрэнк решил, что тот безымянный кусочек стал его новой самой любимой вещью в мире. Он хотел размазать этот звук по коже и валяться в нем. — Что это? — спросил Оттер, крепче сжимая в руках свои хай-хэт. — Просто кое-что, что я бы хотел попробовать, — легко ответил Джерард. — Типа, что-то про зомби. Фрэнк сонно мотал головой туда-сюда, сидя с переплетенными на животе руками, слушая следующие несколько песен с перерывами, в которых они корректировали некоторые части. Музыкальные размеры становились немного рискованными, заметил он, иногда кренясь в преждевременные концовки, иногда вязко растягиваясь в переходах, будто замедляющийся двигатель. Каждый раз Рэй автоматически восстанавливал ритм, выводя остальных обратно на нужные места. Чел был гением, думал Фрэнк, но отличающимся от Джерарда образом. Гений шестеренок-и-колесиков, в то время как Джерард был гением грозового шторма. Он представил Джерарда в фартуке за машиной сладкой ваты, вытягивающего черные облака на палочку и раздающего их детям. Он не сразу осознал, что музыка остановилась, пока не включился обратно в разговор вокруг него. — Вы не можете играть обе линии одновременно, — говорил Алекс. — Они будут работать как надо только с наложением дорожек во время записи, а потом вы потеряете половину песни, когда будете играть вживую. Все ваши песни, на самом деле. У вас столько шикарных контрамелодий, но нет возможности по-настоящему их, блять, сыграть, когда люди придут вас слушать. — То есть нам нужен кто-то, кто будет играть ритм, — сказал Майки. Его голос звучал очень близко к уху Фрэнка. Он перестал дышать. — О, да, блять. Однозначно. Я думаю, что не брать кого-то еще вообще не вариант. Кого-то, кто повысит вашу энергию. Фрэнк зажмурился, все внутри него перевернулось. Он мог слышать выражение лица Алекса, и оно пугало его до усрачки. Что если они попросят его попробоваться прямо сейчас? Что если он вызовется сам, а они его засмеют? Что если это все шутка, и он один не в курсе? — Мне кажется, нам нужен кто-то, с кем мы будем на сцене выглядеть ебанутыми в край, — спокойно сказал Майки. — Какой-нибудь чел, который как ходячее торнадо. Наступила долгая, напряженная тишина. Фрэнк чувствовал на себе их взгляды. Он был вполне уверен, что сейчас отключится. У него была ужасная паника, почти на грани тошноты. Джерард звучал очень далеко: — Да. Ну. Единственный человек, кого мы хотим попросить, на данный момент слишком укуренный, чтобы встать с дивана. Фрэнк открыл глаза. Все смотрели на него с выражениям, варьирующимся от ожидающего до раздраженного. В тот момент он осознал: они уже обсудили это, пока его не было. — Я как бы немного объебанный сейчас, — слабо попытался он. — О чем вы говорите? Джерард повернулся к Алексу, который хмурился на Фрэнка, сложив руки на груди. — Мы можем это решить позже? Он паникует. — Это твоя группа, чел. Закройтесь, когда закончите, — Алекс кинул ключи Джерарду в руку и пнул диван, направляясь к выходу, чем вогнал Фрэнка еще глубже в его паралич. Все продолжили играть, как будто ничего не произошло. Они репетировали до темноты. Ночь была теплой, поэтому они открыли роликовую дверь настежь, чтобы запустить свежий воздух. Маленькие серые мотыльки танцевали вокруг лампочек, и на третьей банке Пепси сахар в организме Фрэнка разогнал часть цемента из вен и вернул на его место кровь. Он осторожно приподнялся, почувствовав себя слишком маленьким для дивана, посмотрев на свои ноги. Все разговаривали, пока собирались; радостные звуки от продуктивной репетиции. Рэй улыбался в ответ на что-то, что рассказывал Оттер, перебирая мелодию из Тетриса, даже не смотря на свои струны, невероятно быстро. Чувство напряженного предвкушения недели записи альбома царило в воздухе, настолько же сильное, как в ночь перед Рождеством. Джерард наклонился над Фрэнком, мягко положив руку ему на плечо. — Пройдемся? Фрэнк молча кивнул. Он не был до конца уверен, что может говорить. Его язык все еще ощущался слишком большим во рту. Он встал и подтянул джинсы; мешковатые и потертые по краям, волочащимся по полу. Джерард обернулся проверить, идет ли он за ним, и направился к островку света на противоположной стороне улицы. Воздух поздней весны пах переполненными мусорками вдоль тротуаров, и Джерард, видимо найдя нужное место, остановился перед пустой парковкой. Он достал пачку Ultra Lights и выдал одну сигарету Фрэнку, зажигая сначала ему, а потом себе. Он засунул руки обратно в карманы. Он стоял так, будто замерз, хотя Фрэнку был виден блеск пота на его брови от заточения в жаре репточки. — Нам нужен второй гитарист. Я хочу тебя. Никакой подводки. Никакой преамбулы. Не мы хотим тебя. Я хочу тебя. Фрэнк сглотнул. — Я не умею играть как Рэй. Джерард не смотрел Фрэнку в лицо, вместо этого опустив взгляд на его руки. — Тебе и не нужно. У нас уже есть Рэй. Мы хотим, чтоб ты играл как ты. Фрэнк долго затягивался, потом медленно выдохнул. — Я не хочу запороть вашу группу. Джерард улыбнулся, совсем чуть-чуть. — Не запорешь, — когда он говорил, его рот двигался немного несимметрично, как будто он перманентно пытался удержать сигарету между зубов на одной стороне. Он наконец-то поднял взгляд на Фрэнка. — Поверь мне. Он верил. Верил ему. До боли. Он все еще ничего не отвечал. — У меня хорошее предчувствие. Ты сделаешь нас лучше. И поэтому я знаю, что тебе нужно согласиться. Это изменит мир. Это спасет жизни, — это были убийственно странные слова; такие слова звучали бы как вершина безумия, утонувшего в заблуждениях, из уст кого угодно другого, но от Джерарда они просто звучали как искренность. Он обещал нечто лучше, чем известность, деньги или наркотики; шанс быть затронутым трансформирующей магией Джерарда, перейти на другую ее сторону и остаться там вместе с ним. Это было самое легкое, самое пугающее решение в его жизни. — Да. Хорошо. Я в деле.